Я снова с подозрением оглянулся на дверь. В лавку мы сегодня еще не заходили, но это местечко было одно из наших любимых и мы были хорошо знакомы с его хозяином. И раз уж мы оказались настолько близко, чтобы расслышать что-то, судя по звукам, зловещее, можно ли было оставаться в стороне?
- Я на минутку, - бросил я Раулю, с сомнением поглядывающему то на наших дам, то на вход в лавку и, вскочив на верхнюю ступеньку, распахнул дверь, звякнувшую подвешенным над ней колокольчиком.
В помещении царил обычный приятный безмятежный сумрак, пахло бумагой разных сортов, пергаментом, клеем и тушью. Впрочем, сумрак был не совсем безмятежным. Маленькая толпа - если можно разуметь под толпой компанию человек в пять, одетых преимущественно в черное - все зависит, конечно, оттого, как именно они могут толпиться, сгрудилась у прилавка с картами. Еще один посетитель, делая вид, что ничего особенного не происходит, внимательно разглядывал пришпиленную к стене большую карту Нового Света. А один из пятерых, массивный детина, грузно навалившись на прилавок, держал могучей рукой за шиворот сухонького картографа в черной шапочке и съехавших очках и грозно рычал - ни одного внятного слова при мне пока не прозвучало.
- Доброго дня, мэтр Аугустус! - произнес я приветливо. - Откуда гориллы?
И запоздало вспомнил, что это был явный промах с моей стороны - о существовании горилл в экваториальной Африке узнают намного, намного позже… Взоры, молчаливо обратившиеся ко мне, были полны лишь непонимания и подозрения. И совершенно машинального неодобрения, так как в своем бархате прекрасного цвета обожженной глины с золотым шитьем я крайне мало напоминал правоверного пуританина вроде самих этих суровых простых ребят. Должно быть, само пребывание в этом многогрешном городе для собравшейся здесь мрачной компании было немалым испытанием.
Меня кольнуло странное чувство. Наверное, я должен был им сочувствовать.
Но если все будет совсем не так, как нам известно - то с какой стати?
Мэтр Аугустус что-то придушенно пискнул, беспомощно скребя тонкими, сухими и полупрозрачными, как паучьи ножки, пальцами по краю прилавка. Вцепляться в держащую его руку он, должно быть, боялся. Что ж, раз его держали не совсем за горло, можно было еще немного поговорить и выяснить в чем дело, тем более что никто не оказался в состоянии постигнуть смысл нанесенного сходу оскорбления.
- Если вы уже закончили, господа, - продолжил я светским тоном, приблизившись, - отпустите этого доброго человека, он мне нужен.
- Мы не закончили, - хрипло возразил здоровяк, сгребший воротник картографа в крупный волосатый кулак. Другие пошевелились, ни слова не говоря, но с явным намеком, что лучше мне будет убраться отсюда подобру-поздорову. Я сделал вид, что намека не понял и непринужденно оперся о тот же прилавок. Человек в углу, - в обтрепанном плаще, что стало заметно, когда глаза немного привыкли к сумраку помещения после солнечной улицы, и с уныло-вдохновенным видом завзятого и исключительного книгочея, - кажется, старался не свернуть себе вытянутую шею, одновременно пытаясь смотреть на карту и не упустить ничего из происходящего. Ох уж эти созерцатели жизни… Вмешивайся, не вмешивайся, а всегда можно попасть под горячую руку. Надеюсь, эта отважная белая мышь поймет, когда уж точно пора будет выскакивать вон.
- Не очень похоже на почтенный научный диспут, - заметил я, мельком глянув на примятые тяжелым локтем карты.
- Богословский, - дружно рыкнули сразу двое или трое, даже порадовав меня таким единодушием.
- Да неужто? - поразился я. Но ирония этим людям была, похоже, неведома.
- Этот иудейский пес смеет утверждать, что земля не просто круглая, а шарообразная, - угрюмо прохрипел "душитель картографа" на мгновение обернувшись.
Картограф протестующее фыркнул нечто невнятнее, но я разобрал смысл - он утверждал, что на самом деле он грек.
"Рак за шею греку цап!.." - всплыл в голове абсурдный стишок с легкой вариацией в злободневном ключе. Тьфу. Я отогнал этот бред, хотя что-то от клешни в этой благочестивой длани несомненно было.
- Отпустите его, - повторил я уже без иронии.
Здоровяк повернул голову, будто на шарнире, и посмотрел на меня, вздернув густые брови: "Ты это серьезно?"
- Земля - шарообразная, - сказал я с нажимом.
Кто-то возмущенно засопел, кто-то зашаркал ногами. Кальвинист очень медленно разжал пальцы и так же медленно выпрямился, не спуская с меня до предела раскрытых маленьких задумчивых кабаньих глазок. Или рачьих? Почти что "на стебельках". Но разве ракам есть какое-то дело до того, какой формы может быть земля?
Мэтр Аугустус отпрянул от прилавка с обиженным прерывистым вздохом, нервно поправляя свою всегдашнюю аккуратную хламиду. И вот его невзрачный гнев я бы, пожалуй, назвал праведным.
- Этого не может быть, - сердито возгласил другой гугенот, постарше и повыше. Некоторые люди полагают, что благообразная седина придает вес их словам, даже когда устами их глаголет неиспорченный наивный детский лепет. - Небо не может находиться внизу, там же где и Преисподняя!
- И, тем не менее, это так, - сказал я чуть более едко, чем если бы имел в виду простую форму глобуса.
На плечо мне тяжко упала чья-то рука. Глядя то на благородного старца, то на здоровяка, я не стал присматриваться к тому, кто подобным образом еще вступил в разговор, но реакция оказалась мгновенной и немного неожиданной для меня самого. Я поймал внезапно вмешавшуюся в светскую беседу конечность одной рукой за запястье, другой толкнул под локоть, повернув как импровизированный рычаг. И с возмущенным вскриком, позволивший себе лишнее незнакомец упал на колено, потеряв равновесие и точку опоры. Гугеноты непроизвольно шарахнулись, освободив место падающему, я тоже слегка удивленно выпустил его и отошел на шаг. На какую-то долю секунды воцарилась гробовая тишина.
- Господа! - подала первой дребезжащий голос из своего угла белая мышь. - Невозможно! Это дурной тон! Никто не затевает поединков подобным образом!
Ах ты, господи, еще и тут знаток выискался.
Рухнувший было мракобес вскочил, по-собачьи встряхиваясь, выхватил массивную шпагу и, тяжело и свирепо дыша, развернулся. Заказывали поединок?.. Я пожал плечами и обнажил рапиру.
- Это нечестиво! - возмутился пожилой гугенот, жаль, не уточнив, что именно. Оскорбленный кальвинист бросился вперед.
Я поймал его оружие в угол между клинком и эфесом, подхватил, хлестко подкинув, чуть не тем же круговым движением, что только что. Шпага пуританина со свистом и дребезгом отлетела в угол. Земля круглая, господа, и не поверите, но она еще и крутится!..
Острие рапиры остановилось у горла моего противника. Еще одно мгновение недоуменной сосредоточенной тишины - когда самым отчетливым звуком стало тиканье маятника в соседней комнате. Потом белая мышь, подскочив как ошпаренная, метнулась в угол за выбитым оружием, схватила добычу и бочком придвинулась к кальвинистам, чтобы благородно вернуть ускользнувшее имущество владельцу. Дружно оглянувшись на звон отлетевшей шпаги и сверкнув угрюмыми взглядами, кальвинисты вконец помрачнели. С тихим взвизгом обнажились и другие клинки, но никто пока не трогался с места.
- Есть еще желающие поспорить? - со зловещей предусмотрительностью осведомился я, чуть опуская клинок от горла своей "жертвы".
Обезоруженный пуританин отпрянул, и здоровяк метнулся на его место, атакуя с энергией вепря, и я повторил тот же маневр, с тем же звоном в углу и с тем же исходом.
Раскрасневшись, как перед апоплексическим ударом, здоровяк попятился. Пожилой пуританин, отойдя на шаг, за спины своих товарищей, сверлил меня холодным пристальным взглядом.
- Рыжий, - сказал он, будто ему вдруг все стало ясно. - Все рыжие люди служат дьяволу! Это адская метка.
Забавно, кое-что хорошее о себе, глядя недавно в зеркало, я подумал и сам. Правда, больше обратив внимание на бывшее тогда на моем лице выражение.
- Вам уже так страшно? - любезно поинтересовался я.
Двое из божьего воинства изготовились к бою, тот, что потерял оружие первым, уже снова обрел его и тоже приготовился повторить попытку. Но в это мгновение за дверью зазвучали тяжелые шаги, и дверь распахнулась.
- Что происходит? - прозвучал новый голос, явно привыкший к повиновению и… собственно говоря, знакомый. - Опустите оружие! Мои ребята шутить не любят.
Я покосился на дверь. Угрожающе уперев руки в боки, темным, не предвещающим ничего хорошего силуэтом, в светлом проеме возвышался давно знакомый мне сержант жандармов. Откуда он только взялся? Что ж… Оружие мы все опустили.
- Полно, братья, - величественно сказал пожилой пуританин. - Нас ждут дела!
- Позвольте… - сержант преградил ему путь.
- Да позволено мне будет заметить, - суетливо вмешалась белая мышь, - я был лишь свидетелем. Эти господа были спровоцированы…
Жандарм подозрительно сощурился и каким-то зловещим движением убрал руку с косяка. Кальвинисты степенно проследовали мимо него, сопровождаемые в кильватере не отстающей ни на шаг белой мышью. Я спрятал рапиру в ножны, выпрямился, сложил руки на груди и проводил их ироничным взглядом. Процессия спустилась с крыльца и растворилась где-то снаружи. Сержант поглядел какое-то время им вслед, потом обернулся, устремив стальной, ничего не выражающий взгляд на меня. Хотя последнее определение было уже неверно, в глубине светло-серых глаз вспыхнул смешливый огонек, а через мгновение мой старый приятель Пуаре и сам расплылся в лукавой радостной улыбке и весело подмигнул.
- Теодор! - воскликнул я. - Рад тебя видеть, старина!
- Шарди! - Пуаре поднял ладони в беззаботном приветствии и шагнул вперед. Мы сердечно пожали друг другу руки, по заведенной старой привычке - по-римски - повыше запястий. - Ну ни на минуту нельзя оставить тебя без присмотра!
- О чем это ты? - деланно удивился я.
Рауль, придерживавший дверь, покачал головой.
- Сюда уже можно пускать дам? - поинтересовался он слегка неодобрительно. - Дебошей больше не предвидится?
- Можно, - ответили мы с Пуаре в один голос. Кажется, нас поддержал и мэтр Аугустус, давно прекрасно знавший всю нашу компанию и давно уже облегченно переводивший дух.
- Неучи! - наконец в голос пожаловался мэтр Аугустус, пока Рауль, дамы, их камеристки, а также Мишель и Максимилиан - верный слуга Рауля, очень занятный невозмутимый субъект, невероятно худой, высокий и будто приплюснутый некогда с боков каким-то экзотическим прессом, входили в лавку. Мишель, едва оказавшись внутри, быстро осмотрелся, но не найдя никого, на ком можно было бы испытать его лекарские таланты, кажется, испытал большое разочарование. Пуаре с улыбкой поклонился дамам, но, судя по всему, он успел уже поздороваться с ними раньше, прежде чем вошел. - Возмутительные невежды! - продолжал мэтр Аугустус: и невежи тоже - мысленно прибавил я его невысказанную обиду. - Боги, куда мы катимся?! - вопросил он тоном вопиющего к небу. - Неужели они когда-нибудь начнут здесь заправлять?!
Мы с Пуаре дружно повернулись на каблуках, пораженно посмотрев на негодующего картографа.
- Этого не будет, - сказал я.
- Ах, если бы вы были правы, монсеньер, - в сердцах громко вздохнул мэтр Аугустус, дрожащей рукой поправляя помятые проволочные очки.
- Я уже собирался войти, - небрежно вставил Рауль с каким-то намеком, - когда завидел Теодора. И решил, что так получится изящней. В конце концов, было бы неловко, если бы кого-то вынесли вперед ногами. - Рауль у нас известный циник и дамское общество явно не мешало ему шутить.
- Да, это было бы неосторожно, - протянул Пуаре, задумчиво потирая подбородок.
- Что ты имеешь в виду? - поинтересовался я.
Пуаре бросил на меня любопытный взгляд.
- Когда ты приехал в Париж?
- Вчера.
- И как будто не смотрел по сторонам, - ехидно заключил Пуаре.
- У моего брата никогда не было такой привычки, - снисходительно заметила Диана, и Пуаре с готовностью ей кивнул. Я пренебрежительно фыркнул, задумавшись, между тем, что же я упустил.
Мэтр Аугустус снова вздохнул.
- Господин Пуаре совершенно прав. Сейчас в Париже никто не хочет ссориться с этими… - мэтр Аугустус выдержал какую-то борьбу с собой, но не смог найти более уважительного определения: - людьми. Понимаете, мир не должен быть подорван, всем строжайше запрещено затевать с ними ссоры.
- И? - вопросил я, не впечатлившись. Не я же первый начал безобразничать.
- И понятное дело, все споры рассматриваются в их пользу, - продолжил Теодор. - Тебе просто повезло, что ты еще не успел никому пустить кровь. Конечно, твою голову им бы вряд ли выдали, но неприятностей ты бы получил больше, чем можешь себе представить. - Я перехватил взгляд Дианы. Та незаметно подняла руку и многозначительно постучала себя пальцем над восхитительным золотым локоном, то бишь - по виску. Боже мой, какие все вокруг мудрые…
- Не преувеличивайте! - отмахнулся я. - Даже смешно.
Пуаре меланхолично покачал головой.
- Не так смешно как хотелось бы, поверь! Одна надежда, что скоро все это кончится и большая часть невесть что возомнившего о себе сброда уберется восвояси.
- Теодор, - сказал я с укоризной, - среди них отнюдь не только сброд!
Пуаре дернул плечом.
- Но хлопоты-то именно с ним, верно?
Изабелла, раз уж она вошла в лавку, с интересом рассматривала карты, не принимая участия в завязавшейся странной, немало удивлявшей меня беседе. Вдруг что-то привлекло ее внимание.
- Позвольте, мэтр Аугустус, - позвала она картографа, указывая на какую-то гравюру. - Но где же здесь Австралия?
Пуаре обратил на нее вопросительный взгляд. Мэтр Аугустус наклонил голову, будто плохо расслышал.
- Прошу прощенья, моя госпожа, где - что?..
Воцарилась тишина - с таким же чувством недосказанности и пустоты как белое пятно на карте, даже не помеченное надписью "Terra incognita" - по крайней мере, такая надпись предполагала бы, что какая-то "terra" там все-таки имеется. Те, кто еще помнил, что такое неоткрытая пока Австралия, затаили дыхание. Никаких еще бумерангов, никаких утконосов, никаких кенгуру и вомбатов…
- Аоста-Вэлли, - кашлянув, тихим, но твердым голосом произнесла Изабелла, на удивление бесстрашно и невозмутимо перехватив искательный взгляд жаждущего помочь картографа и спокойно перевела палец, указывая на совсем другое место.
- Ах, вот же она, - умиленно обрадовался мэтр Аугустус. - Аоста-Вэлли, она же Вэлли-д’Аоста!.. На севере Италии, - охотно прибавил мэтр Аугустус, хотя Изабелла показывала на новое место на карте абсолютно четко, так что в истинном местонахождении упомянутой области трудно было усомниться. - Она такая маленькая для такой большой карты, можно сразу и не заметить непривычным взором, - картограф снисходительно покачал головой с добродушной улыбкой, мягко глядя поверх очков. Так и захотелось исключительно дружески хлопнуть его каким-нибудь глобусом по черной шапочке.
- В самом деле, - с кроткой улыбкой согласилась Изабелла. - Благодарю вас, мэтр Аугустус, как же я сразу не разглядела.
Было уже хорошо за полдень, Пуаре оказался один, без своих мифических "ребят" и совершенно не занят. "До пятницы я совершенно свободен" - как сказал один сказочный персонаж из другого мира, и мы заглянули в одно из самых пристойных городских заведений, куда можно было податься в светском обществе и с благовоспитанными дамами - в "Золотую лампадку". Тут, на первый взгляд, ничего не изменилось, разве что было немного оживленней и шумнее обычного. Мы поднялись в отдельную комнату, чистую и аккуратную, со столом, застеленным белоснежной скатертью. Мэтр Жако, тщедушный, но бодрый благообразный старичок, проводил нас лично и с особой заботой препоручил своим внимательным домочадцам. Так что последующие несколько часов мы провели за светской и иной, которую нельзя было определить столь безмятежным словом, беседой. О новостях, в основном, рассказывал Пуаре, мы все больше помалкивали и слушали. Теодор, будто заведенный, перечислял творимые приезжими кальвинистами пока что мелкие бесчинства.
- Уже скоро месяц, как все это творится, - рассказывал Пуаре. - Дешевые гостиницы набиты битком. Все эти бедняки съезжаются заранее, чтобы "занять место"…
- Полагаю, что бедняки из обеих партий, - вставил я, рассеянно сжевав оливку.
Пуаре вздохнул.
- Да, но со своими-то хоть как-то справиться можно… Так вот, они съезжаются заранее. И понятно, что большинство их давно уже изрядно поиздержалось. Это же Париж. Здесь все дорого, а кругом соблазны. А значит - что? Остается единственный выход - вообще не платить. Что они, за милую душу, и делают. Жалоб больше, чем можно выслушать, даже если заткнуть уши!.. - Пуаре задумчиво повозил в блюде какой-то гриб, стрельнул глазами на невинно глядящую на него в ожидании продолжения Диану, так же невинно улыбнулся и продолжать не стал.
Пока мы сидели наверху, наслаждаясь воздушной запеченной форелью, снизу послышался какой-то шум. Мы послали узнать, в чем дело, но шум уже улегся сам собой - просто кто-то из кальвинистов настаивал на том, чтобы ему поднесли мясо, ну а в среду и именно в "Золотой лампадке", конечно, такого счастья было не дождаться. Трактирщик, правда, тут же пошел на уступку и всучил скандальному посетителю копченый окорок - свежего мяса у него нынче и не водилось. Посетитель посмотрел на окорок, решил, что это ему не подходит и, в итоге, покинул заведение.
- Как мне все это надоело, - вздохнул Пуаре, - вы просто не представляете! Я скоро буду бросаться на людей.
После трапезы мы проводили дам домой. Диана хмурилась и ворчала и, кажется, была не прочь продолжить поиски приключений, но, как ни крути, это было решительно невозможно.
По дороге мы натолкнулись на любопытную демонстрацию. Толпа людей в черных одеждах, перегородив улицу от края до края, хором пела псалмы. О вокальных данных многих из них можно было не вспоминать, но пение было громким, торжествующим и зловещим одновременно. Гимны, как водится, звучали хвалебные - о приходе в землю обетованную, о даровании победы над нечестивыми и торжестве правды в граде грешном.
- Отчего-то это будит во мне мысли отнюдь не благостные, а наоборот, возмутительно кровожадные, - философски сказал Рауль, неодобрительно хмурясь и немного отступая назад.
- Ну, если уж даже у нас… - пробормотал я.
- Ты хочешь лезть в эту кашу? - быстро спросил Рауль.
- Боже упаси, - сказал я категорично.
В одно из окон, распахнувшихся наверху, что-то выплеснулось. Тут же с десяток человек принялись выбивать внизу дверь дома.
- Как мне все это надоело… - протянул Пуаре.
И мы отправились в обход через квартал. Разговор как-то не клеился. Пуаре, кажется, распирало, но поглядев на девушек, он, едва начиная говорить, тут же замолкал. Дам мы доставили домой в целости и сохранности и, все-таки, без всяких приключений. Ни отца, ни Огюста и Готье на месте не было, мы оставили дам на попечение всех слуг и камеристок, а сами отправились пошататься немного вокруг да около вместе с Пуаре. И вот тут-то он разговорился не на шутку. Если при дамах он и впрямь говорил о каких-то мелочах, то теперь речь пошла хоть и о чем-то же подобном, вроде грабежей, но если можно так выразиться, в неадаптированной версии.