Низко поклонившись, Бата выскользнул за ворота. Он теперь тоже не нес службу на стенах, а по просьбе Максима был приписан к общественным амбарам – чтобы всегда был под рукой. Вообще Максим здесь неплохо устроился – помощником ушлого кладовщика Пиатохи во всяких широко не афишируемых делах. За Пиатохи стоял сотник Паисем, а за ним – кто знает? – может, и сам тысячник, а может, и кто-нибудь повыше. Макс понимал, конечно, что хорошо бы и самому предложить какую-нибудь аферу, не ту, что якобы была связана с земляным маслом, нет, аферу настоящую, которая принесла бы быструю и легкую прибыль… ну, или хотя бы высветила саму возможность подобной прибыли. Об этом вот правитель Черной земли сейчас и задумался, поднапряг головенку и даже ноги подключил – выйдя на улицу, прошелся вокруг всего военного городка наемников в поисках чего-нибудь такого… этакого… чтобы можно было бы относительно безнаказанно украсть и перепродать. Увы! Ничего подобного на глаза почему-то не попадалось, наверное, все уже было оприходовано.
– Да-а, – вздохнув, Макс произнес про себя классическую фразу: "Все уже украдено до нас!"
И свернул на тихую улочку чего-нибудь наскоро перекусить. Как раз под деревьями, тенистыми вязами и раскидистым старым карагачом, притулился торговец лепешками и жареной рыбой, рядом с которым устроился и торговец водой, а чуть позади – цирюльник, лихо обрабатывающий голову какого-то крестьянина устрашающих размеров бритвою, больше напоминающей если и не меч, то уж, по крайней мере, цептеровский ножик. Тот, который у Баты.
Обменяв у торговца завернутую в лепешку рыбину на пару нефритовых бусин, молодой человек присел на корточки, как и все, в тени, подальше от жаровни. Вкусная оказалась рыбина – прямо во рту таяла. Еще бы к ней вина или пива… Максим порыскал глазами – ни разносчиков вина, ни торговцев пивом что-то поблизости видно не было. Вот всегда так! Когда они не нужны – они есть, а когда требуются – поди-ка поищи! Ну, ладно, вода так вода.
Макс жестом подозвал водоноса:
– Эй, парень, вода у тебя не прогорклая?
– Что ты, что ты, господин! Самая лучшая вода, с ручья! – приложив руку к левой стороне груди, заверил мальчишка-разносчик.
– С какого еще ручья, чудо?! Где ты тут ручьи-то видал?
– А у старой каменоломни… Там течет!
– Это мутный-то такой? – вступил в разговор только что побривший голову франт в длинной одежке с многочисленными украшениями и пуговицами. – Вот я сейчас тебе уши-то оборву!
Он протянул руку, но мальчишка ловко увернулся, однако уходить – не уходил, видно, все-таки рассчитывал продать свою воду.
– Мутная в том ручье вода, когда камень рубят, а поутру, раненько, так самая прозрачнейшая! Я поутру и беру.
– Ну, ладно, ладно. – Макс протянул пацану оставшуюся бусину. – Давай, наливай попробовать.
Разносчик шустро наполнил водой небольшой медный стаканчик:
– Пей, господин. Да будет вечно крепок дом твоего Ка!
Вода и в самом деле оказалась вкусной, прозрачной, прохладной даже… или это просто так показалось, что прохладной.
– А что там за каменоломня? – отдавая водоносу стакан, просто так поинтересовался Максим. Точнее сказать, не просто так – в городке наемников затевался небольшой ремонт, и камень был бы нужен, особенно дешевый ох не помешал бы. – Так я спрашиваю: чья она?
– А ничья! – беззаботно улыбнулся пацан. – Там все, кто хочет, камни берут.
– То есть как это – все, кто хочет? – Джедеф-шардан насторожился.
– Да она заброшена давно, каменоломня эта, – тоже отпив воды, вступил в беседу франт. – Там и камня-то уже считалось, что нет… а вот немного есть, оказывается!
– А какой там камень? Туф?
– Ха, туф! Скажешь тоже. Известняк, конечно. Но хороший, крепкий.
Известняк, ага… и каменоломня – заброшенная…
Дождавшись, когда франт отошел в сторону, Максим поманил к себе водоноса:
– А покажи-ка мне каменоломню, парень!
– Идем, господин. Здесь не так уж и далеко.
В городе не чувствовалось осады. На улицах – такое впечатление, что безо всякого дела, – слонялось множество людей, нахваливая свой товар, громко кричали зазывалы-торговцы, ну разве что не было торговцев пивом и не пекли булочек – прекрасных хрустящих хлебцев: зерно все-таки приходилось экономить. Ах какой чудесный запах шел когда-то в Уасете из многочисленных пекарен! Такой вкусный, хрустящий, что, кажется, его вполне можно было есть вместо самих булок. Во дворцовой пекарне тоже пекли такие… дети их очень любили… дети… Господи, скорее бы их увидеть, прижать к себе, подбросить вверх на руках – ах как смеются!!!
Ощутив вдруг щемяще-сладостное чувство, Максим потряс головой – не нужно было сейчас об этом думать, совсем не нужно. Некогда расслабляться! Потом…
– Долго еще?
– Скоро уже, господин. – Разносчик обернулся. – Вот сейчас, на площади у старых амбаров, свернем… Ты, видно, нездешний, господин?
– Я наемник.
– А! Ясно. Ну, вот уже и площадь, господин.
Максим и сам не знал, что его задержало на этой маленькой площади. Может быть, каштаны, или кусты акации, или уютные домики вокруг, или любовно высаженные между деревьями и кустами цветы, ярко-желтые, небесно-голубые, малиновые… Славная площадь. Красота какая… деревья, цветы… И музыка! Бубен и флейта.
Необычно нежная и вместе с тем ритмичная, мелодия доносилась из-за деревьев, с той стороны площади. Похоже, там толпился народ. А музыка напоминала французский шансон… еще бы аккордеон добавить – и сходство почти полное. И каштаны. Жаль, еще не созрели.
А что же там народ собрался? Какой-нибудь митинг? Ага, как же – митинг! Долой царя Апопи! Вся власть советам! И этим, как их… комиссарам.
– Подожди-ка, – Макс неожиданно для себя задержал проводника-водоноса.
– Ага, – ничуть не удивился тот. – Господин хочет взглянуть на акробаток?
– На акробаток?
– Есть тут две девушки, каждый день дают представление – многие приходят смотреть. Очень красиво!
– Что красиво – представление или девушки?
– И то и другое, мой господин. Ну что, подойдем взглянем?
Фараон махнул рукой:
– Пошли.
Музыканты – старик с бубном и юноша-флейтист – заиграли живее, собравшийся вокруг народ зашумел, захлопал в ладоши и вдруг затих. На небольшую утоптанную площадку из-за кустов выкатились – вот именно выкатились, кувыркаясь через головы, – две девчонки, две платиновые блондинки. Гибкие тела их не были столь смуглы, как у местных. Скорее всего, шарданки.
Изгибаясь, словно морская волна, акробатки прошлись в танце, а затем, под усилившийся рокот бубна, одна ловко вскочила на плечи подруге, выпрямилась, воздев руки к небу… и вот уже встала на одной ноге, широко расставила руки, словно летящая куда-то в неизведанную даль птица.
Народ восхищенно загудел, послышались одобрительные крики. А девушка, словно в невесомости, спрыгнула наземь и поклонилась. Затем подружки переглянулись и прошлись колесом, казалось едва касаясь земли кончиками пальцев.
Красивые девушки… очень красивые. К тому же – блондинки, не очень-то обычное дело для Хат-Уарита, как и для всей Черной земли. Однако сейчас некогда на них любоваться, не время.
Вспомнив о делах, Максим ткнул юного водоноса кулаком в бок:
– Ну, что засмотрелся? Идем!
Когда фараон вернулся домой, в свою хижину, там уже поджидал его верный Бата. И сразу приступил к докладу о Сетиур-ка-птахе. Почти целый день мальчишка ошивался возле ворот его дома и кое-что узнал, точнее сказать – увидел. Увидел, как слуги привели в дом двух девчонок, по виду – рабынь или служанок… или даже проституток, ну, явно не дам из общества. Девчонки испуганно жались друг к другу, оглядывались и вообще, как заметил Бата, не выглядели сытыми.
Девчонки… Две… Интересная, однако, новость, особенно в свете того, что уже было известно о купце и его мальчиках.
– Хм… И зачем только ему эти девушки? – задумчиво протянул Максим.
– Не знаю, господин. – Бата покачал головою и, повернувшись, поправил висящую в дверном проеме циновку. – Может, они прибираться в его доме будут?
– Что, там некому прибраться?
– Или варить пиво?
– Еще скажи – плясать и услаждать слух! – Фараон рассмеялся и тут же спросил: – Красивые хоть девчонки-то?
– Очень красивые, господин! – без раздумий отозвался Бата. – Нездешние, не смуглянки. Светловолосые… верно, они из моего народа.
– Шарданки?! – удивился Макс. – Однако везет мне на них. Значит, говоришь, светленькие?
– Светленькие, мой господин.
– Угу. – Правитель Черной земли ненадолго задумался, после чего послал Бату за десятником Манкасеем. Пора было уже тому отрабатывать подаренную ему жизнь!
В ожидании вечера Максим навестил Пиатохи, поведав тому о заброшенной каменоломне, в которой, как выяснилось, полно еще было известняка.
– Я вот думаю, неплохо бы нам эту каменоломню прибрать к рукам, – открыто посоветовал Макс.
Идея сия поначалу не вызвала у кладовщика особого энтузиазма.
– И зачем нам заброшенная выработка? Камнем будем торговать? Так кто сейчас его купит?
– Мы, дружище, и купим, – хитро улыбнулся молодой человек. – Сами у себя! Мы ведь ремонтируем казарму… Да и на ремонт городских стен выделены немалые средства.
– Постой, постой! – Пиатохи, похоже, наконец сообразил, что к чему, и довольно улыбнулся. – Понял тебя! Только нужно будет вступить во владение каменоломней через подставных лиц… Это мы обмозгуем, сегодня же обмозгуем… Молодец, Джедеф! Я всегда знал, что ты умный и хитрый. Ну а что там с земляным маслом?
– Ищу подходы к купцу Сетиур-ка-птаху. Удалось выяснить – он любит мальчиков. На этом мы его и…
– Ха, тоже мне секрет! – громко расхохотался Пиатохи. – Да об этом весь город знает. Подумаешь… Кто как хочет, тот так и живет – чего уж в этом такого? Так что не понимаю, на чем мы этого купчину подловим?
– Найдем на чем, был бы человек…
– Это ты верно заметил, Джедеф, очень верно! Вот и занимайся этим купцом, а я уж, так и быть, возьму на себя самое трудное – каменоломню.
– Ха! И этот человек только что обозвал меня хитрецом! – ухмыльнулся Макс. – А сам… Ладно, насчет купца – я не против. Он, оказывается, еще и покупает девчонок-рабынь!
– Девчонок? – Кладовщик удивленно приподнял правую бровь. – Вот уж, воистину удивительно – Сетиур-ка-птах и девчонки. Впрочем, он богатый человек и может себе позволить все, что угодно. Разумеется, кроме богохульства и оскорбления царствующего величества. Вообще, скажу тебе по правде, этот купец – крепкий орешек, и не так-то просто будет найти к нему подход. Ну, купил девок – и что? Даже если он их убьет – будет в своем праве.
– Я думаю, может, подсунуть купчине своего человечка? Какую-нибудь девушку…
– Нет у нас верных девушек, – рассмеялся Пиатохи. – Лучше подсунь ему своего братца! Ладно, ладно, не обижайся, шучу!
– Братца, говоришь? – Максим задумался. – А что? Идея хорошая, клянусь всеми богами Дельты!
К вечеру вернулся с докладом Манкасей. Поклонившись, уселся на циновке с подобострастной улыбкою. И, выпив поданного Батой вина – аж покраснел от такой чести! – огорошил:
– Купец Сетиур-ка-птах – постоянный покупатель юных рабынь!
Макс даже присвистнул: вот оно как, оказывается!
– Знаю я тех работорговцев, что поставляют ему товар, так вот, примерно раз или два в месяц Сетиур-ка-птах присылает за девочками своих слуг.
– Слуг? Вот этих самых мальчиков?
– Их. А кого ему еще посылать? У него ведь никаких других слуг и нету.
– Согласен. – Фараон качнул головой. – Однако как же они там выбирают?
– А тут много ума не надо, – ухмыльнулся десятник. – Берут все время одинаковых – светленьких шарданок!
– Шарданок?!
– Ну, не обязательно шарданок… Но всегда – светловолосых.
– Бата, – тут же обернулся Макс, – сегодняшние рабыни… ну, те, которых привели к купцу, они были шарданки?
– Не знаю, господин. Но светловолосые.
– Так-та-ак… Вот оно, значит, что… И все равно – ничего не понимаю! Судя по твоим словам, Манкасей, у купца должен уже быть дома целый гарем! Бата, ты видел во дворе дома девчонок?
– Нет, господин.
– А хорошо ли смотрел?
– Я забирался на дерево, мой господин! И, клянусь Осирисом, никаких девчонок во дворе не видел. Ну, кроме тех двух.
Максим покачал головой:
– Тогда тем более непонятно. Что он там их – ест, что ли?
– А что? – осмелился хохотнуть Манкасей. – Разделывает на мясо и продает – он же купец!
– Да, но тогда зачем выбирать? Какая разница, кого разделать на мясо – светленькую или темненькую? Или вообще – рыжую! Ладно, подумаем и над этим.
– Кстати, торговцы рабами жаловались – нет у них сейчас подходящего товара, – уже прощаясь, вдруг вспомнил десятник. – Вообще, сейчас с рабами сложно – осада. Так, в городе если кого за долги продадут или от бедности.
– От бедности, говоришь…
Едва Манкасей вышел, Макс подозвал Бату:
– Вот что, парень. На площади, недалеко от старой каменоломни, каждый день выступают две акробатки. Рабыни или свободные… Красивые светловолосые девочки. Завтра вечером я должен знать о них все.
– Слушаюсь и повинуюсь, мой господин, – низко поклонился мальчишка.
Весь следующий день, до вечера, Максим провел на службе – никуда не денешься, несмотря на все благоволение сотника, надо было хоть когда-то там появляться. Денек, как нарочно, выдался жаркий и тянулся нескончаемо нудно, так что молодой человек едва дождался, когда небесная лодка Ра стала уходить к горизонту. В голову лезли разные тревожные мысли: о Тейе, о детях, о царице-матери Ах-хатпи. Как они там? И еще отец… и Максим… тот боксер из Питера – второе "я". Впрочем, нет, он живет уже своей жизнью… вернее, это Макс – Ах-маси живет своей. И прежней, городской жизни иногда жалко. И даже – не иногда… Вот тот же Париж – как приятно было там вновь побывать. Увы, не так все просто с Питером! А съездить бы! Обязательно съездить, ну сколько уже можно? Навестить отца… под чужим именем… или просто хоть посмотреть издали.
Васильевский остров. Серебряные крыши. Эх… Пройтись бы сейчас по родной Девятой линии, неспешно добрести до метро, а потом махнуть… нет, не на "Данфер Рошро", а на Невский! Прогуляться до Дворцовой, свернуть к Неве, а потом через мост – вернуться к себе, на Ваську… Господи, да возможно ли это будет хоть когда-нибудь? Ладно, вот разберемся с делами… Здесь их полно. Да и не простой он человек – великий фараон, царь – а значит, за все ответственный.
Вернувшись домой, Максим, дожидаясь Бату, прилег отдохнуть и как-то незаметно уснул, проснувшись лишь ночью… или поздним вечером – в фиолетово-черном небе уже горели луна и звезды.
Шевельнулся… И вдруг ярко вспыхнул светильник!
– Кто здесь?!
– Господин, я не осмеливался тебя будить.
Бата… Ну правильно, кто же еще-то? Нервы, нервы… Хотя, с другой стороны, не нервы, а осторожность – змею-то ведь все же подкинули.
– Ну, что там у тебя, парень? Докладывай.
Акробатки оказались рабынями. Принадлежали они тому самому старику, что играл на бубне, как и другой раб – юноша-флейтист, неравнодушный к одной из девчонок – Заире. У другой, Таты, тоже имелся поклонник, какой-то молодой человек из местных, Бате пока не удалось выяснить, что это за тип, впрочем, сейчас были новости и поважнее.
– Какие-то смазливые юноши не так давно подходили к старику Зареме, – негромко продолжал Бата. – Настойчиво просили продать акробаток. Старик им тогда отказал. А через два дня выяснилось, что он много чего и кому должен! И, чтобы расплатиться, нужно продавать девчонок – другого выхода нет. Табулай сильно переживает.
– Кто такой Табулай?
– Тот парень, флейтист, что влюблен в Заиру.
– А про второго поклонника, значит, ты не узнал?
– Не успел, господин. Завтра узнаю все!
– Завтра, завтра, – заваливаясь на ложе, буркнул Максим. – Завтра акробаток, может быть, уже купят. Так куда же купец девает девок?! А что его мальчики? Что говорят?
– Они почти не выходят из его усадьбы, мой господин!
– Почти?
– И вообще ни с кем не разговаривают.
– Не хотят?
– Думаю, им запрещает хозяин.
– Хорошо. – Фараон задумчиво почесал недавно отпущенную бородку. – А ведь с ними неплохо бы хорошенько потолковать. Да что там неплохо – нужно! Вот что, Бата, где ты, говоришь, живет этот любитель мальчиков?
– Совсем недалеко от той площади, где выступали акробатки.
– Ага… Значит – и старая каменоломня там рядом! Славно, славно… Вот что, Бата, завтра пойдем туда вместе. То есть не вместе. Сначала – ты, потом – я. Встретимся на площади акробаток.
Бата ушел рано, едва рассвело, Максим же, наскоро умывшись, надел парадную набедренную повязку и, тщательно подведя веки зеленой краской, отправился к амбарам.
– Ого! – завидев его, еще издали округлил глаза Пиатохи. – Ты что, жениться собрался? А ведь вроде женат…
– Я отправил свою жену на заработки, ты же знаешь.
– Странный обычай!
– В Черной земле в трудные времена так делают многие. Даже правители. Но она из хорошей семьи, моя жена. Не хотелось бы терять такую супругу. За тем и пришел.
– Зачем? За женой своей? – Кладовщик недоуменно похлопал глазами. – Так ее здесь нету.
– Не за женой, – оглянувшись, терпеливо пояснил Макс. – Она, видишь ли, у меня очень ревнивая и спелась с моим младшим братцем, ты его знаешь, Батой. Подговорила присматривать за мной в ее отсутствие.
– Вот это братец! – громко расхохотался Пиатохи. – Клянусь Баалом, был бы у меня такой – я бы его убил!
– А тут познакомился с одной девой… красивой и стройной, как кипарис.
– Ого!
– Воспылала ко мне любовью… Но она – замужняя дама…
– Понял, понял, понял, – ухмыляясь, кладовщик замахал руками. – Тебе нужно место… гм… для интимных встреч?
– Именно так, дружище Пиатохи, да будут благоволить тебе все боги Дельты!
– Мм… могу уступить на время амбар… Но только тут людно, сам знаешь.
– Знаю. Амбар не подойдет, – Максим резко понизил голос. – А вот та старая каменоломня, помнишь?
– Да, я уже послал туда своих людей – сделать ворота. – Кладовщик снова расхохотался и хлопнул собеседника по плечу. – А вообще – там неплохое местечко. Вот только ложа нет!
– Придется уж взять с собой верблюжью кошму…
– Кошму, говоришь? Ай Джедеф, ай распутник! Лихой ты парень, как я посмотрю, – до чужих жен жадный! Ладно, удачи… Я скажу своим, чтобы не мельтешили.
Акробатки все так же кувыркались на площади. И все так же стучал в свой бубен старик, и флейтист с грустными глазами тянул свою унылую песню.
– Где они живут, ты узнал? – Максим обернулся к Бате.
– Да, господин. Здесь недалеко, в царском доходном доме.
– Здесь все доходные дома – царские.
Им повезло, двое слуг (или не только слуг, гм…) купца Сетиур-ка-птаха вышли из ворот усадьбы примерно через час после того, как Макс и Бата заняли наблюдательную позицию за кустами. Слуги, женственно-красивые юноши, несли с собой большую пустую корзину, как видно оправились на рынок.