И чем ближе она была, при мысли о ней, я чувствовал странное раздвоение. К тому, что произойдет, я наполовину не испытывал никакого отвращения. Его ощущали, похоже, все кроме меня. Впрочем, не совсем "кроме". Да, я тоже его ощущал, но только - наполовину. А наполовину… идея казалась мне почти привлекательной и бодрящей. Все же, многие получили бы по заслугам. Конечно, как всегда, пострадает множество невинных. Но они и так всегда попадают под колесо, при каждом его обороте, а мир все продолжает вертеться, и только, когда рушатся все законы, бывает возможно дотянуться и до крупной дичи, до той, которая действительно всего этого заслуживает. Весь вопрос в цене.
А еще вопрос в том - что же именно важно. И ответ - то, что сиюминутное уже перестало быть важным. И лишние жертвы не нужны. И неважны сиюминутные счеты - важны только те, что затрагивают нечто большее.
То же, что я не чувствую отвращения… возможно лишь то, что я не верю в то, что это непременно произойдет. То, что это уже отодвинуто на второй план. И чрезмерная честность с самим собой. Все мы всегда ощущаем сразу множество противоречивых чувств и стремлений, которые тянут нас в разные стороны, порождая, в итоге, всего лишь обыденную стабильность. В чем-то ложную - жизнь далека от статики, все живет, движется, развивается, расширяется, как вселенная, подталкиваемая множеством самых различных сил, разрывающих целое изнутри.
У моих друзей, должно быть, проблемы не меньше. Если рассматривать с той точки зрения, что нам теперь доступна и несколько парадоксально естественна, они такие же профессиональные убийцы как я. Если убрать весь лоск и мишуру. Звучит, наверное, даже скучно. Можно подумать, весь наш мир не таков. Эта ночь только доказала бы, что именно таков. И еще докажет. Но вот в чем ирония - мы можем посмотреть на себя самих со стороны. Потому что мы уже были кем-то другим. Заслуженная шутка со стороны неведомых сил? Заслуженная расплата за грехи?
Я вернулся мыслями в обшарпанную темную комнату, в которой мы находились. Мало ли, от кого тут еще придется избавиться.
- Скажи-ка мне, Теодор, - проникновенно говорил Готье в потемках, сквозь короткие повизгивания кресала. - Почему мы плутаем вокруг да около такими странными маневрами?
- Нас должно видеть как можно меньше народа, - ответствовал Теодор. - Это приказ.
- Королевы? - полюбопытствовал я.
- Полагаю, да. - Он не стал уточнять, должно быть, в отместку за то, что и мы не расщедрились на ответы.
- А король? - как бы невзначай спросил Готье.
- Не уверен, что мне стоит это знать, - рассеянно ответил Пуаре, подобрав со старого кресла, того самого, в котором я некогда видел мертвеца, только что зажженную свечу, и энергичным толчком в стену открывая потайную дверцу, из-за которой потянуло гнилью и сыростью как из склепа.
- Надеюсь, привидений не боитесь? - хитро осведомился Пуаре, и первым нырнул в потайной ход. Мы последовали за ним в узкий тоннель. Теодор беспокойно топтался впереди, и Готье, понимающе кивнув, закрыл за нами дверцу, потянув за кольцо, вделанное в нее с этой стороны. Дверь закрылась с явственным щелчком. Итак, мы оказались в нутре каменного зверя. Нутро было обширным и разветвленным, круглые дыры вели в разные стороны. Пламя свечи колебалось в холодном сыром воздухе, а желтые блики плясали вокруг, отражаясь в потеющих вечной влагой низких сводах.
- Лепота… - сказал Готье.
- Чувствую себя крысой, - проворчал Пуаре, сворачивая влево. - Осторожнее, глядите под ноги. Тут в полу есть дырки.
Совет был хорош. По дороге мы обошли несколько черных провалов, как будто кто-то что-то здесь эксгумировал, по крайней мере, трудно придумать, почему еще могилы не засыпали и не накрыли надгробиями.
Наконец мы остановились в одном из тупиков. В стене было выбито углубление - ниша с полочкой, на которой лежал маленький серебряный молоточек, забытый здесь каким-то крошкой гномом. Теодор постучал молоточком в дальнюю стенку углубления, держа его двумя пальцами - не слишком-то ему было удобно обращаться с такой мелочью.
Он положил молоточек на место, и мы стали ждать. Ждали мы недолго. Вскоре часть стены медленно и почти бесшумно подалась нам навстречу, открывая проем в помещение, освещенное свечами. Мы вошли в небольшую комнату, убранную в богатых, но сдержанных тонах. Дверь закрылась за нами, став с этой стороны туалетным столиком с зеркалом в простой черной раме. Свет, проникавший сквозь толстые переплеты маленьких окон, был тусклым. Горящие в канделябре свечи бросали на все теплые янтарные блики.
Они были здесь: королева-мать, принц Генрих, он же герцог Анжуйский, командир дворцовой стражи Нансе, наш старый друг Фонтаж, нередко выполнявший поручения Таванна и, разумеется, граф Шарди. Оттого, что он был жив-здоров, мне как-то сразу полегчало. Таванн отсутствовал, и по тому, как Теодор принялся потерянно оглядываться, можно было заключить, что в последний раз он видел его в этой комнате. Но присутствовал тут еще и Медина, и пожалуй, из всех присутствующих он выглядел самым бледным и взволнованным, перещеголяв в этом даже смертельно серьезного, сосредоточенного Фонтажа, который невероятно светлым цветом кожи наделен от природы. Наверняка он задумывался, насколько далеко заходят его полномочия как посла, и признаться, я сам об этом задумался. Не был ли он тут лишним?
Фонтаж отошел от стены, должно быть, именно он открыл нам скрытую дверцу.
- В городе еще спокойно? - деловито спросил обернувшийся и окинувший нас пристальным взглядом принц.
- Совершеннейшим образом, - невозмутимо ответил Готье. - И все хранители исчезли с улиц, как и их зеленые ветки.
- Прекрасно, - кивнул герцог. Можно было подумать, что он понимает, что творится. У мадам тоже был чрезвычайно умудренный вид.
- Господа, возможно, для вас это новость, - ровно проговорила королева-мать, - но вы только что говорили с регентом Франции. Мой старший сын внезапно занемог сегодня днем. Весьма тяжело и прискорбно. Хотя об этом пока никому не известно.
Краем глаза я увидел, как Пуаре потрясенно открыл рот.
"Господи Боже!.." - было написано у него на лице. Можно было подумать, он услышал не "внезапно занемог", а "скоропостижно скончался". В конце концов, мне показалось, что я тоже услышал что-то подобное. Но мне удалось сдержать свои чувства. Разве что… "Теперь ее и впрямь не назовешь настоящей королевой", - подумал я и пристально оглядел лица присутствующих. За исключением растерянного Мендосы, все они были непроницаемы. "А кто же теперь поедет в Польшу?.." - промелькнул у меня в голове еще один праздный вопрос.
В передней звякнул колокольчик.
- Прошу вас, Нансе, - промолвила королева.
Нансе удалился, послышались знакомые голоса. Затем в дверях возник король. За ним со странным видом, крадучись, следовал Таванн, будто отрезал Карлу путь к отступлению. Медина нервно коснулся лба, будто смахивая выступивший пот. Для дипломата он был нынче что-то уж очень нервозен.
Все встали. Атмосфера накалилась и зазвенела как тысяча сигнальных нитей, будто вот-вот произойдет убийство. Но ведь тут были и мать и брат предполагаемой жертвы. И вообще, должен заметить, цареубийство чрезвычайно вредное для здоровья хобби. Но чертовски бодрящее!..
Король резко остановился на пороге. Он явно не ожидал, что здесь будет столько народу. На лице Таванна, напротив, возникло что-то похожее на улыбку - в самом краешке искривившихся губ. В глазах мелькнуло удовлетворение и пропало. Стало быть, он знал, когда мы здесь появимся. Каждый шаг был просчитан.
На лице короля неожиданно тоже возникла хитрая полуулыбка. У меня вдруг зачесался язык, но я удержал его за зубами. Единственное, что я вдруг почувствовал, это что на самом деле в комнате нас только трое. А все эти так называемые союзники на самом деле понятия не имеют, на чьей они стороне. Это было не откровение, всего лишь острое ощущение, как чувство опасной игры, плотное, которое можно резать ножом.
- Так что же, вы решились, матушка? - с усмешкой промолвил король. Его глаза, казалось, с удовлетворением отметили присутствовавшего здесь бледного Медину. Присутствие Таванна он ощущал как надежную стену за спиной. На которую можно опереться, а не на ту, что отрезает путь.
- Да, сын мой, - ласково отозвалась королева. - Признаю, что вы были совершенно правы. Мир - это дар божий.
На лице короля мелькнуло изумление, его глаза еще раз быстро обшарили комнату, останавливаясь на каждом из присутствующих кроме Таванна и Нансе, стоявших сзади, но король не счел еще нужным оглядываться.
- Что это значит?
- Что войны не будет, - хладнокровно произнесла его мать. - Ни с католиками во Фландрии (Медина при этих словах задышал ровнее), ни с протестантами во Франции.
Лицо короля потемнело от гнева.
- Какого дьявола?!..
- Не правда ли, чудесен мир, сотворенный Господом? - все так же спокойно осведомилась королева Екатерина.
- Что? - король вытаращил глаза. - Да какого черта?!..
Он был готов слышать эти слова из любых уст, и они прозвучали бы для него как желанный пароль. Но не из уст собственной матери, да еще заявившей только что, что войны не будет.
- Сын мой, - торжественно произнесла королева-мать. - Вы только что спасли свою душу, жизнь и корону. Вы все еще истинный король Франции…
* * *
- Не может быть! - воскликнул я. - Именно так она и сказала?.. И он сказал именно это?! Так значит, он в полном порядке?
- Совершенно верно, - кивнул Рауль невозмутимо. - Пока что.
- Отлично! И что же дальше?..
- Король был так ошарашен и выбит из колеи ее словами, и тем, как затем все его снова почтительно поприветствовали, что сел и принялся с тревогой и вниманием выслушивать ее доводы, перемежающиеся внушениями и предостережениями от черной магии. Она назвала пару имен, которые ничего не сказали нам, но должно быть, сказали ему, бросила несколько странных намеков, сослалась на некие обстоятельства, и он действительно ее слушал.
- И к этому-то ты вел, намекая все время о каком-то цареубийстве?.. Ну, знаешь!
- Извини, - откликнулся Рауль с легким ехидством, - у нас все было не так остросюжетно, как ваши уличные кавалерийские бои. Исключительно психологическое напряжение. Поначалу, по крайней мере.
- Но что же там происходило на самом деле?
- Приятель, для меня самого это тайна, покрытая семью мрачными печатями. Ты прекрасно понял, что все это - только верхушка айсберга. Но иногда хватает и воздействия на верхушку, чтобы перевернуть всю махину. Главное, правильное воздействие в нужной точке.
- Спасибо, очень вразумительно, - заметила Диана. - Если только ты не издеваешься.
- В мыслях не было, - как-то двусмысленно проронил Рауль. - Не знаю даже, рад я, что дело обошлось без дворцового переворота, или раздосадован. Герцог Анжуйский, похоже, не очень горюет. Все же его мать достаточно ясно дала понять, что на старшего ее сына можно рассчитывать лишь с оглядкой - с оглядкой на нее и на ее второго сына, который, если что, сразу же подхватит выпущенные бразды. Но это знание не для всех. Теперь, внешне, продолжает править король, но на самом деле, править будет операционный штаб, в составе герцога, королевы-матери, маршала Таванна, и вашего… то есть, твоего отца, - поправился Рауль, снова подметив своей оговоркой, что прекрасно помнит наше далекое будущее.
- Потрясающе, - пробормотал я, покачав головой, глядя в потолок. - Ну хорошо, не то, чтобы совсем непонятно, зачем и как его туда занесло, но только этого не хватало!..
- А Нансе? - уточнила Диана. - Он ведь тоже был там.
- Он всего лишь верный цепной пес, - сказал Рауль. - Но ясное дело, подтверждение, на чьей пока стороне гвардия - это дорогого стоило. В конце концов, мы с Готье тоже там присутствовали не более чем для моральной поддержки. И Медина - тоже ведь ясно, что он всего лишь свидетель. И он должен знать, с кем тут по настоящему нужно иметь дело.
- Эх… - сказал я.
- Разумеется, - кивнул Рауль.
- Но дело ведь этим не кончилось - что было дальше?
Рауль пожал плечами.
- А дальше Таванн взял на себя небольшую военную реформу в Лувре, с помощью Нансе и проверенных людей, в числе которых были мы с Готье, а также Пуаре с Фонтажем, которые совершенно честно почти ничего не понимали - только в общих чертах. Произошло несколько довольно кровавых эксцессов, пока мы выясняли, сколько хранителей находилось в составе дворцовой стражи. А пока мы их выявляли, особенности их поведения производили на нормальных пока еще людей столь неизгладимое впечатление, что никого не приходилось всерьез убеждать и уговаривать, все были достаточно напуганы и готовы действовать безо всяких подсказок. А техника была проста как мир, и вызвала сумасшедший охотничий азарт, захвативший участников целиком. Ведь было теперь так понятно, где свои, где чужие. Да еще настолько чужие! А потом чужаки стали пытаться проникнуть целыми отрядами. Но небольшими, менее ста человек каждый, и отрядов было не более четырех. Но их ведь уже ждали, все были подготовлены и взбудоражены. Теперь можно считать, что ночь все-таки удалась. Париж все равно завален мертвецами, и особенно Лувр. Пусть на этот раз это была совершенно честная самозащита.
- Славное Варфоломеевское утро, - протянул я. - Кругом "натюрморты"… Так что Клинор?
Рауль прищурился.
- Понятия не имею. Хотя есть основания полагать, что в Лувре он был и приглядывал за тем, что творилось, но улизнул незамеченным. Он понял, что не просто все пошло не так - мы здесь, и пришли вершить возмездие. А в каком плачевном состоянии наша память и насколько минимальны наши возможности, не знал. И не рискнул столкнуться в открытую. Предпочел отступить. Окажись он на виду… он знает, что мы бы ни перед чем не остановились.
Я кивнул.
- А потом?
- А потом мы навестили и разворошили его особняк… Но веришь ли? Кто-то постарался раньше нас. В доме почти ничего не было кроме стен. Видно, он послал целую армию все убрать до того, как мы туда вломимся.
- И вы не застали там никого и ничего?
- Никого. И ничего предосудительного кроме обычной мебели. По крайней мере, то, что можно было бы отыскать быстро, не простукивая все стены. А поутру дом и вовсе сгорел.
- Сгорел? - Я не был уверен, что понял правильно. Подожгли ли его "мы" или кто-то из хранителей по приказу самого Клинора.
- Да. Можно, конечно, списать на неумелое мародерство наших сторонников, но думаю, на самом деле Линн решил таким образом замести оставшиеся следы. Кстати, помнишь, как выглядел его дом?
- Достаточно обычно. Если не считать выпуклых стекол в переплетах - потрясающе смотрелось под лучами солнца.
- Верно. Но я имею в виду - внутри. Первый этаж с круговой анфиладой. Семь зал, убранных каждая в свой цвет радуги - расположенных как лепестки цветка, и еще одна, восьмая, в центре. Что-нибудь напоминает?
- Мм… Не совсем точно… "Маска Красной Смерти"? Дворец Просперо? - удивленно переспросила Диана.
- Именно. Хоть зал немного больше чем в той сказке - и в точности по семи цветам, обозначенным сэром Исааком Ньютоном.
- Кроме восьмой. Она черная? С эбеновыми часами? - поинтересовался я.
- Нет. Абсолютно белая. С люстрами, украшенными хрустальными подвесками.
- О…
- Но все равно ясно, откуда он взял мотив, правда?
- Да, в стиле ему не откажешь…
- Значит, все затягивается, - вслух высказала мою мысль Диана.
- Что ж, не все сразу. По крайней мере… Приятно, если не быть, то хотя бы чувствовать себя живым. И его грандиозное наступление мы все-таки сорвали, явно напугав его до колик. Уже неплохо.
В коридоре опять послышалась какая-то возня. Дверь распахнулась, и в комнату дружно ввалились Готье и Мишель, таща огромную корзину с цветами - пунцовыми розами и гвоздиками вперемешку с веточками лавра, перевитыми разноцветными лентами. Судя по тому, как Рауль вскочил со стула и остекленевшим взглядом уставился на композицию, он был еще не в курсе, что это за безобразие. Воздух в комнате стал резко сгущаться - кто-то для верности обильно полил цветы духами.
- Что это? - выдавили мы с Дианой в один голос.
- Угадайте с одного раза! - весело предложил Готье, которого в самом отдаленном будущем, которое мы могли припомнить, звали Олафом. - Горячий привет от Королевы Мая!
- Какой еще май? - возмутилась Диана, с ужасом созерцая чудовище современной флористики и выразительней некуда наморщив нос. - Август на дворе!
- А боярышник-то цветет… - зловеще заметил Готье.
- Герцогиня де Ла Гранж, - вздохнул я обреченно и невольно закашлялся.
- Она! - обрадовался Готье. - Говорил же - угадаешь с одного раза. Помнишь, как она ненавидела беднягу?
- А я здесь при чем? Я еще не умер, чтобы меня заваливать цветами.
- Помереть - дело нехитрое, - он небрежно пожал плечами, копаясь в корзинке с видом бывалого криминалиста. - Там есть еще кое-что кроме пышной ботаники. Во-первых, письмо… хотя, судя по толщине, скорее целый роман, во-вторых, вот эта коробочка - сейчас проверим, не бомба ли там…
Но сперва Готье снова сунул нос в розы и подозрительно принюхался.
- По крайней мере, никакого лампадного масла, - заметил он придушенно, протирая слезящиеся глаза.
- И на том спасибо…
- А нельзя было все это проверить в стороне от скопления народа? - сквозь зубы поинтересовался Рауль. - Не смешно. Теперь там и правда может быть бомба или даже что-нибудь похуже…
- Не дрейфь, на самом деле я уже все проверил, мин нет, - усмехнулся Готье и чихнул, затем извлек из цветочного стожка продолговатый футляр, обтянутый алым бархатом, и смахнул с него прилипший листик. - Поглядим теперь вместе?
- Давай уж…
Готье открыл фигурный, но не потайной, золотой замочек и поднял крышку.
- Та-дам! По-моему, вполне прелестно!.. - он бережно, как ценную бабочку, извлек из футляра изящный стилет в парчовых ножнах.
- Черт… - пробормотал я мрачно. - Она в курсе, что я убил его кинжалом?
- А какая разница? - удивился Готье, извлекая стилет из ножен и поворачивая его к свету. Отличная крепкая, чистая сталь. Действительно, просто хорошая вещь. Готье тихо хмыкнул, и сунул мне вещицу ближе мне под нос. - Посмотри на щиток.
На щитке под простой и изящной витой рукоятью был выгравирован герб - шесть безантов или шаров-пилюль, расположенных как кончики шестилучевой звезды. На верхнем - совсем мелкими штрихами, скорее угадывались, чем были видны, изображения лилий.
- Герб Медичи?
- Вот и я так подумал. К чему бы это?
Я едва удержался, чтобы не пожать плечами. Очень хотелось, но сейчас было бы неразумно.
- Она как-то рассказывала о своей бабушке, у которой был роман с Лоренцо Великолепным.
- Ах вот как… - загадочно проговорил Готье. - Стало быть, семейная реликвия. Ну, ты точно здорово ее обрадовал!
- Спасибо, - сказал я сдержанно.
- А письмо читать не будешь?
- Не сейчас.