- Старым, - ответила она, - ста-арым. Твои сыновья уже будут мужчинами, один из них затеряется где-то далеко, и ты его больше никогда не увидишь, далеко, очень далеко в чужом странном месте. Но он выживет, и оставит после себя свое племя, как и остальные.
- Но Абигейл вернется в Англию? Стало быть, она меня бросит?
- Да нет, не так. Любовь я вижу всегда. Но она уедет. Не знаю, почему, не знаю, когда… и назад уже не вернется. Я вижу кровь на берегу, и какие-то люди уже в Америке умирают… умирают…
Дальше я ел в молчании, размышляя над тем, что она сказала. Верил я не особенно, но они поверили, и вот это меня беспокоило.
Хотя, что такого было в ее словах, чтоб беспокоиться? Я умру, дожив до старого возраста, после меня останутся четверо сыновей и я посею свое семя в новой земле, под новыми деревьями.
- Старым… - сказал я. - Что ж, все мы должны постареть, а после умереть, когда час придет. А что королева? Уймется, отстанет она от меня? Узнает, что у меня нет сокровища?
- Нет, не уймется она, и тот, что придет после нее, тоже. Тебя будут искать вечно, ибо это у них в мозгах засело: что ты нашел королевскую корону и оставил ее себе. Когда обнаружится, что ты в Америке, туда приедут тебя искать, и ты станешь прятаться… уедешь очень далеко.
- К голубым горам, значит?
- К самым горам. Ты затеряешься среди них, и они дадут тебе пищу, убежище и все, что тебе надо. Ты будешь жить в самом сердце гор.
- Что ж, неплохо. В конце концов, это именно то, чего я хочу.
Вот теперь я был доволен. Горы будут моими. Я доберусь до них, буду бродить среди них, узнавать их. Разве не в этом моя судьба, в конце концов?
Раздались шаги, открылась дверь, на пороге возникла громадная фигура Оуэйна.
- Какие-то люди едут. Четверо мужчин на лошадях.
- Чужие?
- Ага. Стал бы я приходить, если б свои? - он глянул на меня. - Лодка готовится. Так что, пойдете?
- Да, и твою сестру заберу. Но для начала я должен выйти на дорогу и глянуть, что это за люди.
- Я с тобой пойду. И топор прихвачу.
Я поднял руку.
- Отведи свою сестру в лодку. Разве ты не сказал, что их всего четверо?
Со шпагой в руке и двумя пистолетами за поясом я вышел на дорогу, засыпанную серыми битыми ракушками, и остановился, серый на фоне дороги, глядя, как они подъезжают.
За спиной у меня была гора, темная против неба, по правую руку - море. Под черным плащом у меня скрывалась шпага. Рука лежала на рукояти, клинок был наполовину обнажен.
Я ждал их там - и надеялся, что они будут сильны.
Глава десятая
Перед входом в свой дом стоял простой и грубый с виду человек. Он глядел на меня и на людей, приближающихся ко мне. Потом сказал что-то через плечо. Из дому вышли еще двое.
По другую сторону дороги, на берегу, какой-то рыбак чинил сеть. Оуэйн, проходя мимо него к лодке, что-то сказал. Тогда этот человек бросил сеть и взял в руки длинную жердь.
Всадники подъезжали все ближе. Появились еще несколько человек и остановились в ожидании.
Всадники остановили лошадей, глядя на меня, не доехав футов тридцати. Один из них был Роберт Малмейн!
- Итак, мы встречаемся снова!
- Для меня это так печально, - сказал я весело, - ибо мы встречаемся лишь для того, чтобы расстаться.
- На этот раз - нет, я думаю. Вы - мой пленник, Сэкетт.
- И вы это мне говорите, когда у вас за спиной всего три человека? Да и что это за люди! Я так думаю, их брюхо не переваривает сталь, да и ваше тоже!
Моя шпага легко выскользнула из ножен, острие поднялось.
Но тут раздался шорох обутых в сандалии ног на ракушках дороги, сзади, вокруг меня.
- Двигай! - сказал чей-то голос мне в ухо. - Ветер ждать не станет!
- И бросить здесь этих джентльменов? - возразил я.
Теперь вокруг нас собралось уже, должно быть человек пятьдесят - и мужчин, и женщин, да и дети затесались между ними. Они ничего не говорили, просто придвигались все ближе и ближе. У некоторых были пики, у других - жерди или палки. У некоторых вообще ничего не было. Я заметил по крайней мере одного с косой и нескольких с топорами.
- А ну сдай назад! - заорал Малмейн и помахал рукой.
- Мы в Уэльсе, Малмейн. Они не понимают по-английски.
- Ну так скажите им, чтоб разошлись.
- Я по-валлийски не говорю, а кроме того, что они такого делают? Вы - чужаки, им просто любопытно.
- Клянусь небесами, я их сейчас обучу, кто тут чужак!
Он потянулся за шпагой, но на рукояти уже лежала чья-то большая рука. Малмейн уставился в улыбающееся бородатое лицо, выругался, но чужие пальцы на рукояти шпаги не дрогнули.
- Поосторожнее, Малмейн! - предупредил я, улыбаясь. - Это славные люди, вот только малость грубоватые, если их расшевелить.
Теперь люди столпились вокруг всех четверых всадников - так плотно, что лошади шелохнуться не могли. Какой-то парень держался за ногу всадника. Он улыбался, но намек был ясен: одно движение - и всадник растянется на дороге.
- Давай! - закричал Оуэйн. - Ветер попутный! Быстро сюда иди!
Отступив назад, я спрятал шпагу в ножны, потом легко побежал к берегу. Лила была уже там. Я схватился за планширь лодки и мы вскочили внутрь. Оттолкнулись. Парус забрал ветер и туго выпятился.
- Я еще увижу, как ты умираешь на костре! - кричал Малмейн. - Я отправлю за тобой военный корабль!
Имея за кормой мыс Холихед, мы держали курс на Уиклоу-Пойнт, лежащий далеко за Ирландским морем.
- Что они сделают? - спросил я, ткнув пальцем за спину.
- Они? Ничего. Чуть позже разойдутся по своим делам и твой Малмейн сможет делать, что захочет, - только на Англси у него много не получится. Лодку он не найдет ни здесь, ни на много миль вокруг, а мы тем временем уже уйдем далеко вдоль ирландского берега - его никто лучше меня не знает.
Нас нес сильный ветер, попутный, и волны убегали вперед, обгоняя нас. Через некоторое время я спустился вниз, устроился на плетеных матах и парусах и заснул. Когда я проснулся, наше суденышко находилось южнее мыса Уиклоу и обходило со стороны моря Хорсшо-Бэнк - отмель Подковы.
- Ну, ты если уж спишь, так спишь! - заявил Оуэйн. Потом указал вперед по правому борту: - Это довольно удобный берег, если поглядывать внимательно. Вон там скала… Волчий Камень ее зовут, когда ветер дует, она оскаливает зубы. Вдоль берега отмели, кораблю приткнуться негде, так приходится держаться подальше в море. Большинство опасных мест лежит в четырех-шести милях от берега, вот здесь.
Мы стояли рядом, разглядывая море впереди.
- Эти сухопутные! - сказал он. - Такие олухи! Да вот хоть месяц назад, в Дублине-городе, слышал я, как один толковал в таверне - мудрый человек, говорили, - так он рассказывал, как в старину мореходы боялись уходить в открытое море и всегда держались близко к берегу для безопасности. Я над ним посмеялся, а он разозлился.
- Но ты ему объяснил?
- Я-то объяснил, да что толку объяснять олуху? Я ему говорил, что в открытом океане опасностей в десять раз меньше, чем у незнакомого берега, да хоть и у знакомого. А он поглядел на меня с жалостью - жалел, значит, что я такой темный, - это он-то, который в жизни не видел паруса и не держался за румпель! Ладно, гляди! Вон там впереди лежат банки-отмели - Арклоу-бэнк, Глассгорман, Блэкуотер и Доггер, и каждая - смертельная ловушка, если ты про них не знаешь. Одни названия чего стоят: Ковчег-на-Дне, Стекложор, Черная Вода, Собачья банка… А для сухопутного человека море там выглядит таким уж невинным!
- Ладно… Вот тот исландец, о котором ты говорил, - где мы его найдем?
Оуэйн подумал.
- Мог и убраться куда, но я так думаю, он или в Каслхейвене, или в Глендоре. Он не любит людных мест, этот исландец.
Берег лежал перед нами зеленый, море - серое, ветер срывал белые барашки с гребней волн и жалил лицо колючими брызгами. Суденышко наше, накренившись на борт, умело резало волны, словно играя с морем, будто дельфин. Мы повстречали только несколько рыбачьих лодок - довольно близко - и один корабль с прямыми парусами, этот, правда, прошел далеко в море.
Время от времени я становился на руль.
В конце концов мы зашли в Глендорскую бухту, обойдя два мыса - Галли-Хед и Фойлснашарк-Хед - и оставив Адамов остров далеко на левом траверзе. Бухта эта невелика, но проникает далеко в сушу и потому хорошо защищена от всех ветров.
На берегу были видны два замка. Это было - раньше, во всяком случае, - гнездо клана О'Донованов.
Серые стены замка Касл Донован поднимались у нас по левому борту.
Вот там мы и бросили якорь, недалеко от берега, и корабль, который мы искали, оказался здесь; сам исландец стоял у релинга, глядя, как мы заруливаем в гавань.
- Огой, Торвальд! - позвал Оуэйн. - Тут у меня двое, хотят к тебе на корабль!
- Мы плывем на Ньюфаунтлент! - крикнул Торвальд в ответ. Говорил он с акцентом, приглушая согласные звуки. - Ухотим с рассветом!
- Это моя сестра плывет, и с ней англичанин. Мы за тобой гнались с самого Англси!
Спустили ялик, первой в него перебралась Лила, я - за ней. Оуэйн сел на весла, довез нас до корабля исландца, и мы взобрались на борт.
- Женщина на моем корапле? Это я только тля тепя телаю, Оуэйн!
Торвальд был широкий и толстый, с толстой костью, светловолосый. Он окинул меня пронзительными голубыми глазами.
- Ты моряк, та?
- Моряк.
- Кута плывешь?
- Вообще-то в Виргинию, но Ньюфаундленд по пути. Мы тебе благодарны.
- Тепя кто-то ищет?
- Да, может, появится корабль королевы, так что если не хочешь рисковать, мы поищем другой способ, или купим себе рыбацкую лодку и поплывем вдвоем.
Торвальд захохотал.
- Увитишь, это нелегко, совсем нелегко! И холотно тоже. - Он усмехнулся на одну сторону. - Если королевин корапль смошет пойти за нами, кута мы плывем, латно, пускай хватает тепя, на сторовье.
Глендорскую бухту окружали зеленые красивые холмы, а осыпающиеся развалины Замка Донованов выглядели странными и чужими среди густо стоящих над бухтой деревьев. Мы поплыли на берег на ялике, и там, куда привез нас Оуэйн, я закупил провизию.
Я с любопытством оглядел старое здание. Это был наполовину склад, наполовину лавка, и добрая половина товаров в этом заведении, подозреваю, была контрабандой. Мы купили то, что нам было нужно, в том числе кое-какие дополнительные судовые запасы, а потом вернулись к кораблю исландца.
Это было не большое судно, в общем-то, по обводам напоминавшее норвежский "бойорт" с прямым марселем над шпринтовым фоком, латинской бизанью и маленьким шпринтовым парусом под бушпритом. Называлось оно "Снорри", и мне понравился и его вид, и его дух. Руль на нем поворачивался торчащим из палубы рычагом - "кнутовищем", что давало возможность рулевому следить за парусами. Голландцы такое устройство называют "колдершток".
В небольшой каютке на корме повесили занавеску, отделив уголок для Лилы.
Когда мы, оставив позади изумрудно-зеленую гавань Глендора и миновав острова, вышли в открытое море, небо затянулось серым. Я, стоя на палубе между мачтами, смотрел назад, на Ирландию. Доведется ли мне еще когда-нибудь увидеть Британские острова?
С юга дул крепкий ветер, но Торвальд все равно поставил все паруса, какие были, чтобы поскорее добраться до Исландии. Дальние раскаты грома и проблески молнии предупреждали нас, что впереди непогода, но Торвальд вырос на палубе, а на руле у него стоял кряжистый человек лет сорока или больше - вылитый викинг.
Перед самым полуднем я сменил рулевого. Торвальд стоял рядом, не спуская с меня глаз, - не тот он был человек, чтобы доверить свой корабль неизвестно кому. Но я набил себе руку давным-давно, еще плавая по нашим болотам. Довольно скоро он поуспокоился, поверив в мою руку и здравый смысл.
Лила почти все время оставалась внизу. Когда погода держалась умеренная и корабль не сильно качало, она готовила что-нибудь из корабельных припасов - всегда горячую, питательную пищу.
Торвальд поглядывал на нее и качал головой.
- Ты, Лила, нас совсем испортишь. Моряку нелься привыкать к такой роскоши.
Он не терял времени зря и гнал корабль на северо-запад, прокладывая курс подальше от мест, куда могли быть направлены поиски, и направляясь в холодные северные воды.
В полночь я проснулся, вышел на палубу и остановился рядом с Торвальдом.
- Если хочешь спать, можешь оставить "Снорри" на меня.
- Устал, - просто сказал он. - Курс норд-вест-тень-норд.
Он ушел вниз, а я остался наедине с рулевым, лицо которого скрывалось в тени под капюшоном.
С каждым днем ветер становился все холоднее, и когда наконец впереди прорезались бледной тенью горы Исландии, мы собрались на палубе, чтобы вновь посмотреть на землю. Торвальд легко провел корабль в маленькую бухту, где стоял его дом.
Три дня простояли мы в порту, а потом вновь подняли паруса. Теперь ветер был ровным, но холодным. А во время ночной вахты он внезапно стал еще холоднее. С подозрением отнесясь к возможной перемене погоды, я разбудил Торвальда.
Он вышел на палубу, принюхался к запаху ветра, подождал немного и наконец сказал:
- Лед!
Мы изменили курс и пошли к югу. Неожиданно я заметил в воде что-то белое и блестящее. Это была льдина. Вскоре нам попались несколько пятен битого льда, а потом мрачно торчащий из воды большой айсберг.
Мы прошли мимо него в нескольких сотнях ярдов - это была огромная белая башня, указывающая ледяным пальцем на облака.
Время проходило быстро. Однажды, серым пасмурным днем, мы заметили птиц из залива Уитлесс-Бэй и повернули вдоль берега к северу, потому что вышли к земле чуть южнее своего порта назначения.
Мы вошли в гавань Сент-Джона и бросили якорь. Вокруг было много небольших судов, в основном рыбаки - португальцы, баски, исландцы, - но попадались и другие, судя по всему - пираты. Они любили изрезанные бухты и маленькие гавани острова. И людей набирать здесь любили, потому что ньюфаундлендцы славились как народ твердый, крепкий, искусный во всем, что связано с кораблями и морем, а потому им рады были на любом судне, но на пиратском - вдвойне: там ловкость и моряцкое искусство были главнейшим требованием.
- Фсе, тальше мы не пойтем, - объявил Торвальд. - Распротатим то, что привесли, и сагрузимся рыпой, томой повесем.
- Жаль, не смогу тебя уговорить. Я скупал меха вон на тех берегах, - я ткнул пальцем в ту сторону, где за островом должна была лежать большая земля. - Там ждет целое состояние - только приди и возьми.
Торвальд покачал головой, хоть глаза его и застыли на западном горизонте.
- Подумай, друг, - настаивал я. - Ты можешь за одно плавание добыть столько, сколько за обычных четыре.
Он снова покачал головой.
- Я найту вам корапль, - сказал он. - Я тут всех снаю, и меня все снают.
Этот остров, куда мы приплыли, был обрывистый и крутой, и люди здесь были крутые, и корабли отважно ждали встречи с морем. Суда приходили в эту гавань, чтобы высушить пойманную рыбу или пополнить запасы перед новым выходом в темные воды.
Меня сжигало нетерпение. Я уже прошел немалую часть своего пути и мог думать только об Абигейл, о нашем корабле и о моих друзьях. И всегда на заднем плане моих мечтаний висели, словно туман, голубые горы, и ничто другое не манило меня так, как они, - я рвался увидеть их и помериться с ними силами.
Мы сошли на берег - Торвальд, Лила и я, - и бродили среди рыбаков, покупая то, что нам было нужно; в этом порту можно было хорошо пополнить припасы.
Внезапно передо мной возник здоровенный человек. Он был больше меня и ростом, и в ширину. Выглядел он очень сильным и, конечно, именно таким себя и считал.
- Вот эта девчонка, - он ткнул пальцем в Лилу. - Даю за нее пятьдесят английских фунтов!
- Она - свободная женщина, - сказал я.
- Х-ха! - насмешливо выдохнул он. - Какая женщина свободна, когда предложены такие деньги? Я ее хочу! Ладно, тогда сто фунтов!
Он наклонился ко мне, чуть выкатив глаза. Рожа у него была красная от пьянства.
- Нет, - сказал я. - А теперь уйди с дороги.
- Уйди с дороги! - зарычал он. - Это ты мне говоришь?!
Это был очень крупный человек - но пьющий. Опасный человек, и я вовсе не собирался затевать с ним драку. Мне не терпелось отплыть на юг, мне не терпелось найти попутный корабль и меня страшно раздражал этот здоровенный олух, который торчал на дороге, обдавая меня вонью изо рта.
Он потянулся за шпагой, я выбросил вперед руку, чтобы помешать ему, а другой двинул его под ложечку.
Кулак ударил крепко, у здоровяка со свистом вырвался воздух из легких. Ему было здорово больно - но это отнюдь не значило, что он уже побит. Я расставил ноги пошире и обоими сложенными кулаками шарахнул его по челюсти.
Я уже говорил, что силы во мне хватит на двоих… а то и на троих.
Он шлепнулся задницей в грязь. Кровь текла струйками из разбитого носа и рта. Мои удары его оглушили. Я переступил через его ноги и пошел дальше. Торвальд внимательно посмотрел на меня.
- А в тепе есть силенка… Но ты снаешь, кто он такой?
- Нет.
- Вот и я не снаю… сошел он вот с того корапля, - он показал на голландский флейт, стоящий в укрытой гавани, - и он пират.
- Не имеет значения, - отозвался я.
И соврал. Потому что внезапно меня охватила страшная зависть. Этот флейт был небольшой, ладный, аккуратный и красивый кораблик, и каждая его линия говорила о скорости и легкости в управлении.
- Он идет, - негромко предупредила Лила.
Я повернулся и увидел, что здоровяк пришел в себя и встал на ноги. Вокруг него собрались с полдюжины человек, и все глядели в мою сторону. Он показал пальцем, потом сделал шаг ко мне, но пошатнулся и чуть не упал снова.
К нам подошел узколицый человек с приятными темными глазами.
- Этот вот… скандальный, драчливый тип. Каждый раз, как он появляется, мы только и мечтаем, как от него избавиться.
- Это действительно его корабль? - спросил я.
- Действительно.
- И он на самом деле пират?
- Да уж… только-только вернулся, грабил честных рыбаков на Банках, а теперь собирается на Антилы, когда покончит с пьянкой.
- Я - Барнабас Сэкетт из Англии, а это - мой хороший друг Торвальд.
- Его-то я знаю, - сказал узколицый. - Вы путешествуете в хорошей компании.
Люди пирата уже приближались к нам.
- Лила, - сказал я, - когда это кончится, надо будет забрать твои вещи. Скоро у нас будет корабль.
- Корабль?
- Ага…
Они надвигались на меня - люди самого неприятного вида, а двое - явные негодяи.
Они начали было вытаскивать свои шпаги, но я поднял руку.
- Если вы обнажите клинки против меня, это будет бунт. Где это видано, чтобы команда бунтовала против своего капитана?
- Капитана? - они ошарашенно уставились на меня.
- А вы что, предпочитаете плавать с этим здоровенным пьяным болваном? - я сделал небрежный жест в его сторону. - Если он вам по вкусу, так держите его. А мне он и даром не нужен. Но если захотите плавать со мной, так на берегу никаких скандалов не будет.
- А чего это мы должны плавать с тобой? У тебя что, корабль есть?