- Вспомни про Ханне, любимейшую из жен и дев! А у меня ведь нет Ханне, которая меня ждет.
- Ты и без Ханне куда важнее, чем я с десятью цветами дев красоты.
- Не будем спорить! Главное - я тебе откровенно хочу сказать - в другом: себе я доверяю все же больше, чем тебе. Я пойду первым, а ты, если хочешь, вторым. Но не поднимайся наверх, пока я тебе не разрешу.
Я достал из сумки зеленый шелковый тюрбан и обмотал им феску. Халеф, наблюдая за этим при свете фонарика, спросил:
- Зачем ты это делаешь? Ты хочешь украсить себя перед смертью?
- Нет, я надену тюрбан на ствол ружья и просуну его в люк. Они наверняка подумают, что кто-то из нас выбрался, и станут стрелять по тюрбану. Двуствольных ружей у них нет, и когда в стволах не останется больше пуль, появлюсь я с "генри".
- Верно, верно! Только получше прицеливайся, чтобы никто не ушел!
- Разве прицелишься, когда темно!
- Темно?
- А как же! Подумай, сколько времени мы сидим здесь. На улице уже настала ночь. Ну ладно, раз вы отдохнули, мы, пожалуй, начнем. Только запомните: когда я выберусь, пусть Халеф поднимется к люку, но вылезать он может, лишь когда я ему скажу.
Я перекинул карабин через плечо и взял в руку ружье, зарядив каждый из стволов двумя пулями. Затем я снова уселся на плечи Омара, а тот влез на Оско. Мне надо было торопиться, пока мои помощники не устали.
- Омар, снова будем стрелять, как и прежде, - шепнул я ему. - Сперва выстрелишь из правого ствола, потом из левого. Я направлю их на края скобы. Итак… раз… два!
Грохнули выстрелы; пули пролетели насквозь, оставив два зияющих отверстия. Я заглянул в них. На улице было светло.
- Они зажгли огонь возле дома, - доложил я. - Это хорошо и в то же время невыгодно для нас. Мы будем их видеть, но и они нас заметят.
- Что там со скобой? - спросил Халеф.
- Проверю сейчас.
Я толкнул крышку, и она подалась. Тяжелый "медвежебой" исполнил свой долг.
- Возьми ружье, Омар! - скомандовал я. - Крышка поднимается. Теперь держитесь крепче на ногах! Я встану на колени прямо на плечах у Омара.
Я принял эту позу с некоторым трудом; мне пришлось согнуться, ведь я задевал потолок головой. Но вот наконец я приподнял крышку (она откидывалась наружу). С карабином в руках, готовый немедленно стрелять, я подождал несколько мгновений. Ничего не было слышно. Зато снаружи было светло: мерцал костер, и тени от него скользили по скалам.
Я надел тюрбан на ствол и медленно поднял его, старательно кряхтя, как будто кто-то и впрямь выбирался из люка. Хитрость имела успех. Раздались два выстрела. Одна из пуль чиркнула по стволу, едва не выбив его из рук.
Мигом я высунулся из люка по пояс. Я увидел огонь. Перед люком лежало тело - труп мясника, как я понял с первого взгляда. На крыше дома стояли два человека; они-то и стреляли по тюрбану. Нас разделял бревенчатый выступ, сквозь просветы в котором они прицеливались.
Эти неосторожные люди забыли о главном. Они разожгли костер так, что из-за яркого пламени мне было гораздо лучше видно их, нежели им - меня. Один перезаряжал ружье, а другой поднимал оружие, направляя его на меня.
Я быстро прицелился в него. Я не хотел его убивать и потому целился ему в левый локоть, который он, словно нарочно, выставил. Я нажал на курок. Он выронил ружье, громко вскрикнул и скатился с крыши дома. Другой стремительно повернулся, спрыгнул с крыши и помчался к костру. Это был Бибар, штиптар. У огня сидели его брат, Манах эль-Барша и Баруд эль-Амасат.
- Они идут! Они идут! Отойдите от огня! - прорычал он. - Им видно вас, они могут в вас целиться.
Трое сидевших вскочили, и все четверо понеслись в лес. Похоже, последним, кого я подстрелил, был старый Мубарек. Тут мне вспомнилось, что рука его была необычной толщины. Он перевязал ее и натянул сверху рукав; значит, там, в руинах близ Остромджи, он был ранен выстрелом.
Я подполз к краю крыши. Верно! Внизу, в шести аршинах от меня или ниже, недвижно лежала тощая, долговязая фигура. Там, наверху, я не узнал обоих моих врагов, ведь через бревенчатый выступ, разделявший нас, я различал лишь их контуры.
Теперь я вглядывался вниз. Сюда, к боковой стороне домика, не проникал отсвет огня. Здесь было довольно темно. Если бы в этом месте я сумел спуститься, то враги, прятавшиеся за деревьями, не заметили бы меня.
За спиной раздался голос:
- Сиди, я тут. Я могу выбраться?
- Да, Халеф. Только не вставай, иначе они заметят тебя и выстрелят.
- О, пули же нас не берут.
- Не шути так. Иди сюда!
Он вскарабкался на крышу:
- А кто здесь лежит?
- Мясник. Он убит одной пулей, как я и думал.
- Быстро же он был наказан. Аллах милостив к нему!
Осмотревшись внимательнее, я заметил железное кольцо, прикрепленное к скале. С этого кольца свешивалась двойная веревка, которую мы уже видели, когда Мубарека поднимали наверх, на крышу.
- По ней спускался тюремщик, - сказал Халеф.
- Вероятно. Эта бутафория не случайно устроена здесь. Быть может, этот спектакль разыгрывали и с другими людьми?
- Ах, эфенди, видимо, люди уже умирали здесь от голода и жажды!
- Эти негодяи способны на такое; уж с нами-то они хотели расправиться именно так. Давай спустим веревку вниз, чтобы Омар и Оско поднялись.
Так и было сделано. Вскоре оба сидели на корточках рядом с нами. Мы напряженно всматривались в сторону леса, но все попытки заметить бежавших врагов были тщетны.
Я снова достал веревку и закрыл люк.
- Ты думаешь, мы можем сбросить веревку и незаметно спуститься по ней? - спросил Халеф.
- Да, - ответил я, - здесь ведь темно. Давайте для начала попробуем и спустим туда труп. Пусть они по нему стреляют. Я держу наготове карабин. Когда сверкнут выстрелы, я увижу, куда целиться.
Труп обвязали веревкой, пропустив ее под мышками, и очень медленно, словно призывая противника стрелять, спустили на землю, но никто не среагировал.
- Теперь я сам спущусь, - сказал я. - Я тотчас отползу в кустарник, а оттуда проберусь подальше в лес. Если они еще там, я их увижу. Там есть источник; значит, могут быть жерлянки и лягушки. Их крик не привлечет внимания. А вы оставайтесь здесь до тех пор, пока не услышите мой сигнал. Если раздастся крик жерлянки, сидите на крыше, пока не погаснет костер. Если заквакает лягушка, спускайтесь и оставайтесь внизу, пока я не подойду. Звук кваканья будет низким и прозвучит всего один раз.
- Это очень опасно для тебя, сиди!
- Ба! Если, конечно, этот старый Мубарек, что лежит там внизу, не замышляет что-то скверное и ради этого притворяется… Тюремщик, кстати, тоже должен где-то здесь прятаться. Все-таки смотрите в оба. Я иду.
Ружье свалилось вниз раньше, когда люк был открыт. Я закинул карабин на плечо, сбросил веревку и быстро спустился вдоль боковой стены дома. Там лежал труп, и рядом с ним, словно мертвое, покоилось тело Мубарека.
Веревки хватало с избытком. Я отрезал порядочный конец от нее и связал старого мошенника. Его рука истекала кровью; я заметил, что локоть был размозжен. Возможно, при падении он ударился еще головой и потерял сознание.
Теперь я пополз вперед, все время прижимаясь к скалам; папоротники и мелкий кустарник хорошо маскировали меня. Конечно, я постоянно посматривал туда, где горел костер. Мне было видно все, что находилось между мной и огнем.
Я чувствовал себя совершенно уверенно. Что могли знать эти люди о том, как индейцы подкрадываются к врагу! Они полагали, что мы еще лежим на крыше дома. Если они все еще оставались здесь, то неотрывно смотрели туда, не опасаясь никакого нападения с тыла. Даже если бы они увидели меня, мне нечего было бояться. Я взял бы над ними верх, ведь со мной был карабин, столько раз меня выручавший. Я мог бы, усевшись на земле, спокойно перестрелять их.
Я удалился уже шагов на пятьдесят, когда почувствовал конский запах. Я юркнул вперед и услышал голоса. Вскоре я увидел людей и лошадей. Животные были привязаны к деревьям, а люди стояли рядом и разговаривали вполголоса.
Лошади вели себя неспокойно. Они отбивались от ночных насекомых, постукивая копытами и ударяя себя хвостами. Шум стоял такой, что даже неопытный человек легко мог подкрасться к говорившим.
Наконец, я достиг их. Я прополз мимо двух лошадей и скрылся в зарослях камыша. Люди стояли от меня всего в трех шагах.
- Мубарек отправился на тот свет, - произнес как раз в эту минуту Манах эль-Барша. - Ну и осел же старец, раз решил туда взобраться.
- Я что, тоже осел? - переспросил аладжи.
- Ты был осторожнее; в тебя не попали.
- Он и меня бы застрелил, если бы я не убежал.
- Кто это все-таки был?
- Кто? Ты еще спрашиваешь! Конечно, тот, кого зовут эфенди.
- Так он со своей больной ногой сумел выбраться?
- А как же. Лучше бы он шею себе сломал вместо ноги! Я бы возблагодарил Аллаха за это. Ну, так мы увидели, что и его можно хоть как-то ранить.
- Ба! Я-то вообще не верил в то, что его пуля не берет. Все это враки.
- Враки? Послушай, я сейчас многому верю, не то что прежде. Мубарек держал его на мушке и я тоже, когда он высунул голову из люка. Клянусь тысячей самых суровых клятв, я попал в него. Я просунул дуло ружья между бревен; оно находилось на расстоянии всего двух вытянутых рук от его головы; мы отчетливо ее видели. Мы оба попали. Я увидел, что голова дернулась, ведь пуля врезалась в нее со страшной силой, но в то же мгновение я услышал, как пули ударились о скалы. Они отскочили от головы и точнехонько угодили бы в нас, если бы мы не прятались за бревенчатым выступом. Ну а в следующую секунду этот парень уже вскинул ружье и застрелил Мубарека. Очевидно, он попал ему в голову, ведь старик, испустив свой последний крик, замертво рухнул вниз. Со мной бы случилось то же самое, если бы я не успел спастись бегством.
- Чудеса, в высшей степени чудеса!
- Да. Вы знаете, что я не страшусь самого шайтана; но этого парня побаиваюсь. Его можно прикончить лишь ножом или топором, и сегодня же он получит по заслугам.
- Ты точно знаешь, что ты заряжал ружье? - спросил Манах эль-Барша.
- Совершенно точно. Я дважды пометил пулю. Вы только подумайте, я стрелял в голову с расстояния в четыре фута!
- Гм! Если бы я мог хоть раз в него выстрелить! Охотно бы попробовал.
- Не рискуй! Ты погибнешь, ведь пуля отлетит в тебя самого. Если бы вы последовали моему совету и напали на этих бестий, когда они несли его в дом! Там бы мы наверняка с ними справились.
- Нам запретил Мубарек.
- Глупо было с его стороны!
- Да, но кто мог предположить, что так выйдет! Идея была великолепная: запереть этих собак и заставить их скулить от голода. Но дьявол взял их под свою особую защиту. Надеюсь, теперь он все же предоставит их нам.
- Все-таки удивительно, как они сумели застрелить мясника прямо через крышку люка! А другому раздробили ноги! Жалкой смертью умер этот бедняга.
- Мне его не жаль, - молвил Баруд эль-Амасат. - Он нам только мешался. С ним нельзя было откровенно поговорить. Вот поэтому я и стукнул его прикладом, когда вы занесли его в дом.
Ужасно! Тюремщик был убит теми, кого он освободил! Так он был наказан за свое деяние. Да, этим четырем негодяям было место только в аду.
- Итак, решайтесь, пока еще не упустили время! - сказал Сандар. - Будем нападать на них возле дома?
- Нет, - ответил Манах эль-Барша. - Там слишком светло. Они увидят нас, и тогда мы погибли, потому что они могут стрелять по нам, а наши пули не причинят им вреда. Нам надо напасть на них в темноте, когда они не ожидают этого. Четыре удара топором или ножом, и с ними все кончено.
- Я согласен, но где это произойдет?
- Конечно, в лесу.
- Нет, там мы не будем уверены в исходе схватки. Лучше напасть на опушке, среди кустов. Хотя и там темно, но все же при свете звезд мы увидим, куда наносить удары. Отсюда эти люди пойдут тем же путем, каким шли сюда; они ведь не знают другой дороги. Так что, тут мы не промахнемся. Лучше всего поджидать их на выходе из кустарника - там, где начинается открытое поле.
- Хорошо! - согласился Бибар, по его голосу чувствовалось, что у него повреждены нос и рот. - Нас четверо, и их четверо. Значит, каждый берет на себя одного. Возьмите себе носильщиков и коротышку, а мне оставьте эфенди. Он разбил мне лицо, вот я за него и возьмусь.
- Он будет сидеть в паланкине, ведь он не может ходить. Как ты к нему подберешься? Пока ты откроешь дверь, он успеет всадить в тебя пулю из своего пистолета.
- Ты думаешь, что я буду долго топтаться возле паланкина? Эфенди сидит в домике, сложенном из тонких досок. Своим чаканом я быстро разнесу его вдребезги, а удар ножа будет таким, что второго не понадобится.
- А если не удастся?
- Непременно удастся, непременно!
- Вспомни, что с нами происходило! Всякий раз мы думали, что теперь-то нам все удастся, но эти питомцы шайтана всегда успевали спастись. Помните об этом. Нам могут помешать, что тогда?
- Гм! Если бы мы знали, когда они покинут Сбиганци!
- Наверняка завтра. Они говорили, что спешат. Тогда мы последуем за ними.
- Нет, тогда мы примемся за план, о котором я уже говорил пополудни. Мы подошлем к ним Суэфа, который заманит их к нам под нож. Это - хитрющий проныра; он знает всю местность отсюда до Призренди так же хорошо, как я - свой карман. Мы можем поручить ему это дело.
- Предлагаю отправиться в засаду сейчас же. Мы не знаем, когда они покинут дом. Досадно будет, если они уйдут раньше нас.
Я не мог дольше ждать и пополз назад к скалам, а оттуда прокрался к дому. Впрочем, в некотором отдалении от него я остановился, чтобы убедиться, что наши враги впрямь отправились в путь.
Я прополз еще несколько шагов, потом поднялся и пошел, прихрамывая и держась за скалу. Сгибать левую ногу мне было все еще трудно, но я мог переступать на одной правой ноге. Я не стал подражать кваканью лягушки, ведь я стоял, выпрямившись во весь рост, освещенный пламенем костра, и мои спутники видели меня.
- Спускайтесь! - сказал я.
Они слезли; теперь я почувствовал такую усталость, что немедленно присел.
- Мы хотим обыскать этих плутов, - сказал Хаджи. - Может, в их карманах отыщется что-то полезное для нас.
- Оставьте мяснику то, что у него было, - велел я. - Он не наш. Пусть же староста делает с ним все что угодно. А вот вещи Мубарека возьмем себе.
У него были при себе нож и пара старых пистолетов. Его ружье лежало на крыше домика; оно нам было не нужно. Но малыш вытащил у него из карманов еще и два кошелька - два огромных, набитых доверху кошелька.
- Хамдулиллах! - воскликнул он. - Кошельки битком набиты халифами и мудрецами Корана. Сиди, это золото, золото, золото!
- Да, раз человек платит коджабаши такие деньги за побег, значит, у него есть золото. Возьмем его, в этом нет греха.
- Конечно, возьмем его!
- А для чего? Поделим все, Халеф?
- Эфенди, ты хочешь оскорбить меня? Ты считаешь Халефа вором? Я раздам золото беднякам. Вспомни, как счастлива была Набатия и как радовались хозяин хутора и корзинщик! Это золото избавит многих людей от страданий, а нам откроет дорогу на небеса.
- Этого я от тебя и ожидал!
- Тогда убери золото.
- Нет, возьми его себе. Дорогой Халеф, ты будешь нашим казначеем подаяний.
- Благодарю тебя! Я буду верен своему долгу и честен. Надо пересчитать деньги.
- На это у нас нет времени; нам надо идти. Занесите обоих в домик. Там уже лежит мертвый тюремщик.
- Ты его тоже застрелил?
- Нет, только ранил, а Баруд эль-Амасат добил его прикладом, потому что раненый стал для них обузой.
- Вот так негодяй! Ах, если бы он попал мне в руки! Беритесь за дело вы, двое! А теперь положим эфенди в паланкин.
Затем они внесли паланкин в домик, поставили его на пол и удалились, чтобы убрать Мубарека и труп мясника. Внезапно я услышал ужасный стон. Тюремщик был еще жив. Вернувшись, Халеф взял головешку; при свете ее мы увидели фонарь; он стоял на скамье; мы зажгли его.
Теперь мы могли осмотреть стонавшего. Он выглядел ужасно. Моя пуля раздробила ему бедро, а удар приклада пробил череп. Он оцепенело глядел на нас; спасти его было уже нельзя.
- Вот моя феска, Халеф, принеси воды!
Феска сделана из такого плотного материала, что не пропускает воду. Мы дали умиравшему попить и смочили ему голову. Похоже, это пошло на пользу. Его глаза прояснились. Он смотрел на меня осмысленным взглядом.
- Ты нас знаешь? - спросил я.
Он кивнул.
- Через несколько минут ты предстанешь перед извечным Судией. Ты знаешь, кто проломил тебе голову?
- Баруд эль-Амасат, - шепнул он.
- А ты ведь думал, что сделал ему добро. Тебя обманули, но Аллах простит тебя, если, расставаясь с жизнью, ты покаешься. Скажи мне: старый Мубарек и есть Жут?
- Нет.
- Кто же тогда Жут?
- Не знаю.
- Ты не знаешь, где его искать?
- Они хотят встретиться с ним в Каранорман-хане.
- А где лежит это место?
- В Шар-Даге, невдалеке от деревни, которая зовется Вейча.
- За Каканделами?
Он снова кивнул, потому что не мог больше говорить. Он и до этого отвечал отрывисто и тихо, поэтому, чтобы понять его, мне пришлось приблизить ухо прямо к его рту.
- Сиди, он умирает! - сочувственно сказал Халеф.
- Принеси воды!
Он вышел, но помощь его уже не потребовалась. Этот человек умер у нас на руках, не приходя в сознание.
- Отнесем его тело и Мубарека в пещеру, - сказал я. - Пусть ими занимается староста.
- Господин, старик открыл глаза. Он снова пришел в себя, - заявил Оско, посветив фонарем в глаза Мубареку.
Тотчас Халеф нагнулся, чтобы убедиться в этом. Старый грешник впрямь пришел в сознание. Говорить он остерегался, но его взгляды доказывали, что чувства вернулись к нему. В его глазах сверкала ярость невиданной мной силы.
- Так ты еще жив, старый мешок с костями? - спросил Халеф. - Жаль было бы, если бы тебя подстрелила пуля; не такого конца ты заслуживал. Ты должен умереть мучительной смертью, предвкушая те радости, что ожидают тебя в аду.
- Собака! - молвил злодей.
- Изверг! Так мы должны издохнуть от голода и жажды? Глупец, ты думал, что можешь схватить столь славных и знаменитых героев? Мы проникаем сквозь камень, мы пролезаем сквозь руду и железо. Ты же напрасно теперь будешь взывать о помощи и молить об утешении.
Разумеется, это была лишь угроза. Его отнесли в пещеру и положили в окружении трупов. Пусть этого нечестивца слегка проберет страх!