На земле штиптаров - Май Карл Фридрих 14 стр.


- Ты прав, эфенди. Я тоже подумал об этом и проследил за ними. Вскоре они и впрямь повернули направо, в горы.

- Теперь они спрячутся там и будут нас ждать. Прежде всего мне надо знать, что именно ты им рассказал. Итак, ты признался, что я в Радовише; ты вспомнил и про мою больную ногу, и что я собираюсь, возможно, остаться в Радовише?

- Нет, об этом ни слова.

- Тогда они ждут, что мы поедем сегодня. Они не спрашивали, когда мы хотим отправиться?

- Да, и я сказал, что еще не знаю об этом. Тогда они поклялись, что убьют меня и сожгут мою хижину, если я их выдам. Они заявили, что они - те самые аладжи, о которых я наверняка слышал, и они непременно исполнят свою угрозу.

- И все же ты рассказываешь мне об этом?

- Это мой долг. Я благодарен тебе, эфенди. Быть может, ты устроишь все так, чтобы они поверили, что я промолчал.

- Это легко можно сделать. Конечно, я тебе благодарен за то, что ты предупредил меня, иначе для нас все могло бы плохо кончиться.

- О да, господин, ты бы погиб, - сказал его свояк. - Я слышал это своими ушами.

- Они, значит, опять к тебе приходили?

- Естественно! Но радости мне было мало, уж слишком я натерпелся во время их первого визита.

- Вчера поутру? Или ты видел их еще раньше?

- Я слышал о них, но, конечно, не видел. Они пришли ко мне утром, потребовали ракию и, отведя коней за дом, сами уселись за столиком, что стоял перед домом.

- Ты догадывался, кто это такие?

- Да. Лошади у них были пегие, а сами они были такими здоровенными - точь-в-точь, как мне их описывали. Я был страшно зол на них, ведь я думал, что они украли мою лошадь и седло.

- Ты уже знал, что у тебя лошадь пропала?

- Конечно! Я сразу увидел, как только встал.

- А разве лошадь не могла куда-нибудь уйти?

- Нет, она этого никогда не делала, и потом седло было бы тогда на месте.

- Верно, ведь седло не могло ускакать вместе с лошадью.

- Я рассказал им о краже, и они, наверное, заметили, что я подозреваю их самих: уж как-то они зло стали со мной обращаться и в конце концов заставили меня сидеть в комнате и никуда не выходить.

- И ты с этим смирился?

- А что я еще должен был делать?

- Позвать соседей на помощь.

- Я не мог убежать к ним, а даже если бы мог, все равно у меня ничего бы не удалось. Если к тебе пришли аладжи, лучше им повиноваться; даже если ты сегодня взял над ними верх, все равно они потом тебе отомстят. Вот я спокойно и остался в комнате. Я даже детей не мог позвать. Ты за меня это сделал, эфенди.

- Все это время никто к тебе не заезжал? Я думаю, приезд какого-нибудь гостя спугнул бы их.

- Разве твое появление спугнуло их, эфенди?

- Нет, конечно.

- Никто не проезжал здесь; лишь один путник прошел и остановился у меня. Это…

- Бакаджи Тома из Остромджи, - перебил я его. - Этот- то знал, что аладжи его ждали. Они еще накануне ночью побывали поблизости и узнали, что у тебя есть две лошади. Они-то, собственно, и присоветовали тебя обокрасть.

- Это я узнал уже у свояка.

- Тома недолго пробыл с ними?

- О нет! Он спрыгнул с мула, подсел к ним, и они просидели, пожалуй, около часа.

- Ты не слышал, о чем они говорили?

- Из комнаты ничего не было слышно, но я догадался, что они украли у меня лошадь и, очевидно, затевали еще что-то плохое, раз приказали мне не покидать дом. Поэтому я попытался подслушать их разговор. Ты видел, что у меня в комнате есть лестница, ведущая на чердак, где хранится кукурузная солома. Я поднялся туда, а потом через люк тихонько перебрался на навес. Я слышал каждое их слово. Так я узнал о том, что случилось в Остромдже. Посыльный подробно им все рассказал и поведал, что вы отправитесь в путь около полудня, то есть проедете мимо моего дома, самое позднее, часа через два. Дальше я услышал то, о чем он уже рассказывал вам вчера вечером.

- Ага! Теперь мне ясно, - ответил я, - каким образом Мубарек мигом разыскал аладжи и натравил их на меня.

- Похоже, что он вызвал их еще до вашего приезда, чтобы провернуть какое-то дельце. Вы же ему помешали, вот он и решил руками аладжи вам отомстить.

- Что еще ты слышал?

- Что Мубарек с тремя другими сообщниками спасся и что вас надо убить. Он даже указал место, где на вас надо напасть. Это в лесу, там, где дорога делает крутой поворот. Больше такого удобного места нет.

- Там я с ними и сразился.

- И ты победил их, как рассказал мне свояк. Аллах был с тобой, эфенди, иначе бы ты уступил им!

- Конечно! Продолжай!

- Посыльный сказал им, что нельзя полагаться на ружья или пистолеты. Вы якобы неуязвимы для пуль. Тут они рассмеялись во всю мочь. Но когда он самым подробным образом рассказал им, что случилось, тогда они призадумались и решили, наконец, что пулей вас и впрямь не возьмешь.

- Ну, что ты на это скажешь? - спросил я.

- Эфенди, есть два вида колдовства. Одно свершается по воле Аллаха, а другое - с помощью дьявола. Вы научились, конечно, доброй магии. Вам помогает Аллах.

Тут я возразил ему:

- Ты и впрямь полагаешь, что одно из слабых существ, созданных Аллахом, может, заклиная своего Всемогущего творца словом, жестом или церемонией, принудить Его служить этой горсти праха?

- Гм! Нет, в таком случае этот человек был бы могущественнее самого Аллаха. Но, господин, ужас охватывает меня. Неужели вы прибегли к помощи дьявола?

- О нет! Мы вообще избегаем колдовства; мы понимаем в нем не больше других людей.

- Так, значит, вы неуязвимы для пуль!

- Мы бы очень обрадовались, если бы и впрямь было так. Увы, если пуля угодит в кого-то из нас, она оставит в нем такую же дыру, как и в любом другом человеке.

- Не верю я этому. Ты же ловил пули руками.

- Все это была лишь видимость. Я уже упрекал себя, что укрепляю людей в суеверии. Быть может, ты поможешь мне искупить вину. Если ты приедешь в Остромджу, то услышишь, что говорят о нас. Расскажи людям, как было на самом деле. Я узнал, что на нас собираются напасть или застрелить из засады, и тогда решил распространить слух о том, что мы неуязвимы для пуль, так что и стрелять в нас нет смысла. Как это я проделал, ты сейчас узнаешь.

Я объяснил ему все. Его лицо постепенно вытянулось от удивления. Потом он пришел в себя, дослушал меня до конца и, улыбнувшись, сказал:

- Меня очень радует, господин, что ты рассказал мне эту историю. В Остромдже я люблю высмеивать людей и втолковывать им, что было на самом деле. Ох, если бы я мог показать им, как ты все это проделал!

- Ты можешь показать. У меня есть еще несколько таких пуль. Если ты обещаешь, что будешь осторожен и не перепутаешь их с другими, то я подарю их тебе.

- Дай мне их; ты меня очень обрадуешь. Ты знаешь, я сейчас уважаю вас еще больше, чем прежде?

- Почему?

- Потому что одно дело защищаться умом, а другое - колдовством. Теперь я вижу, что магия - это всего лишь вот такие фокусы и ничего больше. Что ж, ты добился своего. Аладжи решили, что в вас не стоит стрелять и лучше напасть на вас с ножами и топорами. Посыльный описал вашу внешность так подробно, что вас уже нельзя было ни с кем спутать. Потом он уехал, а всего через четверть часа показался ты,

- За кого ты меня принял?

- За шерифа. Я и думать не мог, что ты и есть тот чужой эфенди, которого хотят убить.

- Слышал ли ты наш разговор?

- Нет, твоя персона показалась мне маловажной. А потом ты вошел в дом и приветливо обошелся со мной и детьми. Ты даже исцелил дочурку от зубной боли. Я не знал, что они замышляли сделать с тобой, но, раз ты по-дружески к нам отнесся, я предупредил тебя.

- Рискуя при этом сам!

- Опасность была невелика. Мне грозило всего несколько ударов плетью. А вот когда вы уехали все втроем, мне стало за тебя страшно; они обменивались такими странными взглядами. Поэтому я еще раз махнул тебе рукой, когда на мосту ты оглянулся.

- Я понял, что ты молишь меня об осторожности. Что ты делал потом?

- Я собрал соседей, рассказал, что произошло, и позвал их в лес, чтобы вырвать тебя из лап разбойников и спасти тех четырех чужеземцев, на которых они хотят напасть.

- Они не последовали за тобой, - закончил я его рассказ. - Они боялись, что аладжи им отомстят, и трусливо жались в своих четырех стенах. Да, так я и думал. Ужас - вот главный враг тех, кто всего боится. Где-нибудь в другой стране аладжи далеко не ушли бы, их быстро бы посадили.

- Ты имеешь в виду, в твоем отечестве?

- Да, конечно.

- Там что, каждый - герой?

- Нет, но там нет такого, чтобы какой-нибудь штиптар держал в страхе всех людей. Законы у нас не строже, чем у вас, а даже, наоборот, намного мягче, зато их соблюдают. Никто не боится мести, потому что у полиции достанет сил, чтобы защитить доброго и честного человека. А кто защитит вас?

- Никто, господин. Ужас - один нам заступник. Если кто, к примеру, осмелится перечить аладжи, когда они заявятся к нему и начнут им помыкать, то они ему отомстят и никто из властей его не защитит. Поэтому я не удивляюсь, что мои соседи решили остаться в стороне от этого дела.

- Разбойников же, наверное, немного?

- Да, но все уверены, что любой из них легко справится с десятью противниками.

- Гм! Значит, я легко справлюсь с двадцатью, раз одолел обоих аладжи.

- Только с помощью Аллаха, эфенди! Эти разбойники ужасны. И все же я решил предостеречь чужеземцев. Поэтому сел на скамью перед домом и стал их ждать.

- Ты их видел?

- Нет. Среди детей разгорелся спор, они заплакали, и я пошел наводить порядок. Видимо, в это время и проехали чужеземцы. Позже, к моему ужасу, вернулись аладжи.

- На своих лошадях?

- Конечно, эфенди.

- Значит, они их нашли. Они были в хорошем настроении?

- Как ты можешь об этом спрашивать? Я направился с ними в комнату. Казалось, с ними ворвалась туда целая тысяча шайтанов. Ну и скверно же мне было, но то, что я понял из их речей, меня обрадовало. Я узнал, что глуповатый шериф победил их.

- Они, значит, так и не догадались, что шериф-то и был главарем тех, кого им полагалось подстеречь?

- До этого они не додумались. Но потом, когда они успокоились и снова сели отведать ракии, один из них вытащил какую-то записку, которую они принялись читать. Я услышал, что она была приколота к дереву. Разумеется, они мало что поняли из этой записки, только сообразили, что трое всадников, проехавших мимо них, действовали так, как и было написано.

- Они поняли, что подстерегали именно этих троих?

- Нет, ведь главной фигуры-то не было. Они думали, что вы, возможно, еще проедете мимо. Они не сомневались в этом и тем сильнее бесились. Их ружья были сломаны; с собой они принесли лишь обломки. Мне пришлось испытать их крепость на своей спине. Дети стали громко плакать и наполучали пинков и тумаков. Один из аладжи не мог даже распрямить спину, ведь ты его бросил так, что он ударился о дерево. Он разделся, и мне пришлось несколько часов растирать ему спину маслом и ракией. У другого все время текла кровь. Ты ударил его по лицу снизу и рассек ему верхнюю губу; он сказал, что ты задел его большим пальцем. Нос его вздымался вверх; он распух, как осиное гнездо. Он тоже тер его ракией. Позже, когда появились двое других, один из них отрезал ему бороду и ушел, чтобы принести из леса смолы. Ее смешали с маслом и сделали пластырь, которым заклеили его губу.

- Появились двое других? Кто это был?

- Ох, судя по всему, сущие висельники. Ты бы их только видел! Прошлой ночью в Дабиле они останавливались у Ибарека и…

- А, я знаю их. Это два брата. Ты разве этого не заметил?

- Да, я вскоре услышал, что они тоже братья, как и аладжи. Все они знали друг друга.

- И они знали, что встретят здесь аладжи?

- Нет. Те и другие были немало удивлены, зато как же они обрадовались, когда узнали, что их привела сюда та же причина. Они тоже хотели вам отомстить.

- Верю в это. Потом, наверное, пошли рассказы!

- Много они чего рассказывали, очень много: об Эдрене, о Менелике, где вы так быстро скрылись, хотя с вами собирались расправиться. Вы стали им вдвойне опасны, ведь вы подслушали их разговор, спрятавшись на голубятне. Так вы узнали, что тех, кого вы преследуете, надо искать среди руин в окрестностях Остромджи. И еще опаснее было то, что брат трактирщика в Исмилане посчитал вас законными владельцами копчи и потому сказал, чтобы вы ехали в Сбиганци.

- Да, там он совершил, конечно, большую глупость. Впрочем, вряд ли нам это теперь поможет.

- Это верно. Когда аладжи узнали, что вам известно о Дерекулибе, что под Сбиганци, они были вне себя от ярости. Они сказали, что надо защищаться от вас любыми способами. Они хотели напасть на вас прямо здесь, на дороге.

- Так они по-прежнему думали, что мы еще не проехали мимо вас?

- Да. Они расселись так, что никто не мог проскользнуть незамеченным. Двое других хотели им помочь. Теперь их было четверо против четверых, и аладжи похвалялись, что готовы сразиться с целым войском. Лишь с появлением Тома - посыльного, что возвращался из Радовиша - выяснилась их ошибка.

- Он-то им открыл глаза.

- Они подозвали посыльного. Когда он увидел их, то вскрикнул, поразившись, как изменился вид одного из них. Аладжи сказали ему, что чужеземцы пока не проехали здесь; на это Тома ответил, что видел вас в Радовише и даже получил от вас добрую порцию плетей. Велико же было их изумление. Ни он не понимал их, ни они его. Наконец, он спросил, не видели ли они шерифа, ехавшего на вороном жеребце. Это был ты, ведь ты переоделся.

- Жаль, что меня здесь не было! Хотел бы я посмотреть на их лица.

- Да, эфенди, то-то было весело, ну да и страшно. Таких ругательств и проклятий я не слышал никогда за всю свою жизнь. В комнате они разбили все, что попалось им под руку, - кроме того, что было прибито гвоздями или заклепками. Они безумствовали и бушевали, как сущие дьяволы. Такого с ними еще никогда не было. Они хотели одурачить какого-то глуповатого шерифа, а он сам обвел их вокруг пальца. Они и не думали успокаиваться; они напоминали разъяренных быков, от которых ничто не спасет, кроме бегства.

- Охотно в это верю. Что еще сообщил посыльный?

- Он был очень напуган. Ведь он сам тебе признался, что тебя решили убить, и этим выдал себя. Правда, ты и раньше знал, что он - сообщник аладжи, но теперь он боялся, что ты вернешься в Остромджу и предашь его суду.

- Пусть успокоится. Мы предадим его лишь мукам совести.

- Эх, они не будут его язвить. Они причинят ему куда меньше боли, чем те удары плеткой, что он уже получил.

- Он рассказывал даже об этом?

- Да, и страшно злился на маленького хаджи. Особенно его бесило, что ему самому пришлось присудить себе те тридцать ударов. Как он сказал, его отлупили на все сто. Одежда прилипала к его ранам, и он постоянно умолял аладжи убить вас, во-первых, из мести, а во-вторых, чтобы вы не донесли на него.

- Они обещали ему это?

- Они поклялись перед ним и решили тут же ехать в Радовиш, но он сказал, что вы заночуете там и, значит, еще есть время до рассвета. Нужно поспать, собраться с силами и с утра на свежую голову поехать. Он, кстати, подсказал им, что они могут навести справки у моего свояка, ибо слышал в Радовише, что тот привел четырех чужаков в Локанду-баби-хумаджуни.

- Он их, конечно, убедил?

- Да. Мне это очень не понравилось, ведь они решили провести ночь у меня, и я оказался пленником в собственном доме. Они не доверяли мне и запретили даже подходить к двери. Всю последнюю ночь аладжи не спали и теперь могли отдохнуть, пока двое других по очереди охраняли их сон.

- А посыльный Тома?

- Он поехал домой, хотя на следующий день собирался опять в Радовиш, чтобы разузнать, настигли ли вас "пегие" и сумели ли вас убить.

- У кого это он вздумал наводить справки?

- Не знаю. Они назвали имя, но при этом наклонились друг к другу и произнесли его так тихо, что я ничего не расслышал. Когда посыльный уехал, аладжи купили у своих компаньонов их ружья, а также патроны. Ты ведь разломал их оружие, а мешочки с порохом взял с собой. Они были очень на тебя разъярены, но в то же время посмеивались над тобой, ведь ты умудрился оставить им деньги.

- Я слишком честный человек. Впрочем, если они опять попадут мне в руки, я не дам им повода для насмешек. А что решили делать двое других гостей? Они вроде бы не поехали вместе с аладжи.

- Они вернутся в Менелик и выполнят одно поручение аладжи. Им надо найти какого-то Бару да эль… эль… эль… как же его имя?

- Баруд эль-Амасат.

- Да, так оно и звучит. Им надо сообщить ему, что сын его умер, что вы завладели копчей и, наконец, что вы решили навести справки о Дерекулибе у какого-то мясника в Сбиганци.

- Ну, может, нам удастся опередить этих вестовых.

- Берегись, эфенди! Они тоже поедут в Сбиганци, и им известен кратчайший путь через Ташкей. Если ты собираешься опередить их, тебе непременно надо ехать этим путем и миновать засаду, устроенную ими в лесу. А ведь ты не знаешь, где они могут быть. Они же, наоборот, караулят тебя, чтобы внезапно напасть.

- Мы к этому готовы. Когда знаешь, какая опасность тебя ждет, уже не так страшно. Если бы не моя больная нога, мы поехали бы именно этим путем. Я умею читать следы и всегда знаю, что к чему. Однако для этого надо то и дело спешиваться, а я сейчас не могу. Из-за ноги я не хочу даже доводить дело до схватки. Сражаясь в лесу, спешиваются, а в пешем бою я буду играть жалкую роль. Значит, мы поедем другим путем.

- Но он же длиннее.

- Ничего.

- Ты не успеешь их опередить, эфенди!

- По-видимому, сумею. Мы поедем отсюда в Карбинци, а оттуда, может быть, напрямую в Сбиганци или же сделаем круг через Варци - все зависит от обстановки.

- Это плохая дорога, господин.

- Нет. Если мы поедем отсюда на Истиб, а оттуда через Караорман в Варци, то все время будем ехать по дороге. Разумеется, поездка окольным путем займет много времени. Лучше проехать прямиком на Карбинци, хотя доведется помучиться, ведь я не думаю, что там проложена нормальная дорога.

- Да, дорога там имеется только местами, - согласился корзинщик. - Если я буду твоим проводником, обещаю сносную поездку.

- Ты знаешь местность?

- Очень хорошо. Если мне придется вести тебя, мне все равно, поедем ли мы в Ташкей или Карбинци. Расстояние примерно одно и то же. Я выберу дорогу так, что мы минуем лес и будем ехать все больше открытой местностью. Конечно, нам придется то и дело подниматься в гору или спускаться с горы.

- Ну, это мы выдержим.

- Когда ты поедешь, эфенди? Я могу пока вернуться домой?

- Да, но через полчаса снова будь здесь. Ты можешь одолжить себе лошадь?

- Да, хозяин мне сейчас даст ее.

- Поговори с ним; я заплачу.

- Ты можешь взять мою, она стоит снаружи, - вмешался его свояк.

- Нет, она тебе самому нужна; тебе далеко возвращаться.

- В общем-то да. К тому же я не знаю, выдержит ли моя лошадь такую поездку, она ведь очень стара. Эти мерзавцы увели хорошую лошадь. Теперь я ее никогда не увижу, а другую купить у меня денег нет, хоть она мне очень нужна.

Назад Дальше