Мне не понравилось, что он настаивал на том, чтобы мы остались безоружными. Быть может, Мубарек уже пробрался туда? И нас, стало быть, вели в ловушку, из которой нам не выбраться? Нет, пока мы вооружены, нам нечего бояться. А если они нападут на нас в пути! Я беззащитен. Паланкин представлял собой носилки, на которых был установлен решетчатый деревянный домик. Я сидел, подогнув под себя ноги, что было весьма неудобно из-за моей больной ноги. Двигаться я практически не мог. Если бы в момент нападения я открыл дверь и выпрыгнул, то получил бы пулю в живот. Да и выпрыгнуть я не мог, мешала нога. Один выстрел из кустов, и Халеф с тремя своими винтовками бессилен что-либо сделать. Оско и Омар заняты паланкином, поэтому мы даже не в силах вовремя оказать отпор. Мы находились в безвыходном положении.
Лес был не так густ, как описал его мясник. Мы бы спокойно могли проехать среди деревьев. Он солгал нам, и это лишь усилило мое недоверие. Я чуть-чуть приоткрыл дверцу домика и приготовил револьвер.
Мы находились в долине, окруженной с двух сторон скалами, которые, как я заметил, понемногу сближались. Там, где они сошлись, мы сделали остановку. Нам потребовалось примерно полчаса, чтобы добраться сюда.
- Вот этот дом, - сказал мясник, когда носильщики опустили паланкин. - Выходи, господин!
Я распахнул дверцу и выглянул. Рядом отвесно вздымались скалы; там, где они сходились, образовалась расселина; она была совершенно голой; не было ни выступа, ни трещинки в сиените, где могло бы пустить корни хоть какое-то растение.
Вплотную к расселине прижимался дом, выстроенный из бревен; крыша тоже была бревенчатой; сверху ее устилала древесная кора. Дверь казалась незапертой.
- Доложи обо мне, пока я буду спускаться, - сказал я.
Он вошел в дом, оставив дверь открытой. Я увидел, что возле стен стояли лавки допотопного вида.
Напротив входа виднелась другая дверь, тоже распахнутая. Она казалась очень узкой и низкой; сверху была прибита железная скоба, в которую, очевидно, вставлялся засов, лежавший сейчас где-нибудь в доме. Дверь вела внутрь.
Там находилось какое-то темное помещение, ведь староста говорил, что дом разделен на две половины. Мне показалось, что в дальней комнате горит свет.
Мне бросилось в глаза, что бревенчатая крыша загораживала заднюю часть расселины. Туда невозможно было заглянуть. Там легко могли укрыться несколько человек.
Мясник, наконец, вернулся.
- Господин, - сказал он. - Жут требует, чтобы вы сложили оружие.
- Мы этого не сделаем.
- Почему нет? Жут ведь один!
- Мы совсем не боимся за себя; мы носим оружие только по привычке.
- Жут не терпит, чтобы перед ним стоял человек с оружием.
- Ах так! В самом деле нет?
- Нет, никогда.
- И все же ты только что побывал у него, хотя имеешь при себе нож и два пистолета!
Он смутился, но тут же ответил:
- Я - совсем другое дело. Я его самый близкий друг.
- Тогда с нас довольно, - решительно ответил я. - Халеф, мы возвращаемся.
Оско и Омар уже взялись за ручки паланкина, но тут вмешался мясник:
- Ну и упрям же ты, господин! Хорошо, я пойду и еще раз спрошу.
Он снова вошел в дом и вернулся с известием, что мы можем войти. Я не стал спускаться наземь, а велел занести меня в дом прямо в паланкине. Заглянув во вторую дверь, Халеф шепнул мне:
- Там сидит лишь один-единственный человек; он не вооружен; лицо у него черное.
- Двери внутри есть?
- Ни одной.
Второй дверной проем был очень низким и узким, но все-таки носильщики протиснулись туда вместе с паланкином. При свете фонаря я заметил, что эта комната, напоминавшая пещеру, имела треугольную форму. Основанием этого остроугольного треугольника была передняя стена комнаты вместе с дверью. Его боковые стороны, образованные гладкой скальной породой, были длиннее. В задней части комнаты, в самом ее углу, располагался фонарь, слепивший своим огнем. Возле фонаря сидел Жут. Он облачился в черное одеяние, напоминавшее рясу. Его лицо было вымазано сажей и плохо освещено, поэтому черты его были неразличимы. Не мог я и рассмотреть, из чего состоял потолок этого скального домика. Мы находились в расселине. Над нами наверняка нависал потолок, иначе бы сюда проникал дневной свет.
Оско и Омар поставили паланкин так, что его дверца открывалась по направлению к Жуту. Свет фонаря падал мне прямо в лицо. Мясник встал у выхода. Обстановка была авантюрной, но не опасной.
Разговор начал Жут:
- Ты обратился ко мне. Что ты от меня хочешь?
Его голос звучал глухо и неестественно. Было ли то следствием плохой акустики или же он менял голос, чтобы остаться неузнанным?
Он произнес всего несколько слов, и тем не менее мне показалось, что я слышал уже этот голос - не тон, не тембр, а манера произношения навела меня на эту мысль.
- Ты Жут? - спросил я.
- Да, - медленно ответил он.
- Передаю тебе привет.
- От кого?
- Сперва от Усты в Стамбуле.
- Его же нет в живых!
- Что ты говоришь?
- Он мертв. Его сбросили с галереи башни в Галате.
- Шайтан! - вырвалось у Омара, который его и сбросил.
Откуда Жут это знал? Ни один гонец не мог бы промчаться так быстро, как мы.
- Ты разве еще не знаешь об этом? - спросил он.
- Я знаю это, - ответил я.
- И тем не менее ты передаешь мне привет от него, привет от мертвеца?
- А ты не думаешь, что он мог передать его мне перед своей смертью?
- Может быть. Но кара найдет его убийцу, и да умрет он медленно и жалко, снедаемый голодом и жаждой. Тебе есть что передать от других людей?
- Да, от Деселима из Исмилана.
- Но и он мертв. Ему пробили затылок и украли его копчу. Его убийцу ждет та же участь, что и убийцу Усты. Дальше!
- Дальше я передаю тебе приветствия от старого Мубарека и обоих аладжи.
- Эти трое сами уже почтили меня приветствием. Выслушивать привет от тебя нет надобности.
- Ах! Они здесь?
- Да, они здесь. А знаешь ли ты, кто я?
- Жут?
- Нет, я не Жут; его ты никогда не увидишь. И вообще ты никогда ничего больше не увидишь. Я…
Позади нас раздался громкий удар. Мясник исчез, захлопнув за собой дверь. Мы услышали, как он задвинул снаружи тяжелый засов.
Фонарь погас.
- Я… и есть старый Мубарек, - прозвучало где-то над нами. - Вы останетесь здесь, чтобы издохнуть от голода и жажды, заживо пожирая друг друга!
Его слова сопровождал глумливый смех; мы увидели над собой неясный свет; он исходил из какого-то проема. Увидели двойную веревку; она обвивала фигуру черного человека, которого вытаскивали сквозь этот проем. Затем хлопнула крышка, окно закрылось, и мы погрузились в непроницаемую тьму.
Все произошло так быстро, что мы не могли ничему помешать. Если бы я не сидел в паланкине с больной ногой, то, может быть, этим негодяям не удалось бы так легко запереть нас в этой ловушке.
- Аллах! - воскликнул Халеф. - Этот черный выбрался через дыру, а мы спокойно стояли, даже не угостив его пулей. Ведь было же время для этого.
- Ты прав. Мы совершили глупость, господин! - сказал Оско.
- Да. - Халеф улыбнулся. - Раньше мы совершали глупости поодиночке, а теперь все вместе, и сиди вместе с нами.
Снаружи, за дверью, раздался дикий вой. Забарабанили чьи-то кулаки, а затем каждый из собравшихся там людей назвал свое имя и пожелал нам самых ужасных мучений. Они живописали нашу судьбу всеми возможными красками. Можно было не сомневаться, нас заперли здесь, чтобы мы умерли с голода.
- Все они там, сиди, никто не потерялся, - молвил Халеф. - О Аллах! Если бы только я выбрался, я бы показал им мою плеть!
- Не вспоминай о ней! Она нас не спасет.
- Значит, мы умрем с голода! Ты думаешь, нам только это и осталось?
- Надеюсь, нет. Сперва обследуем это помещение. С боковых сторон нет никакого выхода; выбраться можно лишь через дверь или потолок.
- Господин, ты не захватил с собой фонарик - эту маленькую бутылочку с маслом и фосфором?
- Да, она всегда со мной. Возьми ее!
Если кусочек фосфора поместить в бутылочку с маслом, фосфор начинает светиться, как только откроют пробку и внутрь попадет кислород. Фонарик поблескивает более или менее ярко в зависимости от размеров бутылки и чистоты стекла.
Я всегда ношу такую бутылочку с собой, даже если никуда не еду. Она прекрасно помогает, когда мне доводится подниматься по незнакомым лестницам и идти темной, незнакомой улицей. Конечно, лучше всего, если стекло бутылочки отшлифовано.
Халеф взял этот крохотный фонарик и впустил внутрь воздух; теперь дверь оказалась довольно сносно освещена. Изнутри она была окована толстым листом железа и подвешена на железных петлях; крюки были вбиты прямо в породу и залиты свинцом. Быть может, нам и удалось бы расшатать петли и снять дверь, но сперва стоило посмотреть, не было ли другого выхода.
Теперь мы тщательно обследовали помещение. Его пол, как и боковые стены, состоял из твердой скальной породы. Стена была сложена из хрупкого сиенита и так хорошо связана раствором, что проделать дыру в ней было нельзя. Железный лист, выстилавший дверь изнутри, был прошит гвоздями с толстой шляпкой; ножами тут ничего сделать было нельзя. А если выбраться через потолок? Омар взобрался на плечи Оско, но и теперь не мог достать до него даже вытянутой рукой. Значит, попытку выбраться через крышу можно было пока оставить.
Итак, напрашивалось снять дверь с петель, и мои спутники бодро взялись за работу. Завизжали и заскрежетали ножи, вгрызаясь в породу; в ответ нам снаружи раздался громкий смех.
Конечно, как ни мечтали мы о спасении, мы понимали: если нам удастся открыть дверь, нас тут же встретят выстрелами и мы даже не успеем ни разу выстрелить в ответ.
Прошло несколько часов. Работа не продвигалась вперед. Оско сломал свой нож, и я дал ему длинный охотничий нож, привезенный мной из Америки и вызывавший восхищение у всех, кто его видел.
Я не работал с ними. Для меня время тянулось очень медленно; я подполз на коленях к двери и посмотрел, как глубоко она врыта. Увы, вовсе не на полдюйма! Я сам взялся за нож и начал подкапывать дверь, но опять с тем же успехом, что и мои товарищи; через четверть часа я отказался от этой затеи. Было жаль напрасно тратить силы, а тут еще сломался нож у Омара.
- Оставим это занятие, - сказал я. - Давайте сбережем силы, они нам еще понадобятся. Быть может, сюда придет староста, раз мы не вернемся к нему. Я уже рассказал ему, что мясник - член этой банды. Если мы не вернемся, он начнет беспокоиться за нас и пойдет нас искать. Он знает, что мы ушли с мясником.
- Но не знает куда! - заметил Халеф.
- Жаль, конечно, что я забыл ему сказать, но мы говорили с ним об этом доме, и он наверняка в поисках нас заглянет и сюда.
- Не верю я в это, уж очень он боится аладжи. Если он увидит их здесь, то удерет.
- Спрашивается, а здесь ли они будут.
- Наверняка здесь, ведь не оставят они дом без присмотра.
- Сейчас давайте отдохнем и будем ждать. Разумеется, снаружи есть охрана; это понятно. Если на какое-то время мы перестанем делать подкоп, они услышат, как тихо у нас стало, и решат, что мы покорились судьбе. Это усыпит их бдительность.
Так мы успокоились и утешили себя. Впрочем, моим бравым спутникам надоело ждать; я не мог дольше противиться их натиску.
- Давайте обследуем потолок, - предложил я. - Там есть крышка. Вопрос только, как ее открыть.
- Когда Омар встал мне на плечи, он так до нее и не добрался, - сказал Оско.
- Тогда сделаем пирамиду повыше. Пусть Халеф станет на плечи Омара. Быть может, этого хватит. Тебе достанет силы, чтобы выдержать обоих.
Халеф сунул фонарик в карман и вскарабкался Омару на плечи. Тот взобрался на спину Оско, который, подобно четырехногому зверю, стоял, упираясь руками и ногами в землю. Наконец, Оско стал потихоньку подниматься, а Омар выпрямился, стоя у него на плечах. Все трое, чтобы не упасть, как можно плотнее прижимались к скале. И вот Халеф вытянул руку и доложил:
- Сиди, я чувствую потолок!
- Говори тише! Снаружи кто-то может быть. Достань фонарь.
Я посмотрел вверх, в тот угол, где мы заметили отверстие. Там чуть брезжил свет. Держа фонарь левой рукой, Халеф ощупывал потолок правой рукой.
- Он сложен из толстых бревен, - шепнул малыш, - а вот небольшая крышка сколочена из досок.
- Хорошо, доски ведь тонкие. Стукни-ка по ним, чтобы по звуку определить их толщину.
- Меня услышат!
- Лучше было бы, конечно, чтобы никто ничего не заметил, но зато мы узнаем, есть ли наверху сторожа.
Халеф постучал; тут же мы услышали громкий смех и крик:
- Послушайте, они прямо под нами; колотят по крышке!
Снаружи перед домом кто-то задал вопрос:
- Задвижка на месте?
- Конечно!
- Тогда они не выберутся. Один на другого, значит, встали.
- Да, они умеют делать фокусы. Вот когда голод почувствуют, тогда по-другому кувыркаться начнут. Будь моя воля, открыл бы к ним дверь.
- Не смей ни в коем случае!
- Я бы тогда залепил им прикладом по голове!
- На это у нас хватит времени. Пусть себе стучат.
- Слышал, эфенди? - спросил Халеф. - Мы что, позволим забить нас прикладами насмерть?
- Нет. Попросим-ка этих господ - там, наверху, - отойти подальше от крышки.
- Они не станут этого делать.
- Тогда слезай, Халеф! Я сам поднимусь на твое место. Перед моими просьбами нельзя устоять.
Оско медленно наклонился. Омар спрыгнул с его спины, а затем и Халеф соскочил с плеч Омара.
- Отдохните-ка немного, - сказал я, - вам все же пришлось напрячься. А я и вовсе потяжелее, чем Халеф, да и пробуду наверху дольше, чем он.
Мы подождали несколько минут; потом Омар поднял меня на плечи.
- Будь сейчас вдвойне осторожен, а то мы упадем, - попросил я, - а для меня с моей больной ногой это очень опасно.
- Не бойся, господин! - ответил Оско. - Я буду стоять, как дерево. Расселина скалы здесь так узка, что ты можешь с обеих сторон упираться локтями. Опора надежная!
Как и в прошлый раз, Омар поднялся на плечи Оско. Я был выше, чем Халеф, и мне не понадобилось даже вытягивать руки, чтобы добраться до крышки. Я почти упирался в нее головой. Фонарик был у меня, и я посветил на доски. С одной стороны крышка была сколочена железной скобой; сюда вставлялась задвижка. Оба конца скобы были загнуты и врезались в древесину.
Я постучал по крышке указательным пальцем. Судя по звуку, доски были не толще полутора дюймов. В ответ на мое постукивание раздался чей-то голос:
- Ты слышишь? Они снова тут. Ну ладно, хотите открыть крышку, попробуйте меня поднять вместе с ней.
Теперь, когда я был неподалеку от говорящего, я ясно узнал голос мясника. Из его слов было понятно, что он уселся на крышку. Какая неосторожность! Разве может разбойник так поступить?
Он глумливо усмехнулся. В ответ рассмеялся еще кто-то, и я услышал следующее:
- Не улизнуть этим мышкам, кошки-то ждут у норы.
Я не узнал этот голос, лишь понял, что мужчина сидит возле люка - как раз там, где находилась моя голова.
- Ты слышишь? - спросил Халеф. - Они еще тут; можешь попросить их уйти. Хотел бы я знать, с чего ты начнешь.
- Сейчас ты узнаешь. Дай-ка мне мое оружие; пожалуй, мне хватит двух ружей.
- Ага, теперь понимаю. Какое выбрать вначале?
- "Медвежебой".
Разумеется, я говорил очень тихо, чтобы меня не услышали сторожа. Халеф подал винтовку Оско, а тот протянул ее Омару.
- Ну, внимание, Омар! - шепнул я. - Здесь, наверху, под потолком, мало места; я не сумею управиться с ружьем. Я могу лишь держать стволы, приложив их туда, куда будут посланы пули. Я скажу "раз" и "два". Ты обеими руками возьмешь приклад. При счете "раз" ты выстрелишь из правого ствола, а потом, когда я снова прицелюсь, то есть при счете "два", выстрелишь из левого ствола. Понятно?
- Да, господин!
Я взял двустволку в руку и приложил ее к середине крышки - туда, где уселся мясник.
- Сейчас! Раз!
Грянул выстрел. Над нами раздался ужасный вопль; в нем слышалось отчаяние.
- Аллах! Они стреляют!
Кричал вовсе не мясник, а кто-то другой. Он сидел на той части крышки, что была сколочена из круглых кряжей. Я направил левый ствол ружья туда, где одно бревно сходилось с другим, и, значит, надо было пробить пулей не толстый ствол дерева, а прилегавшие друг к другу края бревен.
- Два!
Прогремел второй выстрел "медвежебоя"; в тесном помещении он звучал почти как выстрел из пушки.
- О Аллах, Аллах! - прокричал тот, кого задела пуля. - Я ранен! Я убит!
Мясник вообще ничего не сказал. Я слышал, как он вскрикнул, но не уловил ни единого слова. Прозвучал лишь громкий стон.
- Оско, тебе тяжело? - спросил я.
- Чем дольше стою, тем тяжелее.
- Тогда давайте отдохнем; время у нас есть.
Когда я снова уселся на пол и остальные обступили меня, Халеф сказал:
- Да, такой просьбе нельзя противиться. Ты попал?
- Два раза. Похоже, мясник убит. Вероятно, пуля прошила мышцы "достославного седалища" и вонзилась в тело. Другой только ранен.
- Кто он?
- Скорее всего, тюремщик. Если бы это был кто-то другой, то я бы узнал по голосу. Этот же так мало говорил, что я не помню его голос.
- Ты думаешь, что сюда никто больше не сунется?
- Больше никто не совершит такую глупость, которая может стоить жизни.
- Но как мы поднимем крышку? Вот главный вопрос.
- Выстрелами я собью с крышки железную скобу. Для этого достаточно будет нескольких метких выстрелов по краям скобы, утопленным в древесине. Я заряжаю две пули; скоба этого не выдержит.
- Ах, если бы удалось!
- Удастся, конечно.
- А потом быстрее выберемся на крышу и вниз! - сказал Халеф.
- Ого! Так быстро дела не делаются. Как ты вылезешь наверх? - спросил я.
- Встану на плечи Омара, и ты тоже.
- А как выберутся Омар и Оско?
- Гм! Мы вытащим их наверх.
- Быть может, мы и вытащим Омара. А вот до Оско не дотянемся.
- Ничего страшного. Мы спустимся и откроем дверь.
- Если бы так удобно было спускаться вниз, в чем я сомневаюсь, - тем более с моей ногой мне будет трудно.
- Ну, как-нибудь справимся.
- Разумеется! Надеюсь, наверху еще осталась веревка, с помощью которой они вытащили Мубарека. Тогда мы могли бы спуститься по ней, хотя тут надо еще как следует подумать. Как только мы выберемся из люка, нас, конечно, встретят пулями.
- Я думаю, там, наверху, никого нет, - возразил Халеф.
- Прямо над нами, пожалуй, нет никого, но на крыше дома кто-то есть. Они могут стрелять по нам, укрываясь за бревнами.
- О, беда! Значит, нам не выйти отсюда?
- Все же попытаемся. Я поднимусь первым.
- Нет, сиди, лучше я! Или ты хочешь быть застреленным?
- Или ты хочешь этого?
- За мной дело не станет! - ответил хаджи.