Она удовлетворенно кивнула. Затем быстро выхватила из чернильницы перо и быстро набросала на листке перед собой семь цифр, используя арабские символы.
- Одни лишь единицы и пятерки, вы не находите?
- В самом деле, - вежливо согласился я, прибавив мысленно: по юлианскому календарю. А через десять лет, с введением григорианского (если, конечно, все тут пойдет как надо) придется исправить одну единицу на двойку, так как это будет уже двадцать пятое января. А если еще и годы сосчитать от сотворения мира или по исчислению какой-нибудь египетской династии, то будет совсем весело… Я поймал себя на том, что неудержимо отвлекаюсь, пока мы говорим об отвлеченных вещах. Что было тому причиной - то, что я впервые вышел из дома с тех пор, как все вспомнил, или у меня кружилась голова по самым банальным физическим причинам? Оттого, что мне было скверно? Или оттого, что было куда лучше чем следовало? Неважно. Кстати, это ведь наверняка было одной из главных причин, почему ей захотелось поговорить со мной сейчас, пока я нахожусь "не в самой лучшей форме". По чистой случайности я могу высказать или просто выказать нечто, что может оказаться ей для чего-то полезным, утвердить или рассеять ее подозрения. Все это может быть совсем не плохо, но лучше бы избежать случайностей. Я украдкой вздохнул поглубже и постарался сосредоточиться.
- Единица, как вам, должно быть, известно, это число Солнца, а пять… - она опять сделала заминку, - число Люцифера.
А это она с чего взяла?.. Я посмотрел на нее почти ошеломленно. Но только почти. Цифры - всего лишь предлог. Она уже наслышана о том же, о чем и бедный отец Франциск.
- Простите… - пробормотал я, будто усомнился, что хорошо ее расслышал. Что ж, именно изумленным я и должен был бы выглядеть, если только не был сумасшедшим.
- Венера, - сказала она вкрадчиво. - Это число Венеры, звезды вечерней и утренней, которую зовут также Люцифером.
С этим я не счел нужным соглашаться. Не то, чтобы полная чепуха, если подходить с мифологической точки зрения, но на этот счет есть бездна разных мнений.
- Прошу прощенья, мадам, - возразил я. - Но я слышал, что пять - число Марса. - А по некоторым сведениям - Меркурия, и это еще не все разногласия на этот счет. - И я бы предпочел, чтобы это было так!
- Ну разумеется, вы бы предпочли, - она тонко улыбнулась, не сводя с меня внимательных глаз. - Вам бы, молодым людям, только и думать, что о сражениях, не правда ли?! - Она выдержала паузу и продолжила: - Тот человек… от которого вы избавили моего сына, - произнесла она значительно и вместе с тем предостерегающе, - его силу многие почитали дьявольской. Но мне доводилось слышать и еще кое-что…
Я глядел на нее выжидающе.
- Те, кто видел вас в бою, остерегаются как-либо это расценивать. Но они рады тому, что находятся на одной с вами стороне. Что вы на это скажете?
- Польщен, мадам, - сказал я невинно. - Право же…
- И полагаете, что это именно влияние Марса?
- Отчего же нет? И Фортуны, конечно.
- Что любит храбрых? - продолжила она с каким-то затаенным весельем.
Я осторожно улыбнулся. На что именно она пыталась сейчас намекнуть? На что бы ни намекала, в этом было предостережение. Но не стану кривить душой, будто за минуту до этой мысли я чувствовал себя куда уютней.
- Если умение вашего врага называли дьявольским, то и ваше почитают таковым же. - А как же еще тут объяснить умения, некогда вживленные в мозг искусственно, а затем развитые в разных временах? - Уж не продали ли вы душу дьяволу, чтобы одолеть его? Его же время, быть может, вышло, и настала пора расплаты?
- Для наших врагов, мадам, все мы исчадья преисподней, как и они для нас.
- И это еще не все, - добавила она. - Насколько мне известно, вы порой руководствовались особого рода предсказаниями.
Я ждал, что до этого дойдет, и все-таки удержать себя в руках оказалось нелегко.
- Вы не хотите поделиться со мной этой благодатью? - вкрадчиво вопросила королева.
Я со странной рассеянностью посмотрел в глаза.
- Мадам, неважно, что говорят другие, но я не верю предсказаниям. Мне предсказывали, что я погибну, если столкнусь со своим врагом. Но этого не случилось. И я рад, что не поверил предсказанию.
Она впилась в меня цепким взглядом, в котором сквозило удивление. И в какой-то момент поняла, что это не ложь. Я не просто ненавидел предопределение. Если мы сами изменяли историю и если она движется одновременно во множестве потоков - какие могут быть предсказания? И в то же время, глядя мне в глаза, королева будто чего-то испугалась. Совсем неразумно было ее пугать, и я не собирался этого делать. Но ей отчего-то вдруг стало не по себе. Она отвела взгляд и некоторое время мы сидели в звенящем молчании. Затем она снова взяла перо.
- Единиц у вас больше чем пятерок, - заметила она и быстро сложила все цифры, получив новое число - девятнадцать. - Первое и последнее из простых чисел, альфа и омега, - сказала она, и тут же вывела новую сумму - десять. - Единица - знак божественного творения, - бормотала она себе под нос, - ноль - знак небытия и смерти. А в итоге - снова единица. И во всей цепи цифр их семь - божественное число.
Она отложила перо и закрыла глаза. Я ждал. Похоже, в целом, случайные цифры были на моей стороне.
- Сатурн, - проговорила она, не открывая глаз. - Ваш покровитель в зодиаке. И покровитель мрачный, он сливается с Хроносом, всепоглощающим временем, пожирающим своих детей. Знак его - серп или коса. Это коса смерти. Имена Сатурн и Сатана - не слишком ли созвучны?
- Я знаю, что он правил Золотым веком, мадам. Когда люди, по преданию, были счастливы.
- Равны и счастливы, - подчеркнула она. - И в этом равенстве есть знак анархии и разрушения. Ведь смерть уравнивает всех.
- Если есть рай и ад, то смерть не для всех одно и то же, - сказал я, и королева открыла глаза. - И у меня есть еще один покровитель, мадам. Мой месяц посвящен Янусу - богу всякого начала.
- Чей храм всегда закрыт в дни мира, - заметила она. - И этот бог - двулик.
- Для мира и войны. Для друзей и для врагов. Ведь у каждой вещи есть две стороны.
- Когда говорят об обоюдоостром оружии, это призыв к осторожности, - сказала королева.
- Вы правы, мадам. Именно потому, то, что делает меня сильным, делает меня слабым.
Она пристально посмотрела на меня, и похоже, мы друг друга поняли. Она поняла, что я осознаю свою уязвимость, это ей понравилось и это ее успокоило.
Она отодвинула в сторону книги и свитки и поставила на свободное место две небольших шкатулки из полированного черного дерева, инкрустированные перламутром и слоновой костью.
- Не смотрите, - велела она. - Закройте глаза, протяните руку, и выньте из шкатулки наугад один из камней. Потом взгляните на него и скажите мне, что это.
Я сделал, как она просила, потом открыл глаза, и мы вместе посмотрели на камень, вспыхнувший в полумраке малиновым светом.
- Рубин.
- Камень огня, войны и победы. И власти, - прибавила она полувопросительно и почти подозрительно. - Второй?
Я повторил маневр. В моей руке оказался гладкий темный камешек, отливающий металлическим блеском.
- Кровавик.
- Камень магов, - протянула она не то чтобы недружелюбно, но едва ли ее голос мне понравился. - Которым вычерчивают заклинания и круги - ловушки для демонов. Можете ли вы прочесть "Отче наш", виконт?
Вряд ли стоило отвечать: "да хоть задом-наперед"…
- Разумеется, - слегка улыбнулся я, в ответ на ее наполовину наигранную иронию. - Разве вам не говорили, мадам, что когда швейцарцы герцога Гиза атаковали хранителей, я читал эту молитву во весь голос, пробивая бреши в рядах врага? - И не дожидаясь, пока она повторит свою просьбу, спокойно прочел молитву, держа камень в руке - она не вычерчивала им ловушки, но если это для нее что-то значит…
- Хорошо. - Она выдержала паузу, которая, быть может, должна была подействовать мне на нервы. - И наконец, третий?
- Агат, - сказал я, вынув полосатый камешек.
Королева забрала у меня камешек и поднесла его ближе к свету.
- Сардоникс, - сказала она мягко и удовлетворенно. - Это хорошо, - и посмотрела на меня с одобрением, будто этот камень говорил обо мне больше или лучше чем предыдущие и вся история моей жизни. - Талисман верности и защиты от злых чар. Sardius, - назвала она его на латыни, - и с вашим именем созвучно…
Все три камня она отложила в сторонку, маленькой кучкой, и придвинула к себе меньшую шкатулку. В ней оказалась колода гадальных карт. Она перемешала их, дала мне снять, потом выложила на стол рубашкой вверх, усеянной золотыми лилиями по темно-синему полю, четыре карты.
- Что ж, первая карта означает начало, - изрекла королева и, перевернув ее, красноречиво приподняла бровь. Это был "Дьявол". Весьма изящная гравюра, в стиле, напоминающем Дюрера. Кажется, везение мне изменило? - "Это знак фатальности, замечаемой в жизни некоторых лиц как извержение вулкана, уничтожающее высших и низших, сильных и слабых, сведущих и невежд - в равенстве сокрушения", - назидательно произнесла она цитату, приписываемую Гермесу Трисмегисту.
Второй картой открылась двойка треф. Королева улыбнулась:
- Двойка палиц означает неожиданное благотворное вмешательство. Принято говорить - божественное. Надеюсь, Бог на нашей стороне.
"Всего лишь двойка, - подумал я критически, - ну и мелюзга…"
Она открыла третью карту, которая называлась "Луна".
- Это то, с чем придется столкнуться. "Луна" предвещает сильных тайных врагов. - Может быть, даже буквально с Луны, - мысленно предположил я. Королева привела еще одну цитату из трудов знаменитого алхимика: - "Помни, сын Земли, что тот, кто дерзко относится к неведомому, близок к гибели!"
Судя по всему, это было личным мне наставлением. Хотя как раз с неведомым мы дела уже не имели.
Королева помедлила, глядя на последнюю карту.
- Откройте последнюю карту сами. Она скажет нам, чем все кончится.
Я перевернул карту, и она, гладкая как пластинка из слоновой кости, выскользнула у меня из пальцев и легла на стол с отчетливым негромким щелчком. Я едва подавил желание рассмеяться - конечно, именно этим все всегда и кончается, - ну не подло ли такое со стороны карт?! И над кем это они вздумали подшутить, надо мной или над королевой?
- А вот и Хронос! - не удержавшись, сказал я.
На последней карте красовалась "Смерть" - как водится, усмехающаяся во все зубы, с косой и со скошенными головами под костлявыми ногами.
Королева бросила на меня такой быстрый взгляд, будто выстрелила им. Но увидев, что я улыбаюсь, будто задумалась, она явно ожидала, что я испугаюсь.
- Это не всегда дурное предзнаменование, - медленно проговорила она, будто хотела убедить в этом себя. Это была правда. Но уверен, она не отказалась бы от чего-нибудь более определенно обнадеживающего.
- Я знаю, мадам. "Символ уничтожения и вечного возрождения всех форм сущего в царстве времени", - процитировал я, продемонстрировав некоторую осведомленность все в том же труде Трисмегиста. - И разве вы не назвали уже Хроноса моим покровителем? Должно быть, в свой час все свершится своим чередом, так, как нужно.
Королева посмотрела на остаток колоды с подозрением, будто под ней могли таиться змеи, и решившись на еще одну попытку, вытащила наугад из середины еще одну карту. Посмотрела на нее, не показывая мне, и испустив тихий вздох то ли облегчения, то ли обреченный, положила на стол. Теперь уже я мог ее увидеть.
- "Звезда", - сказала она, подводя итог. - Она символизирует надежду.
Или звезду утреннюю… - подумал я с невольным ехидством.
И вдруг меня осенило - ей сплошь попадались "старшие" карты, и среди них только одна "младшая". Взглянув на колоду, я наконец обратил внимание, что она извлекла из шкатулки только ее часть, меньшую, со "старшими" картами, как же туда затесалась двойка треф? Случайно? Но королева не выказала удивления, увидев ее, только удовлетворение. Да и сейчас, - я бросил на нее изучающий взгляд, несмотря на прочие выпавшие карты, казалась если и удивленной и заинтригованной, то не слишком расстроенной или подавленной или зловещей. Она что-то загадала на эту двойку? И довольна уже тем, что та ей подвернулась?
- Как бы то ни было, мадам, - заверил я вслух, я не суеверен.
Она ответила загадочным взглядом, без тени гнева или раздражения.
- Вы ведь всего лишь человек, не правда ли? Вы даже не представляете себе, сколько неведомых и невидимых сил окружает нас и управляет нами. Или все-таки представляете? Не спешите отвечать, - предупредила она. - Вы солжете. Сейчас - солжете. Но может быть, не потом.
И позвонила в колокольчик.
Я невольно насторожился, но из передней всего лишь появилась Анжелика. С большой золотой чашей в руках, украшенной самоцветами и эмалью. Будто видение Грааля.
Церемонно приблизившись, она торжественно водрузила чашу на стол между нами, посмотрела на свою повелительницу и снова, не говоря ни слова, просеменила к выходу. Заколыхались, сомкнувшиеся за ней, тяжелые занавеси.
Королева подняла вычурно-украшенную крышку, и по комнате разлился знакомый запах, обманчиво напоминающий ваниль. Чаша была наполнена адской смирной.
- Выпейте это, - ласково сказала королева.
VI. Дом Франкенштейна
- Нет.
- Нет? - с ноткой почти фальшивой угрозы.
- Нет, - повторил я почти с удовольствием и перевел пристальный взгляд с чаши снова на нее. - И это именно тот ответ, которого вы ждете. Да, я знаю, что это такое. Тот, кто это выпьет и тот, кто предложит другому - тот навеки погубит свою душу.
Мне почудилось или она и впрямь поежилась?
- Вот как?
- Да. Разумеется, тот, кто предложит всерьез. Это то, что лишает человека собственной воли, и это великий грех.
- С каких это пор?
- С тех самых, с каких человек волен сам спасти или погубить свою душу. Кальвинисты могут думать иначе. Но мы ведь не кальвинисты.
Она приподняла брови и испустила едва заметный смешок.
- А вам бы проповеди читать! Нет. Мы не кальвинисты. Но разве тот, кто выпьет это - не будет мне верен?
- Не будет. Он не сможет мыслить и не сумеет хорошо вас защитить.
- Но не сумеет и предать.
- Править неодушевленными предметами не так похвально, как одушевленными, мадам.
Она изумленно улыбнулась, почувствовав себя польщенной.
- Вы позволите? - я протянул руку и она машинально отдала мне крышку от чаши. Но спохватившись, схватила меня за запястье.
- Разве от этой вещи не может быть никакой пользы?
- Что пользы человеку от всех благ мира, если свою душу он потеряет? - Я посмотрел на маленький крест из какого-то черного камня на ее груди - обсидиана или гагата, и слегка кивнул на него: - С сим победите, мадам.
Она поняла. Подняла левую руку, чтобы коснуться креста, правой продолжая судорожно вцепляться в мою кисть.
- Не ждала от вас таких слов.
- Есть границы и нашему неверию.
Она немного помолчала.
- Я вам верю. Вы бы не говорили так, если бы нечто не снизошло на вас. - Она наконец перестала в меня вцепляться, но положила ладонь поверх, будто умоляя не отнимать руку слишком рано. - Вы явились, чтобы спасти нас?
- Я всегда был здесь. Как и многие другие.
Ее глаза начали расширяться. Огоньки свечей заплескались в них как солнце в озерах.
- Божьи искры есть божьи искры, мадам, их нужно защищать.
- И вы поможете мне?.. - она замолкла, напряженно думая о чем-то своем, вряд ли касающемся стоящей на столе чаши. Быть может, о своих детях. Насколько счастливо они будут править. Разве не об этом она всегда думала? Ища предсказаний будущего и страшась их.
- С Божьей помощью, - сказал я, глядя ей в глаза. И мягко убрав руку, закрыл чашу.
- Помогите мне, - повторила она.
Анжелика проводила меня тем же тайным ходом, ни о чем не спрашивая, и смущенно ретировавшись лишь когда завидевший ее Пуаре враз потерял свой хмурый вид и радостно встрепенулся. Он застал ее врасплох, ведь ждал уже не там, где я его оставил, а в комнате с потайной дверцей - перебравшись в пресловутое "кресло мертвеца", где сидел, пригорюнившись, с моей рапирой поперек коленей. На полу рядом стояла зажженная свеча.
Выглядело трогательно. И прямо-таки просилось на картину.
- Ну, я тут уже совсем осовел, - признался он со скрытым упреком. - Где ты был? Это же пташка старой королевы?
- Так и есть.
- А король?..
- Его там не было. Судя по всему. - Я пристально посмотрел на Пуаре. - Идем еще куда-нибудь?
- Нет, мне было велено привести тебя только сюда. И раз эта пташка вернула тебя обратно…
- А от кого, собственно, ты получил приказ? От короля лично?
- Нет, - Теодор покачал головой. - На самом деле, от Нансе. Он отчего-то жутко беспокоился и был уверен, что за тобой должен отправиться я, потому что я твой друг.
- Ага, - усмехнулся я. - И шпагу мою сохранишь лучше всех в целости и сохранности! Ну-ка, отдавай!
Пуаре засмеялся, немедленно выполняя требование.
- А что понадобилось от тебя королеве? - поинтересовался он. - И что за срочность?
- Ее заинтересовал мой гороскоп.
- А… - Теодор чуть было не зевнул со скорбным видом. - Это с ней бывает… Ну так как, домой или, может, пойдем куда-нибудь выпьем?
- К последнему я еще не готов.
- Смотришься зеленовато, - подтвердил Пуаре. - Собственно, потому и предложил, но нет, так нет. Поехали.
Кажется, я был у королевы не так уж долго, если только в ее покоях или в луврских потайных ходах не наблюдалось искривления пространства. Но на улице уже стемнело. Должно быть, счет времени я потерял еще дома.
В темноте тянуло уже почти осенней сыростью, в сочетании с бог знает чем еще. Заблудившийся в переулках ветер старательно смешивал газовый коктейль, но некоторые нотки ему никогда не сделать неузнаваемыми, пока они окончательно не превратятся во что-нибудь другое. Редкие фонари, покачиваясь в мутном воздухе, светились как манки глубоководных хищных рыб-удильщиков. Было пустынно - обычное дело для темного времени суток - если не считать толстых крыс, то и дело проносящихся поперек дороги как упругие резиновые мячики, когда их спугивала наша карета, такая же бесшумная, как жестянка, привязанная к кошачьему хвосту. Где-то в отдалении выли и лаяли грызущиеся собаки. Пуаре мирно клевал носом.
Карета вдруг дернулась и замедлила ход. Возница пробормотал какое-то проклятье.
- Стой! - приказал чей-то вдохновенно-уверенный голос впереди.
- Черт! - пробормотал я, очнувшись от раздумий, и резко пнул задремавшего Пуаре в сапог. - Проснись! Вон отсюда!
Я был уверен - если мы останемся внутри, то окажемся в карете как в ловушке. Распахнув дверцу, я выскочил наружу, чуть поскользнулся на булыжнике, но быстро восстановил равновесие и, оглядываясь, сунул руку в маленький кармашек в подкладке плаща.
Недоумевающий Пуаре выпал следом за мной.