- Пришла твоя очередь, Михайло! Встань! - приказал ему Каретников и затем спросил: - Скажи, як бы ты наказав Мишку Стриженюка, если б це був не ты, и тебе довелось бы его судить?
- Жить хочу, Семен Мыкытовыч! Жить…
- Все мы жить хочем. Но - война! И кому-то в землю придется лечь! Даже коза, якую вы у дядька украли, и она жить хочет. А у дядька, может, есть дети. И они жить хотят. Они ещё ни перед кем не провинились, а ты их уже наказав.
- Да ни, Семен Мыкытович! Пальцем не…
- Козу украл. А она детишков молочком поила. А теперь детишки голодають…
Суд повстанцев решил Стриженюка пощадить. Но постановили: всыпать двадцать плетей и, как проявившего себя в прежних боях хорошим пулеметчиком, определить в полк до Фомы Кожина.
Остальные бандиты тоже отделались легким испугом.
* * *
Вечером в дом, где квартировали Кольцов и Бушкин, наведался Колодуб. Стал в проеме двери, снял шапку.
- Проходи, Петро!
- Да ни! Я - на минутку. Попрощаться. Уезжаю. Отзывае Нестор Иванович. Видать, скучае. Может, якие слова передаете Нестору Ивановичу?
- Скажи ему, что ценю его дружбу, что всё плохое забыл, а хорошее помню. Надеюсь на встречу.
- Спасибо, передам в точности, - Колодуб полез в карман своего громоздкого кожуха и извлек оттуда литровую бутылку. - Цэ - вам для поправки здоровья.
- А вот этого - не надо! - сердито отказался Кольцов.
- Это - надо! - Колодуб сделал два шага и твердо поставил бутылку на стол. - Это не то, шо вы подумалы. Мед. Подарок от моих пчёлок, и трошки - од моей бабы Маруси. Пока я воюю, она пчелками занимается. Получается. А шо в бутылке, то хай вас не смущае. Ничого, кроме бутылок, в хозяйстви не найшлось.
Проводить Колодуба они вышли во двор. Ночь была безлунная. Но было все равно светло. С далекой вышины им светили большие и яркие звезды.
- Счастливо вам оставаться. Надеюсь, ще встренемся, - скупо попрощался Колодуб и растворился в ночной темени.
Он ушел, а Кольцов подумал о том, что оборвалась ещё одна из множества ниточек, благодаря которым человек прочно стоит на земле.
Глава седьмая
Погода в Северной Таврии всё ухудшалась. Морозы не ослабевали уже даже днем.
По мере того как белые войска бежали, Южный фронт сужался. Уже почти весь Крымский перешеек заняли красные, но ещё оставались районы постоянных стычек с белыми. Это были либо рассеянные в боях остатки вражеских воинских частей, или же по каким-то причинам отставшие от своих, или забытые своими солдаты, пытающиеся пробиться к переправам.
Первая армия Кутепова, по приказу Врангеля, должна была до последнего защищать Крымский перешеек. Но генерал Кутепов по-своему понял приказ. Сиваш с его ледяной в эту пору водой он считал достаточно серьезным препятствием и поэтому все силы сосредоточил в основном в двух местах: на Перекопе и в районе Сальково и Чонгара. Лишь только здесь можно было, не намочив ноги, перейти в Крым. Несколько дней и ночей сюда тянулись конные и пешие, военные и цивильные.
Штаб Южного фронта постепенно, по мере отступления вражеских войск, передвигался поближе к Крымскому перешейку. Сначала перебазировались в Асканию-Нову, а затем и в Присивашье.
Фрунзе мечтал на плечах покидающих Северную Таврию врангелевцев с ходу ворваться в Крым. Шестую армию он двинул на Перекопский перешеек. Четвертая армия должна была атаковать Сальково, Чонгар и Арабатскую стрелку.
* * *
Нет, не зря эту часть Таврии назвали Северной. Здесь всегда несколько холоднее, чем вокруг. Когда вдоль Днепра ещё только начинаются легкие ночные заморозки, в Присивашье уже даже днем колючие северные ветры выдувают последнее осеннее тепло и превращают недавно раскисшую под осенними дождями грязь в замороженные комья (грудки) земли. Ноябрь здесь так и называется - грудень. В один из таких дней Повстанческий табор снялся с места и двинулся к Сивашу, в Строгановку. Там уже размещался один из его полков.
Едва только авангардная конная группа во главе с Мишкой Черниговским приблизилась к крайним домам села, как их строго окликнули:
- Стой! Кто идет?
- Не идёт, а едет, - ответил, придерживая свою небольшую рыжую кобылку, Мишка.
- Ну, ты! Не шибко шути, а то и я пошучу! - озлился красноармеец и передернул затвор винтовки.
- Не пошутишь, если жить хочешь, - спокойно сказал Мишка, и пояснил: - Ты - один, а нас полсотни.
- Ладно! - миролюбиво сказал часовой. - Кто такие?
- Повстанческая армия.
- Махновцы? Так бы сразу и сказал, - обрадовался часовой. - А что вы тут, в Строгановке потеряли?
- Тут где-то наш полк. Мы до их в гости.
- Нет тут уже вашего полка. Мы их турнули, потому как и самим места мало.
- Хто это - "мы"?
- Тринадцатая дивизия.
- Не присоветуешь, где теперь наших шукать?
- Может, во Владимировке? Вроде как туда они съехали.
* * *
К рассвету повстанцы разбили свой лагерь во Владимировке, и Каретников сразу же собрал на совещание весь командный состав армии, всех, кто находился здесь, у него под рукой. Прискакали командиры и тех полков, кто квартировал в ближних от Владимировки селах. Соблюдая уговор ничего не скрывать, Каретников пригласил на совещание и Кольцова. Он не отказался, занял место возле теплой печки и просидел там, не вмешиваясь, до конца разговора.
Каретников встал из-за стола и поднес к глазам исписанный листок.
- Послухайте! Только что нарочный привез! - И он стал читать: - "С получением сего Повстанческой армии надлежит форсировать Сиваш на участке Владимировка - Строгановка. Затем через Литовский полуостров выйти на Юшунь, продвигаться дальше, в тылы Перекопских укреплений и способствовать Шестой армии их овладением".
Евлампий Карпенко взял из рук Каретникова бумагу, внимательно её просмотрел и, коротко взглянув на Кольцова, хмыкнул:
- Тилегенция!… "Надлежит форсировать". Это як понимать? Вот Нестор Ивановыч, тот по-простому: "приказую". А тут не поймешь, чи приказывае, чи просит. Даже не знаешь, як поступить?… А хто это просит?
- Сам Фрунзе, - ответил Каретников.
- Ну, если Фрунзе! Шо тут думать! Надо постараться! Взялись за гуж, так тяните шо есть силы! - сказал Евлампий.
- Оно-то так, - согласился Каретников. - В народе як говорят? Надумав лезть в воду, поищи сперва броду. То така присказка. Нас она впрямую касается. Морозы, вода холодна. Где обсушиться, где обогреться? На все размышления у нас - один день. Выступать будем вечером, як стемнеет. Какие у кого предложения?
- Местные тут по пояс на крымский берег переходят, - сказал член штаба Евдоким Коляда. - А в хорошу воду - по колено.
- Это як понимать - "хороша вода"?
- Когда ветер воду из Сиваша в море выгоняет. Летом, случалось, чуть не посуху в Крым ходили.
- Ну и шо ж нам, ждать лета?
- Оно бы и не помешало. Летом, по теплу сподручнее было бы.
- Не превращайте совещание в базар! - насупился Каретников. - Жду деловых предложений. Надо бы поискать среди местных жителей, хто знает броды. Тебе поручаю, Левка, як начальнику разведки, - обратился он к Льву Голикову.
Голиков молча кивнул головой.
Каретников обвел глазами своих "маршалов", как называл своих командиров полков Нестор Махно.
- Остальные тоже без дела не останутся, - пообещал Каретников и остановил взгляд на начальнике медслужбы Крате. - Ты, Филипп, продумай, где раненых располагать, чем перевязывать, лечить?
- Тут не столько раненых будет, сколько обмороженных, простуженных.
- В правильном направлении думаешь, Филипп. Вместе со всеми переправь на ту сторону пару телег с санитарами. Боюсь, им там найдется немало работы.
- Постараюсь, - сказал Крат.
- Ты, Петренко, - перевел Каретников взгляд на командира одного из полков, человека неразговорчивого, медлительного, но четкого и обстоятельного. - Ты продумай, як дровцами запастись. Их нам много понадобится. Костры надо будет сперва тут по берегу запалить, для ориентировки, а потом и на том берегу.
- Где ж ими в этой клятой степи запасешься? Даже кустарник, и тот козы изничтожили, - сказал Петро.
- А ты хорошенько подумай. Может, местные нам чем помогуть? Но на это надежды мало, бо зима подступила, а у каждого - детки.
- Подумаю, - пообещал Петренко.
- Похоже, кой-яки возы и брички нам на этом берегу уже будуть без надобности. Пустим их на огонь, - сказал Каретников. - Сухие, хорошо будуть гореть. А там, в Крыму новые достанем. У них там лесов, як v нас тут соли. Только тачанки по дури на дрова не пустить!
Совещались долго. Пытались предусмотреть даже незначительные мелочи, которые потом, при переправе через Сиваш, могут оказаться неразрешимой проблемой.
* * *
После совещания вышли к берегу Сиваша, остановились возле полуразрушенной мазанки, стоящей почти у самой воды. У кого был бинокль, рассматривали противоположный берег, едва видимый из-за легкой дымки, стелившейся над водой.
Петренко горстью зачерпнул воду.
- Холодна, зараза! Почти лёд.
Прискакал Голиков, с каким-то кандибобером спрыгнул возле Каретникова с коня, доложил:
- Проводника нашли. Вон идёт!
К ним подошел невысокий вихрастый мальчишка со странным, словно бы удивленным лицом.
- Ты, что ли, берешься провести нас на тот берег?
- Но! - коротко отозвался мальчишка.
- У нас так коней погоняют, - сказал Каретников. - Тебя как звать?
- Петренко, - и мальчишка тут же поправился: - Афанасий Петренко.
- Петро! - окликнул Каретников командира полка. - Чего ж молчишь?
- А шо? - отозвался комполка.
- Наплодил детей по всей Украине, и в кусты?
- Ты о чем, Семён? - Петро удивленно посмотрел на Каретникова.
- Спроси у пацана фамилию!
- Ну, скажи! - попросил Петро.
- Петренко. А шо?
- Здравствуй, Петренко! - просиял комполка. - А я, знаешь, тоже Петренко.
Мальчишка с интересом посмотрел на комполка.
- Ладно, потом разберемся. Может, ты еще и мой родич? У меня пятеро братьев - по всей Украине. Твоего батьку як звали?
- Тоже Афанасием.
- Ну, значит, однофамилец, - сказал Петро. - Шоб ты знав, парень, на Петренках та Сидоренках пол-Украины держится!
- И сколько ж тебе, Афанасий, годков? - спросил Каретников.
- Шестнадцать… скоро будет.
- И шо, ты уже ходил на тот берег?
- Летом почти каждый день. Если вода позволяла. А зимой там делать нечего.
- А сейчас як вода? Можно на ту сторону перейти?
- Вам - до пояса, а мне по шею. - Мальчишка указал на Сиваш: - Главное, туда, правее не забираться. Там глыбоко. Якись дурни дядьки там яму вырыли. Когда-сь давно тут турки потопли. Тогда тоже война была. При их, говорят, золото было. Дядьки хотели его найти.
- Нашли?
- Да хто его тут найдет? Покойников, правда, другой раз находят. Сколько годов под водой, а як живые.
- Ну и як? Проведешь нас на ту сторону?
- А чего ж! Можно! - неторопливо, совсем по-мужицки, ответил Афанасий.
- Вода-то холодная, - предупредил Каретников.
- Холодная, - согласился мальчишка.
- Родители тебя отпустят?
- Татка нема, татко помер. А мамка не против. Может, говорит, якусь копейку дадуть. А если ничего такого нема, я и так проведу.
- Серёгин! - Каретников позвал к себе начальника снабжения. - Где Серёгин?
- Только шо тут был. Видать, по делам куда-то отлучился.
- Тогда Петренко!
Комполка, стоявший неподалеку, подошел.
- Бери мальчишку, узнай, где живет, и вместе с Серегиным завезете ему с мамкой продовольствия. И пусть Серегин не скупится! Шоб им до самой весны хватило.
- Сделаем, - сказал Петренко и пошел к коновязи за своим конем.
- И от ещё шо! - Окликнул Каретников уходящего комполка. - Вы с Серегиным мотнитесь в Громовку, и тот яценковский обоз с награбленным пустите в дело. Я там мешки с зерном видел.
- Все чин-чином будет, - пообещал Петренко, подтягивая у коня подпругу.
- Иди вон с твоим родичем! - сказал Каретников мальчишке. - А вечером, як только темнеть начнет - на этом же самом месте. И не опаздывай.
- Не подведу, - уже несколько осмелев, сказал Афанасий.
К вечеру, как и условились, но ещё крепко засветло, парнишка появился на берегу.
Каретников уже был там, следил, как бойцы раскладывают вдоль берега связки дров: будущие ориентирные костры. Ветер к вечеру стал усиливаться. До мазанки, где они днем стояли, стала докатываться пенистая волна.
- Что скажешь, начальник? - обратился Каретников к мальчишке. - Можно переправляться?
- Пока можно, - солидно ответил мальчишка. - До утра, конечно, нагонит.
- Ну, до утра мы уже должны быть где-то под Юшунью.
- Значит, будете.
- Сам-то не утопнешь?
Афанасий промолчал.
- Я его на своего коня возьму, - сказал Мишка Черниговский.
* * *
Когда день уже совсем погас, и на темном безоблачном небе высыпали звезды, на берегу Сиваша стало многолюдно. К кромке берега подтягивались всадники, подъезжали телеги с боеприпасами, санитарные фуры. Топтались на месте, ожидая сигнала, безлошадные пехотинцы с тощенькими "сидорами" за плечами. От безделья подшучивали друг над другом.
- Ну и чего ты туда, Сашко, напихал?
- Всего разного, но легонького. На случай чего, шоб помогло на воде продержаться.
- Ты и так не потонешь.
- Почему?
- Будто не знаешь?
- Воздержусь до Крыма, - мрачно сказал Сашко. - А там, запомни, врежу от души. За оскорбление.
- Какое оскорбление! Здравствуйте! Я к тому, шо ты же умеешь плавать. А ты шо подумал?
- Шо я подумал, это ты потом узнаешь.
Поодаль, посмеиваясь, разговаривала другая группа:
- До чего ж хлоднючая вода. Сам, может, и выживешь, а яйца точно отмерзнут.
- Ну и нашо они уже тебе?
- Да хай бы были. Як память про дурную молодость.
- Ну, шо, командир? Тронемся? - подхватывая Афанасия на своего коня, нетерпеливо сказал Мишка Черниговский. Он со своими конниками был назначен в авангард.
- Давай! - дал отмашку Каретников.
Кони легко вошли в воду, но, почувствовав, как холодом обожгло ноги, стали останавливаться. Тихонько заржали.
- Н-но, Глафира! - подстегнул свою кобылу Мишка, и она, подрагивая от холода, побрела по взбаламученной воде. За Мишкой двинулась его полусотня. А следом в Сиваш пошли пешие и конные: тачанки, две крытые санитарные фуры, телеги, груженные боеприпасами. Едва их колеса скрылись в воде, они, увязая в донном иле, стали двигаться тяжело и медленно. Их начали подталкивать повстанцы.
Каретников сел на своего маштака, но в воду пока не входил, следил за тем, как движутся по воде его бойцы. Заметил, что ветер усиливается и волны Сиваша уже стали подступать почти к самой мазанке.
"Раньше надо было, - с отчаянием подумал он и тут же успокоил себя, - Зато не стреляют. Должно быть, не видят. А, может, и не предполагают, что кто-то решится здесь в такую погоду перейти Сиваш".
Он обернулся к бойцам, с не зажженными факелами в руках, ждущими его команды:
- Запалюйте!
И вскоре вдоль береговой кромки почти одновременно запылали ориентировочные костры.
Полусотня Мишки Черниговского брела в темноте, и лошади уже по брюхо утопали в воде. Он старался держать перед собой ту звезду, которую указал ему мальчишка. Но лошади спотыкались, с трудом вытаскивая ноги из вязкого ила, заваливались, и он терял и не сразу находил эту звезду. И была ли это она, он тоже уже не был уверен.
Обернувшись, он увидел вдали цепочку костров, и сразу повеселел, и тут же обнаружил впереди себя эту нужную ему звезду.
Становилось всё глубже. Лошадиные туловища уже были почти полностью в воде, и над волнистой водной поверхностью плыли только их головы. Лошади отфыркивались, тяжело дышали и все чаще стали от усталости падать на колени, но тут же снова поднимались.
Всадники тоже спустились в воду и, придерживая коней за уздцы, утопая едва не по шею в обжигающе холодной воде, побрели рядом.
Их проводнику Афанасию было здесь уже с головой, он один сидел на спине Глафиры. Мишка шел рядом, с трудом выдергивая сапоги с липкой донной грязи.
- Вправо не н-надо! Т-там яма! - время от времени с трудом повторял Афанасий.
- Пойми, где тут право! - буркнул кто-то из бредущих рядом.
- Вы на ту з-зирку!
- Де там та зирка! Их мильоны!
- Она од-дна… ве-велыка. В-витер, зараза, в-воду нагоняе.
Мишка неожиданно с головой ушел под воду. Вынырнул. Рядом с ним плыла его Глафира. Она тоже уже потеряла под ногами дно и, раздувая бока, тяжело дышала. А на ней, крепко уцепившись за мокрую гриву, с трудом удерживался Афанасий.
Барахтаясь в воде, Мишка стал натягивать уздечку, разворачивая кобылу в сторону береговых огней. Лошадь послушно развернулась и поплыла назад. Но Мишка всё никак не мог нащупать под ногами дно.
- Сюда на надо! - закричал он. - Глыбоко!
Конники остановились, закружились на одном месте.
А Мишка, ощутив наконец под ногами дно, подгреб к товарищам:
- Левее забирайте! Может, где-то там брод!
Мокрый, едва не теряющий от холода сознание, Мишка увидел перед собой одного из своих конников:
- Чередняк! Доставишь на берег пацана! Не то пропадет! - и Черниговский протянул руки к Афанасию, чтобы пересалить его на коня Чередняка.
- Н-не! Я н-не х-хочу! - запротестовал мальчишка.
- Я ж тебя не спрашиваю, хочешь ты чи не хочешь! - сердито сказал Мишка и с силой пересадил Афанасия до Чередняка.
- Я ж обищав… Я п-покажу, - зашелся в плаче Афанасий.
- Не плачь, мужик! Не ты виноват, ню ветер в Сиваш воду погнал! - успокоил мальчишку Черниговский и с силой хлопнул ладонью коня Чередника по крупу. Тот рванул с места и, с трудом вытащив из ила ноги, неторопливо побрел на береговые огни.
Мишка с завистью посмотрел на удалявшихся Чередника и Афанасия. Отвернулся. Но его взгляд, как магнитом притягивал к себе берег и его весёлые огни.
Оттуда, с берега к нему приближались люди, кони, телеги, тачанки. Они увязали в иле. На них наваливались махновцы и с криками "Ра-аз! Два!" продвигали их дальше, к чужому крымскому берегу.