- Я думал об этом, - Ахилл достал из-под циновки и развернул перед маленькой амазонкой карту. - Вот, видишь: здесь и здесь отмечены еще два оазиса. Они далеко от караванных путей, люди здесь явно не бывают, египтяне уж точно туда не ходят - незачем. Оазисы, если доверять карте, большие. Наверняка там водится живность - возможно, козы, кролики, мало ли, кто еще. Думаю, наша ящерка жила в одном из этих оазисов. Говорят, когда-то было много разных диковинных зверей, но постепенно они вымерли. Этот, очевидно, уцелел. Может, там и еще такие звери есть, не знаю. Скорее всего, в засушливые годы, когда зверья в оазисе становится меньше, "Дух пустыни" покидал свои места и искал, где поживиться, рыскал по другим оазисам. Как-то набрел на этот. А ему тут обрадовались - стали кормить третьими сыновьями! Он и повадился сюда в тяжелые времена. Пересекать пустыню на такое расстояние, думаю, и ему нелегко было, однако голод и не туда погонит. Ну, а потом, пару раз набив пузо, зверь возвращался в родной оазис, где пугливые звери к тому времени теряли осторожность…
- Но если ящер родился от кого-то, - с той же задумчивостью сказала Авлона, - то он, значит, был не один. А вдруг есть другие? Вдруг они тоже придут сюда, к бедным туарегам?
- А вот это нас уже не касается! - воскликнул герой. - Их тут, по меньшей мере, человек шестьдесят крепких, сильных мужчин. И они уже знают теперь, что ящера можно убить. Пускай сами разбираются.
У входа у хижинку послышался шорох.
- Ты здесь, великий победитель ящера? - проговорил кто-то негромко.
- Это ты, что ли, Эша? - герой повернулся к темному входному отверстию. - Да, я здесь - где же мне быть? Что тебе надо? Входи.
Черная физиономия просунулась в отверстие, и блики огня отразились в ней, как в полированном дереве. В последние дни Эша все чаще заходил к "светлому великану".
- Ты давал мне жить, моя жить теперь твой! - то и дело повторял мальчик.
- Ты что? В рабство себя предлагаешь? - отшучивался герой. - Но мне сейчас негде и некогда торговать рабами, а своего дома у меня в Египте нет!
- Эша ходи с верблюдай проводник! Эша делай, что ты хотеть. Не надо много лепешка, не надо много воды - только ходи с тобой!
…Впрочем, в этот вечер, юноша явно принес какую-то важную весть.
- Что случилось? - спросил Ахилл, видя, что мальчик не заходит в хижину.
- К тебе пришел человек, - сказал Эша.
- Какой человек? - Ахилл привстал, поняв по тону юноши, что речь идет о ком-то нездешнем. - Откуда он взялся?
- К тебе пришел египтянин. Можно его впустить?
Рука героя сама собою потянулась к лежащему у стены копью, и он тут же ее отдернул - пришел один-единственный человек, а он хотел схватиться за оружие! "Нервы никуда! - подумал Ахилл. - Просто позорище!"
И вслух сказал:
- Само собою, впусти его, Эша. Не ждать же ему, пока я поужинаю.
Туземец исчез, затем у входа в хижину прошуршали быстрые шаги, и в проеме показалась фигура человека в одежде египетского воина, с коротким копьем в руке. В это время струйка жира стекла с ломтика мяса в огонь, рыжие язычки вскинулись выше и запылали ярче, и свет упал на лицо вошедшего. Но Ахилл и так уже почти догадался, кого ему предстоит увидеть.
- Нам с тобой друг с другом не расстаться! - воскликнул он. - Зачем ты здесь, Яхмес? Что случилось?
Молодой египтянин прислонил к стене копье, поклонился и молча подошел к очагу. Его лицо осунулось и словно посерело от пыли и ветра. Глаза запали, губы были совершенно сухими.
- Колодец пуст, - произнес он хрипло. - Вы, наверное, тоже не смогли из него напиться. Он, видно, давно высох. У меня был большой запас воды, но к последнему дню пути осталось только два-три глотка. Пища кончилась еще раньше. Я не стал ничего просить у туарегов - сразу сказал, что мне нужен ты, Ахилл… Можно мне напиться и поесть, а потом уже все тебе рассказать?
- Конечно, - троянец привстал и указал юноше на охапку травы. - Садись. Вон, в тыквенной бутыли вода. А вот мясо того самого ящера, в честь которого был назван этот оазис. Несколько дней назад эта тварь сюда наведалась, но ей не повезло. На вид он был гнусен, но мясо у него очень даже неплохое.
И, сняв с очага вертел, герой ножом стянул с обугленной палки два румяных куска и протянул их гостю на сложенном вдвое пальмовом листе. - Ты убил его! - египтянин глубоко вздохнул и затем усмехнулся. - И я хотел взять тебя в плен!
- Так ведь и взял, - пожал плечами троянец. - Другое дело, что я не из тех, кто в плену остается. Ешь, Яхмес. Ешь и говори.
Юноша напился из тыквенной фляги, взял мясо и поданную Авлоной лепешку и некоторое время ел, не поднимая головы. Видно было, что он поглощен не только едой, но и мыслью, как начать свой рассказ. Наконец он провел тыльной стороной ладони по губам и проговорил, глядя на угасающее пламя очага:
- Мой дядя убит.
Ахилл нахмурился.
- Пенна? Кем убит? За что?
Яхмес вновь усмехнулся, вернее, почти всхлипнул и отвернулся.
- Если я вернусь, меня тоже убьют, - глухо сказал он. - Я такой же беглец, как и ты. Я надеялся застать тебя здесь и просить твоей защиты.
Приамид подумал, что ослышался или неверно понял египетские слова.
- Лукавый Пан! - вырвалось у него. - Просить защиты у меня? У меня?! А ты в уме? Ну-ка рассказывай все по порядку и связно, или я вообще перестану тебя понимать.
Яхмес, видимо, овладел собой и, уже спокойно, продолжил:
- Мой дядя нес караул возле береговой крепости вместе с еще тремя воинами и помощником начальника крепости. Этого помощника зовут Нехеб, он был дружен с Ришатой, которого застрелила твоя маленькая спутница. Караул был ночной, и дядя удивился, что Нехеб сам пошел в дозор - такому большому человеку нет в этом надобности. Потом тот приказал Пенне и другим воинам остаться у ворот и сказал, что пойдет проверить, как несут дежурство воины, охранявшие пристань. Тут Пенна удивился еще сильнее: можно было послать любого из воинов, а уж если самому идти, так кого-то с собой взять.
И вот, когда Нехеб исчез в темноте, моему дяде вдруг показалось, что в сторону пристани крадется какая-то тень. Он оставил воинов у ворот и пошел за этой тенью. И вскоре увидел у пристани свет. Там был Нехеб - он кого-то ждал. Чернокожий раб держал факел, и в свете этого факела дядя увидал еще одного человека - того, кто пришел, чтобы встретиться с Нехебом. Это был ливиец. Пенна сразу это понял - он много раз видел ливийцев, ему приходилось и воевать с ними… Мой дядя позабыл про осторожность и подошел совсем близко, чтобы слышать их разговор. Они договаривались о том, чтобы наутро с помощью проводников, которых предоставит Нехеб, провести большой отряд ливийцев через охраняемый нашими воинами участок на другом берегу Нила. Это означало, что Нехеб собирается помочь врагам Египта!
Из дальнейшего их разговора Пенна понял, что отряд должен принять участие в сражении с войском египтян, посланным фараоном на усмирение ливийского бунта. Этому отряду надлежало явиться внезапно, оттуда, откуда его не ждут. Нехеб спросил ливийского вождя, заняли ли уже бунтовщики северную крепость, и тот ответил, что та давно в их руках, и ее египетский гарнизон перебит. А эта крепость - наше основное укрепление в Ливийской пустыне, без нее границы Египта останутся открытыми для набегов! Видимо, египетское войско и было послано для того, чтобы оборонять эту крепость и не допустить к ней врагов.
Ливиец со смехом сообщил Нехебу, что бунтовщики собираются, пользуясь численным превосходством и внезапностью нападения, перебить большую часть воинов фараона, а остальным нанятый бунтовщиками перебежчик-египтянин укажет путь к крепости, чтобы египтяне, не ведая об измене, вошли в нее. И тогда вместо защиты они найдут там смерть! В крепости тысяча сто ливийцев, вооруженных и готовых к бою, тогда как египтян вдвое меньше. И через пять дней (то есть теперь уже завтра днем) все будет кончено. Они заранее знали, когда войско фараона выступило из Мемфиса, высчитали, когда оно дойдет до северной крепости. Она есть на карте, которую я тебе дал. Отсюда, от этого оазиса, до нее сутки пути на верблюдах. Ливиец сказал, что по договору с кем-то, кто помогает им, с кем-то из очень высоких людей, бунтовщики должны перебить всех воинов Рамзеса, но оставить в живых и взять в плен их командующего. "Он умрет, но умрет позже, когда за его жизнь удастся кое-что отторговать! Это нужно не нам, а большому хозяину в Мемфисе" - сказал Нехебу ливийский вожак.
Кто из высоких людей Египта помогает нашим врагам, и для чего нужна была этому предателю жизнь командира войска, Пенна не понял. Но он пришел в ужас и в ту же ночь, придя из караула, все рассказал мне. Я просил его молчать, сказал, что тотчас отправлюсь в Мемфис, чтобы, если доберусь, броситься к стопам Великого Дома и рассказать ему об измене. Пенна ответил, что до Мемфиса слишком далеко, и в то же утро отправился доложить обо всем номарху.
Яхмес умолк и вновь поднес к губам тыквенную бутыль. По его виску текла блестящая дорожка пота.
- И что было с ним у номарха? - спросил Ахилл, когда юноша опустил бутыль на земляной пол.
Яхмес глухо усмехнулся.
- Этого я не знаю. Прибежал мой раб и сказал, что дядя убит. Его убили, когда он выходил из дворца. Я понял, что буду следующим: они не могли не заподозрить, что старик поделился со мной тем, что ему открылось. Уйти в Мемфис мне уже не удалось бы - я говорил тебе, Ахилл, что наш ном слишком хорошо охраняется. Мне оставался только один путь - сюда. Я надеялся, что ты еще не покинул оазиса, - с внезапным порывом воскликнул египтянин и судорожно перевел дыхание.
Ахилл пристально посмотрел на юношу, понимая, что тот сказал еще не все.
- Значит, - произнес он, - номарх тоже изменник.
- Да, - кивнул Яхмес. - То есть, он служит изменнику, который, скорее всего, находится рядом с Великим Домом… Возможно, я даже догадываюсь, кто это. Можно угадать, кто в Египте мечтает о падении фараона и готов добиваться этого любыми средствами.
Ахилл привстал, взял с очажка еще одну палочку с мясом и надкусил румяный ломтик, пытаясь понять, отчего с такой тревогой ждет продолжения, вернее окончания рассказа Яхмеса.
- Ну, хорошо, - проговорил он, наконец. - Все это мерзко и возмутительно, и этому нужно было бы помешать, но только я-то здесь при чем? Если ты просишь защиты для себя, Яхмес, то, само собою, тебя я готов защитить - ты спас жизнь и мне, и Авлоне. Могу взять тебя с собой в Мемфис. Но, судя по тому, как ты все это рассказывал, ты что-то другое имеешь на уме. Может, думаешь, я пойду в эту самую крепость, либо навстречу войску фараона, чтобы их предупредить?
- Предупредить их ты не успеешь, - покачал головой юноша. - Я же сказал - туда сутки пути на верблюдах, а завтра утром египтяне уже будут в крепости. Их перебьют, а командира захватят в плен, если только сумеют взять его живым. А еще ливиец говорил Нехебу, что командует войском фараона не египтянин.
- Вот как! - воскликнул Ахилл и почувствовал, как что-то задрожало в его груди.
- Ливиец сказал, - почти бесстрастно, глядя не на троянца, а на умирающий огонь очага, продолжал Яхмес, - он говорил, что командующий - иноземец, великий воин из далеких земель, знаменитый герой и полководец. Его имя Гектор. Услыхав это имя, Пенна сразу вспомнил, что слышал его от тебя, Ахилл. Вот и все. И вот отчего я пришел к тебе.
Глава 12
Огонь в очажке почти догорел, но снаружи уже светало, и сквозь щели в стенах хижины сочился серый полусвет. Люди смутно различали друг друга, но контуры предметов сливались и терялись, все еще поглощенные темнотой.
Ахилл молчал, обхватив руками колени, как делал в детстве, и неподвижным взглядом смотрел на низкий дверной проем хижины, все яснее проступавший среди тусклой тьмы. Авлона, подойдя сбоку, заглянула ему в лицо и увидела, что ровные и густые брови сдвинулись, стиснув между собою острую вертикальную складку. Губы были плотно сжаты. Девочке даже показалось, что лицо героя, и без того осунувшееся, сразу осунулось еще сильнее. Она не знала тому причины, потому что не могла понять, о чем рассказал Ахиллу Яхмес, однако услышала произнесенное Яхмесом имя Гектора и поняла, что, должно быть, брату Ахилла угрожает опасность. - И что мы станем делать? - наконец, не выдержал и прервал молчание Яхмес.
- Мы? - троянец посмотрел на него удивленно. - Ты что же, хочешь и дальше нам помогать?
Юноша кивнул.
- Если ты примешь сражение, я буду с тобой.
- Приму сражение? - голос Ахилла был бы насмешлив, если бы его лицо при этом не было так мрачно. - Ты, кажется, сказал, что ливийцев в крепости тысяча сто человек… И ты считаешь, что я смогу их одолеть? Вернее мы - ты, я и эта девочка?
- Я слышал о тебе много легенд, - спокойно ответил Яхмес. - Я слышал, что ты обращал в бегство целые армии, и притом армии троянцев, а не ливийцев, а ливийцы не самые отважные бойцы. Я слышал, что один твой вид и твой голос вызывали у врагов трепет. Я слышал, что ты убивал их десятками и сам при этом оставался невредим в гуще боя. Но все это мне рассказывали… Однако я и сам видел, как ты разорвал пасть крокодилу, который легко раскусил бы пополам целую лодку. Я видел, как ты расшвырял по берегу десятки наших воинов, будто слепых щенят. Я видел, как один взмах твоей руки, даже без оружия, нес смерть! И я верю, что ты можешь пойти один против тысячи врагов! Верю и хочу быть с тобой рядом.
И, увидев, как от этих слов вспыхнуло только что бледное лицо героя, египтянин добавил:
- Может быть, тогда ты поверишь, что я - тоже настоящий воин. И, может быть, простишь меня…
- Да я тебя уже простил! - воскликнул Ахилл, больше не находя в себе сил сдерживать охватившее его смятение. - И я благодарен тебе за то, что ты сейчас говорил. Но… Понимаешь, дело ведь слишком серьезно! Речь идет о жизни моего брата, а вовсе не о том, чтобы в очередной раз проявить силу и показать доблесть. Я никогда прежде не думал, идя в бой, что могу быть убит. А сейчас я понимаю, что, если меня убьют, то погибнет и Гектор! Значит, нельзя, чтобы меня убили…
- Так давай убьем их! - с той же неколебимой твердостью проговорил Яхмес.
- Аполлон-стреловержец! - Ахилл рванулся, собираясь вскочить на ноги, но вовремя вспомнил, что тогда его голова проткнет свод хижины, и остался сидеть, лишь беспомощно взмахнув руками. - Да разве я против этого?! Но только тысяча против одного - это слишком неравный бой.
- Но ты побеждал сотни врагов один!
- Да! Сотни, но не тысячу. Раз. Второе: тогда не было так важно, останусь ли я в живых - важен был сам бой. И потом… Понимаешь, Яхмес, прежде мои враги, так же, как и ты, жили в плену легенд и сказок о "великом и непобедимом Ахилле"! Ну, не только сказок, конечно. Они и в бою меня видели, и их страх передо мною, перед моей страшной силой, рос и креп, и подтверждался десятками новых и новых моих побед. И вот уже один мой вид стал внушать им дрожь, и они обращались в бегство, едва я появлялся на поле боя. Кроме того, обо мне сложили дикую сказку, в которую, как это ни смешно, верили даже просвещенные троянцы: якобы, я неуязвим, и меня нельзя поразить обычным оружием! Что ты усмехаешься? Тоже это слышал? Но ведь ты-то отлично знаешь, что это не так: вот они, следы от ран на моем теле - они еще заметны. А ливийцы ничего или почти ничего обо мне не знают. Они не знают, что меня надо бояться, а значит, не будут испытывать изначального трепета. Ты принимаешь мои доводы?
- Да, - согласился молодой египтянин. - Но ты не все сказал.
Ахилл усмехнулся. Спокойствие Яхмеса взбесило бы его, если бы он не сознавал, что нуждается в этом спокойствии.
- Да, - проговорил герой после нескольких мгновений молчания. - Я сказал не все. Надо учесть и то, что я недавно был серьезно ранен, и мои раны только слегка поджили, что я перенес два приступа лихорадки, каждый из которых мог меня прикончить, что я долгое время недоедаю. Все это было бы вздором, и я бы об этом забыл, если бы надо было просто драться. Но надо не просто драться, а победить. Победить как угодно, любой ценой, потому что там, в этой проклятой крепости, - мой брат, и никто, кроме меня, ему не поможет… Вот теперь все, Яхмес! И ты понимаешь, что я все равно туда пойду. Но надо придумать, как победить, а не погибнуть. Как одолеть втроем тысячу с лишним воинов.
Пока он говорил, Авлона напряженно его слушала, и ей вдруг показалось, что она начинает понимать незнакомые слова.
- Ахилл! - не выдержала, наконец, девочка. - Ну объясни же мне хоть что-то! Что случилось с Гектором? Что ты хочешь делать? Мы будем с кем-то драться, да? Скажи мне, прошу тебя!
- Драться мы будем, - ответил Ахилл, не глядя на нее. - Только я боюсь первый раз в жизни проиграть битву!
И он очень коротко, иногда сбиваясь от волнения и напряжения, рассказал маленькой амазонке, что случилось с дядей Яхмеса, старым Пенной, что удалось разузнать молодому египтянину о предательстве номарха и о коварном плане ливийцев.
- О-о-о, если бы мы узнали обо всем этом раньше! - горестно воскликнула девочка. - Если бы успели предупредить Гектора о ловушке… Если бы вы были с ним вместе!
- "Если бы, если бы!" - передразнил герой. - У нас нет этих "если", Авлона! Есть то, что есть. И я думаю только о том, как одолеть втроем тысячу ливийцев…
Лицо девочки стало на миг неподвижно, она как будто пыталась представить себе возможную битву. И вдруг произнесла почти то же, что сам Ахилл только что сказал Яхмесу:
- О, вот если бы эти самые ливийцы тебя боялись так же, как прежде троянцы! Или… Или, как туареги ящера, которого ты убил!
Ахилл усмехнулся.
- Если бы внушить такой же страх ливийцам! Вот и я говорю "если бы"…
И тут вдруг он осекся, замолчал, потом пристально уставился в одну точку, а затем вскрикнул, будто его что-то обожгло:
- Ах! Какая мысль!
- Ты что-то задумал? - быстро спросил Яхмес.
Ахилл привстал и, протянув руку, резким движением подтащил ближе к очагу объемистый мешок, из которого тут же вытащил нечто бесформенное, серо-зеленое, чешуйчатое, в слабом мерцании огня заблиставшее, как плохо отполированный металл.
- Шкура ящера! - прошептала Авлона. - О, Ахилл… Ты… ты хочешь?
- Вижу, ты догадалась! - он рассмеялся. - Ну да, я хочу, чтобы ливийцы испытали передо мною такой же дикий и безумный страх, как туареги перед вот этой тварью! У нас есть пара часов до рассвета, за это время можно натолкать в шкуру травы - в те места, которые не будут плотно прилегать к телу. Беда только в том, что моя голова достанет лишь до плеч ящера, а его шея и башка окажутся пустыми. Если их просто набить травой, они будут болтаться из стороны в сторону, и сразу станет видно, что тварь неживая.
Авлона вскочила и в восторге хлопнула в ладоши.
- Они не будут болтаться! Я сяду к тебе на плечи, и вся окажусь внутри ящеровой шеи, а моя голова будет как раз в его пасти. Я мешать не буду, вот увидишь…
Яхмес, слушая их, напряженно пытался понять смысл происходящего, бросая взгляды то на тускло блестящую чешую гигантского ящера, то на возбужденное личико девочки, то на Ахилла. И вдруг египтянин рассмеялся.
- Ты не только великий воин, но и великий изобретатель! - воскликнул он, и впервые его напряженное лицо прояснилось.
- Ты понял, что я задумал? - быстро спросил герой.
Юноша качнул головой и проговорил: