Смех баньши - Космолинская Вера Петровна 11 стр.


- Нет. Просто теперь я не уверен до конца, почему именно отказался. Вообще-то, это пат. В любом случае я был бы недоволен. Даже если бы спросил ее, чем она намерена заняться вечером, и запаслась ли уже ледяным шампанским. Это, наверное, было бы весело…

- Ну, по крайней мере, ты удержался от искушения.

- И какая от этого радость? - усмехнулся я.

Он ведь не знал, какие последние слова я от нее услышал.

Прощание с гостями показалось стремительным, почти не оставляющим следа в сознании. Я и опомниться не успел, как мы остались на "Янусе" одни, готовые к собственному отбытию, волновавшему нас не меньше, а может и сильнее, чем первая в жизни экспедиция в прошлое. Нет, точно сильнее. Тогда до нас этим путем кто-то уже прошел, и мы чувствовали себя защищенными, уверенные в своей конечной безопасности. А теперь, если мы вдруг ошиблись, мы узнаем об этом слишком поздно, чтобы что-то исправить.

- Меня тут вчера спросили, - сказал Олаф. - Почему, собственно, "Янус", а не "Хронос"? А я ответил, что очень надеюсь на то, что Янус двулик, и поэтому мы всегда возвращаемся. А Хронос - это же просто Смерть с косой, которой нужно топать тупо в одну сторону.

- А еще Янус бог календаря и входов и выходов. Он открывает двери в другие миры, - патетически вздохнул Гамлет. - Подумать только! Мы прикоснемся к новым тайнам бытия!..

- Как пить дать, - сочувственно согласился Фризиан и, делая вид, что ничего особенного не происходит, зашел Гамлету за спину и запустил ему за шиворот кубик льда из своего коктейля.

Маленький, но шумный скандал согнал с нас серьезность и слегка развеял напряженность. Гамлет, правда, никак не соглашался признать гнусное нападение хорошей шуткой. Но мое воспоминание, что Янус еще и бог войны и двери в его храм закрыты в дни мира, оказалось благополучно замято.

Вскоре первичный остов Станции был полностью загерметизирован. Чувство при этом возникало такое, как сказал бы Шекспир, как если бы вам предложили править Вселенной, замкнув в скорлупе ореха.

Когда это ядро комплекса исчезнет, тут многое рухнет.

Отец все-таки отправил маме весточку. Без лишних объяснений, конечно - мол, ничего страшного не происходит, мы просто проводим секретный, но совершенно безопасный эксперимент.

Потом этот "совершенно безопасный эксперимент" начался.

Компьютер "Януса" что-то соображал. Мы - уже ничего, или что-то, что предпочли забыть. От нас уже ничего не зависело. Мы собрались в центральном отсеке и просто ждали, во что же все выльется и когда это кончится. Ощущения были странными и нереальными, будто во сне. Хуже того, будто мы сами были лишь снами, тенями, всплесками больного бреда пространства и времени. Щекочущие шорохи, будто омывшие корпус "Януса", которые мы не могли слышать на самом деле, пробежали и стихли, но словно бы не до конца, воспринимаясь каждым как постоянно пробегающие волны, на призрачном несуществующем уровне, шестым чувством, на грани нервного срыва. И девятый вал энергии невероятной мощи, сокрушительной, неудержимой, захлестнул нас и швырнул в небытие, то ли на миг, то ли на время, достаточное для рождения, развития и тепловой гибели тысяч вселенных. Этой силе ничего не стоило раздавить глупых букашек, задумавших играть с ней, без следа и всякой памяти, но вместо этого она вдруг отпустила нас из своих хтонических объятий, легко и нежно, будто потрясенных перепуганных детей, рассеянных на частицы бесконечно мельче электронов и снова собранных, целых и невредимых, только что снова рожденных.

И все, как будто, встало на места. Тишина царила, будто в склепе. Все боялись пошевельнуться, чтобы ненароком не рассыпать мироздание. Вздрогнув, я пришел в себя чуть ли не первым, видно, успев растратить некоторый запас волнения раньше, где-то по дороге, и со вздохом, едва не обрушившим стены, осторожно огляделся. Все сидели, уставившись в одну точку, белые как бумага и застывшие как мошки в прозрачном янтаре.

Затем музей восковых фигур зашевелился и ожил.

- Господи, - простонал Гамлет, задыхаясь и пытаясь разорвать свой воротник, забыв о пуговицах. - Ну и жуть! В миллион раз хуже обычного перехода.

- Чего и следовало ожидать… - пробормотала Линор, понемногу снова набирая краски.

- Пора сверить координаты, - с фальшивой бодростью напомнил отец. - Мы должны сейчас болтаться на околоземной орбите как летающая тарелка.

И еще не вполне очнувшись, мы расползлись по "летающей тарелке" как зимние мухи, проверяя положение, в котором теперь очутились.

Теперь наш дом - "наша крепость" - был лишь блуждающей в бесконечности песчинкой, лодочкой в бурном море, а не маяком, не желанной пристанью в защищенной гавани, обещающей надежную твердость суши.

Это было ново.

Может быть, Нейт поступил умней нас всех, отказавшись от такого опыта?

А впрочем, какая разница? Мир не меняется. Меняется только наше представление о нем. От этого он не рушится. Правда, последнее вовсе не относится к нам. А что, собственно, может нас волновать больше этого?

VII. Драконий берег

Для настоящих времен летающая тарелка - это анахронизм. Скорее уж небесная колесница, сказочная птица или тот же дракон. Или зачарованный замок - после тихого приземления на скалистом островке к западу от большего из Британских островов, чересчур маленьком, чтобы быть обитаемым, зато прекрасно подходящем для нас. Вернее, для "Януса". Не то чтобы мы собирались сидеть тут с ним безвылазно на этом пятачке. С таким же успехом, отправившись в это время, мы могли остаться на Луне. Но немного тишины и покоя были просто чудесны. По отсекам Станции гулял настоящий атмосферный воздух, еще холодный, пропитанный апрелем. Наверное, никогда еще в этих стенах не было таких настоящих, живых ароматов. Иногда вместе с ветром сюда залетают и птицы. Они ничего не смыслят в легендах. Просто пытаются приспособиться к особенностям ландшафта.

Первая интересная новость. Похоже, эффект буферного времени тут начисто пропал. По крайней мере, машина не показывает никаких ограничений.

Вообще, все как-то иначе. Пошли даже нехорошие шуточки о том, что в разных вариантах истории могут быть и разные законы физики. Некоторым эти шуточки не нравятся.

Исследования исследованиями, но собственные ресурсы "Януса" надо беречь, и кое-кому придет пора вскоре отправиться к большой земле, чтобы найти в этом мире нишу, необходимую для того, чтобы автономно обеспечивать себя здесь всем необходимым для дальнейшей жизни, элементарного выживания, без которого, согласитесь, работа пойдет из рук вон плохо.

Море было еще холодным. Никого в него не тянуло, кроме гладких длинноносых чаек, чьи скандально-задиристые крики вовсе не похожи на стенания потерянных душ, как иногда говорят. Скорее, похоже на перманентную семейную сцену.

Море навевало нехорошие думы - стылое и горбатое, населенное бог знает какими тварями, оно не всякого подманит и заворожит. Впрочем, нет. Заворожить-то, заворожит - могильной стынью, ледяным дыханьем, утробным ревом, ребристыми разверзающимися пастями алчных волн, клочьями беловатой, но не белой, пены, летящей как брызги мозгов из разбитых черепов спесивых гребней, слепо налетающих на обломанные клыки оскалившихся рифов.

И небо в этой влажности сизое и мутное. Внизу, под скалой, на желто-костлявом каменисто-песчаном мокром берегу лежат неряшливые останки плавника. Воздух, полный испарений, не очень-то подходит для того, чтобы свободно дышать полной грудью. Это дается не легче, чем волнам набегать на линию прибоя и тут же отползать под собственной тяжестью. Натужная их ритмика сбивает с толку даже пульс.

Можно заполучить приступ морской болезни, только глядя на это водно-земное копошение и слушая надсадные хрипы некоего серьезно больного первозданного чудища.

Может, стоило отойти от моря подальше, туда, где его скрывают деревья, небо над которыми куда голубее и тише, и жизнь весело тянется к солнечному свету? Где травы шепчут то нежно, то тревожно под ветром, а молодые листья блестят как теплые чешуйки сказочной золотой рыбки, которой не место в промозглой бездне. Может быть. Что толку наблюдать бескрайнюю бесчувственную стихию? Но какая-то саморазрушительная сентиментальность не давала мне уйти со скалы, и я продолжал мечтательно смотреть на яркие блестки, играющие на поверхности, и грезить о темных глубинах, упиваясь меланхолией и бесконечным одиночеством.

Одиночество, да?

- Так себе погодка-то! - услышал я за спиной немотивированно веселый голос Олафа, и на плечо мне вальяжно плюхнулось обнаженное лезвие длинного кельтского меча - спаты.

- Сэр Гавейн, в своем репертуаре, - изрек я, почти не вздрогнув.

Воспоминание о завтрашнем дне тут же проснулось вспышкой азарта. Назавтра у нас было назначено пересечение морских просторов и вторжение в ничего не подозревающую Британию. Временно решено было разделиться. Мы вчетвером, с Олафом, Гамлетом и Фризианом составим передовой отряд, а остальные присоединятся позже, когда мы немного разведаем обстановку. И естественно, почти что в бой мы были готовы уже сегодня, по крайней мере, уже были полностью соответственно экипированы.

- Да я как раз повел себя нетипично, - возмутился Олаф, которого теперь мы называли Гавейном даже с глазу на глаз, по старому неписаному правилу - строго соблюдать легенду в отношении имен, выбранных для другого времени. Хотя вообще-то можно было еще не начинать, но тренировка никогда никому не вредила, и чем раньше начнешь, тем легче привыкнешь.

- Как же. - Я откинулся назад и небрежно выкатившись из-под его меча, еще в движении выдернул из ножен свой, даже не попытавшись запутаться в темно-красном плаще, застегнутом у горла внушительным аграфом из яркой меди, изображавшим змея с рудиментарными лапами и крыльями, изогнувшегося кругом и закусившего свой хвост. - Роковая ошибка, добрый сэр! - промолвил я зловеще. - Нападение за нападение и кровь за кровь!

Олаф, выглядевший совершенно в том же духе и весьма колоритно в своем серо-голубом плаще "сагум", сколотом огромной серебряной фибулой, напоминающей своей формой подкову, и светло-коричневой помеси куртки с туникой, под цвет его буйной бронзовой гривы, слегка попятился. Похоже, ему не слишком нравилась идея сразу портить новый наряд, по крайней мере, до завтрашнего дня. Я принял это соображение в расчет, и настаивать на валянии кого-то из нас в пыли не стал.

- Может, ограничишься эриком, Эрик? - предложил Олаф, и мы засмеялись. Олаф сел на камень, на котором только что сидел я. - Твой красный плащ виден издалека. И почему ты решил взять это имя? Мы-то все шутки ради взяли что-то легендарное.

- А я люблю, шутки ради, зловещие намеки. Да и не Артуром же себя называть, он-то, вполне еще может быть, лицо историческое, это вы у нас легендарные. И все самое интересное уже разобрали.

Кроме того, я просто решил почти не менять имя. Так меня частенько с детства называла Линор, и было в нем что-то от магнитной стрелки, притягивающейся к реальности, с которой мне порой хотелось потерять связь, но не окончательно. И в конце концов, чем не нормальное кельтское имя?

Олаф окинул окрестности критическим взором и одобрительно кивнул каким-то своим мыслям.

- Отличный отсюда вид, - заметил он, - тоска зеленая. Прямо что-то викинговское. Вот так посмотришь, и сразу понятно, с чего ребят тянуло в чужие пределы!

- Верю на слово, ты у нас по ним специалист.

- А кто нет? С нашими-то набегами на чужие эпохи, а, Эрик Рыжий?

Олаф громко вздохнул и посмотрел в отсыревшие небеса.

- Надеюсь, завтра будет все-таки повеселее. Не хотелось бы откладывать вылазку.

- Тем более, когда уже собрались с места в карьер, - кивнул я.

Внизу из-за груды камней показался Гамлет. Нас он не видел и потому вел себя странновато - патетически простирал руки к морю, запрокидывал лицо к небесам, что-то бормоча и порой выкрикивая. Что и говорить, в современном-то костюме с посверкивающими чеканными браслетами и другими вычурными деталями, смотрелось живописно. Почему-то на ум мне первым делом пришел доктор Фауст, собравшийся обуздать седой океан.

- С кем это он там? - риторически поинтересовался Олаф.

- С черепом Йорика. Гипотетически.

Гамлет энергично встряхнул кулаками, грозно топнул ногой, крутанулся волчком и резко затормозил, чуть не упав, заметив нас. Мы радостно закричали и зааплодировали. Гамлет нахмурился, потом подавил смешок и, весело помахав рукой, направился к нам. В складках темного плаща поверх белой льняной туники стала видна кокетливая бронзовая сказочная птица.

- Отличное шоу, Ланселот! - громко крикнул Олаф. - А теперь давай то же самое, только на бриттском, и чтобы можно было расслышать твою поэму!

- Обойдетесь! - ворчливо воскликнул Гамлет, недовольный тем, что попался так врасплох. - И между прочим, это было на бриттском! - Пожалуй, это было правдой. Сейчас мы даже думали большей частью на бриттском - остальные языки были искусственно несколько подавлены - вспомнить можно, но не в первую очередь. Обычный трюк. Очень удобно - чтобы не задумываться.

Что-то шлепнулось о камни рядом. Рыбка. Странно. Вроде, не летучая. Пока мы непонимающе смотрели на нее, прилетела другая, угодив в черные кудри Гамлета. Тот испустил гневный вопль, отскочив, и чертыхнулся, разозлившись не на шутку.

- Галахад! Выходи, подлый трус! - взревел Гавейн, он же Олаф, и снова обнажив меч, с наигранным энтузиазмом помчался наверх. Фризиан со смехом высунулся из-за высокого валуна, похожий как обычно на чертика из табакерки. Хотя его выбранные цвета были, в основном, охристыми, не считая белого шерстяного плаща, по-моему, совершенно непрактичного, заколотого чем-то вроде небольшой ирландской арфы. Сочетание зеленого и красного представлялось мне куда более разумным, но на вкус и цвет…

- А говорят, град - хорошая примета!

- Я тебе сейчас покажу град! - свирепо воскликнул Ланселот, ястребом кидаясь на врага, его меч тоже выскользнул из-под черного плаща.

- Ох! - сказал Галахад. - Кажется, мне крышка! - Яркие темные глаза восторженно полыхнули, когда, став спиной к камню, он по всем правилам приготовился к смертному бою. На солнце засверкал третий длинный меч - а уж эти кельты знали толк в красивом оружии!.. - Ну как? - осведомился он, явно адресуя вопрос мне как единственному праздному зрителю. - Разве мы не ведем себя достойно современности?!

- Нет! - критически сказал я. - И именно поэтому ты останешься в живых! Но надолго ли?! Вот в чем вопрос.

- Ненадолго! - буркнул Гамлет.

- И это называется Галахад! - с утрированным укором возвестил Олаф. - Образ идеального рыцаря на все времена! Воплощение доблести и благочестия! Герой, удостоенный прикосновения к Святому Граалю! И вознесения в рай еще при жизни! Куда мы катимся?! Я вас спрашиваю!

- Не знаю, - невинно ответил Фризиан. - Но, боюсь, вместе с нами покатится вся Британия.

- Насколько я помню, по легендам Галахад вообще был сыном Ланселота, - проворчал Гамлет. - А не несчастьем, только и норовящим сунуть кому-нибудь лед за шиворот…

- Бедная Британия! - усмехнулся я. - По-моему, это у вас имена неудачные, а не у меня.

- Ничего, сойдет, - отмахнулся Олаф. - Так просто смешнее. Эй, Ланселот, а ты и правда примериваешься снести ему голову? Тебе только детоубийства не хватало?

- Что?..

- Ты сам только что сказал - Галахад твой сын, по легендам.

- Ну что ж, если я его породил, то я его и…

- Да перестаньте, ребята! Хватит уже.

- В тебя не попали!

- Да я промахнулся, - миролюбиво сказал Фризиан. - Я вообще метил в Эрика. А вон он сидит спокойно…

- Ладно, Ланселот, - сказал я смеясь и наконец поднимаясь с камня, - ты заходи справа, а я слева. Приготовил рыбку, чтобы сунуть ему за шиворот?..

- Караул! - обстоятельно завопил Фризиан во все горло. - Спасите!..

- Эй! - безмятежно позвал из-за замшелых валунов веселый голос Антеи. - Вы еще все там живы? Не слишком вошли в роль? Может, кого-то интересует прогноз погоды на завтра?

- Да?! - откликнулись мы дружно.

- Так вот! Завтра будет замечательная погода. И вам ничто не помешает. Может, там и подеретесь - уже на том берегу? А сейчас - предлагаю устроить прощальный пикник. Линор, правда, как-то без энтузиазма отнеслась к идее ночной дискотеки со светомузыкой, но почему бы и нет, правда?

- Ладно, по крайней мере, не будем вместо этого устраивать тризны, - согласился Олаф. - Ланселот, убьешь его позже!

- Позже - значит, никогда, - вздохнул Гамлет, с сожалением возвращая меч в ножны.

На следующий день мы отплыли от острова на небольшом сборном суденышке с парусом и мотором, и с примитивной весельной лодочкой на буксире, на которой нам предстояло проделать последний отрезок морского пути самостоятельно, в то время как кораблик вернется к Острову Януса, как мы его окрестили, чтобы не вдаваться в географические подробности. Он мог бы вернуться туда при надобности и автоматически, но погода была отличная, и ничего удивительного, что девушкам захотелось совершить морскую прогулку, правда, и при любой другой они отправились бы просто нас проводить, как и отец, шутливо предвкушавший у себя приступ морской болезни. Никогда не наблюдал у него подобных приступов, но кто знает, может, морской болезнью страдал когда-то Френсис Дрейк, которым он как-то побывал?

Остающиеся проследили бдительным оком, чтобы мы ничего не забыли, и десять раз напомнили, чтобы мы не потеряли портативные передатчики в обилии полудекоративной мелочи, служившей современникам легким вариантом доспеха - браслеты, пояса, укрепленные бронзовыми пластинами, украшенными орнаментом, по большей части в виде спиралей и концентрических кругов, фибулы - все эти игрушки довольно хитрым образом защищали наиболее важные части тела. И наконец, распрощавшись, мы вчетвером спустились в лодку, ухитрившись ее не перевернуть. Впрочем, было бы желание… а в лодки самых разных конструкций и размеров нам всем доводилось перепрыгивать уже не раз, разве что, как правило, не на своем веку. Да и этот век едва ли мы могли назвать своим. И вот, суда расстались в море. Мы помахали друг другу, и сосредоточились, каждый, на своем курсе.

Без приключений, конечно, не обошлось с самого начала, как только парусник пропал из вида. Олаф и Гамлет занимались греблей, я временно бездельничал на корме, а Фризиан торчком стоял на носу, и слишком мерный процесс дальнего плавания, пожалуй, казался ему скучным, так как он решил его разнообразить, начав поигрывать с равновесием, то подпрыгивая, то наклоняясь и делая вид, что его внезапно заинтересовало что-то глубоко за бортом, и украдкой косясь на остальных с выжидающим видом. Я видел его лучше всех, но делал вид, что мне наплевать - это успокаивает его лучше всего.

Гамлет оглянулся раз-другой, когда лодка несколько раз как следует зарылась носом в волны, и рассвирепел.

- Да прекрати, наконец! Берег едва виден. Хочешь добираться своим ходом?

- Кончай размахивать веслом, - возмутился Олаф. - Ты сейчас развернешь нас на сто восемьдесят градусов!

- Он раскачивает лодку!

Назад Дальше