Идти с выбранной самим скоростью, а не под дробь барабана, было достаточно приятно. Табак, вперемежку с кукурузой, рос островками по сторонам дороги, вдоль леса из сосен и кленов. Серые конфедеративные белки мелькали в ветвях деревьев. Коделл закрыл глаза и остановился в середине дороги. Когда-то он ушел далеко отсюда и увидел потом так много всего страшного, о чем никогда даже не подозревал, когда отправился в Рэйли, чтобы стать солдатом. Но он также увидел и чудеса столиц двух стран. Теперь он был дома, и в безопасности. Осознание этого впиталась в него, теплое, как солнце, которые ласково грело его голову. Ему хотелось никогда не покидать Нэш снова.
Он пошел дальше. После очередной мили или около того, он заметил чернокожих, занимавшихся прополкой табака в поле. Они не обратили на него никакого внимания. Их головы были наклонены вниз, полностью поглощенные работой. Мотыги поднимались и опускались, поднимались и опускались - не быстро, но с постоянным темпом, рассчитывая чтобы закончить работу вовремя и чтобы надзиратель был доволен - вечный темп рабов.
Сам он уже привык к быстрому ритму. Он также вспомнил, о мужчинах их Ривингтона и то, что он видел в самой Ривингтоне, о рабах, которых заставляли работать такими быстрыми темпами. Но зачем? Работа все равно будет сделана, в любом случае. Неторопливость тоже была частью возвращения домой. А что касается неторопливости в армии, он сам кричал на Непобедимых Кастальцев на марше, подгоняя их. Он добрался в Нэшвилл к концу дня. Клены и мирт выстроились в тени дороги - вот и первая улица небольшого городка. Хотя он родился и вырос в Касталии, Коделл провел большую часть своей взрослой жизни здесь: в округе и близлежащих фермах хватало достаточно детей, чтобы учитель был полностью занят.
Но каким маленьким местечко выглядело теперь, когда он увидел его снова, после своих путешествий! Хорошо брошенный камень долетит из одного конца Нэшвилла в другой. Даже нет отеля: так, небольшой домик для приезжих, поскольку железная дорога прошла мимо города. Старый Рэфорд Лайлз зашел в почтовое отделение, располагавшееся в его магазинчике на углу Первой и Вашингтона. Почта… Коделл вспомнил обещание, которое он дал Молли. Он вошел туда. Колокол над дверью звякнул.
Бакалейщик посмотрел поверх оправы своих очков. Улыбка осветила его морщинистое лицо.
- Хорошо, что ты снова с нами, Нейт! Расскажи о войне.
Грязно, скучно, голодно, страшнее любого кошмара. Как объяснить все это нетерпеливо ожидающему старику, представляющему себе картины доблести и славы? Вот так сразу Коделл наткнулся на проблему, которая была так же неразрешима, как квадратура круга.
- Как нибудь в другой раз, мистер Лайлз, - сказал он мягко. - А сейчас скажите, есть ли у вас какая-либо писчая бумага?
- Есть, конечно, - ответил продавец. - Взял немного несколько месяцев назад, и нельзя сказать, что ее так уж быстро разбирают. Есть и конверты, если они вам нужны. - Он снова посмотрел поверх очков на Коделл, на этот раз лукаво. - Вы нашли себе возлюбленную в Вирджинии?
- Нет, - Коделл покачал головой, отвергая саму такую идею, независимо от того, сколько раз он спал с Молли Бин. Товарищ, друг, секс-партнер все это конечно. Но возлюбленная? Если бы она была его возлюбленной, сказал он себе, он бы привез ее в Нэшвилл. Он попросил карандаш, чтобы написать ей письмо о том, где он находится.
- Есть деньги, чтобы заплатить, или мы будем иметь, что-то вроде обмена?
По его тону, Лайлз ожидал последнее. Его очки для чтения и так увеличивали глаза. Они сделались еще больше, когда Коделл достал монету в одну унцию золотом. Тот стучал ею о прилавок, кусал, взвесил ее на аптекарских весах.
- Черт, настоящее, - отметил, когда был удовлетворен в конце концов. - Сейчас прикину, сколько же это будет. Это где-то около двадцати золотых долларов, а? Точнее, это девятнадцать и три четверти, правильно?
Коделл уже сделал расчет.
- Совершенно верно, мистер Лайлз.
- Вот и хорошо. Подожди. Я сейчас схожу за деньгами.
Бакалейщик переместился в заднюю часть магазина, где ненадолго задержался. Он вышел, наконец, с золотым десятидолларовым орлом и достаточным количеством серебра, чтобы набрать остальные девять долларов сдачи.
- Заметь, не предлагаю тебе салфетки для задницы, которые правительство называет деньгами, но за золото, ты и сдачу получаешь золотом.
- Спасибо. - Коделл толкнул две серебряные и десять центов назад к нему. - Дайте также почтовую марку, пожалуйста.
Получив от Лайлза все необходимое, он написал имя Молли Бин на конверте, с запечатанной запиской внутри. Лайлз понимающе улыбнулся, когда увидел имя адресата. Коделл был уверен, что так и будет, но это почему-то раздражало его меньше, чем он ожидал.
* * *
- Господа.
Роберт Ли поклонился, войдя в кабинет на втором этаже бывшей таможни.
- Генерал Ли.
Двое его коллег, уполномоченные Юга, поднялись со своих мест, чтобы ответить тем же. Ли был поражен тем, насколько странно они выглядели, стоя бок о бок. Вице-президент Стивенс был маленьким и худым, с серыми трезвыми глазами; государственный секретарь Бенджамин был высоким, дородным человеком с черными волосами, хотя был на год старше Стивенса и только четырьмя годами моложе Ли. Со своей обычной мягкой улыбкой, утверждающей, что он знает о делах государственных больше, чем все присутствующие. Он сказал: - Подходите к нам, генерал. Наши федеральные коллеги, как видите, еще не прибыли.
Ли сел в кресло из зеленого сукна и откинулся на его спинку. Бумага для заметок, ручки и чернильница были наготове, но он хотел бы попросить принести сюда еще и карту.
Капитан конфедерации, командир вооруженной охраны федеральных комиссаров, шагнул в комнату Кабинета министров.
- Почтенный Уильям Сьюард, госсекретарь США, - объявил он. - Почтенный Эдвин М. Стэнтон, военный министр США. - Вежливый нейтралитет сменился неприязнью. - Генерал-майор Бенджамин Ф. Батлер.
Трое северян зашли. Ли, Бенджамин и Стивенс встали, чтобы поприветствовать их. Как они заранее решили, они обойдутся поклоном перед эмиссарами Линкольна, чтобы избежать рукопожатия с Беном Батлером.
Одна из бровей Сьюарда выгнулась, когда он слегка поклонился в ответ, но он ничего не сказал. Будучи уроженцем Нью-Йорка, он выглядел типичным янки из Новой Англии, внушительной внешности - в особенности величественный нос, который доминировал на его удлиненном тонком, бритом лице. Стэнтон был моложе, ниже ростом, тучнее, с густой курчавой бородой и энергичным взглядом. Ли подумал, что он больше похож на дорогостоящего адвоката, чем на члена Кабинета министров.
Бен Батлер пришел в мундире генерал-майора Союза, туго натянутом на своем коротком, тучном теле. Его усы, свесившиеся вниз по углам губ, напомнили Ли моржа. Дряблые щеки провисли, под глазами мешки - мешки большие и темные. Бахрома обрамляла лысую голову на жирной шее. Даже веки были опухшими. Но глаза, наполовину скрытые ими, были острыми, темными и расчетливыми. Он не был профессиональным военным, что и показал в ряде случаев, но тем не менее не выглядел и шутом в мундире. До войны он был даже более известным юристом, чем Стэнтон.
Федеральные комиссары сели за стол из красного дерева вместе с их южными партнерами. После пары минут вежливого разговора, в ходе которого конфедератам удалось избежать говорить непосредственно с Батлером, Сьюард сказал: - Господа, может начнем рассматривать те разногласия, что лежат между нашими правительствами?
- Если бы вы признали с самого начала, что на этой земле есть два правительства, сэр, тех разногласий, как вы это называете, можно было бы избежать, - заметил Александр Стивенс. Как и его фигура, его голос был легким и тонким.
- Может быть это и так, но это спорный вопрос, - сказал Стэнтон. - Давайте разбираться с ситуацией, как она есть сейчас. В противном случае бесполезные упреки займут все наше время и не приведут нас никуда. Это уже было - эти бесполезные взаимные обвинения с обеих сторон, которые привели к разрыву между Севером и Югом.
- Вы говорите разумно, мистер Стэнтон, - сказал Ли. Стивенс и Бенджамин кивнули. Так же, как и два других федерала из Вашингтона. Он продолжил: - Наша главная трудность состоит в горечи, порожденной нашей второй Американской революцией, отравившей дальнейшие отношения между двумя странами, которые в настоящее время составляют территорию, где ранее были Соединенные Штаты Америки.
Батлер заметил: - Мы признали независимость вашей Конфедерации, генерал Ли, благодаря вашему превосходству в стрелковом оружии, я признаюсь в этом, но все же признали. - Он сделал паузу, прерываемую хриплым дыханием. - Кроме того, в обмен на возвращение контроля над нашей столицей, мы отвели наши силы с огромной территории, находящейся под нашим контролем в июне этого года, в соответствии с вашими же предложениями, сэр. Я подвергаю сомнению правильность ведения дальнейших переговоров для чего-нибудь помимо этого.
Бенджамин обратился к Ли.
- Если позволите, сэр?
Ли поднял палец правой руки в знак того, что госсекретарь может продолжить. Бенджамин начал говорить глубоким, богатым тоном опытного оратора: - Мистер Батлер, безусловно знает, что в республике военные не имеют никаких полномочий для предложений окончательных условий мира. И генерал Ли и не предлагал сделать это… Он просто призвал остановить военные действия, чтобы впоследствии в мирной обстановке обсудить все условия, для чего мы и встретились здесь сегодня.
- Теперь понятно, откуда у вас, южан, такая еврейская изворотливость, - буркнул Батлер грубо. Щеки Бенджамина побагровели. Ли был, несмотря на свою профессию, вполне мирным человеком, но он знал, что, если бы кто-нибудь затронул его собственную честь, он вряд ли стал бы продолжать разговор с таким человеком. Но Бенджамин достиг своего положения, несмотря на то, что всю жизнь ему приходилось сталкиваться с таким отношением. Его голос был спокоен, когда он ответил: - Мистер Батлер, пожалуйста, запомните, что, когда ваши полудикие предки охотились на кабана в лесах Саксонии, мои были уже вельможами на той земле.
- О, браво, мистер Бенджамин, - тихо сказал Стивенс. Эдвин Стэнтон закашлялся, поперхнулся и отвернулся от Бена Батлера. Даже в монументальности Сьюарда нашлось место для небольшой улыбки. Что касается Батлера, то его лицо не изменилось ни на йоту. Было ясно, что он пытался разозлить Бенджамина не из ненависти к его расе, но исключительно для того, чтобы получить какие-то преимущества в этих переговорах. Изучая его, Ли пришел к выводу, что именно поэтому он сделал такой выпад. Нет, не шут, решил он. Опасный человек, тем более, что обладает полным самоконтролем.
- Должны ли мы продолжить? - сказал Сьюард немного погодя. - Возможно, лучшим способом было бы изложить разногласия между нами, а затем пытаться урегулировать их по одному, включая те вопросы, по которым договориться достаточно нетрудно.
- Разумный план, - сказал Александр Стивенс. Игнорируя позицию Батлера, вице-президент Конфедерации продолжил: - Предлагаю начать с Мэриленда.
Эдвин Стэнтон дернулся, как будто его укололи шилом. Его лицо стало красным. - Нет-нет, ей-богу! - закричал он, ударяя кулаком по столу. - Мэриленд входит в Союз, и мы будем драться, но не отдадим его. Кроме того, в него входит и город Вашингтон.
- Мы уже были в Вашингтоне, сэр, - вставил Бенджамин.
Стэнтон проигнорировал его.
- С другой стороны, несмотря на кое-какие неприятности, которые у нас там были в начале войны, народ Мэриленда в своем большинстве стоит за Соединенные Штаты. Они не перейдут на вашу сторону.
Ли подозревал, что это правда. "Мэриленд, мой Мэриленд…" Несмотря на это, армия Северной Вирджинии получала лишь незначительную поддержку от жителей этого штата как в кампании у Шарпсберга, так и при более позднем вторжении, которое привело к захвату Вашингтона. Несмотря на несколько тысяч рабовладельцев, Мэриленд был, в сущности северным штатом. Он сказал: - Давайте отложим обсуждение Мэриленда в сторону на некоторое время, отметив только, что его статус обсуждался. Возможно, он станет частью более крупного соглашения при решении всех спорных пограничных территорий.
- Хорошо, генерал. Можно и так, но у меня есть вопрос, - сказал Стивенс. - Как мудро сказал секретарь Сьюард, мы должны попытаться решить то, что мы очевидно можем. Есть, например, тридцать восемь северо-западных округов штата Вирджиния, которые были незаконно присвоены Соединенными Штатами под названием Западная Вирджиния.
- Незаконно? - Сьюард поднял брови. - Как может нация, сама основанная на принципе отделения, не признавать применимость этого же принципа в отношении ее самой? Конечно, если вы не настоящие лицемеры перед всем миром?
- Успешные лицемеры обычно сносят свой позор на удивление хорошо, - сказал Бенджамин со своей обычной улыбкой, возможно чуть-чуть шире. - Но давайте продолжим о принадлежности территорий, которые мы еще не упоминали: Кентукки и Миссури.
Конклав уполномоченных подался навстречу друг другу. У обеих стран были сильные притязания на оба штата, хотя федеральные силы в настоящее время и покинули их. Бен Батлер заявил: - Учитывая, что в настоящее время ваши армии, находящиеся далеко на юге, идут в долину Миссисипи, пройдет еще много времени, прежде чем вы увидите Миссури, мистер Бенджамин.
Теперь он обращался к госсекретарю Конфедерации, как будто его совершенно не волновала религиозная и национальная тема.
Тем не менее, это все было неприятно. Не все негритянские полки федералов, принимавшие участие в захвате Луизианы, Миссисипи, Арканзаса и Теннеси ушли на север с белыми товарищами после перемирия. Некоторые остались, чтобы продолжить борьбу. Линкольн говорил о том же. Ли вспомнил; тот сказал, что вам придется вести войну, чтобы вернуть рабство там.
- Бедфорд Форрест разбил негров в Сардах и Гренаде, - сказал Стивенс. - Он продвигается на Гранд-Галф сейчас. Я думаю, что он сумеет поколотить их и там.
Его смех прозвучал как будто ветер трепал сухую траву.
Но это не раздражило Батлера.
- Он вполне может победить их, и тогда территория вообще опустеет, - признался толстяк. - И что тогда? Вы ведь в последнее время уже не называете территорию к северу от Рапидана Конфедерацией Мосби? Вам сейчас придется столкнуться с проблемой партизанского движения негров, и пусть они доставят вам столько же радости, сколько приносил нам Мосби. Этот неприятный Батлер, Ли начал понимать, почему, помимо его политических связей, Линкольн выбрал его в качестве комиссара для переговоров. Всю свою целеустремленность он направлял исключительно и только в поддержку своей страны. Ли сказал: - Итак, на сегодняшний день мы выяснили, что у нас больше проблем, чем их решений. Нужно ли нам продолжать перечислять их дальше, чтобы обрисовать все?
- Думаю, нужно, - сказал Сьюард, - хотя, надеюсь, мы не станем ввязываться в новый виток споров, потому что тогда могут возникнуть непреодолимые трудности.
- Штат Техас граничит как с индейской территорией, так и с Нью-Мексико, - многозначительно сказал Александр Стивенс.
- Желаю удачи в отправке еще одной экспедиции в Нью-Мексико, - ответил Стэнтон. - Мы можем провести людей на юг из Колорадо быстрее, чем вы сможете пройти через пустыню в штате Техас. Мы доказали вам это два года назад.
- Вы, вероятно, правы, сэр, - сказал Ли. Стэнтон, отметил, что он не сделал подобного заявления об индейской территории к северу от Техаса. Война там не закончилась после перемирия. Индейские племена, ввязавшиеся в бой с Союзом и Конфедерацией, так просто не утихомиришь с помощью одних лишь команд Великих Белых Отцов. Только хаос правит на той территории.
- Есть ли какие-либо иные территориальные спорные вопросы между нами? - спросил Бенджамин. Стэнтон сказал: - Так мы никогда не закончим, потому что мы прошлись по всему пространству от Атлантики до Рио-Гранде. И куда ни ткни, везде мы не согласны.
- Тем не менее. - Госсекретарь Конфедерации, улыбаясь, решительно продолжил: - Остался вопрос о размере возмещения, причитающегося нам за ущерб, нанесенный США нашей земле. Я бы сказал (все за столом понимали, что как бы Джефферсон Дэвис сказал) двести миллионов долларов будет справедливой суммой.
- Вы можете говорить все, что хотите, - ответил Сьюард. - Как я понимаю, ваша конституция, заимствованная в основном от нашей собственной, гарантирует свободу слова. А вот сумма, о которой вы говорите, это совсем другое дело.
- Ад замерзнет прежде, чем вы, южане, получите двести миллионов долларов, - согласился Стэнтон. - Четверть этой суммы и то выглядит чрезмерной.
- Мы не можем ждать так долго, пока дьявол замерзнет, - вкрадчиво сказал Бенджамин. - Сегодня 5 сентября в конце концов. Через два месяца у вас, северяне, президентские выборы. Разве мистер Линкольн не хотел бы иметь мирный договор до 8 ноября?
Три федеральных комиссара мрачно посмотрели на него. Поражение превратило северную политику в еще более непредсказуемую, чем она была до того - в США, начиная с 1860 года завертелась лихорадочная президентская предвыборная гонка. Из-за захвата Ли Вашингтона был задержан съезд Республиканской партии в Балтиморе, но когда он был, наконец, созван, он вновь выставил кандидатами Линкольна и Ганнибала Хэмлина… После чего радикальные республиканцы отделились из партии - в обоих северных округах, на что из Ричмонда последовали ироничные комментарии - и выдвинули в качестве кандидата Джона Фримонта, который в 1861 году пытался освободить рабов в Миссури, но его предложение было отклонено Линкольном. Они выбрали сенатора Эндрю Джонсона из Теннесси ему в пару; Джонсон все еще упорно отказывался признать, что его штат больше не признает власть Вашингтона в округе Колумбия.
Демократы были не в лучшем состоянии. На съезде в Чикаго, они только что закончили выбирать губернатора Горацио Сеймура от Нью-Йорка в качестве кандидата в президенты, с Климентом Валландигамом из Огайо в качестве его напарника. И генерал Макклеллан, разочарованный в том, что не попал в кандидаты, пообещал, что он, как и Фримонт, проведет независимую кампанию. Этот, второй раскол, давал Линкольну луч надежды; но весьма и весьма слабый.
Джуд Бенджамин использовал и это: - Возможно, нам лучше подождать ноября - демократическая администрация вполне может оказаться более разумной.
Действительно, администрация во главе с Валландигамом, вероятно, будет лучшим вариантом с южной точки зрения; он выступал за переговоры с Конфедерацией еще тогда, когда его перспективы выглядели вовсе никакими. Но Бен Батлер сказал: - Независимо от того, что произойдет на выборах, я хочу напомнить вам, что Авраам Линкольн будет еще оставаться президентом Соединенных Штатов до 4 марта.
- Да, мы понимаем это, - сказал Ли. Неохотно соглашаясь с Батлером, он понимал, что задержка на полгода неприемлема. - Чем раньше наступит мир, тем лучше будет для всех: и для Севера и для Юга.
- Даже человек, более решительный, чем я, должен будет согласиться с генералом Ли, - сказал Александр Стивенс. - Давайте продолжим.
Ли не мог сказать, что скрывалось за маской улыбки Джуда Бенджамина. Но Бенджамин не возразил.