Диана нахмурилась, уперев руки в боки. "Не только во врачевании!" - с радостью заявила бы она, если бы хотела погрязать в этом безумном разговоре.
- Да, - я приподнял брови. - В частности. Только затем, чтобы это остановить.
- Понятно… - вид у Мишеля был ошарашенный, но не слишком. Возможно, на какую-то четверть он подозревал, что я его просто разыгрываю, это его бы тоже успокоило. - Что ж, хорошо, тогда я… - он вопросительно оглянулся на Диану.
- Мой брат вне опасности, - подтвердила она. - И в следующий раз ты можешь убедиться в этом сам. Но иногда нам нужно время переговорить в стороне от чужих ушей. Не думай, что ты не нужен, мы только хотим оградить от опасности как можно больше людей. И еще - я не всегда смогу быть рядом с ним. Ты ему еще понадобишься.
Мишель серьезно кивнул:
- Конечно, ваша милость!
- Вот и прекрасно, Мишель. Я должен поблагодарить тебя за то, что было ночью. Ты прекрасно сработал, особенно у дома адмирала!
Мишель искренне улыбнулся, почти лукаво сверкнул глазами, немного поплясал на месте, еще раз поклонился и выскользнул за дверь.
- Какого гомункулуса?!.. - раздалось оттуда через минуту. Дверь снова распахнулась, Мишель вскочил в комнату, закрыл дверь и, запыхавшись, прикрыл ее спиной.
- О боже мой… я забыл! Сержант Фортингем! Он желает видеть вас. Что мне ему сказать? - немного ошалев от всего происходящего, вел он себя потешно.
- Фортингем?.. - И похоже, не в настроении, судя по рыку за дверью. Ночью мы с ним оказались на одной стороне. Но друзьями мы не были никогда. Интересно, зачем это он пожаловал? Я поймал тревожный взгляд сестры. Но может быть, это известие, которого мы давно ждем? - Впусти его, - сказал я решительно.
Мишель открыл дверь, за которой преданный было забвению гость шумно переминался с ноги на ногу и сопел, верно, обдирая ненароком плечами стены в коридоре.
Диана чинно отошла за столбик кровати. Мишель остался в дверях, на всякий случай сверля затылок сержанта подозрительным взглядом, а Фортингем, бряцая амуницией, протопал на середину комнаты и остановился как вкопанный, озадаченно ощетинив усы и вытаращив глаза, будто у него кончился завод. Я поглядел на него выжидающе. Заодно прикидывая в уме сто один способ убить неосторожно подошедшего сукиного сына подушкой, если окажется часом, что это не мирный визит.
- Прекрасное утро, - приветствовал я, запоздало вспомнив, что вообще-то, давно уже день.
- Кхм! - энергично каркнул Фортингем, выразив одновременно согласие и сомнение, с отчетливым скрипом поклонился Диане, и как будто задумался, зачем он вообще явился. - Вот что… Утро, - снова некстати вставил Фортингем. - Гхм, - еще раз попробовал голос, проверив, не застряло ли у него чего-нибудь в горле. - Должен признать, между нами были некоторые разногласия.
- Э… верно, - осторожно признал я.
- Гхм!.. Думаю, имело место некоторое непонимание…
Я вопросительно поднял брови:
- А… вот как?
- Да… Да! - повторил он, уверенно рыкнув.
- А…
- Так вот. - Фортингем сделал последний шаг вперед и резко протянул руку. - Забудем старое? - спросил он хрипло, и на последней ноте его голос сел.
Я подавил рефлекторно-насмешливое желание спросить его: "не правда ли чудесен мир, сотворенный Господом?" В конце концов, я никогда не относился к нашей вражде серьезно. А теперь, для разнообразия, похоже, не относился и он. Стоило ли вести себя при этом как последняя сволочь?
- Хорошо… Почему бы нет. Конечно, - я изумленно оглядел его зависшую рядом угловатую и узловатую кисть, похожую на диковинный древесный корень, и пожал ее здоровой рукой. - Вы прибыли вчера… очень вовремя, - дипломатичное замечание, учитывая, что я думал об этом на самом деле, но это были мои проблемы.
- Уф! - исторг из себя Фортингем с заметным облегчением и даже довольно надулся в ответ на "вовремя", гордо зарумянившись и закрутив ус, чертовски напоминавший жесткую черную проволоку. Будь он покрыт радужными перьями как павлин, они бы распушились и начали вовсю переливаться… Зря я подумал про радугу, сразу вспомнилось, какого теперь цвета моя рука под повязкой. Впору пугать слабонервных.
- Гхм! - громогласно завершил обращение в павлина Форттингем и снова откашлялся, топчась на месте. - Вы его все-таки прищучили, мерзавца! А я-то грешным делом думал, вы того же поля ягода что он, а что от вас пока покойников поменьше, так только по молодости, а как в силу войдете… - Фортингем душевно понизил голос. - Так ведь вошли уж! Куда больше? А все ж не то. И славно. Славно, скажу я вам! Туда ему и дорога! - он еще раз хорошенько тряхнул мою руку, так что у меня слегка клацнули зубы, наконец отпустил ее, расшаркался и изобразил что-то вроде реверанса, повернувшись к Диане.
- Мм, скажите-ка, Фортингем! - переведя дух, я поймал его если не на слове, то на неожиданном дружелюбии. - Есть какие-нибудь известия из Лувра, и о том, что происходит сейчас в городе?
- Есть разумеется! - Фортингем воодушевленно воздел мохнатые брови. - Мы давим этих гадов! Знать бы еще, откуда они взялись. Это определенно заговор! - Экая проницательность. - Говорят, они пытались проникнуть в Лувр и похитить или убить короля и его братьев! Какая возмутительная наглость!..
- Чудовищная! - посочувствовал я. - Но никто не пострадал?
- Нет, хвала Господу! Хотя они и проникали тайными ходами! Король, слышно, немного занемог от таких волнений. Но теперь-то внезапность потеряна, и кто бы за этим ни стоял, ему трудно будет скрыться!
То есть, все еще ничего определенного, кроме одного - король занемог. Значило ли это, что он все-таки отведал адской смирны? На самом деле, не исключено, что он даже мертв. Пока ясно только, что он сам и был одним из заговорщиков. Но на каких условиях? Может, узнав об "истинных целях" своих соратников он и впрямь занемог от волнения - не исключено. Или огорчился, что его цель не достигнута, если исходил из иллюзии, что все это затеяно исключительно для укрепления его собственной власти в ущерб другим главам всех существующих партий.
- Благодарю вас, Фортингем!
Фортингем еще раз громко крякнул, посоветовал "так держать" и, бодро погромыхивая, затопал прочь. Я задумчиво посмотрел ему вслед.
- Вот стоит только всерьез кого-нибудь убить, и в тебе начинают видеть великого гуманиста и опору законопослушного общества.
Диана тихонько невесело рассмеялась, вернувшись из-за кроватного столбика.
- А на самом деле ведь и правда - одного поля ягоды. Бравому шотландцу и не снилось, насколько.
- Да уж.
- Правда, в последнем качестве он знал его не больше двух недель. И вряд ли знал хорошо. А в том смысле, в котором говорил - все верно. Все же относительно. Зато теперь и я думаю о нем лучше.
- О Дизаке?
- О Фортингеме! Не такой уж он и зануда, как ты рассказывал.
- Все относительно, - проговорил я рассеянно.
- О чем ты думаешь? - спросила Диана.
- Об этом препарате, который использует Линн. Судя по действию и еще смутным воспоминаниям Рауля, это же пресловутая "адская смирна". Смертельно опасная. Достаточно применить однажды, и то, что внушено человеку в первые минуты действия, уже не вытравить из него каленым железом. Никогда. В нашем тридцать шестом все мы были генетически защищены от нее, но здесь… Как он мог?
Диана покачала головой и присела на стульчик у туалетного столика.
- Не знаю… При его стремлении к идеальности… Просто невероятно.
- Прямо история Люцифера - светоносный идеальный ангел, который став одержимым собственной идеальностью, стал способен только на зло.
- И как только мы такое проморгали?..
Я поглядел на Диану молча. Отвечать что-то не захотелось. И не потому, что я мог бы сказать: "я знал". Моя неприязнь к нему была субъективной. И ни о какой настоящей опасности я не подозревал. Значит, говорить тут было не о чем.
- И ведь если в тридцать шестом веке у нас была генетическая защита, то - если он и правда собственная генетическая копия, эта защита есть и у него. А у нас нет, - продолжила Диана.
- Совершенно верно. Сколько замечательных перспектив сразу!.. - И окончательное подтверждение, что именно копия, а не двойник, последнее было бы слишком опасно, если что-то вдруг выйдет из-под контроля.
- Просто идеально, - буркнула Диана. - Что ж, пойду поделюсь стратегическими соображениями с Изабеллой.
Далеко она не ушла. В дверь снова постучали. Едва распахнув ее, Диана радостно вскрикнула, но вместо того, чтобы кинуться Раулю на шею, как ей, судя по ее движению, захотелось в первое мгновенье, она попятилась.
- Все в порядке, я еще не нахожу, что этот мир прекрасен, - меланхолично заявил Рауль, предваряя ее вопросы. - И я зверски устал, а хранители плохо понимают, что это такое.
Диана вздохнула с облегчением, впуская его в комнату.
- Рауль! - по его виду можно было заключить, что наши неприятности только начинаются, но я был рад видеть его, по крайней мере, живым и невредимым. Выглядел он так же как всегда - после ночи, проведенной то ли в разведке, то ли под чьими-то окнами и в темных переулках, в которых остались чьи-то недвижные тела, нарвавшиеся ненароком на свою Немезиду. - Как там все?
Он глянул на меня похоронным взглядом.
- Смотри-ка, а мне наврали, что ты при смерти.
- Иди ты к черту! Что происходит? Вы его не нашли. Но хоть живы все? - Мог бы и не выходить из себя - если Рауль еще способен острить, значит, живы. Хоть он у нас и мастер ложных впечатлений, есть и для него какие-то границы.
Рауль пожал плечами.
- Более-менее. Мы с Готье ненадолго вернулись, вас проведать.
- Спасибо, - сказала Диана с каким-то зловещим сомнением. - Если ты немедленно не скажешь, что с остальными, мы с Изабеллой сами отправимся их проведать!
- Все в порядке! - тоном самой невинности заверил Рауль, поискал глазами стул, нашел его, выволок в середину комнаты и сел на него верхом, с глубоким вздохом. Потом некоторое время переводил взгляд с одного из нас на другого. - Да, я все помню, - сказал он. - Потрясения сильно подстегивают память, не правда ли? Иногда. Бывает, что забываешь, чего не следует, но бывает, что вспоминаешь…
Диана согласно терпеливо вздохнула. Рауль улыбнулся ей и на мгновение прикрыл глаза, опершись всем весом на спинку стула. Потом тряхнул головой, будто проснувшись, и снова поглядел на нас. Взгляд его стал ясным, ничуть не сонным.
- Паршивые дела, на самом деле, - признался он. - Вы же поняли, что за штуку он использует?
- Да, - кивнул я.
Рауль, а вернее Фризиан, был у нас по ней самым большим специалистом. Теперь я знал, почему ему стало скверно в молельном доме хранителей, куда мы сунулись на разведку. Ему хорошо были знакомы и разлитый по всему дому запах и действие вещества, которое так пахло, хоть он еще этого не осознавал.
Когда-то он изучал период, в котором это вещество использовали направо и налево - в недоброй памяти двадцать седьмом веке. Сперва - для облегчения страданий безнадежно больных, ведь препарат вызывал невероятное чувство силы и легкости и избавлял от чувствительности к боли, без видимого затуманивания разума, если использовать его без внушения, хотя, может, уже тогда это было только прикрытием и разработчики преследовали свои цели. А потом средство очень быстро покинуло пределы клиник, его использовали в своих целях кто попало, превращая в безнадежно больных всех, до кого могли дотянуться. В интересах сугубо личных, в интересах большой политики, в интересах корпораций или в интересах ограбления ближайшего банка. Закончилось все истреблением чуть не половины человечества - другой половиной. В целях самозащиты. Лишь позже генетики нашли способ сделать людей невосприимчивыми к этому веществу. Последующим поколениям ничего не грозило - благодаря тотальным генетическим модификациям, в числе многих модификаций по другим случаям, давно превратившим нас в несколько иной биологический вид, нежели тот, что прежде. Что ж, эволюция и так никогда не стояла на месте, просто изменения стали происходить быстрее и искусственней.
Движимый научным любопытством, Фризиан некогда оценил действие препарата "на самом себе". В виде обычной психоматрицы захватить с собой нужные генетические модификации он был не в состоянии. На это он и рассчитывал. Но на что бы он ни рассчитывал, результат ему не понравился. Он не любил вспоминать об этом "бесславном прошлом" человечества, пребывавшем теперь в глубоко сомнительном будущем.
- И конечно, вы прекрасно знаете, как она действует на любого, неважно, как он к ней до этого относился…
- Да! - не выдержала Диана. - Так что с Линном? Вы знаете, где он и что предпринимает? Вижу, что нет! Но что вы сделали, чтобы это узнать? И что у нас с королем?! На нем использовали адскую смирну или нет?
- А, - сказал Рауль, подняв палец. - Именно к этому я и клоню… Полагаю, вам интересно все, что происходило со вчерашнего вечера? Лучше будет начать по порядку.
* * *
- Salutant! - выпалил встречавший нас в условленном месте Пуаре.
- Salute, - поправил я методично.
Теодор даже не отмахнулся. Он был взвинчен, хотя вряд ли догадывался, почему именно.
- Вас только двое? - озабоченно спросил он, будто пытаясь разглядеть кого-то за нашими спинами.
- Тонко подмечено, - с досадой проворчал Готье, перестав оглядываться.
- А где Шарди?
- Это мы тебя собирались спросить, - заметил Готье, прищурившись.
- Ты, конечно, имеешь в виду старшего? - догадался Пуаре.
- Разумеется.
- А-а… - вздохнул Теодор, поскучнев. - Я должен проводить вас к королеве. Он там.
К королеве… Я знал, что речь не о ней, но от самого слова в сердце что-то кольнуло. А потом - повеяло холодным безразличием. Все мы изменились, и мир вокруг изменился, все системы координат провалились к туркам. То, что казалось великим, стало мелким, то, что могло быть фантазией, одной из многих, бесследно растаявших поутру, стало вдруг реальностью, а реальность поутру - развеялась. То, что было верой, превратилось лишь в причудливый старинный казус, один из многих.
И положа руку на сердце - оно и к лучшему. От королев всегда одни неприятности. От каких бы то ни было.
Но к какой-то из них мы все равно попадем. И неприятности все равно неизбежно случатся.
- К королеве-матери? - уточнил я вкрадчиво.
- А к какой же еще? - простодушно удивился Теодор.
- К настоящей, к примеру, - предположил я риторически.
- Это к какой?.. - еще больше удивился он.
- К жене короля.
Теодор фыркнул, сообразив, что я над ним подшучиваю, и встряхнулся как пес, выбравшийся из осенней заводи.
- Я нынче сам не свой. И шуток не понимаю. Будто какой-то нарыв зреет. Вроде бы ничего, но все носятся с такими лицами, будто их застали за кражей казны.
Мы проходили по пустым, гулким, перекликающимся отголосками эха залам и тесным узким переходам, набитым хламом, что выкидывают из зал, делая вид, будто во дворце полно места.
- Да неужто? - иронично подначил Готье.
- Ни за что не поверю, что вы в этом не замешаны! Нет, ни о чем не спрашиваю, - добавил он сокрушенно. - Наверняка скоро все выяснится. И возможно, я не хочу знать этого раньше… но черт возьми, ни черта не разобрать, что творится! Позапирались все по углам и шушукаются! Хоть бы уж прирезали кого, может, легче бы стало.
- Погоди-погоди, - обманчиво добродушно пообещал Готье. - Кого-нибудь да прирежут. Скоренько. Еще не обрадуешься.
- А в чем штука? - быстро спросил Пуаре, цепко уловив будто бы обозначившееся желание Готье сказать нечто большее, как будто он проговорился, позволив себе намекнуть, что ему что-то известно.
- Думаю, что штука у королевы, - сдержанно ответил я, с самым благочинным видом, на какой был способен, так что заподозрить, что я имею в виду нечто неблаговидное, было решительно невозможно.
- Неважно, - проворчал Готье. В конце концов, он не имел ни малейшего намерения проговариваться. Многозначительные намеки звучали в последнее время на каждом углу. Сейчас все такие проницательные и глубокомысленные. Тем паче на словах.
Запущенный коридор, в котором мы оказались, что-то мне настойчиво напоминал. Кругом - ни души. Мы перемещались в пыльном и гулком пространстве как последние выжившие муравьи в вымершем муравейнике - в одном из тех катаклизмов, после которых в море находят целые суда без всяких признаков команды и пассажиров на борту.
- Припоминаю, - проговорил я, оглядываясь. - Однажды я припрятал тут парочку бездыханных тел. Любопытно, их нашли?
Готье покосился на меня с неодобрением. Пуаре и бровью не повел. Первое ничуть не значило, что мне поверили, а второе - что не поверили.
Лувр - один из известнейших "домов с привидениями". Завернув за угол, всегда рискуешь оказаться где-нибудь в Бермудском треугольнике. А какие твари могут ночью и средь бела дня вылезать из темных углов, и вовсе представить трудно. Если бы я однажды всерьез не перебрал, то мог бы поклясться, что видел блуждающий от стены к стене в полумраке черный мохнатый шар с человеческой рукой, держащей горящую свечку.
Но в кое-каких случаях я уверен точно. Как в том, что однажды в укромной пустующей комнате, куда забрел сугубо по личным делам, выискивая уголок для одной серьезной беседы, наткнулся на двух-трехдневный труп, восседающий в старом кресле у стены. Мертвые глаза поблескивали из щелок в почернелых веках как старый мрамор, губы распухли и напоминали откормленных синих червей, а в шее распахивался еще один неприглядный рот. Но когда я зашел снова примерно через час, его уже не было, остался только запах, да и тот невнятный - этакие запахи случаются в самых обычных местах. Разве что и эти места не так просты как кажутся и неподалеку от них время от времени испускают дух хотя бы крысы.
Мы остановились у неприметной двери, обитой так же как стена и почти сливающейся с ней. Пуаре толкнул слегка рассохшуюся створку.
- Так-так, - я едва удержался, чтобы не присвистнуть. Выходит, та самая комната. Я пристально глянул Теодору в спину. Будь покоен, друг мой, о том, как меняются времена и люди, мне известно. И если здесь происходит что-то не то и пойдет не так, как мне понравится, кому-то не останется времени насладиться произведенным впечатлением. Не останется времени даже на лишний вдох. Кое-какая власть над временем у нас все еще есть. Не все безраздельно принадлежит ему одному. Хотя бы и потому, что что-то неизвестное получило власть над нами, пусть мы еще и не понимаем, что оно такое. Зато мы знаем, как распорядиться малым временем, чтобы причинить множество разрушений и оставить множество жертв.
Украшенная черепами Кали, танцующая на мертвецах - мое темное подсознание только и ждало, чтобы вырваться на свободу, чтобы сплясать. В некотором смысле, это забавно - иметь возможность оценивать себя со стороны - насколько близко уже подходил когда-то к безумию, насколько подходишь сейчас. Есть в этом что-то умиротворяющее - безумие не только внутри тебя и не только снаружи.
В комнате было темно, тихо и пусто. Что ж, танцы откладываются. Хорошо. Ночь и так уже близко.