Еще несколько мгновений он стоял, схватившись руками за рот и нос. Затем испустил пронзительный крик и устремился ко мне. Я наклонился, схватил его за бедра и, крепко вцепившись в него, перебросил через себя. Мигом повернувшись, я бросился на распростертого противника, не давая ему времени опомниться. Я тут же закатил ему в висок такой тумак, что он, испустив долгий, медленно утихающий вздох, потерял сознание.
Итак, сам того не ожидая, я уложил обоих аладжи! Когда я увидел их громадные тела, недвижимо лежавшие передо мной, я сам едва поверил в свою удачу. Любой из них, конечно, был сильнее меня, но я был проворнее их: у меня были свои приемы, которым я, разумеется, учился не у стенающих дервишей.
Я обследовал обоих. Они были живы. Вскоре они придут в себя, и потому мне надо было обдумать дальнейший план действий. Чтобы обезвредить их на какое-то время, я взял у них мешочки с порохом, которые они подвешивали к поясу, а затем разломал их ружья.
В этот момент я по-настоящему понял, что левая нога у меня повреждена. Если прежде я притворялся, изображая хромого, то теперь поневоле заковылял к лошади, но сперва подобрал "молитвенные туфли", одолженные мной у маленького хаджи и слетевшие во время схватки, и снова надел их. Затем отвязал лошадь, вывел ее на удобное место, на дорогу, и, наконец, уселся в седло. Во время ходьбы боль в ноге усилилась.
Когда лошадь помчала меня, я облегченно вздохнул. Вместе с моими спутниками я избежал огромной опасности. Мне оставалось лишь благодарить добрую Набатию. Правда, если бы у меня был надежный посыльный, я бы отобрал деньги, которые аладжи похитили у нее, и отослал их ей. А так мне пришлось оставить деньги им. Другого законного владельца не было. А может, следовало передать их властям? В Остромдже я уже успел разочароваться в них. Мне оставалось лишь с наслаждением думать о том, что сказали бы штиптары, если бы им довелось узнать, кем был этот "глупый шериф", попавшийся им на пути.
Я проехал немного вперед; лес кончился. Дорога вела в долину; справа бежала река. В небольшом отдалении я увидел Халефа, Оско и Омара, поджидавших меня. Они моментально меня узнали и испустили громкие, радостные крики. Я поторопил лошадь, стукнув ее не шпорами, а туфлями, и галопом устремился к друзьям.
- О, сиди! Как мы беспокоились за тебя! - крикнул мне издалека Халеф. - Где же ты прятался?
- Как видите, там, в лесу.
- Мы подумали об этом сразу же, когда прочли твою записку.
- Вы ее сняли?
- Да, но потом снова прикололи ее туда.
- Для чего?
- Для потехи. Мы думали, точнее я думал, что эти пройдохи страшно разозлятся, когда увидят, как мы с самого начала водили их за нос. Или я не прав?
- Промаха в этом нет. Записку они найдут и разозлятся - тем более что из этих строк поймут, что тот, кого они поджидали, несколько часов провел рядом с ними.
- Как? Ты был рядом с ними?
- Я говорил с ними, пил и даже сражался. А сейчас они без сознания лежат в лесу.
- Сиди, давай быстрее вернемся к ним. Я тоже хочу перекинуться с ними словечком.
- В этом нет надобности; они достаточно от меня наслышались. Я говорил с ними на языке кулака.
- Расскажи-ка нам побыстрее!
- Хорошо, но давайте поедем вперед.
- Тогда иди сюда, садись на Ри.
- Нет, я останусь здесь, в седле. А ты будешь ехать на Ри до самого Радовиша в награду за то, что так изумительно мчался на нем незадолго до этого.
- Так ты меня видел?
- Да. Ты промчался почти рядом с нами.
- И я красиво держался в седле?
- Великолепно. Лучше, чем я.
- Послушай, сиди, ты смеешься! Не обижай меня.
- Нет, я просто хочу сказать, что порадовался за тебя. Ты же слышал, что вслед тебе стреляли?
- Нет, я и не догадывался об этом.
- Лишь быстрота моего вороного скакуна спасла тебя. Оба аладжи стреляли в тебя. Они хотели добыть твою лошадь.
Тут он остановил скакуна и крикнул:
- Давай вернемся в лес, сиди. Мне нужно рассчитаться с этими негодяями за их пули. Я угощу их плеткой так, что их кожа будет выглядеть как старое знамя, пронесенное через сотню битв!
- Ба! Только подойди к ним, малыш! Эти аладжи не станут с тобой шутить. Они настоящие великаны; они задушат тебя двумя пальцами.
- Хотел бы я такое увидеть! Но раз ты думаешь, что лучше их не разыскивать, я повинуюсь тебе. Быть может, наши пути еще пересекутся, и тогда я задам им жару!
Я рассказал спутникам о своей встрече с штиптарами. Разумеется, они слушали меня с огромным интересом. Когда я умолк, Халеф спросил:
- Ты думаешь, господин, что этот милейший бакаджи Тома все еще в Радовише?
- Непременно, иначе бы он встретился нам.
- А не навестить ли нам его? Мне бы хотелось его отблагодарить за все, что он сделал. Не правда ли, меня не упрекнешь в том, что я не знаю правил хорошего тона?
- Этот упрек тебя не касается. Я могу засвидетельствовать, что и в других случаях ты был подобающе вежлив, например, при встрече с хавасом Селимом и коджабаши в Остромдже, коих ты вдоволь угостил несравненной сладостью твоей плетки.
- Так навестим его, сиди?
- Нет, а если он встретится нам, мы сделаем вид, что не знаем его.
- Сиди, это противно моему доброму нраву. Скажи мне хотя бы, надолго ли мы остановимся в Радовише?
- К сожалению, не знаю пока точно. Лучше было бы, если бы мы миновали это местечко без промедления; впрочем, мне надо обследовать раненую ногу. Возможно, я останусь, чтобы заняться ее лечением. Видимо, я вывихнул ее при падении, и мне придется ее перевязать.
- Если так, сиди, то пусть этот добрый посыльный не попадается мне в руки, иначе я распишу ему спину так, что он до конца своих дней будет об этом вспоминать. Кстати, в Остромдже были еще люди, которых мне хотелось вот так же вразумить.
- Кто это?
- Оба брата, что нас преследовали и известили о нашем прибытии Мубарека.
- Те, что квартировали у Ибарека, хозяина постоялого двора?
- Да. Они проспались скорее, чем мы думали, ведь только ты уехал, как они пожаловали к нам.
- Где же ты их видел?
- Где? В том же конаке, где мы остановились. Они не подозревали о случившемся и сразу поскакали наверх, туда, где скрывался Мубарек. Увидев, что там все сгорело, они вернулись в конак, чтобы все разузнать. Ты можешь себе представить, какие лица состроили они, когда узнали, что там произошло.
- Ты с ними разговаривал?
- Нет. Они поставили лошадей на конюшню и скрылись. Когда мы уезжали, они все еще не вернулись.
- Гм! Они наводили справки. Возможно, мы их еще увидим.
Глава 3
ХАКИМ
Нога, поврежденная мной в схватке с аладжи, начала ныть; ее надо было обследовать. Поэтому я велел пустить лошадей галопом, чтобы скорее достичь цели. Когда близ Радовиша мы снова подъехали к реке, я увидел крохотный домишко, возле которого сидел старик, внимательно смотревший на нас. В его чертах застыло какое-то сомнение.
Особой причины задерживаться здесь не было, но я все же остановился и приветствовал его. Он поднялся и почтительно поблагодарил меня. По-видимому, мой тюрбан внушал ему уважение.
- Разве ты нас знаешь, отец? - спросил я его.
- О нет. Я вас никогда не видел, - ответил он.
- Ты смотришь на нас так странно. В чем дело?
- Я принял вас за злых штиптаров.
- Разве мы выглядим как штиптары?
- Нет, конечно, да вот черная лошадь меня попутала. Будь всадник ростом повыше, я бы подумал, что передо мной эти штиптары, хотя вы одеваетесь не так, как они.
- Каких же штиптаров ты имеешь в виду?
- Простите! Не следовало мне об этом говорить.
- Ну-ну! Уверяю тебя, если ты нам и расскажешь что- то, ты не причинишь никому вреда.
- Может, и выйдет вред. Если ты поведаешь кому-нибудь об этом, то дело дойдет до штиптаров и пострадают добрые люди.
- Я не скажу никому. Халеф, дай старому отцу бакшиш!
Хаджи достал кошелек и бросил его старику на колени. Тот потер впалую щеку и решился начать рассказ:
- Господин, ты потомок пророка. Хотелось бы мне услужить тебе, но не могу. Мне моя совесть запрещает, ведь я обещал молчать. Возьми свои деньги назад.
- Оставь их себе, я же вижу, что ты беден. Похоже, ты ждешь, что здесь проедут штиптары.
- Именно так, господин.
- Сколько их будет?
- Четверо. Один из них носит высокие сапоги; у него большая, черная борода. Он поедет на вороном арабском скакуне. Разве этот жеребец не арабский скакун?
- Он самый.
- Вот я подумал то же самое и принял вас за тех убийц.
- А кто тебе сказал, что приедут штиптары?
- Гм! Не могу я этого выдать.
- Ты очень скуп на слова.
- Может, я и не такой молчаливый, но уж больно вы мне подозрительны.
- Да? И чем же?
- Да вот сапоги высокие к седлу у вас приторочены. Скакун у вас вороной, сапоги имеются. Не хватает лишь того штиптара, что сидел бы в этих сапогах на скакуне. Не будь здесь тебя, благословенный потомок пророка, он бы наверняка появился!
Тем временем показался какой-то юноша. Он перешел поле, пустовавшее под паром, и направился прямо в сторону дома.
- Кто это? - спросил я.
- Мой сын. Он проводник. О Аллах! Не должен был я об этом говорить!
Я начал догадываться, в чем дело. Здесь останавливались Мубарек и трое его спутников. Они взяли с собой юношу: тот указал им дорогу. Они полагали, что, доведись нам ускользнуть от аладжи, мы поедем здешней дорогой и заглянем в этот домик, чтобы расспросить хозяев. Вот они и наврали им, выдав нас за штиптаров. Я надеялся, что сын окажется разговорчивее отца.
Когда он подошел поближе, я увидел, что он чем-то раздосадован. Он едва приветствовал нас и намеревался войти в хижину. Старик схватил его за одежду и спросил:
- Ну, почему ты не скажешь ничего? Хороший бакшиш получил?
- Да, бакшиш! Я тут кое-что другое получил, а вовсе не бакшиш, - в явном раздражении бросил он. - Люди все хуже становятся. Нельзя доверять даже святым.
- Ты, наверное, имеешь в виду старого Мубарека? - спросил я его.
- Как ты о нем догадался? Дружок, что ли, его?
- О нет, скорее полная его противоположность. Мы - штиптары, о которых он вас предупреждал.
- Аллах, аллах! - ужаснувшись, воскликнул старик. - Так я и думал! Надеюсь, господин, ты пощадишь нас. Мы очень бедные люди. Мои внуки срезают ивняк у реки, а сын плетет из него корзины. Я же совсем никуда не гожусь, даже лозу не могу ошкурить. Ты же видишь, что пальцы у меня скрючились от подагры.
Он вытянул руки.
- Успокойся! - ответил я. - Разве ты видел хоть раз, чтобы штиптар носил тюрбан пророка?
- Нет, никогда.
- Среди штиптаров нет никого, кто бы вел свое происхождение от пророка; значит, я не разбойник.
- Но ты же только что сказал, что вы - те самые штиптары, о которых нас предупреждали.
- Да, мы те самые люди, но, что мы штиптары, это, конечно, ложь.
- А где же хозяин этого скакуна?
- Это я. Мы поменялись лошадьми, и я переоделся, чтобы люди, которые хотели нас схватить, не сразу нас узнали. Послушай, а на тебя, похоже, Мубарек произвел плохое впечатление?
Я адресовал вопрос сыну, а тот ответил, обращаясь к отцу:
- Да. Впрочем, не только на меня, но и на свояка. Ты видел их лошадей?
- Как я мог видеть? Было раннее утро. Я еще в постели лежал, и дом был окутан туманом. Так что же случилось с зятем?
- Его обокрали!
- О Аллах! Этого бедного человека, который только что потерял жену - твою сестру и мою дочь. Что они взяли у него?
- Лучшую из двух лошадей.
- О небеса! Почему они отняли лошадь у него! Они могли бы обворовать богатея, которого щедро осыпал дарами Аллах. Так, значит, Мубарек был заодно с ними? С каких это пор святые отшельники превратились в конокрадов?
- Нет таких святых, как прежде. Всюду хитрость, ложь и обман. Будь передо мной самый набожный марабут или самый знатный шериф, все равно ему не поверю.
При слове "шериф" он бросил выразительный, полный недоверия взгляд в мою сторону. Теперь я знал, что он пережил, и понимал, на что он намекал. Поэтому я сказал ему:
- Ты прав. В этом мире много лжи и коварства. Но я хочу быть честным и откровенным с тобой. Я не штиптар и не шериф, я франк, не имеющий права носить зеленый тюрбан. Посмотри-ка сюда!
Я снял тюрбан и показал мою шевелюру.
- Господин, - испуганно воскликнул он, - какой ты отважный человек! Ты же рискуешь жизнью!
- О нет, это не так страшно. В Мекке, конечно, было опаснее, чем здесь, где живет много христиан.
- Так ты не мусульманин, а христианин?
- Я христианин.
- И носишь на шее хамайл - Коран, который написали в Мекке и который получают лишь те, кто бывал там!
- Да, я везу его оттуда.
- И при этом ты христианин? Не верю этому!
- Я тебе докажу. Вспомни, что ваш Мухаммед преклонял в молитве колени перед Иисусом Христом, Сыном Божьим. Разве не мусульманин это сказал?
- Нет, не может быть. Ты клевещешь на нашу веру, но этим ты доказал, что ты христианин, франк. Быть может, именно ты подстрелил руку Манаху эль-Барше?
- Когда это случилось?
- Вчера вечером возле хижины Мубарека.
- Разумеется, это был я. Так я попал в того человека? Было темно, и я не мог различить людей. Ты знаешь об этом случае?
- Они постоянно говорили об этом. Так вы, наверное, те чужеземцы, что арестовали Мубарека и остальных троих.
- Да, это мы.
- Господин, прости, что оскорбил тебя. Конечно, я слышал о тебе только плохое, но зло, сказанное о ком-то дурными людьми, превращается в добро. Раз вы враги тех воров и мошенников, стало быть, вы хорошие люди.
- Теперь ты доверяешь нам?
- Да, господин.
- Так расскажи нам, как ты сошелся с этими людьми?
- Хорошо, господин. Слезь с коня и сядь на скамью. Отец уступит место на время моего рассказа.
- Благодарю тебя. Пусть он спокойно сидит. В его волосах седина, я же еще молод. Правда, у меня болит нога, поэтому я останусь лучше в седле. Рассказывай!
- Это было сегодня утром; я только встал, чтобы взяться за дневные дела. Туман был еще густ; в нескольких шагах от меня ничего не было видно. Вдруг я услышал, как к хижине подъехали всадники; они остановились и окликнули меня.
- Они тебя знали?
- Мубарек меня знал. Когда я вышел на улицу, то увидел четырех всадников, которые вели с собой вьючную лошадь. Один из них был Мубарек; в другом, когда рассвело и мы находились уже в пути, я узнал Манаха эль-Баршу, бывшего сборщика налогов из Ускюба. Они направлялись в Ташкей и спросили меня, знаю ли я дорогу туда. Я сказал, что да, и они обещали мне бакшиш - не меньше тридцати пиастров. Господин, я бедный человек, и тридцать пиастров не заработаю за целый месяц. К тому же я знал Мубарека и почитал его за святого. Поэтому я с радостью согласился стать его проводником.
- Они сказали, зачем едут в Ташкей?
- Нет, но сказали, что их преследуют четыре штиптара, и просили не проговориться, куда я веду их.
- Это была ложь.
- Позже, конечно, я понял это.
- Где расположен Ташкей?
Это название переводилось как "деревушка, лежащая среди скал и камней". Поэтому я предположил, что она находилась высоко в горах. Корзинщик ответил:
- Она лежит к северу отсюда. От Радовиша туда не ведет ни одна дорога. Чтобы не заплутать, надо хорошо знать горы и лес. Деревня эта мала и бедна. Она расположена в том же направлении, что и Брегальница, если подниматься через Сбиганци.
Сбиганци! Это было как раз то место к северу от Радовиша, куда я хотел заехать, чтобы расспросить мясника Чурака о Дерекулибе и узнать побольше о Жуте. Так, может, и Мубарек хотел пробраться туда? Что, если там собралась вся честная компания?
- А еще перед тем, как вы отправились в путь, - продолжал я расспросы, - они не говорили тебе, чтобы ты ни о чем не обмолвился?
- Да. Мубарек рассказал мне, что в пути на них напали четыре штиптара, но они ускользнули от этих разбойников. Штиптары одержимы кровной местью; они хотят расправиться с ним и его спутниками и, наверное, последуют за ними вдогонку. Ему надо пробраться на север, но он хотел бы объехать Радовиш стороной, потому что там его знают и штиптары могут разведать, куда он направился. Он очень точно описал вас. Вот только одет ты по-другому и едешь не на вороном скакуне. Нам велено было ничего не рассказывать тебе, если ты подъедешь к нашему дому и примешься расспрашивать о Мубареке. За это молчание он нас благословил. Потом мы отправились в путь. Когда рассвело, я узнал вьючную лошадь. Это была лошадь нашего свояка. Поначалу-то я подумал, что ошибаюсь, поэтому ничего им не сказал.
- Лошади этих людей выглядели очень уставшими?
- Разумеется! Когда они стояли возле дома, то обливались потом; пена капала у них с губ.
- Понятное дело. Если они приехали сюда спозаранку, значит, скакали очень быстро. Всю ночь ехать по такой дороге! Лошади наверняка выбились из сил. Рассказывай дальше!
- Все они ехали верхом, я же шел пешком. Однако я все время был впереди их. Я слышал обрывки их разговора, хотя говорили они вполголоса. Я догадался, что поначалу у них было только четыре лошади. У каждого была с собой поклажа. Потом, неподалеку от деревушки, - знаешь, где дорога идет по мосту, - они наткнулись на двух всадников; те подсказали им, что у моего свояка за домом стоят две лошади, а под навесом висит вьючное седло.
Я начал догадываться, о каком свояке идет речь, и перебил юношу:
- Я тоже проезжал мимо той деревушки и видел там только один дом с навесом. Под ним, как помнится мне, висело седло. Это был постоялый двор; он находился слева от моста.
- Это он, это он!
- Стало быть, его хозяин твой свояк?
- Да, он муж моей недавно умершей сестры.
- Я заезжал к нему.
- Так ты его видел, говорил с ним?
- Да. Значит, они обокрали этого беднягу. Когда я там был, лошадь паслась за домом.
- Это другая лошадь. Их было две. Было у него и два седла, одно для езды, а другое для перевозки грузов.
- А они ничего не рассказывали о двух всадниках, с которыми повстречались?
- Говорили что-то, но я не очень-то разобрался. Все повторяли про каких-то пегих, но это же не люди, а лошади!
- В данном случае те и другие, люди и лошади.
- Эти пегие хотели на кого-то напасть и убить.
- Они хотели убить нас.
- Вас, господин? Почему?