- В здешнем краю это самые наглые и опасные плуты, сущие штиптары. Они храбры до удали, хитры, как дикие кошки, свирепы и жестоки. Представь себе, что один, которого зовут Бибаром, - а брат его зовется Сандаром, - въезжает как-то вечером на мой двор, спешивается, заходит в комнату и, не обращая внимания на присутствующих, требует от меня порох и пули.
- От киаджи? Вот так здорово!
- Разумеется. Если бы я дал их ему, моя репутация была бы погублена. Так что я ему отказал. Тогда он бросился на меня, и началась жестокая схватка.
- Ты, конечно, справился с ним, ведь кругом было столько людей, которые помогали тебе.
- Ох! Никто даже пальцем не шевельнул. Они боялись, что аладжи им отомстят. Я, правда, не слабак, но одолеть такого верзилу мне было не по силам. Он навалился на меня и так побил, что скверно бы мне пришлось, если бы не подскочили двое слуг. Все вместе мы схватили его за шиворот и выбросили вон.
- Вот так раз! Начальник полиции вместо того, чтобы задержать бандита, вышвыривает его на улицу!
- Смейся, смейся! Я был рад, что от него отделался. Что мне оставалось с ним делать?
- Запереть его, а потом доставить в Ускюб, столицу этого вилайета.
- Да, это моя обязанность, но как я мог ее исполнить? Куда прикажете его запереть?
- В местную тюрьму.
- Ее нет.
- Может, у тебя дома есть какое-то надежное место?
- Есть-то оно есть, и разные люди там перебывали, но аладжи - другое дело. Такого в подвал и вдесятером не отведешь. Он наверняка бы защищался с оружием в руках, и кому-то это стоило бы жизни. И даже если бы мне удалось разоружить и запереть его, как бы я доставил его в Ускюб?
- Связал бы и положил на телегу.
- Чтобы в пути на меня напали его дружки и убили!
- Тогда на твоем месте я бы послал гонца в Ускюб и вызвал на подмогу военных.
- Хорошо, допустим, так бы оно и случилось, но меня сегодня уже не было бы в живых. Уезжая отсюда, Бибар выкрикивал самые страшные угрозы. На другой день я пошел в поле. И тут из кустарника, мимо которого я проходил, раздался выстрел. Стрелявший прицелился неточно, и пуля просвистела рядом со мной. Еще бы два дюйма правее, она угодила бы прямо мне в сердце.
- И что ты потом сделал?
- Я быстро отскочил в сторону, спрятался за толстое дерево и достал пистолет. Из кустов показался Бибар. Он сидел на своем пегом скакуне. Ухмыльнувшись, он крикнул, что мне сегодня только наметку дали - показали, что меня ждет. В другой раз он выстрелит поточнее. С этими словами он уехал.
- Больше вы не встречались?
- Нет. Но теперь я уже не выхожу из дома без ружья. Когда мы увидимся в следующий раз, один из нас умрет: он или я.
- Готовься! Возможно, ты встретишься с ним сегодня.
- Как? Прямо сегодня?
Я знаю, что аладжи сегодня или, самое позднее, завтра приедут в Сбиганци.
- Святая Матерь Божья! Надо мне подготовиться! А откуда ты знаешь об этом?
Я рассказал ему о нашей встрече и схватке.
- И ты остался жив! - воскликнул он, чуть не оцепенев от изумления. - Вот это чудо, великое чудо!
- Что ж, я, конечно, не так легко отделался, как ты. Во время схватки я подвернул ногу, поэтому сижу теперь перед тобой вот в таких сапогах.
- Подвернул ногу! И все же ушел от них?
- Так оно и было. Потом они узнали, что я собираюсь ехать в Сбиганци, и решили мне отомстить в пути.
- О горе! Значит, ты привез за собой этих разбойников к нам в деревню!
- Ты хочешь потребовать от меня объяснений?
- О нет! Я постараюсь тебя защитить. Но с чего же начать? Это мне самому может жизни стоить.
- Мне не нужна твоя защита. Я доставлю тебе другое неудобство: тебе придется арестовать одного из местных жителей.
- Кого же?
- Мясника Чурака.
- Господин, это невозможно!
- Может быть, нет. Сперва посмотри-ка вот эти паспорта. Ты поймешь, что мне нужна твоя помощь.
Посмотрев мои удостоверения, он вернул их с низким поклоном, промолвив:
- Эфенди, я так и думал: ты - человек важный; твой покровитель - великий государь. Вот только для меня это плохо: тебе я обязан помогать, а самому мне помощи ждать неоткуда. Если я откажу тебе, ты обвинишь меня, и для меня все плохо кончится. Если соглашусь помочь тебе, то доставлю хлопоты своему начальству, и все опять для меня скверно выйдет. Что бы я ни делал, все равно пострадаю.
- Не беспокойся. Я буду действовать так, чтобы не причинить тебе вреда. Ты слышал о Жуте?
- Да. Он главарь этой банды преступников, раскинувшей свою сеть по всей стране. О нем ничего не известно; не знают, кто он такой, где он живет, а в то же время он и его люди вездесущи.
- Я ищу его.
- Ты? Так ты, наверное, важный полицейский чин, тайный агент полиции?
- Нет, я нигде не состою на службе. У меня свой повод сказать несколько ласковых слов этому Жуту.
- Ты его нигде не найдешь.
- Я уже выследил его. В Сбиганци живет его доверенный человек.
- Не может быть, господин!
- Это так!
- Здесь люди честные живут.
- Вероятно, ты ошибаешься.
- Кого ты имеешь в виду?
- Я снова назову Чурака.
- Господин, поверю во все, только не в это!
- Тогда этот мясник, видимо, ловкий притворщик.
- Нет, он дельный человек, он даже мой друг.
- Тогда ты не очень осмотрителен в выборе друзей.
- Приведи доказательства, эфенди!
- Я так и сделаю, но тебе придется хранить строжайшее молчание. Пусть Чурак не догадывается, что я говорил о нем с тобой.
- Я буду молчать.
- Тогда я тебе кое-что расскажу. Может, ты слышал о старом Мубареке из Остромджи?
- Да. Его считают святым; он творит чудеса.
- Ты в это веришь?
- Нет, я не мусульманин.
- Этот человек очень опасный злодей. Похоже, он один из пособников Жута.
- Господин, ты говоришь удивительные для меня вещи.
- Э, да я изобличил этого Мубарека, а каса в Остромдже, согласившись с моими доводами, арестовала его. Но он бежал и теперь вместе с тремя другими преступниками и обоими аладжи, его сообщниками, едет сюда.
- Храни нас Бог!
- Они навестят мясника Чурака.
- Так ты по-прежнему считаешь, что он преступник?
- Да, но сейчас я ничего не требую от тебя. Я лишь надеюсь, что ты не будешь мне мешать.
- Это мне и в голову не придет. Я к твоим услугам.
- Пока еще эти люди вряд ли добрались до деревни, но мне нужно знать об этом наверняка.
- Да, их здесь нет. Я бы их заметил. Мясник живет напротив меня, в доме на той стороне - ты видишь его сквозь ставень. Так вот, мясника вообще не было дома; он приехал лишь час назад.
- Ты не попросишь его зайти ко мне? Мне хотелось бы с ним поговорить.
- Как прикажешь. Мне присутствовать при разговоре?
- Нет. Я требую только, чтобы ты не дал ему никакого намека; будь с ним так же приветлив, как всегда.
Он вышел и отослал слугу; я видел, как тот скрылся в доме мясника. Я жадно ждал появления Чурака. Я представлял себе угодливого, вежливого человечка, преисполненного лести. Я был убежден, что он какой-нибудь укрыватель краденого, а не разбойник с большой дороги.
Я достал копчу, отобранную мной у трактирщика Деселима из Исмилана, и прикрепил ее к своей феске. Халеф проделал то же самое. Упомяну, кстати, что я уже не надевал зеленый тюрбан.
Такую копчу носили бандиты; мы решили показать мяснику, кто мы такие. Если Мубарек со своими сообщниками еще не прибыл сюда, то, надеялся я, мне удастся уже сегодня раскрыть тайну, разгадку которой я долго и безуспешно искал. Конечно, я строго-настрого наказал моим спутникам быть поприветливее с этим человеком и ни в коем случае не пробудить в нем недоверие.
Но вот я увидел, как мясник вместе с посыльным вышел из дома. Я ошибся. Этот человек был совсем не таким, как я себе его представлял.
Он был высоким и крепким, стройным и жилистым, как настоящий горец. На нем были феска, красные шаровары, синий жилет, украшенный серебряными шнурами, и красная, расшитая золотом, короткая куртка с длинными рукавами. На желтом шелковом платке, которым он был препоясан, висели нож и два пистолета. Ноги его были обуты в сверкающие сапоги, доходившие ему до колен.
На дворе он обменялся несколькими словами с хозяином, а затем вошел внутрь. Его темные глаза окинули нас цепким взором; несколько мгновений он пристально всматривался в меня. Эти глаза произвели на меня странное впечатление. Они были холодны, бездушны, жестоки. Казалось, они не могут глядеть на человека с теплотой. На секунду они сузились, и в уголках глаз появились крохотные складки. Потом взгляд стал равнодушным.
Он приветствовал меня и поклонился, как человек, который старается быть вежливым, но не теряет уважения к себе. Он спросил:
- Это ты эфенди, что хотел со мной поговорить?
- Да. Прости, что мешаю тебе. Усаживайся.
- Позволь, я постою. У меня мало времени.
- Возможно, наш разговор продлится, дольше, чем ты полагаешь. Или ты не хочешь терять времени, потому что принимаешь гостей?
- У меня нет никаких гостей.
- И не ждешь никого?
- Нет, - коротко ответил он.
- Тогда прошу тебя сесть. У меня болит нога, я не могу встать, и мне стыдно сидеть в присутствии вежливого человека.
Теперь он присел. Как ни зорко я всматривался в него, я не мог заметить ничего, что могло бы пробудить подозрения. Это был уверенный в себе штиптар; его пригласили к незнакомцу, и теперь он ждет от него объяснений. Он не старался подольститься, не производил впечатление коварного человека, тайно помогающего разбойникам.
- Ты знаешь, что это такое? - спросил я, указывая на копчу.
- Нет, - ответил он.
Этого я ожидал. Не мог же он с первого вопроса выдать себя незнакомому человеку.
- Посмотри-ка внимательнее на эту пуговицу!
Он равнодушно глянул на нее и произнес:
- Ба, пуговица! Ты меня из-за нее позвал?
- Да, - ответил я без обиняков.
- Я торгую коровами и лошадьми, а не пуговицами, - прозвучал его ответ.
- Это я знаю. Такими пуговицами вообще не торгуют. Я прибыл, чтобы передать тебе привет.
- От кого? - холодно спросил он.
- От Деселима, трактирщика из Исмилана, и его брата.
Теперь его глаза глядели приветливее, лицо чуть расслабилось.
- Ты их знаешь? - спросил он.
- Очень хорошо. Как мне не знать их?
- В самом деле? А почему?
- Потому что мы братья.
- Так откуда ты прибыл?
- Из Стамбула. Я посланец Усты; ты слышал о нем.
- Знаю. К кому он тебя послал?
- К Жуту.
- Ты его рассчитываешь найти?
- Думаю, да.
- Гм! Это трудно.
- Не так трудно, ведь ты подскажешь мне, где его искать.
- Я? Что я знаю о Жуте! Ты принимаешь меня за разбойника?
- Нет, за храброго штиптара, знающего, что такое копча, и действующего, как положено в таких случаях.
- Господин, я хорошо знаю, что мне делать. Ты носишь копчу главаря, а ведь мы отменили этот знак. Он не действителен, им слишком злоупотребляли. Сейчас другие знаки.
- Какие? - невозмутимо спросил я.
- Ты знаешь, что я не скажу тебе о них, ведь ты сам должен был мне их предъявить.
- Ты говоришь о словах?
- Да. Первое слово означает место. Так где ты ищешь Жута?
- В Дерекулибе.
- Верно, господин. Слышу, что ты и впрямь наш человек. А другой пароль? Ты его знаешь?
Увы, но я не догадывался, что же это за слово. Внезапно мне вспомнился возчик из Остромджи; я слышал, как он представлялся старому Мубареку. Стоя перед дверью, он крикнул: "Бир сирдаш, близкий друг". Может, это слово и здесь сгодилось бы за пароль? Я решил рискнуть и ответил:
- Конечно, я его знаю, ведь я же "бир сирдаш", близкий друг.
Он удовлетворенно кивнул, протянул мне руку и сказал почти дружеским тоном:
- И это верно. Ты один из наших. Я могу тебе доверять и рад тебя приветствовать. Не хочешь ли ты покинуть этот дом и стать моим гостем?
- Благодарю тебя. Ты понимаешь, что мне лучше остаться здесь.
- Ты человек умный и осторожный. Это меня радует, тебе можно доверять. Какую весть ты привез?
- Об этом я скажу только Жуту.
- Что ж, ты умеешь молчать. Гм! Что мне делать?
Он встал и задумчиво прошелся по комнате. Потом он спросил:
- Это что-то личное или касается всех?
- Речь идет о деле, которое принесет много пользы.
Его глаза жадно сверкнули.
- А что ты ждешь от меня?
- Что ты отведешь меня в Дерекулибе.
- Ты думаешь найти там Жута?
- Надеюсь.
- Ладно, могу тебе откровенно сказать, что он сам тебя будет ждать там, когда я его извещу. Это займет всего часок. У тебя хватит терпения?
- Если все так и будет, я подожду, хотя очень спешу.
Естественно, мне надо было опередить Мубарека. Если он приедет раньше, я пропал.
- Я поспешу, - уверил он. Потом бросил испытующий взгляд на моих спутников и промолвил: - Кто эти люди?
- Мои друзья и спутники.
- Они тоже прибыли по тому же самому делу?
Я кивнул, и он продолжил расспросы:
- И они тоже хотят взглянуть на Жута?
- В этом нет надобности. Достаточно, что я один поговорю с ним.
По его лицу скользнула тихая, неопределенная улыбка. Он потеребил кончики своих длинных усов, еще раз обвел всех троих испытующим взором и ответил:
- Пусть они тоже поедут с нами. Раз они прибыли с тобой, Жут наверняка решит на них взглянуть.
- И это верно.
- Но, господин, я вижу, что ты носишь сапоги, которые пристало надевать лишь больным людям. Что у тебя с ногами?
- В поездке я повредил ногу; теперь не могу ходить.
- Как же ты отправишься в Дерекулибе?
- Верхом.
- Ах! Видно, что ты не знаешь дорогу туда. На лошади ты не проедешь сквозь чащу.
- А нельзя сделать так, чтобы сам Жут пришел ко мне?
- Что ты выдумываешь! Он не соизволит появиться, даже когда его попросит о встрече сам падишах.
- Верю!
- Никто не смеет видеть его лицо. Он всегда мажет его черной краской. Разве он появится здесь в таком обличье?
- Нет, понимаю, что нет. Но как же я проберусь к его дому?
- Есть только одно средство: тебя придется нести.
- Это очень неудобно. Носильщики устанут.
- О нет! Им не придется нести тебя на руках; пусть они возьмут паланкин. У меня он есть. Моя мать так стара и слаба, что не может ходить. Поэтому я изготовил для нее паланкин, чтобы она могла наносить визиты, не утруждая свои ноги.
- Я благодарен тебе. А с носильщиками ты сам договоришься?
- Где ты их думаешь найти? Носильщики! Не можем же мы позвать посторонних людей? Они тотчас выдадут нашу тайну. Тебя понесут твои люди.
- Хорошо; так пусть они сейчас же сходят за паланкином.
- Не все так быстро делается. Сперва я извещу Жута. А ты пока скажи хозяину, что я твой друг и что ему полагается делать все, что я говорю от твоего имени.
- Почему такие сложности?
- Потому что я не знаю, что ты сообщишь Жуту и чем кончится ваш разговор. Возможно, мне придется вернуться в деревню с каким-нибудь поручением. Быть может, Жут предложит тебе остаться его гостем, и вообще, кто знает, что еще произойдет. Тогда с помощью хозяина я сумею выполнить твои поручения.
- Хорошо, я согласен с этим, - ответил я.
- Ладно. Через час возьмите паланкин и идите на окраину деревни. Остановитесь справа, возле ворот. Я буду ждать снаружи, ведь нас не должны видеть вместе.
Он подошел к ставню, открывавшемуся в сторону двора, и окликнул хозяина, сказав ему:
- У меня есть поручение от этого эфенди. Через час он отправится в путь, а потом, возможно, пошлет тебе весточку. Он сейчас подтвердит, что тебе надо делать все, что я ни передам. Спроси его сам об этом.
Хозяин вопросительно глянул на меня, и я подтвердил, что это так. Затем мясник удалился. Я видел, как он вошел в дом, и скоро снова покинул его.
- Не понимаю тебя, господин, - завел разговор хозяин, остановившись с нами. - Я думал, ты считаешь мясника преступником, а ты даешь ему такие полномочия. Теперь, когда он вернется, я обязан повиноваться ему.
- Ни в коем случае! Я сказал это для отвода глаз, а сейчас отказываюсь от своих слов. Возможно, я и пошлю его к тебе, но непременно дам ему листок из записной книжки, на котором напишу одно только слово: "Аллах". Если он предъявит тебе этот листок, сделай то, что он просит; если же листка у него не будет, не подчиняйся ему.
- Он обидится на меня.
- Это не так скверно для тебя; хуже будет, если обижусь я. Он может покуситься на наше оружие и моего коня. У тебя есть какая-нибудь конюшня, которую запирают на ключ?
- Да, господин.
- Пусть наших лошадей отведут туда и двое слуг останутся их сторожить. Я оплачу их услуги. Лошадей ты лично передашь нам и никому другому. Понятно?
- Да. Но ты ставишь меня в щекотливое положение.
- Я не нахожу в этом ничего щекотливого. Ты охраняешь наших лошадей и следишь за тем, чтобы их не украли. Вот и все. За их пропажу ты, естественно, отвечаешь перед нами.
- О господи! Если возмещать стоимость твоего вороного жеребца, мне придется продавать дом! Я сам возьмусь его охранять!
- Пусть будет так, а теперь принеси нам еды.
Мы пообедали, а через час Омар и Оско принесли паланкин из дома мясника. Я взобрался на него, еще раз напомнил хозяину, как ему подобает вести себя. Затем мы отправились в путь.
Омар и Оско несли паланкин. Их ружья висели у них на плечах. Халеф шел впереди и нес три ружья, свое и оба моих, поскольку оружие не умещалось на паланкине. Миновав деревню, мы заметили мясника. Он тоже увидел нас и, повернувшись, зашагал в сторону леса, держась от нас подальше. Лишь когда мы вошли в лес и нас уже никто не мог увидеть издалека, он остановился и подождал нас.
Он окинул нас удивленным, почти разгневанным взором, сказав:
- Зачем вы взяли с собой оружие? Мы что, собрались идти в бой?!
- Мужчине положено носить оружие, если он не раб и не слуга, - ответил я.
- Здесь оно ни к чему!
- Мы не привыкли расставаться с ним.
- Сейчас вам придется это сделать, иначе вы не поговорите с Жутом. Он не любит, когда к нему приходят с оружием. Если вы сложите оружие возле его дома, оно будет в целости и сохранности, ведь я останусь с ним.
- Я не даю свое оружие никому, - возразил я, - а если Жут не станет с нами говорить, я не буду тебе больше докучать.
Я немедленно дал приказ поворачивать назад. Процессия снова направилась в сторону деревни. Мясник ругнулся и окликнул нас:
- Стой! Так дело не пойдет! Я доложил Жуту о тебе, и он на меня обидится, если я не приведу вас к нему.
- Тогда не приставай к нам с разными глупыми просьбами.
- Ничего глупого Жут не делает. Я узнаю, позволит ли он вам оставить оружие. Он удивит меня, если сделает исключение.
Он раздраженно пошел вперед, а мы последовали за ним.