- Купцы, - отозвался юноша, развязывая и скидывая сандалии и сбрасывая с плеч плащ. - Они пользуются тем, что осень нынче не очень штормовая и рискуют, плавают туда-сюда, чтобы успеть наторговать побольше до начала зимы. Хотя парус наш, не финикийский и не ливийский, а среди ахейцев купцов немного. Чем им у нас торговать? Шерсти, вина, масла у нас и у самих хватает, амфоры и чаши здесь делают не хуже, чем в Афинах, а дорогие побрякушки, серебро либо изысканные ткани не очень и сбудешь - народ Эпира не так богат, и знати у нас мало. Скорее всего, просто хотят взять запасы воды и продовольствия и поплывут дальше, на север.
- А куда? - Андромаха расстегнула и сняла пояс и запуталась в складках пеплоса, развязывая ремешки сандалий. - Что там, на севере?
- Тоже земли Ойкумены. Я их плохо знаю. Спроси Феникса. Но уже в соседней с нами Иллирии можно, говорят, выгодно обменять бронзовые изделия на плотные шерстяные ткани и хорошей работы чаши и кубки, которые дороже пойдут на юге. В этом я смыслю мало - я же не купчишка какой-нибудь…
Неоптолем снял свой хитон и уселся на покрытый зелеными волокнами водорослей камень, вокруг которого шелестели и пенились кружева пены. Прибой был слаб, но брызги все равно взлетали довольно высоко, попадая в лицо юноше, который наслаждался их прохладой одновременно с горячей лаской солнечных лучей. Его тело, еще недавно истощенное болезнью, но теперь вновь сильное и упругое, было покрыто ровным золотистым загаром, на котором ярко розовели еще не потускневшие шрамы едва заживших ран.
Он искоса посмотрел на Андромаху и увидел, что она, сняв свой пеплос, стоит босая, в короткой золотистой тунике, отбросив на спину длинную бронзовую косу.
- Раздевайся, я не смотрю, - проговорил он, вновь проклиная себя за эту, теперь уже просто идиотскую слабость.
- Не смотришь? Это почему же?
И она что есть силы топнула ногой по набежавшей волне так, что юношу обдало целым водопадом брызг.
- Вот тебе! - И тут же со всего размаху толкнула его в плечо так, что он от неожиданности потерял равновесие и плюхнулся в воду.
Неоптолем вскрикнул, вскочил, вдруг поняв, что она с ним играет, и не зная, злиться ли на нее или смеяться. Андромаха же, хохоча, кинулась бежать, легко ступая босыми ногами по вылизанной морем гальке, рассыпая вокруг себя брызги. Ее волосы распались, развеваясь легким плащом, касаясь смуглых сверкающих бедер, и казалось, что она вся соткалась из острых лучей солнца и огненных капель воды.
- Стой! - крикнул Неоптолем и кинулся следом.
- Не догонишь! - кричала она. - Не догонишь!
- Я не догоню?! А ты забыла, что мой отец бегал быстрее всех в землях Ойкумены?
- Ну вот и докажи, что ты умеешь бегать так же!
И она припустила еще быстрее, но тут же поняла, что юноша и в самом деле вот-вот догонит ее и, вдруг резко остановившись, вскочила на длинный, плоский камень, языком вдававшийся в море и, раскинув руки, кинулась с него в воду.
Неоптолем, не раздумывая, прыгнул следом. Он нырнул и, как учил его Пандион, раскрыл под водой глаза.
Нагие руки Андромахи коснулись его вытянутых рук, и он увидел лицо женщины совсем близко. Изумрудные глаза в изумрудной воде казались еще больше и прозрачнее. Она смотрела и улыбалась, качаясь, вся раскинувшись среди загадочного сияния. Неоптолем взял ее ладони в свои и тоже вытянулся, раскинув ноги, позволяя морю приподнять и раскачивать его тело, будто оно было невесомым.
Так они плыли и не плыли, глядя друг на друга, держась за руки, в прохладном и нежном сиянии волн.
Потом оба одновременно поняли, что сейчас задохнутся, и вынырнули. Плечи Неоптолема поднялись над водой, Андромаха окунулась с головой и тут же вновь показалась, хохоча и цепляясь за локти юноши.
- Мне тут глубоко!
Он тоже смеялся.
- Как ты здорово ныряешь!
- Плавать в море я любила еще маленькой девочкой! - проговорила она, сплевывая воду и пытаясь найти ногами дно. - Фивы, где я выросла, вообще стояли у самого моря, ближе, чем Троя. Я часто купалась вместе с моими братьями.
- А с Гектором вы разве не купались вместе? - не удержался Неоптолем.
- В море? Что ты, нет, конечно! Когда я вышла замуж, ведь уже была война… К морю было не подойти, там стояли ахейские лагеря. Мы только в прудах и купались. Гектор знал, что я люблю плавать, но так и не видел, как я по-настоящему плаваю…
Они вышли из воды и улеглись на теплых камнях, головами друг к другу. Андромаха повернулась на спину, мокрая туника облепила ее всю, и сквозь ставшую почти прозрачной легкую ткань юноша увидел все великолепие ее точеного тела. Он не знал еще, что полускрытая нагота манит куда сильнее наготы откровенной, но ощутил в этот момент такой жар и такое головокружение, словно упал вниз головой в бездонную огненную печь.
Он закрыл глаза и стиснул зубы, чтобы не закричать. Желание накрывало его волной, но он понимал, что это нужно преодолеть. Он не верил сейчас ни себе, ни Андромахе. Ее манящее тело, ее легкая, ошеломляющая доступность, - все это было слишком нарочито, слишком вдруг… Словно давно обещанный подарок, который дарили потому, что обещали подарить. Неоптолем знал, что доверчивая решимость Андромахи идет не от сердца - вернее, не знал, но чувствовал, и потому боялся этой решимости.
Лежа на спине, не открывая глаз, но всем телом ощущая близость женщины, юноша прошептал:
- Если сейчас я возьму тебя, ты меня возненавидишь!
- Нет, - спокойно сказала Андромаха.
Но он не двинулся с места. Что-то особенное происходило в его душе, что-то настолько необычное, что он терялся, ища объяснение тому, что с ним творится.
Наконец, он повернулся на бок и привстал на локте. Молодая женщина смотрела на него вопросительно и выжидающе.
- Послушай, Андромаха. Ты мне много рассказывала о моем отце. Благодаря тебе только я и узнал его… - голос Неоптолема дрогнул. - А теперь, пожалуйста, расскажи мне о Гекторе!
Она вздрогнула.
- Зачем?
- Чтобы нам стать ближе. Ты любишь его, значит, чтобы до конца тебя понять, я должен понять его. Тем более, что мой отец так его любил.
Андромаха приподнялась, села, расправляя на коленях уже полувысохшую ткань туники. Отбросила с плеча волосы. Ее лицо стало строгим.
- Как мне о нем рассказать, Неоптолем? Я и он - одно существо. Я не могу разделить нас, чтобы говорить о нем и не говорить о себе. И я ведь много про него говорила, когда рассказывала об Ахилле. И тебе больно, когда я о нем говорю, я же вижу!
Но он упрямо покачал головой.
- Если я не научусь терпеть и эту боль, то чего я стою? Расскажи!
Откуда-то пришел ветер, и усилился прибой. Волны подкатывали к камням, на которых сидели царь и его жена, шелестели возле их ног, отбегали, накатывали с новой силой, обдавая их прохладными брызгами. Чайки носились над водой, выхватывая из завитков пены блестящих на солнце рыбешек, кричали, гонялись друг за другом.
Солнце ушло с полуденной высоты, когда Андромаха замолчала, переведя дыхание. Рассказывая, она то и дело сбивалась, то вспоминая первую встречу с Гектором, сразу после гибели Фив и смерти ее родных, то описывая военные подвиги героя, то говоря о том, как любили его троянцы и как он сам любил всех своих воинов и своих близких. У нее кружилась голова: Гектор вновь стоял перед нею будто живой.
Умолкнув, женщина отвернулась, чтобы Неоптолем не увидел ее слез.
- Он был действительно великий, - проговорил юноша, и снова дрожь в голосе выдала поднявшуюся в нем бурю. - Мне таким не стать!
- Но ты - сын Ахилла, а он был не менее велик! - Андромаха справилась с собой и подавила рыдания. - И к чему эти сравнения? Ты спас меня и моего сына, и я - твоя жена. Разве этого мало? Я исполнила твое желание - рассказала тебе о Гекторе: И все. Кончим с этим. Ну!
Она повернулась к нему всем телом, с вызовом глядя ему в глаза. В следующий миг юноша обнял ее, накрывая губами ее влажные губы.
- Мой царь! Мой царь, где ты?
У Неоптолема вырвался крик бешенства и он резко обернулся, в то время, как Андромаха наклонилась, прикрывая свои обнаженные ноги распущенными волосами. Из-за выступа берега выскочил раб по имени Гилл и остановился, увидав перекошенное от злости лицо юного царя.
- Чтоб ты провалился в Тартар! Что тебе надо?! - взревел юноша. - Как ты посмел тревожить меня и царицу?
- Прости меня, господин мой! - Гилл низко согнулся и попятился. - Но меня послал за тобою Феникс. К тебе прибыли важные гости.
В памяти Неоптолема тут же явился корабль, который они видели недавно на подходе к гавани…
- Кто прибыл? Что им надо? И отчего это так срочно?
Раб склонился еще ниже.
- Из Микен приплыла царица Электра. Она просит тебя принять ее.
- Только ее и не хватало! - вскрикнул царь Эпира. - Ну и гости нас жалуют… Впрочем, не принять ее нельзя, только что бы ей выбрать другое время! Ладно, ступай, найди одежду, мою и царицы, и принеси сюда. Я не пойду к этой ведьме нагишом, хотя бы для того, чтобы не показывать, сколько шрамов на мне оставил ее братец со своими псами!
Глава 15
В центральный зал Неоптолем вошел, облаченный в синий, до колен, хитон и белый плащ. Золотой венец, который он почти никогда не надевал, делал его лицо старше и строже.
Он спросил Андромаху, не хочет ли та принять микенскую царицу вместе с ним, но молодая женщина отказалась.
- Если хочешь, я буду в соседнем покое, чтобы слышать ваш разговор. Но самой мне говорить с этой женщиной не хочется.
- Да и мне тоже, - усмехнулся царь. - Но у меня нет выбора.
Электра вошла в зал одна - сопровождавшие ее трое или четверо мужчин остались у входа.
Микенской царице исполнилось недавно двадцать восемь лет. Едва взглянув на нее, Неоптолем сразу отметил огромное сходство с Агамемноном. Высокая, сильная, с мужской посадкой головы, Электра с первого взгляда казалась мужчиной, переодетым в женскую одежду. Однако черты ее лица, от природы смуглого и вдобавок загорелого, были достаточно тонки, и если бы не некоторая тяжесть подбородка и не излишняя густота бровей, ее можно было бы даже назвать красивой. Одевалась царица Микен с подчеркнутой простотой - на ней был лиловый хитон, настолько короткий, что видны были охваченные широкими ремнями сандалий щиколотки. Руки открыты выше локтей и, так же, как и лицо, покрыты густым загаром. Пышные темные волосы, стянутые на затылке в узел, обрамляла и поддерживала серебряная диадема. Очень дорогим и изысканным был в наряде царицы только пояс троянской работы: из тонкой кожи, прекрасно выделанный, украшенный множеством крошечных золотых заклепок и с роскошной золотой застежкой.
- Приветствую тебя, отважный и благородный царь Эпира, могучий Неоптолем! - произнесла женщина, останавливаясь перед креслом царя и кланяясь.
Голос у нее был низкий и звучный, и интонации его тоже очень напоминали Агамемнона.
- Здравствуй и ты, славная царица великих Микен, мудрая Электра! - ответил юноша, поднимаясь с места и отвечая таким же поклоном. - С чем пожаловала ты в Эпир?
Неоптолем даже не стал спрашивать, отчего к нему приехала царица, а не ее муж, царь Пилад. Во всех ахейских землях было известно, кто на самом деле правит Микенами.
- Я привезла богатые подарки в знак своего сожаления о безумном и страшном проступке моего брата, - произнесла женщина. - И сказать, что радуюсь твоему выздоровлению. В Микенах все возмущены попыткой убить сына величайшего из героев Ойкумены, все желают тебе здравия и молят о тебе богов!
Ее голос звучал искренне, и, говоря, она не отвела глаз.
- Подарки сейчас везут с моего корабля. Шесть мешков золота и серебра, тканей и драгоценных сосудов. Я хотела бы подарить тебе и шестерку прекрасных коней - мой отец гордился их предками, которых привез из Колхиды. Но море бывает в это время года очень неспокойно, а лошади плохо выносят сильную качку - они могут взбеситься.
- Я благодарен тебе, Электра, за твою заботу и за такие роскошные дары - сказал Неоптолем. - Но ведь не только это заставило тебя плыть из Микен в Эпир? Ты могла прислать с подарками кого-то из своей родни и придворных…
По лицу молодой женщины прошла неуловимая тень, она обвела зал быстрым взглядом. Кроме нее и Неоптолема, здесь находились несколько мирмидонских воинов, четверо рабов и старый Феникс.
- Мне нужно кое о чем поговорить с тобою, царь. Но я бы хотела, чтобы мы остались вдвоем.
Феникс вопросительно посмотрел на Неоптолема. Тот кивнул, взмахом руки велел выйти воинам, затем приказал одному из рабов:
- Принести сюда кресло для царицы, и все уйдите из этого зала.
Еле уловимый шорох за дверью, ведущей во внутренние покои, возможно, был услышан Электрой, однако та сделала вид, что ничего не заметила. Когда центральные двери закрылись за ушедшими рабами, она уселась в кресло и свободно, по-мужски вскинула ногу на ногу. На правой руке выше локтя, под откинувшимся краем хитона, блеснул широкий золотой браслет с чернью. Неоптолем вспомнил, что когда-то его носил на запястье царь Агамемнон.
- У меня еще два дела к тебе, Неоптолем - сказала царица Микен. - Первое касается твоей новой родни. До недавнего времени у нас в Микенах жил человек по имени Гелен. Ты слыхал о нем?
- Нет, - покачал головой юноша. - А впрочем… что-то мне, помнится, говорил Феникс. Он - троянец, да?
- Он - родной брат Гектора, точнее, сын царя Приама от одной из наложниц, тех, что были до его женитьбы на Гекубе. Ему сейчас что-то около сорока пяти лет. И на сыновей Приама и Гекубы он был, должно быть, в обиде.
- Из-за чего же? - удивился Неоптолем. - Разве сын наложницы из гарема мог рассчитывать на царский венец? У Приама наложниц было, как я слышал, очень много.
- Верно, но все они, будто сговорившись, рожали ему только дочерей, - усмехнулась Электра. - Гелен был долгое время его единственным сыном. Но вот царь женился, оставил свой гарем, и Гекуба стала рожать ему одного сына за другим. Правда, Гелен вроде бы никак не проявлял обиды и зависти, однако, когда началась война, он через некоторое время перешел на сторону данайцев!
- Вот ублюдок! - вырвалось у Неоптолема.
- Мой отец тоже его не жаловал, хотя и принял в своем стане, - голос Электры звучал ровно, но губы брезгливо покривились. - Он сказал, что не хотел бы убивать троянцев, но готов рассказать, как строится и воюет троянская армия, сколько в ней воинов и каково вооружение. К тому времени данайцы и так уже узнали троянскую армию в бою, к тому же Гектор сразу после измены Гелена перестроил правила ведения боев и армию, так что измена особой пользы ахейцам не принесла. Видимо, Гелен надеялся, что, взяв Трою, Агамемнон сделает его там царем и своим наместником, однако быстро понял, что отец его презирает. Но деваться было некуда, и он оставался с ахейцами и сражался на их стороне, хотя многие говорили, что особая отвага его не отличала. И вот однажды во время битвы кони твоего отца, великого Ахилла, внезапно понесли. В том бою возницей у него почему-то был не знаменитый Нестор, а кто-то другой. Рывок оказался неожиданным, и Ахилл упал, а это было в самой гуще боя. В это время за ним неслась колесница Менелая, и возницей в ней как раз был Гелен. Кони налетели бы на упавшего и подмяли его, но Гелен успел соскочить и, схватив лошадей под уздцы, остановить их. Один из коней ударил его копытом и разбил колено. Гелен остался хромым на всю жизнь.
Однако Ахилл, которому он, возможно, на самом деле спас жизнь, был ему благодарен. Он написал письмо к царю Пелею и дал Гелену один из своих кораблей. Немного оправившись, троянец уплыл во Фтию, где Пелей его принял и позволил жить во дворце. Ты тогда был очень мал и вряд ли это помнишь. Вскоре Пелей умер, и перебежчик уехал в Микены - о нем уже шла слава, как о спасителе Ахилла, кроме того, стали говорить, будто у него - дар пророчества. Царица Клитемнестра, которая всегда очень любила всяких пророков и колдунов, приняла его при дворе. Говорят, Гелен был ее любовником до того, как она сошлась с Эгистом и задумала с ним вместе убить моего отца.
Голос Электры при этих словах стал резким и сухим, а в глазах загорелись злые волчьи искорки. Рука, украшенная браслетом Агамемнона, с силой стиснула подлокотник кресла.
- Так или иначе, Гелен оставался во дворце и при Эгисте, тот его не выгнал, пользуясь всякими там его предсказаниями. Я тоже не гнала его - он еще не стар, но хром, слаб и безобиден, кроме того, он мне кое в чем помог: с его помощью я когда-то спрятала своего брата от Эгиста.
Электра сделала паузу, ожидая, что Неоптолем попросит продолжать. Но царь Эпира молчал. И тогда она вновь заговорила:
- Недавно Гелен узнал о твоей женитьбе на Андромахе и попросил разрешения уехать в Эпир, если, конечно, ты согласишься принять его здесь, помня, что он спас Ахилла.
Неоптолем усмехнулся. Он видел, что длинный рассказ Электры о Гелене и ее просьба - вовсе не то главное, ради чего она явилась в Эпир. Что же еще она ему скажет?
- Он хочет жить в моем дворце? - сухо спросил юноша. - Но ведь я убил его отца!
- Он, скорее всего, не любил Приама, - проговорила Электра. - И во дворец он не просится - ему, как он говорит, хватило бы любой лачуги в городе. Он сам себе напророчил, что доживет до старости только в Эпире, где стала царицей троянка.
- Вряд ли Андромаха будет ему рада, - чуть заметно возвысив голос, сказал Неоптолем. - Но я, конечно, не откажу в лачуге спасителю моего отца. Даже в целом доме и десятке рабов. Только видеть его часто мне бы не хотелось. Он приплыл с тобой, царица?
- Да, он ждет твоего решения на моем корабле. Я отдала ему часть троянской добычи Агамемнона, так что кое чем он обеспечен и не станет просить у тебя ни скота, ни хлеба - сам всем обзаведется. Я передам ему твою волю.
- Это первое дело, с которым ты пришла сюда, высокородная Электра. А второе?
- Второе… - тут царица Микен, как показалось юноше, впервые заколебалась или притворилась, что колеблется, но затем вновь заговорила. - Я тебе сообщу сейчас одну новость, и ты сам решай, как поступить с тем, что узнаешь. Месяц назад в Микены приехали финикийские купцы. Ты сам знаешь, как много известий и рассказов они всегда привозят с собою. Я всегда их принимаю: мне интересно узнавать о том, что происходит в дальних землях. Тем более, что двоих купцов, приплывших на этот раз, я знаю уже не один год - они бывали у нас еще при отце. В этот раз они проделали большой путь и рассказали много интересного. Кое о чем я уже слыхала. Но самым интересным был рассказ об эфиопском восстании.