- Спасибо, Авлона, - герой чуть усмехнулся. - Ты - храбрый воин, но, знаешь, я всю жизнь обходился без чьего-либо заступничества, я всегда сам за себя заступаюсь. Тащи. И если в ранках - гной, их придется прижечь. Раскалишь один из наконечников и введешь в ранку. Только сперва гной нужно отсосать. Для этого возьми полую камышинку. Сможешь?
- Это удобнее делать просто ртом, и этому меня учили, - ответила девочка твердо. - Я все сделаю, как надо, потерпи…
Когда после извлечения второй стрелы и прижигания раны Ахилл вновь потерял сознание, Авлона, наконец, не выдержала и разревелась. Она знала, что амазонка, прошедшая посвящение, не имеет права плакать, тем более, до конца сражения, а это сражение еще не окончилось, но Авлона ничего не могла с собой поделать. Она до крови искусала себе губы, пыталась задержать дыхание, но рыдала все громче, размазывая ладошками по щекам слезы и грязь. Она пыталась молиться Артемиде, покровительнице амазонок, но не могла сосредоточиться. Она ненавидела себя за слабость. Ведь царица, посылая ее на помощь своему мужу, верила ей, верила, что всему ее научила, что ее приемная дочь сможет сражаться, как взрослая воительница, и не струсит. А эти слезы девочка считала трусостью…
Она вновь раскалила в очажке кончик стрелы, которая чуть-чуть не достала сердца Ахилла, и с яростью уколола себя в ногу. Резкая боль зажала горло горячим комком и остановила рыдания. Авлона отшвырнула стрелу, встала, подошла к полуразрушенному выходу из гробницы, где в столбе солнечного света лениво кружилась пыль, поднятая легким ветерком. За порогом была сухая земля, кое-где поросшая клочками серой, провяленной на солнце травы, несколько таких же полумертвых кустиков, желтые заросли колючек, на которых трепыхались, зацепившись за них, темные клубки перекати-поля. Вокруг стояли жилища мертвых, дважды умершие, потому что даже их неживые обитатели в большинстве своем их уже покинули. Воздух, нагретый утренним солнцем, начинал дрожать и струиться, делая очертания предметов нерезкими и неверными. Пронзительную тишину нарушал лишь негромкий свист сусликов да шуршание ящериц, иногда мелькавших на камнях и обломках кирпичей.
Авлона вслушалась, потом тронула рукой землю. Никого. Тогда она громко хлопнула в ладоши, раз, другой. Под полуразрушенным сводом звук был сухим, как земля кругом. Девочка села у входа на обломок спаянных известкой кирпичей и тихонько запела:
У меня есть желтый камень,
Он пришел из моря к нам,
Ловит солнце он снопами
По утрам и вечерам!
А когда заходит солнце,
Он согреет мне ладонь,
В нем огонь, но он не жжется,
Это ласковый огонь.
Я в него смотрю на свет,
В нем страна, которой нет!
Горы в нем и облака,
Неподвижная река.
Желтый камень отразил
Мир, который раньше был…
- Это что за песенка? - негромко спросил Ахилл, приподнимая голову. - И что за камень?
Авлона обернулась, улыбаясь:
- У амазонок любят петь эту песню после состязаний, когда все танцуют возле костров. А камень я видела - его часто находят у моря, только на севере его больше. Мы зовем его "греющий камень", потому что он всегда теплый и не остывает даже зимой. Его вправляют в рукояти мечей. Когда он прозрачный, в нем всегда какие-то картины. А иногда там сидит мушка или муравей! Наши предки, говорят, верили, что когда мир титанов рушился, они плакали, и их слезы застывали и становились такими камнями, и в них остались отражения того, что тогда было. Поэтому и песня такая.
- Красивая песня. Но что значит "ваши предки"? Ты - амазонка, но предки у нас с тобой одни и те же. Ты - троянка, такая же, как я.
- Конечно! - Авлона подошла к очажку и зачерпнув кусочком черепка отвар, попробовала его. - Просто я этого долго не знала, как и ты. А вкусно получилось! Тебе надо обязательно поесть.
- И тебе тоже, - Ахилл приподнялся и, подавляя стон, заставил себя сесть. - Слушай, девочка, ты все сделала, как надо. Ты - умница. Но у меня, кажется, начинается лихорадка. Видишь, сколько сразу выступило пота? И в руках и ногах какая-то дурацкая дрожь… Когда я очнулся, мне сразу стало очень жарко, а сейчас трясет от холода. Все признаки лихорадки.
- Что надо сделать? - быстро спросила Авлона.
Ахилл мягко усадил ее рядом с собой на охапку камыша и здоровой рукой ласково обнял тоненькие плечи. Он отлично видел грязные полоски на щеках девочки, но не показал виду, что заметил ее слабость, зная, как ей это будет обидно.
- Сначала давай поедим. Честно сказать, мне не хочется есть, но я знаю, что это нужно. А вечером тебе придется сходить к реке - впрочем, ты же все равно пойдешь за водой… Возможно, я и сам дошел бы, но меня будет с того берега гораздо виднее, чем тебя.
- Конечно! - встрепенулась Авлона. - И раны могут начать кровоточить, а тогда на земле будут следы. Нет, тебе нельзя идти. А что надо принести, кроме воды?
- У заводи, где мы выбрались на берег, я видел ивовые кусты. Отвар ивовой коры снимает лихорадку. Чаще всего снимает. И еще там растут водяные лилии. Ты принесла листья, но надо принести несколько корней. Хирон учил меня делать из них кашицу, которая помогает уменьшить воспаление ран. Только ныряй с великой осторожностью! Ты видела, что за твари здесь водятся.
Девочка покачала головой.
- Водяное чудовище очень большое. Оно не может плыть совсем бесшумно. Рыбы и те бесшумно не плавают. Я не могу не почувствовать его, если оно подплывет. И у меня есть нож!
Ахилл не удержался и провел ладонью по спутавшимся бронзовым волосам Авлоны.
- Я знаю, что ты ничего не боишься. Но лучше сейчас не вступай в битву, если ее можно избежать. Нам надо остаться живыми… Ну, давай сюда своего суслика, поделим его. А бульон придется черпать этим осколком по очереди - мы не во дворце моего отца, и у нас очень мало посуды…
Глава 5
Ахилл пролежал в лихорадке трое суток. Мучительный, ломающий суставы озноб сменялся не менее жестоким жаром, головокружение и боль во всем теле иногда становились настолько нестерпимы, что он искусал себя ладони, чтобы не кричать. Он делал это не только потому, что боялся выдать их убежище врагам либо кому-то, кто случайно забредет в город мертвых и сможет потом о них рассказать. Ему не хотелось пугать Авлону, которая и так была вне себя от страха за него. Ночами бывали приступы горячечного бреда, но Ахилл умудрялся быстро выходить из тяжкого забытья, и возможно, что постоянные волевые усилия спасли его - он боролся не только всеми силами своего могучего тела, но и всеми силами души, отчаянно желая выжить и вновь увидеть всех, кого любил.
Уже в первый день, собрав последние силы, герой поднял плиту, под которой они с Авлоной прятались от преследователей, и, поставив ее вертикально, на три четверти закрыл входное отверстие гробницы. У основания плиты они навалили обломков камня и кирпича. Снаружи все выглядело так, будто плита сама упала откуда-то сверху, тем более, что Авлона с кошачьей хитростью вкопала возле плиты полусухой кустик так, будто он рос тут всегда. Взрослому человеку было теперь не войти внутрь гробницы, да и шакалы ночами не могли проникнуть в убежище беглецов. Зато Авлона перелезала через заслон и просачивалась в оставленное сверху отверстие без малейшего усилия.
Как оказалось, эта предосторожность была не напрасна. На второй день берег снова огласился шумом и звоном щитов, и египетские воины длинными цепями окружили город мертвых и стали осматривать его "улицы", заходя в гробницы и пытаясь обнаружить следы беглецов. Впрочем, они были достаточно осторожны - должно быть, о невероятном великане уже пошли всевозможные легенды, и его стали бояться. Но для осторожности воинов была и другая причина: гробницы, особенно старые, нередко таили в себе капканы и ловушки, устроенные при их сооружении и предназначенные для охраны мумий и их посмертных богатств от грабителей. Кроме того, хотя Ахиллу и некуда было деваться: за кладбищем внимательно наблюдали с другого берега, и беглецы не могли покинуть его незаметно, а дальше кладбища действительно лежала пустыня - тем не менее, невероятная сила и выносливость чужеземца внушали египтянам мысль и о каких-то его необычайных возможностях. Может быть, он способен даже долгое время жить в пустыне без пищи и воды? Правда, из разговоров воинов, к которым Ахилл, несмотря на мучившую его лихорадку и слабость, все же сумел прислушаться, герой понял, что многие уверены в его гибели.
- А что? - говорил один воин другому. - Он же не знает, как далеко тянется пустыня. Ушел в нее вместе с этим мальчишкой, да в первый же день и свалился. Мне говорили, что несколько стрел воины Рашаты успели в него всадить, пока мальчишка не подстрелил Рашату, да и после того еще стреляли…
- Ранили этого чужеземца точно, да только уж больно он крепок… - отозвался второй воин. - Не знаю, как вы все, а меня не очень тянет его найти! Мы видели крокодила, которого он убил голыми руками - его потом вынесло на отмель. Такого большущего я в жизни не видал, а этот демон разорвал ему пасть, как лягушонку!
- Да, ему в руки лучше не попадаться… - донесся третий голос. - Но номарх непременно решил изловить его. Тем более, что Рашата был его родственником. Иные думают, что чужеземец хочет выждать в пустыне, а потом незаметно выбраться через город мертвых к реке и бежать. Думаю, мы так и будем его караулить и искать по всему ному, пока не найдем живым или мертвым.
- Ну, если он погиб в пустыне, то ничего мы не найдем. Ни от него, ни от мальчишки шакалы не оставят и следа! Ну что ты топчешься здесь, Тутмос? Этот вход давно завален, и пролезет туда разве только кошка. Никого там нет. Идем!
К вечеру воины ушли, и следующие два дня прошли спокойно. Авлона подстрелила еще нескольких сусликов. Их довольно упитанные тушки, густой бульон да корни все той же водяной лилии составляли всю пишу беглецов. Ахиллу с трудом удавалось заставить себя пить бульон и съедать за день немного мяса, но он понимал, что без этого погибнет. Кроме того, он по несколько раз в день пил отвар ивовой коры и чувствовал, что лихорадка постепенно отступает.
Вечером четвертого дня он сумел, шатаясь, встать на ноги и, сдвинув наполовину плиту, вышел из гробницы. Ему хотелось глотнуть свежего воздуха и проверить, может ли он уже свободно двигаться. Раны все еще сильно болели, однако головокружение почти прошло, исчезли и мучившие его вначале приступы тошноты.
- Так или иначе, нам нужно отсюда уходить, Авлона, - сказал он маленькой амазонке, присаживаясь рядом с нею на камень. - Здесь нас рано или поздно найдут, и либо они убьют нас, либо нам придется их всех перебить. А это было бы скверно: как мы сможем искать в Египте Пентесилею и Гектора, если станем египтянам врагами?
- Но мы уже убивали их, - напомнила Авлона.
- Да, но пока что только защищаясь. А на этих воинов мне придется напасть. И сдаться им я не могу: здешний номарх, то есть правитель, возможно, не станет меня слушать, к тому же военачальник, которого ты застрелила, его родственник - я это понял из разговоров воинов.
- Я, значит, повредила тебе? - голос девочки задрожал.
- Что ты! Ты спасла мне жизнь: если бы не их растерянность, не гибель их военачальника, они бы меня убили, да, возможно, и тебя. Нет, ты выстрелила как раз вовремя. Но теперь надо думать, как нам отсюда выбраться и как добраться до Мемфиса.
- До Мемфиса? - переспросила Авлона. - А что это?
- Это столица, главный город Египта. Я не знаю их нынешнего царя, их фараона, только слышал о нем, но, наверное, нет другого выхода, как только добраться до него, рассказать, кто я такой, и просить его помощи. Я думаю, и он обо мне слышал, хотя и не знает пока, что я не ахеец, а троянец и брат нынешнего троянского царя. Конечно, если он согласится помочь с поисками наших с тобою родных, то за это чего-то потребует…
- А если этот самый "номнарх" ему пожалуется, и он, фараон то есть, тоже захочет взять тебя в плен? - спросила маленькая амазонка.
- Надеюсь, он поймет, что у меня просто не было выхода, и не захочет становиться открытым врагом Троады. Вернемся мы с Гектором или нет, но Троя будет отстроена, и государство снова укрепится - в нем слишком много жителей, и у него слишком выгодное расположение и твердые связи с другими народами Азии. Рамзесу Третьему далеко до Рамзеса Великого, который заставлял трепетать перед Египтом чуть не всю Ойкумену, его страна сейчас под угрозой распада, а когда грозят внутренние войны, то вовсе не нужны внешние. Но, конечно, все может случиться, и мы должны быть готовы защитить себя. В любом случае, в большом городе легче скрыться.
- Значит, пойдем в Мемфис, - заключила девочка. - Там, наверное, интересно.
- Пока что надо придумать, как выбраться из этой ловушки! - усмехнулся Ахилл. - Ты же сама видела, что нас сторожат на том берегу, да и на этот они наверняка еще могут наведаться.
Девочка вдруг предупреждающе подняла руку, призывая к молчанию, и напряженно вслушалась. Казалось, она даже втягивает воздух ноздрями, улавливая новый запах.
- Что там? - прошептал герой и поднялся на ноги, рукой нащупывая прислоненное к стене копье.
- Лодка, - проговорила лазутчица. - Она пристает к нашему берегу. Слышишь?
- Не слышу. Ну и слух у тебя!
- С другим слухом нельзя быть разведчицей амазонок. Лодка одна, и она небольшая - гребли только одним веслом. Вот она причалила.
Авлона присела на корточки, прижав к земле руку, затем распласталась на животе и приникла ухом к серой пыли.
- Сюда идет человек. Он один. И либо несет что-то тяжелое, либо просто хромает. Он обут в сандалии, или во что-то с толстыми тяжелыми подошвами. - Он идет прямо к нам? - спросил Ахилл, поднимая копье.
- В нашу сторону, - уже совсем тихо шепнула Авлона. - Но вряд ли прямо сюда. Похоже, он не знает, куда идти, то и дело останавливается, наверное, осматривается и вслушивается. Войдем в гробницу?
Герой несколько мгновений раздумывал.
- Пожалуй, да. Одного человека можно не опасаться, но выдавать себя не стоит - не то придется его убить. Плиту я пока задвигать не буду - интересно все же узнать, кого это сюда принесло. Постарайся подсмотреть.
Авлона мигом вскарабкалась по выбоинам кирпичей на кровлю гробницы и, укрывшись за одним из обрамляющих ее выступов, огляделась.
- Вижу его! - тихо сказала она, пользуясь тем, что Ахилл с его ростом был не намного ниже свода постройки. - Он сейчас остановился и смотрит по сторонам. Локтях в двухстах отсюда. Это египтянин, я не вижу его лица, но, кажется, он не старый. У него в руке палка, но это не оружие - он не нее опирается.
- Действительно хромой? - так же тихо спросил Ахилл.
- Нет, не в этом дело… Его левая нога до колена обмотана чем-то белым, наверное, забинтована. Рядом с ним на земле стоит большая кожаная сумка. Очень большая. Вот он поворачивается…
И в то же мгновение девочка так и подскочила на своем насесте.
- Оп, ля-ля! Да ведь это тот самый воин, которого ты спас от водяного чудовища!
- Яхмес? - переспросил герой. - Ничего себе! Я не думал, что он так скоро сможет ходить… Убил бы его с великой радостью, но нельзя же убивать человека, которого сам только что спас! И что ему здесь надо?
Он тут же получил ответ на свой вопрос. Молодой египтянин, за которым разведчица амазонок продолжала внимательно следить, прошел еще немного, озираясь по сторонам, тяжело припадая на палку и с усилием волоча по земле свою сумку, затем вновь остановился и довольно громко окликнул:
- Ахилл!
И затем еще громче:
- Эй, Ахилл, брат царя Трои! Где ты? Если ты здесь, отзовись! Я один и не могу причинить тебе зла!
- Я здесь, Яхмес, и я тебя не боюсь! - крикнул герой и спокойно выступил из-за гробницы.
Авлона спрыгнула с кровли и встала с ним рядом.
- Я не вижу тебя, где ты? - крикнул египтянин, которого по-прежнему скрывали ближайшие строения.
- Я не прячусь, но и не побегу к тебе навстречу. Иди прямо.
Юноша появился в проходе между гробницами в сотне локтей от беглецов, прихрамывая, прошел еще немного и остановился. Вид троянского великана, почти совершенно обнаженного (на нем оставался лишь узкий лоскут, обрывок его прежней набедренной повязки), с пламенеющими на теле едва затянувшимися ранами, с взлохмаченной гривой черных волос и кое-как выбритыми щеками, на которых нож Авлоны, использованный вместо бритвы, оставил несколько ссадин, его запавшие от перенесенных страданий, но грозно горящие в темных кругах глаза, наконец громадное копье с длинным сверкающим наконечником, - все это могло вселить трепет и в самого отважного человека.
- Можно мне подойти? - спросил египтянин, подавляя дрожь в голосе.
- Подойди.
И Ахилл неторопливым движением отставил копье в сторону, тогда как Авлона не опускала угрожающе приподнятого ножа. Некоторое время все трое стояли неподвижно и молча, пристально смотрели друг на друга.
Глава 6
Яхмес подошел ближе. На нем, вместо прежней воинской одежды, была длинная, до колен, желтая рубашка, подвязанная не поясом, а широким белым платком. Такой же платок прикрывал голову, перехваченный надо лбом двойным серебряным обручем. Левая нога юноши от колена до пятки была обмотана плотными холщовыми бинтами в несколько рядов, в двух местах на этой повязке выступили небольшие пятна крови. Видно было, что ему очень трудно наступать на эту ногу, и он заставляет себя идти только огромным усилием воли.
- Что тебе нужно? - спросил Ахилл спокойно.
- Ты спас мне жизнь, - ответил юноша, останавливаясь в трех шагах от троянца и опуская на землю свою ношу. - Ты сделал это, хотя на твоем месте другой был бы рад моей смерти. Правда, я думаю, ты пожалел не меня, а моего дядю, его зовут Пенна, и он рассказал мне, как помог тебе.
- Конечно, он тебе рассказал, не то ты не знал бы, как меня зовут, - чуть усмехнувшись, сказал Ахилл. - А что до того, почему я спас тебя, Яхмес, то причины я и сам не понимаю. Но только сейчас я подумал, что уж раз сделал это, то никак не могу теперь тебя убить, хотя, сказать честно, мне бы этого хотелось!
- Моя жизнь принадлежит тебе, - спокойно проговорил Яхмес. - И я знаю, что вел себя недостойно воина. Мы с дядей долго говорили обо всем, что произошло. Сюда я пришел потому, что понял - ты никуда не мог уйти, ты должен прятаться здесь, оттого что был тяжело ранен, и оттого что кругом - пустыня. Или ты ушел туда и погиб, или ты в городе мертвых. Люди номарха Хуфу тоже это понимают и сторожат тебя на том берегу. Пенна сейчас стоит в карауле у крепости, и он не мог поехать сюда со мной. А я получил освобождение от службы до тех пор, пока моя нога не заживет - зубы крокодила оставили на ней жестокие раны. Мне удалось обмануть стражу: я сказал, что еду навестить могилу одного из наших предков, в честь которого назван. Они еще предупреждали меня, что ты можешь быть в городе мертвых, и что это опасно. Я пришел, чтобы помочь тебе, Ахилл.
- Вот как! - воскликнул герой, продолжая усмехаться.
- Да, потому что не хочу жить, стыдясь своего имени! - юноша на миг опустил глаза, потом снова их поднял. - Ты доказал мне, что можно быть великим и когда ты повержен, а можно стать жалким и в окружении своих воинов, с оружием в руках…
- С оружием вряд ли! - резко возразил Ахилл. - А вот с бичом вполне…