Яхмес чуть заметно вздрогнул, увидев, как взгляд троянца затмился черным неистовым гневом. Его лицо в это мгновение сделалось невыносимо страшным. Но герой тут же овладел собой.
- Лучше не напоминай мне! - сквозь зубы произнес он. - Я не хочу тебя убивать.
- В любом случае, сначала выслушай то, что я скажу, - уже твердо продолжал египтянин. - Хуфу, номарх Нижнего нома, приказал воинам убить тебя. Он боится, что если ты и вправду высокого происхождения, то фараон, узнав о нанесенных тебе здесь оскорблениях, может разгневаться. Кроме того, начальник стражи Рашата, которого убила вот эта девочка, - двоюродный брат Хуфу, и они были очень дружны. Хуфу хочет отомстить. Тебе нужно уходить и во что бы то ни стало добраться до Мемфиса, чтобы искать встречи с Рамзесом третьим. Фараон недолюбливает Хуфу и не станет на его сторону. Попробовать найти защиту у фараона, пожалуй, разумнее, чем пытаться покинуть Египет.
Ахилл покачал головой.
- Покинуть Египет я не могу - здесь остаются мои близкие. Мой брат, если он спасся, тоже здесь. Мне нужно найти их. Я и сам уже решил, что пойду в Мемфис. Но у меня нет никакого желания убивать воинов, что меня караулят. Возможно ли как-то уйти отсюда незаметно, Яхмес? Обойти стражу на том берегу?
Юноша покачал головой.
- Через Нижний ном ты не пройдешь - он густо населен, и воины здесь повсюду - это ведь пограничные земли. А ты слишком заметен. Уйти можно, только обойдя Нижний ном вокруг.
- Это как же? Через пустыню?
- Да, - кивнул Яхмес. - Не удивляйся. То, что я тебе предлагаю, опасно, но это дает надежду, тогда как оставаться здесь или пробираться на тот берег - верная смерть. В этой пустыне есть оазисы, и один из них всего в четырех днях пути отсюда, если идти правильно. Очень мало, кто теперь знает этот путь. Прежде там часто ходили караваны, но часть колодцев пересохла, и караванные пути изменились. Только раз или два в год, в пору, когда часты песчаные бури, и короткий путь становится безопаснее, через этот оазис проходят отряды добытчиков слоновой кости - они везут ее из Черной земли. Порою там пополняют запасы воды отряды воинов. Мой дядя когда-то участвовал в одном боевом походе, и у него сохранилась карта. Вот, смотри.
С этими словами юноша вытащил из складок своего пояса-платка свернутый лист папируса и расправил его. Карта была нанесена черной тушью, а полоски красной туши прочертили дополнительные линии, видимо, обозначая дороги.
- Идти нужно на юго-запад, проверяя движение по солнцу, - продолжал Яхмес. - Через день пути слева покажется низкая горная цепь. К ней не нужно сворачивать, эти холмы совершенно бесплодны. Нужно только следить, чтобы они все время были слева и на одинаковом расстоянии. Еще три дня, и вы увидите впереди другие холмы. Это граница небольшого плато, на котором и расположен оазис Великого ящера.
- Что за странное название! - удивился Ахилл.
- Да, - согласился египтянин. - Оно связано со старинной легендой о чудовище, обитающем в этих местах. В этом оазисе живет небольшое племя туарегов. В пору больших караванов они жили неплохо: караванщики нанимали их проводниками через пустыню и щедро платили. Сейчас это редко бывает, но, тем не менее, обитатели оазиса ухитряются выживать на своем зеленом островке. Когда ходят с караваном, берут в уплату зерно и всякую медную и глиняную утварь, потому что сами не умеют этого изготавливать. Они вообще довольно дикие, но некоторые знают наш язык, так что ты сможешь с ними объясниться. Убеди их дать тебе проводника и пару верблюдов. По этой вот дороге, видишь - она проведена на карте жирнее других - через два других оазиса ты примерно за пятнадцать - двадцать дней доберешься до большого караванного пути и по нему выйдешь к берегам Хапи, а оттуда уже легко попадешь в Мемфис. Остальное будет зависеть от тебя.
- Как мы пройдем четыре дня по пустыне? - спросил Ахилл. - Без воды мы за двое суток погибнем, не то, что за четверо…
- Вот здесь на карте отмечен колодец, - Яхмес указал пальцем на красный кружочек. - До колодца идти двое суток. Здесь, - он раскрыл свою сумку, показывая ее содержимое, - кожаный бурдюк с запасом воды на два дня, одежда, лепешки и немного тушеного мяса и сухих фруктов. Здесь же бинты и мазь для ран. А вот в этом мешочке - десять шатов золота. Это все, что у меня сейчас есть, но этого должно хватить, чтобы прожить несколько дней, когда вы доберетесь до Мемфиса, и заплатить, кому надо, за возможность увидеть Великого Дома. Вот еще папирус - это письмо к моему родственнику Сафии, он служит помощником главного садовника фараона, и у него - огромные возможности. Здесь написано, где он живет. Ты ведь не только говоришь, но и умеешь читать по-нашему?
- Умею.
Ахилл уже по-другому посмотрел на юношу и произнес, вдруг улыбнувшись:
- Как много всего в одном человеке! А ведь если бы не крокодил, я убил бы тебя, Яхмес!
- Я видел, что твое копье поразит меня насмерть, - сказал Яхмес и тоже улыбнулся. - И ты имел на это право. А вот еще мешочек - там всякие украшения из кости и стекла, которые очень любят дикие обитатели оазиса. Ими и расплатитесь за верблюдов и проводника, хотя уговаривать их все равно придется долго.
- Ой, как красиво!
Авлона, все это время напряженно пытавшаяся уловить, о чем говорят Ахилл и молодой египтянин, глянула на брошенный поверх сумки мешочек с украшениями и увидела лежащие сверху бусы из крупных, совершенно прозрачных стеклянных шариков. Амазонки не знали стекла, и девочку заворожил блеск больших круглых бусин. Несмотря ни на что, она была маленькой женщиной.
- На, надень! - Яхмес взял бусы и протянул девочке. - Там еще есть такие. Ты такая красивая, что стыдно дарить тебе эту мелочь, но раз нравится, то и носи.
Авлона не знала ни слова по-египетски, но поняла, что ей делают подарок, и вопросительно посмотрела на Ахилла. В это мгновение герой порадовался, что она не знает, кто именно располосовал его спину бичом. Он с изумлением ловил себя на том, что не испытывает больше никакой злости в отношении Яхмеса…
- Бери, бери! - сказал он Авлоне. - Надень и носи. Это очень красиво. В Трое умеют делать стекло, но ты не помнишь его. Носи, оно тебе к лицу.
И герой снова повернулся к Яхмесу:
- Я благодарю тебя. Когда, ты думаешь, мы должны отсюда уйти?
- Не позже завтрашнего утра. Завтра вечером воины собираются вновь окружить город мертвых и искать вас еще тщательнее. Возможно, они поставят здесь караульных. Их уже две тысячи там, на том берегу.
- Целая армия! - расхохотался троянец. - Против одного раненого и десятилетней девочки!
- Все же видели, чего ты стоишь…
Яхмес заколебался, явно сомневаясь, стоит ли задавать мучивший его вопрос, и все же спросил:
- Послушай… Я был еще школьником, когда у нас стали рассказывать легенды о величайшем герое Троянской войны, великом Ахилле. Но тот герой, по крайней мере, так о нем говорилось, был не троянцем, а ахейцем. Я хотел спросить тебя: твое имя… Ты не имеешь отношения к тому великому воину?
Ахилл отвел взгляд, потом вновь посмотрел в лицо Яхмесу:
- Это обо мне ты слышал легенды. А о том, что я не ахеец, а троянец, и что мои отец и мать - царь и царица Трои, я узнал меньше года назад. Так уж распорядилась судьба.
Юноша вспыхнул.
- Так это правда! Ты и есть тот самый Ахилл! Я это сразу подумал, когда Пенна назвал мне твое имя. Другого такого богатыря просто не может быть… Раз так, то мне повезло видеть величайшего героя Ойкумены!
- И не только видеть. Не только видеть, Яхмес!
Ахилл заметил, как густой румянец проступил сквозь смуглоту египтянина, и улыбнулся:
- Я от всего сердца постараюсь забыть начало нашего с тобою знакомства, ради того добра, которое ты нам делаешь теперь. Может быть, мы еще увидимся. А теперь ступай: тебе нужно успеть до темноты переплыть реку, не то опять нарвешься на какого-нибудь речного гада. Да и здесь, в городе мертвых, уже небезопасно - смеркается, и шакалы выходят на промысел.
Юноша поклонился троянцу и неожиданно подмигнул Авлоне, наконец убравшей в ножны свой нож.
- Прощайте же! Я буду молиться о том, чтобы вы добрались до оазиса живыми.
- Что он говорил тебе? - спросила Авлона, когда неверные шаги Яхмеса затихли в быстро сгущающихся сумерках. - Он сказал, как нам отсюда уйти?
- Именно это он и сказал, - ответил Приамид задумчиво. - И еще сказал, что в здешних школах обо мне рассказывают какие-то сказки. Но это нам сейчас ничем не поможет… Спать, Авлона! На рассвете мы с тобой отправимся в путь вот по этой карте.
Глава 7
Буря началась почти внезапно. Темную полосу на горизонте можно было принять за обычную грозовую тучу, только двигалась она не над землей, а как бы от земли, вырастая вертикально вверх. Ветра вначале как бы и не было, лишь по самой поверхности земли вдруг прошли песчаные вихри, и затем все стихло, стихло настолько, что каждый шаг по рассыпчатому, обжигающему ноги песку стал вдвое слышнее. В том, что вокруг не осталось ни единого живого существа, не было ничего странного - солнце стояло уже высоко, и немногочисленная живность пустыни пряталась от зноя, исчезая в невидимых норах. Но прекратилось вообще всякое движение, даже накаленный воздух вдруг перестал дрожать и струиться. Казалось, что жизнь остановилась, запечатлев этот миг непонятного и грозного напряжения.
- Ахилл, - проговорила Авлона почти шепотом. - Неужели эта туча - дождевая?
- Хорошо бы! - ответил герой. - Очень бы хорошо, только что-то не похоже…
Им был очень нужен дождь, точнее, очень нужна вода. Отмеченный на карте колодец оказался сухим. Видимо, он пересох совсем недавно - спустившись по крохотным уступам камня на самое дно, лазутчица амазонок нашла лужицу густой, липкой грязи. Но из нее нельзя было выжать уже ни капли воды. В кожаном бурдюке Яхмеса оставался еще небольшой запас - Ахилл понимал, что колодец в пустыне может оказаться сухим, и экономил воду. Но идти им было еще два дня, и палящее солнце делало жажду постоянной и невыносимой. И, тем не менее, Ахилл твердо решил, что они продержатся.
Ночной привал пришлось устроить раньше, чем собирались - Приамид почувствовал, что у него вновь начинается предательское головокружение, и снова невыносимо заболели уже поджившие раны. А ночью, хотя она была сухой и теплой, его пробрал озноб.
"Второй приступ лихорадки!" - почти с отчаянием подумал герой, вспомнив уроки Хирона и его рассказы о коварстве этой болезни. Он знал, что лихорадка почти всегда возвращается, если человек ослабел и если у него нет возможности отлежаться. Он понимал - стоит поддаться слабости, и болезнь скрутит его и свалит с ног. И самое страшное - ему постоянно хотелось пить, а воду приходилось экономить.
Из-за ломающего кости холода он почти не спал ночь, но утром заставил себя подняться, ничем не показав маленькой амазонке своей слабости.
Бурдюк был пуст больше, чем на три четверти.
- По два глотка, - сказал Ахилл Авлоне, делая огромное усилие, чтобы его голос не прозвучал хрипло, и протянул ей кожаную флягу.
И она, как всегда, ответила:
- Нет! Ты первый.
Они успели пройти не больше пяти-шести стадиев, когда появилась эта странная туча, и могильное молчание замершего вокруг мира сказало беглецам, что на них надвигается нечто необычайное и страшное. Новый внезапный порыв ветра был куда сильнее первого, и на этот раз он не исчез, растворившись в песке, а стал крепнуть, набирая силу, и замершие волны песка ожили и покатились, сразу сделав пустыню подобной морю… Туча в это время заняла уже половину неба и продолжала расти и обволакивать горизонт черными крыльями, у основания которых заметно было непонятное круговое движение.
- Песчаная буря! - вдруг понял Ахилл. - О, боги, это самое страшное, что может быть!
Он никогда прежде не бывал в пустыне и песчаных бурь тоже никогда не видел, но достаточно слышал о них и понимал, что спастись, не имея надежного убежища, почти невозможно. Тем не менее, герой тут же пожалел о том, что у него невольно вырвался этот испуганный возглас - куда хуже любой беды страх, если он вдруг овладеет ими.
Ахилл быстро снял с головы полосатый египетский платок, защищавший его от солнца, и велел Авлоне сделать то же самое. Потом показал девочке, как нужно обвязать этим платком лицо, чтобы песок не попал в глаза, в рот и в ноздри. Он искал взглядом хотя бы какой-нибудь камень или дерево, но кругом были только барханы да реденькие кустики и колючки, а они не могли послужить опорой и защитой. Тогда он опустился на колени, уперся в землю как можно плотнее и, перед тем, как надвинуть платок на глаза, еще раз глянул на черную тучу. Она была уже рядом, и видно было, как пустыня на пути ее движения будто становится дыбом: вихри песка поднимались, вздымаемые ураганным ветром, и неудержимо неслись вперед.
Ахилл привлек к себе девочку, плотно прижав ее к своей груди, а свободной рукой тоже оперся о землю.
- Обними меня за шею и держись как можно крепче! - шепнул он.
Стена песка и ветра ударила его, как гигантский таран. Ветер был горячим, и, хотя рот героя был закрыт плотной тканью, ему показалось, что буря волною врывается в грудь и обжигает ее огнем. Ветер был так силен, что едва не оторвал их с Авлоной от земли.
"Нет, врешь! - подумал он в ярости. - Со мной не справишься… Я тебе не лоскуток тряпки!"
Это единоборство богатыря с бешеной силой стихии длилось, вероятно, около часа. Внезапно ветер почти угас, налетая лишь порывами, и на миг стало тихо, а затем откуда-то донесся странный звук, точно что-то свистело и шипело, как тысяча змей, и звук этот постепенно приближался.
Ахилл сорвал с лица платок и увидел, что его по пояс занесло песком. Он привстал, стряхивая песок, замотал головой, чтобы хоть немного отряхнуть волосы, и тут увидел то, что издавало непонятный звук… На расстоянии в шесть-семь стадиев, вырастая одним концом из серых клочьев, оставшихся от тучи, другим опираясь на разметанные, сглаженные ветром барханы, крутился высоченный черный столб. Он выл и свистел, будто живой, и видно было, что вращается он с невероятной скоростью, одновременно двигаясь вперед, прямо на беглецов.
- Ахилл, что это такое? Что это вертится?
Авлона тоже сняла с лица повязку и, продолжая одной рукой обнимать взмокшую шею героя, изумленно смотрела на невиданный столб.
- Это - смерч! - прошептал Приамид, и сделал движение, собираясь вскочить и бежать.
И тотчас понял, как это глупо. Вертящийся столб двигался в два раза быстрее, чем он смог бы бежать, быстрее самой быстрой лошади. Уйти от него в сторону тоже было уже нельзя, уже поздно - он втянет и закрутит все, что находится от него за два-три стадия. Герой ощущал, как волны горячего ветра толкают его в спину, навстречу грозному столбу. Ахилл знал, что в нем - смерть, и глухая обида обожгла его. Почему? Они уже столько вынесли, им так хотелось жить… Он так и не видел своего сына, так и не узнал, что сталось с его старшим братом! И вдруг…
- Надо опять закрыть лицо? - спросила Авлона.
- Да, закрой.
Он понимал, что платок на этот раз не поможет, но ему не хотелось, чтобы его отважная маленькая спутница смотрела на этот столб, не хотелось, чтобы она поняла…
Он опять прижал ее к себе. И вдруг понял, что нужно сделать…
- Великий Бог, Создатель и Хранитель мира! - прошептал Ахилл. - Прошу тебя, услышь меня! Я знаю, что ты все видишь и все слышишь… Я верю, что ты все можешь. Я не стою твоей милости, я, однажды помилованный тобой, ничего особенного не сделал, чтобы оправдать это… Я жил как прежде, потому что иначе жить не умею. Если сейчас мне суждена смерть, пускай это совершится, раз так хочешь ты! Но прошу тебя пощадить эту девочку, которой всего десять лет, и которая не сделала ничего плохого. Прошу тебя также сохранить моего брата, сына и жену. Пускай я не увижу их, но лишь бы знать, что они не погибнут. Прости меня, если я сделал за это время какое-то зло - ты знаешь, что я не хотел его делать… И прости меня за то, что я только сейчас подумал, будто могу быть сильнее посланного тобою ветра - никто в мире не сильнее тебя!
Черное тело смерча уже придвинулось настолько близко, что видно было, как крутятся в его струях вырванные с корнем, принесенные невесть откуда деревья, камни и клочья травы. Столб надвигался. И вдруг, разом прервав свое движение, он замер, какое-то время бешено вертелся на месте, дико воя, будто от досады, и затем, изменив направление, пошел в сторону, стремительно удаляясь от замершего на коленях героя и приникшей к нему девочки.
- Благодарю Тебя! - прошептал Ахилл.
Впервые Бог, который некогда говорил с ним там, в глубине небытия, Бог, в существование которого он давно верил, но реальности которого здесь, в живом мире, почти не чувствовал, явил ему свою волю и свою власть с такой потрясающей очевидностью, что уже нельзя было сомневаться. Он показал и абсолютное подчинение ему не только всего живого, но и всего сущего в мире, показал и то, что не только слышит любое обращение к нему, но и внемлет искренней и горячей молитве.
- О, какой Ты добрый! - тихо сказал Ахилл и почувствовал, что готов разрыдаться.
- Ты говорил с Богом? - спросила девочка, почти ничего не слышавшая из-за воя смерча, уловившая лишь отдельные слова, но детским чутьем угадавшая, что произошло.
- Да, - ответил Ахилл.
- С тем Богом, который один и который все может?
- Да… Но откуда ты знаешь его?
- Сестричка Андромаха рассказывала, что вы с Гектором о нем говорили, когда Гектор лежал раненый в твоем гроте. И ты недавно, когда бредил, два раза его позвал. Я поняла, что ты зовешь именно его, а не кого-то из других богов. Послушай, у тебя лицо совсем серое. Тебе опять плохо?
- Лицо серое и у тебя - это от пыли, - ответил Ахилл и сплюнул - рот его был полон песка. - Но мне и правда скверно… Боюсь, лихорадка снова меня достает. Слушай, Авлона, если я свалюсь, ты, пожалуйста, дойди до оазиса и потом разыщи Пентесилею и моего сына. Да? Разыщешь?
- Нет! - девочка чуть отстранилась и села перед ним в песок, мотая головой, чтобы отряхнуть волосы. - Я не смогу… Мне десять лет, я не знаю здешнего языка, и мне не справиться с этим множеством врагов. Если ты умрешь, то и я умру. И вообще, если Бог повернул смерч и нас спас, то разве для того, чтобы ты умер от лихорадки?
- Я просил его именно о тебе… - Ахилл закашлялся и с трудом перевел дыхание. - Но ты права, наверное… Надо дойти.