И здесь поясню, почему данное прозаическое отступление расположено именно после пятой части поэмы, но перед шестой. Во-первых, не хотелось бы помещать "прозу жизни" в начало книги или в конец, потому что она таким образом забрала бы внимание у того, что мне кажется более важным. А во-вторых, и это главное, предшествующие части книги, посвященные "первым поколениям" богов, разительно отличаются от последней. Возможно, благодаря Плутарху мифы об Осирисе, Исиде, Сете и Хоре, приведенные в заключительной главе, традиционно неотрывны от их толкований – в отличие от вышеизложенных мифов. – Лишившись объяснения, именно предания о "младших" богах могут потерять свое смысловое наполнение, превратиться в сказки. Они слишком странные, слишком нелогичные и вне толкования по большей части беспомощные. С точки зрения некоторых исследователей, ряд этих мифов и не имеет в действительности отличия от сказок и суеверий и поэтому далеко не все их стоит пересказывать. В то же время мифы о "старших" богах сильны сами по себе и не нуждаются в интерпретации, дополняющей текст. И пускай ход действий в них порой тоже не совсем логичен, а трактование далеко не всегда очевидно, но в них заключена такая поэтическая сила, такая красота и мощь, что им не требуются подпорки в виде пояснений или комментариев. И если бы не заключительная часть, то сии прозаические выкладки были бы поэме не шибко-то и нужны.
В первых пяти частях, помимо поэтического окаймления и лирических отступлений, никакого личного осмысления я не привнес, да и не осмелился бы. Ради складности повествования некоторые вариации одних и тех же сюжетов были отброшены, некоторые, напротив, объединены, но на сути это не сказывается. Так, миф о сотворении мира приведен на основе гелиопольской космогонии, и нет смысла в поэтическом произведении перечислять и описывать другие космогонии, существовавшие в Египте, так как это отнюдь не историческое исследование.
Но в последней части, в мифах об Осирисе, Исиде, Сете и Хоре, толкование непосредственно, напрямую включено в текст. Поэтому спешу предупредить, что изложенные в части 6 рассуждения – в основном авторские и не должны рассматриваться как нечто достоверное; вполне возможно, египтяне вкладывали в эти мифы иное и понимали иначе. В действиях I и II заключительной части поэмы (о земном царствовании Осириса, заговоре Сета и о странствиях Исиды) осмысление базируется в основном на идеях Плутарха. Вступление же и вся лирика действия III ("Противостояние Сета и Хора"), особенно рассуждения "о границах", а также трактовка противоборства Хора и Сета как явных символов жизни и смерти и все конечные умозаключения – по сути не имеют прямого отношения к Древнему Египту и являются исключительно авторским осмыслением. Подобные "вольности" оправдываю тем, что данные мифы с давних времен воспринимались неоднозначно и в некоторых деталях не всегда признавались как часть мифологии; при этом традиция толкования, включенного в текст, также заложена издавна: Плутарх – самый яркий тому пример и основной источник для современных исследователей как в плане пересказа мифов о "семействе" Осириса, так и в плане трактовки.
В любом случае текст поэмы ни в коей мере не претендует на какую-либо научность – это исключительно художественное произведение, представляющее собой, так сказать, переложение древнеегипетской "полечки" "на родной язык".
Иван Вадимович Рак, проделавший огромный труд, прекрасно пересказавший и проанализировавший древние тексты, так предуведомляет читателя: "Поэтика <…> древнеегипетской мифологии чужда миросозерцанию человека, воспитанного на европейской культуре. <…> В египетском мифе события могут показаться не имеющими причинно-следственной связи, поступки богов – психологически никак не мотивированными или вопиюще непоследовательными, зачастую бывает непонятен сам сюжет. Но даже в том случае, когда читатель оказывается способным не только воспринять текст, но и увидеть все его ассоциативные связи и смысловые параллели, понимание все равно будет лишь рассудочным, безэмоциональным, ибо чуждая система образов не может вызвать адекватной чувственной реакции. Труднее всего усваивать древнеегипетскую мифологию из-за ее алогичности". (Ср.: Владимир Бибихин: "…древность трудно сравнима с чем-нибудь нам известным…")
Далее Иван Рак приводит примеры видимых противоречий: говорит, что тот или иной бог может одновременно выступать как, казалось бы, взаимоисключающие начала, фигурировать под разными именами, по-разному "выглядеть", находиться в один и тот же момент "в разных местах".
Кроме того, "…древнеегипетские тексты большей частью дошли до нас во фрагментах; многие содержащиеся в них намеки и ссылки нам непонятны; наконец, часть мифов сохранилась лишь в пересказах античных авторов, давших свою интерпретацию и, следовательно, исказивших первоначальный смысл". Алогичность исследователь первоначально обосновывает тем, что мифы создавались на протяжении многих веков, в разрозненных египетских номах, периодически сливаясь, перемешиваясь и постоянно изменяясь.
С точки зрения истории это понятно. Но основная суть в том, что мы читаем миф, и миф этот – о богах, и не нужно воспринимать его буквально, подходить с формальной логикой к размышлениям о божественном. Для бога, думается, как раз таки вполне естественно быть где угодно, чем угодно, кем угодно одновременно и в любой момент времени и уж тем более как угодно называться данными людьми именами.
В конечном счете Иван Вадимович очень верно говорит о поэтике мифа, о его всеобъемлющей символичности. Множество символов не только идейно не противоречат друг другу, но, напротив, дополняют и обогащают. То же мы наблюдаем и в богатом художественно-изобразительном наследии. – "…Мифолого-религиозные представления часто отражаются не буквально, а условно-образно: изображение выступает не в качестве иллюстрации к конкретному эпизоду мифа или фрагменту текста, а как бы в роли метафоры".
В египетских мифах, пишет исследователь, "…главное содержание составляют не события, а философский подтекст, который за этими событиями стоит. Мифы, как стихотворения, символически, в образно-художественной форме передают представления египтян о законах природы, о красоте, о смысле жизни, о том, каким должен быть, по их понятиям, справедливый государственный уклад. <…> Монументальный, статичный миф Древнего Египта зовет человека слиться с природой, принять раз навсегда заведенный мудрый порядок, подчиниться ему и не пытаться что-либо изменить, ибо любые перемены будут только к худшему. <…> Египетский миф <…> славит творца, созидателя, хранителя и защитника стабильности в мире".
Следует упомянуть замечание Ивана Рака касательно условности ряда терминов, употребляемых в текстах ("душа", "воскресение", "истина", "грех"), которые в современной традиции носят, должно быть, немного иной смысл, чем "передаваемые этими понятиями древнеегипетские слова". А также следующее замечание: "За редкими исключениями, произношение древнеегипетских слов неизвестно. Огласовки их транслитераций носят чисто условный характер и <…> не претендуют на фонетическую точность. В частности, ударения в огласовках изначально было принято делать на предпоследнем слоге. Однако по разным причинам закрепилось немало нарушений этого, также чисто условного, правила".
Выдающийся русский философ, филолог и переводчик Владимир Вениаминович Бибихин, чье высказывание приводилось выше и с некоторыми работами которого мне нежданно посчастливилось ознакомиться вскоре после завершения поэмы, в своих лекциях говорил в том числе о поэзии как о способе познания и описания божественного.
Предваряя цикл лекций "Грамматика поэзии", посвященный анализу Ригведы и являющийся великолепным образчиком толкования древнего поэтического текста (см.: Бибихин В. В. Грамматика поэзии. Новое русское слово. – СПб.: Изд-во Ивана Лимбаха, 2009), Бибихин говорит: "Вселенная устроена Софией, красотой и художеством, она женственная, поэтому ее настоящее, высшее и правдивое познание поэзия. Поэзия такое познание, с восстановлением родового, генетического значения этого слова, которое живое порождение, рождение самой жизни."
Он много цитирует и анализирует высказывания немецкого поэта Новалиса на ту же тему. Новалис писал: "Верность и любовь, эта пара – закон всего, человечество есть всё сообща орган богов. Поэзия единит их, как и нас". "Поэзия властно правит болью и соблазном – удовольствием и неудовольствием – заблуждением и истиной – здравием и недугом – она перемешивает всё ради своей великой цели всех целей – возвышения человека над самим собой". Бибихин: "Мир снова и снова отпадает от своего начала и существа, верности и любви, и поэзия каждый раз берет его уже как хаос, лес (материю), чтобы создать мир заново. В этом смысле поэзия магия: то, что казалось бы уже разошлось, расползлось выполнять свои частные, химические, физические, психологические законы, безнадежно рассеялось на холоде вне луча Treue und Liebe [верности и любви], т. е. совершенно ясно видно глазами, что безвозвратно распылилось, – вдруг оказывается, что поэзия это снова возвращает к Treue und Liebe".
"Может быть, еще важнее причина, кроме краткости времени и гениальной способности охватить все, почему [Новалис] говорит о главных вещах как будто скользя, намеком, – это стыд сказать главные вещи из-за опасности сказать неосторожно. Стыдно говорить, потому что нарушение святого, о чем надо молчать, подстерегает, на каждом шагу мы можем поскользнуться, сорваться." Новалис: "Стыд, несомненно, есть ощущение профанации. Дружба, любовь и вера заслуживают обращения с ними как с заветными вещами. Следовало бы говорить о них лишь в редкие, интимные моменты, молчаливо соглашаться о них. Многие вещи слишком нежны чтобы думать о них, еще больше таких, о которых лучше не говорить".
Смысл облачения божественных явлений в символы и образы состоит прежде всего в том, что эти явления, эти сущности – это то сокровенное, те "истинные имена", которых мы не знаем, и потому не должны говорить о них буквально, ибо это будет ложью. Однако мы чувствуем их, мы их воспринимаем, мы неразрывны с ними, и с целью познания и рассуждения о них даем им свои, опосредованные имена, говорим о них образно, облекаем в символы. Имена, символы, образы могут быть совершенно разными у разных людей, народностей, однако суть явлений остается одна.
Кроме того, многие явления, имея в себе нечто общее, часто проявляют себя в одном и том же, поэтому разные явления могут быть объединены одним символом. К примеру, энергия, логос, любовь, начало, идея – все это проявляется в Осирисе. Символом и именем Осирис объединено все то, что несет зарождение, благо. Но справедливо и обратное: одно явление, одна сущность может выражать себя по-разному и потому может быть заключена в разных символах. Так, огненное начало есть и в Ра, и в Сете – как благотворное и как губительное.
У Бибихина встречается определение: "ли2ца событий". Оно вполне применимо к символам – к тем богам и их проявлениям и ипостасям, о которых мы узнаём из мифов.
Итак, поскольку сами божественные сущности неизведанны и сокровенны, то любая попытка их формального обозначения суть ложь. Поэтому искусство, поэзия, миф призваны описывать их через иносказание и символы – и именно таким образом, через них, человеку может быть доступно понятие о божественном.
И здесь начинается обратный путь: восприятие. Вследствие многозначности древних текстов, многогранности символов и "придуманности" описаний необходимо истолкование их, чтобы мифы не превратились в нелепые истории, сказки и сюжеты, чтобы не утратили изначальное смысловое наполнение. Толкования, порой правдивые, а порой превратные, в любом случае необходимы прежде всего как напоминание о том, что миф – не просто сказ, а способ осмысления и описания божественных явлений, и что символы – не имена и не олицетворения.
Плутарх много пишет о превратных трактовках и суевериях. "…Когда слушаешь те мифы, в которых египтяне рассказывают о богах, об их блужданиях, растерзаниях и многих подобных страстях, то <…> не следует думать, будто что-либо из этого произошло и случилось так, как об этом говорят. <…> Понимая, что нет для богов более приятного дела и более приятной жертвы, чем истинное представление об их природе, <…> избежишь ты суеверия, которое является злом не меньшим, чем безбожие".
Закончив краткий пересказ мифа об Осирисе, Исиде, рождении Хора и тяжбе его с Сетом, Плутарх пишет: "Таково примерно главное содержание мифа, если опустить предосудительные истории, например, рассказ о растерзанном Горе и обезглавленной Исиде. Когда такое говорят и так учат о природе вечной и бессмертной, в которой более всего познается божество, как будто воистину такое случалось и происходило, тогда, как говорит Эсхил, "надо плюнуть и очистить рот". <…> Миф у нас – изображение некоего понятия, переводящего мысль на другое". И далее: "…люди не перестают сводить с неба на землю столь великие имена и подрывать и уничтожать благочестие и веру <…> и тем открывать ворота льву безбожия и очеловечивать богов".
В нижеследующей 6-й части поэмы большое внимание уделено теме беспредельности божественного и существующих при этом и окружающих нас пределах.
Неверно ограничивать богов рамками отдельных (тем более людских) качеств и "характеристик". Проявляя себя в чем-то, они, несомненно, участвуют в этом, но они не определены этим. Именно ограниченность суждений о боге и есть суеверие – остановка в познании, прекращение его. Сложившееся и закостеневшее понятие может служить для успокоения и утешения, но не для развития. Сами божественные явления имеют движущуюся и изменчивую природу, поэтому и познавание ее должно быть процессом перманентным. А прекращение ее познания, односторонность суждения, сформировавшееся о ней мнение и, порой, навязывание своих рамок другим – это всего лишь страх перед неизведанным и стремление оградиться от непонятного привычной и известной "ширмой".
Образно можно говорить о том, что ограниченность – одно из проявлений Сета. Однако Сет – бог, и, соответственно, всё в нём имеет божественную природу. – В том числе и границы, которые совершенно необязательно должны восприниматься как нечто "дурное". Границы есть границы. Мало кто откажется от своей оболочки, покуда в ней можно жить. Ведь именно эти пределы, оболочки – наши тела, наша форма – носители жизней. И есть время обретения границ и время отказа от них.
Богам ни в чем я не поклялся. –
Назвал лишь их по именам,
Воспел хвалу… Но клятвы тайной
Не произнес.Не потому, что не достоин,
А просто – клятве нет цены.
Предать богов, ее нарушив,
Я не смогу.То клятва верности, быть может;
Всевечной, может быть, любви… -
Молчи! Ведь истина – дороже.
Она – как миф.
Часть 6
Осирис, Исида, Сет и Хор
…И жизнь, стремящаяся к морю -
Река, впадающая в смерть.
А в устье том – исток историй
Про круговерть.Алигер Ф., из стихотворения "Мясущество"
Вступление
В чем разница меж богом и не-богом? -
Не-бога – нет. Как нет небытия.
У бога – нет границ. Его так много,
Как много нас – крупинок. Как и "я",Он – не один. Мы – все – не одиноки.
И ты, и моль, и лес, и скорлупа… -
Мы – всё – одно. Границы – однобоки
И временны. Мы все – пшено. Крупа.Все рождены из общего начала
И к общему вернемся. Смерти нет.
Есть время от причала до причала;
А дальше: старый добрый Новый Свет.Сойдешь по трапу… – А внизу встречает
Земля! И ты – упавший с древа лист -
Падешь в ее объятия! – В начало.
И растворишься. Станешь снова чист.Но не исчезнешь. Новыми ростками
Произрастешь и к новым берегам
Отправишься. И никогда не канет
В небытие божественный фрегат!Ты не исчезнешь, ибо по дороге
Так иль иначе также сотворишь
Наследие свое. Бесследно в боге
Ничто не исчезает. – Тонет лишь…И сколь реален, столь и эфемерен
Телесной формы временный корсет. -
Но нет границ у бога. – Люди, звери,
Растения, предметы… – Он – мы все.Актер – ничто без зрителей. Однако
И зритель без актеров – ни к чему.
Один – не одинок. – Не одинаков.
…Начни же песнь свою. – Я перейму.
Действие I. Царствование Осириса. Заговор Сета
Нас было пятеро детей
у Нут, богини неба. -
Осирис, Гор Бехдетский, Сет,
Исида и Нефтида.
На свет мы были рождены -
здесь нас сковали судьбы.
Но безгранична наша суть,
как беспределен мир.
Меж нас Осирис – бог-Любовь. -
Священное либидо. -
То бог, проистеченья чьи
энергию несут нам.
То бог – исток, основа, ось!
То царь. – Наследник Геба.
Владыка сущего всего.
Наш господин. Мессир.Страною славно правил он,
и процветал Египет!
И годы царствия его
запомнились навеки
Как благоденствия пора! -
Чего и ждать от бога,
Собой являющего свет,
вселенскую любовь?..
Но без Исиды он – ничто.
Не существуют реки
Без берегов. Осирис – Нил. -
Сакральная дорога,
Поток, несущий влагу той
земле, что примет, выпьет
Ее, – чтоб продолжалась жизнь,
рождаясь вновь и вновь! -Исида! – Мудрая жена,
богиня плодородья
И материнства. – Мать-земля!
Вместилище любови.
Отрада духа. Плоть. Сосуд.
Идеи воплощенье. -
Долина Нила. – Та-Кемет. -
Родные берега!
Осирис – Логос. Слово… – Что ж,
ни капли смысла в слове
Бестелом нет. – Но: воплоти! -
Но во Плоти – священно
Такое слово! Вместе мы -
творение. – Природа.
Исток – Осирис, а исход -
Исида.…Сколь богат
Был край египетский, пока
под властью находился
Четы божественной!.. – И сколь
всё это, право, скучно!Наш брат, злодей, завистник Сет
с таким мироустройством
Был не согласен и желал,
конечно, править сам. -
Нас ненавидел втихаря,
пылал презреньем жгучим, -
Но не выказывал… – Порой
умел блеснуть геройством,
Когда на помощь войску Ра
он приходил и бился
С недоброхотами Творца
во славу небесам… -