* * *
- В Кентукки, а затем и в Миссури? - спросила дочь.
- Кентукки? - голос Мэри Кастис Ли явственно передал ее тревогу. - Миссури?
- Не нужно говорить таким тоном, будто это край земли, моя дорогая Мэри. - Ли попробовал пошутить. - Теперь краем земли является Техас.
Шутка не удалась.
- Война закончилась, и я надеялась, что ты мог бы остаться здесь, в Ричмонде со мной и со всей своей семьей, - сказала жена.
Другими словами, вы надеялись, что я, наконец, покончу со своей военной карьерой, подумал Ли. Но эта мысль не расстроила его. Как можно обвинять Мэри за желание быть с ним вместе? Осторожно подбирая слова, он сказал: - Да, правда, что война закончилась, но я до сих пор ношу форму моей страны. - Она прикоснулась к рукавам его серой формы. - Ты знала об этом, когда выходила за меня замуж и терпела все эти годы, что тебе вполне неплохо удавалось.
- О, и в самом деле, неплохо, - сказала она горько. Убрав руку с его кителя, она положила ее на колесо своей коляски.
Ли вздрогнул, как под огнем противника. Мэри не так давно стала калекой. Это война забрала ее здоровье. Он стал уговаривать ее: - Я не собираюсь больше воевать, там будут только наблюдения за мирными выборами, и я вернусь в Ричмонд этим летом.
- Еще одна половина года пройдет безвозвратно.
Он пододвинул стул поближе и сел на него, чтобы говорить, не глядя на нее сверху вниз.
- Не знаю, будет лучше или хуже, моя дорогая, но я солдат, и за все все эти годы ты должна была уже привыкнуть к этому. Как бы там ни было, у меня есть долг, и я не буду уклоняться от него.
- Невзирая на тех, кто любит тебя, - прошептала его жена. Он молча склонил голову; это было, в конце концов, правдой. Мэри Ли вздохнула.
- Как ты сказал, Роберт, я осознаю, что я жена солдата. Хотя временами, как в эти последние несколько мирных месяцев, мне было приятно забыть об этом.
- Дорогая Мэри, пока никакого мира нет - есть только перемирие, которое может быть нарушено в любой момент, если Соединенные Штаты, или мы сами сочтем это выгодным. С Божьей помощью, я надеюсь помочь достижению настоящего, прочного мира. Если бы не это, уверяю тебя, я бы отказался от того, что мне предложили.
- Судя по тому, как ты это говоришь, ты, конечно, веришь в это. - Голос его жены еще отдавал сарказмом, но гнев уже ушел с ее лица, оставив после себя лишь грусть. - Я не сомневаюсь, что если бы Джефферсон Дэвис поручил тебе возглавить военную кампанию в аду, чтобы добыть там уголь для наших очагов, ты бы просто сказал мне, как всегда: "прощай" и отправился бы туда безо всяких возражений.
- Может быть, так и было бы. - Ли представил себе это и рассмеялся. - Скорее всего так, я полагаю. Я был бы уверен, что вернусь с этим углем, или, по крайней мере, дал бы чертям такого жару, что они запомнили бы его надолго.
Это, наконец, заставило Мэри улыбнуться.
- Я даже не сомневаюсь в этом.
Одна из ламп в столовой замерцала и погасла, заполнив комнату запахом масла и небольшим облачком дымом. Мэри спросила: - Неужели уже так поздно?
- Половина одиннадцатого, - ответил Ли, взглянув на свои карманные часы.
- Да, уже поздно, - заявила она. - Поможешь мне подняться наверх?
- Конечно. Сейчас, только решу проблему с освещением.
Он открыл ящик серванта и взял свечу, которую поджег от той лампы, что еще горела. Потом поднялся в спальню, где зажег еще две, а затем снова быстро спустился вниз. В доме царила тишина - его дочери и Джулия уже отправились спать. Колеса коляски Мэри загрохотали по половицам, когда он поднимал ее по лестнице. Опираясь на перила а главным образом на него, она добралась, наконец, до второго этажа. Он повел ее в спальню. Она села на кровать и он подал ей сорочку.
- Да, спасибо, - сказала она. Он помог ей избавиться от одежды, туго стягивающей талию, которую она носила в течение дня. Благодаря многолетней практике, он справлялся с ее одеждой так же легко, как и со своей собственной.
- Спасибо, - еще раз сказала она ему. - Я буду скучать по твоим ласкам когда ты уедешь.
- Точно будешь? - спросил он. В этот момент его рука случайно задела на ее левую грудь. Это не было намерением разжечь ее страсть; годы и трудные времена взращивания голодных младенцев давно сказались на нем. Хотя тело его жены по-прежнему привлекало его. Их долгие разлуки превращали каждую встречу в новый медовый месяц. Его голос сам по себе вдруг стал хриплым.
- Ты не будешь возражать, если я задую свечи?
Она, конечно же, поняла его; после тридцати трех лет брака она всегда понимала его.
- Ну, если тебе не помешает моя ночная рубашка в такой темноте, - ответила она.
- Думаю, я справлюсь с этой проблемой, - сказал он. Затем встал и задул две из трех свечей. Поколебавшись, взял последнюю и поставил на тумбочку у кровати. Комната погрузилась в темноту, когда он задул последнюю свечу.
И вдруг он почувствовал привычный резкий приступ боли в груди. Он протянул руку к тумбочке и взял пузырек с маленькими таблетками, что подарили ему ривингтонцы и положил одну под язык. Боль исчезла. Бутылочка даже не звякнула, когда он поставил ее обратно; он вспомнил, что таблетка была последней. Когда сон погрузил его в свои объятия, он напомнил себе, что нужно будет запастись большим количеством нитроглицерина, прежде чем отправиться в дорогу. Высокомерие ривингтонцев, конечно, было неприятным, но их помощь пока оправдывала это.
По прямой, от Луисвилла до Ричмонда, было около 460 миль. Но Ли этому не радовался. По железной дороге выходило почти в два раза дальше. Через Вирджинию и Теннесси до Чаттануги поезда еле-еле карабкались по обледеневшим рельсам. На самом деле это напоминало неторопливый полет вороны. По такой погоде, это заняло три дня. Впрочем, Ли был рад такой возможности восстановить свои моральные силы.
- Было бы неплохо поупражняться в остроумии с южанином или даже с янки в нашем вагоне, чтобы затем спокойно отойти ко сну, - сказал он Чарльзу Маршаллу. Тот сидел, выпрямившись на всем протяжении отъезда из Ричмонда, что, очевидно, доставляло ему явно меньшее удовольствие, чем проведение такого же количества времени в седле.
Майор Маршалл был моложе и бодрее, но такая поездка также угнетала его. Он закивал так энергично, насколько позволяли ему мышцы шеи.
- Ведь у нас есть вагоны для некурящих и вагоны-рестораны с туалетами. Почему бы не сделать специальные спальные вагоны? Они позволили бы человеку ездить по рельсам, отдыхая, а не просыпаться через каждые несколько сотен миль и вздрагивать.
Извозчик, который доставил Ли и Маршалла от железнодорожной станции до отеля, оказался, на удивление, белым человеком. Их локомотив, пыхтя, отправился к железнодорожному депо, зданию из кирпича и камня с причудливо искривленной крышей и с продольной аркадой в полтора этажа с рядами окон.
Еще двое белых в холле отеля подхватили их багаж. Ли смотрел на это со все более нарастающим любопытством; в любом южном городке, на их месте были бы черные рабы. Кучер заметил его недоумение.
- У нас осталось не так много негров, - сказал он. - Большинство из них убрались на север вместе с янки, когда они отступили, а те, что остались, теперь слишком выпендриваются. Как это они называют, а, вот - мы эмансипированы теперь и не будем работать за деньги, меньшие, что вы платите белым.
- Вы еще не отказались от мысли заставить их вернуться обратно в рабство? - спросил Маршалл. Он сопровождал Ли, потому что имел подготовку юриста, и был наиболее подкованным в этой области из всех помощников генерала.
- Двое уже погибли при такой попытке, и их негры сбежали, чтобы присоединиться к бандитам в горах, - прокомментировал кучер угрюмо. - Многие считают, что это ничего не изменит, даже если Форрест наведет свой порядок и в городе.
- После того, как человек побывал вольным, трудно убедить его в обратном, даже с армией за его спиной, - сказал Ли. Кучер бросил на него странный взгляд, но, тем не менее, кивнул.
После Чаттануги железная дорога пересекла реку у Бриджпорта и быстро вторглась на территорию штата Алабама. Здесь Ли и Маршалл пересели на железную дорогу Нашвилл - Чаттануга и продолжили поездку на северо-запад к столице штата Теннесси. На этих землях, бывших долгое время в руках федералов, негров почти не было видно. Ли спрашивал сам себя, сколько же их затаилось в здешних обширных лесах с винтовками в руках, и что будет, если им вздумается атаковать поезд. Иногда, на остановках, Ли выходил погулять на несколько минут. И всякий раз к нему подходили мужчины в изношенной серой форме или просто в штатском, чтобы пожать ему руку или просто посмотреть на него. Это слегка напрягало его. То, что политики часто прибегали к такому способу завоевать себе популярность у избирателей, не нравилось ему.
Интересно, если он станет президентом Конфедерации, какой из него получится политик. Здание станции в Нашвилле, в отличие от Чаттануги, было каменным и квадрантным, с зубчатыми стенами и башнями на каждом углу. Отсюда он направился на север, в штат Кентукки. Звезды и полосы по-прежнему были популярны там. Собственный синий флаг Кентукки однако попадался чаще на его глаза, как бы показывая тем самым, что люди там больше думали о своей собственной родине, чем об обеих странах, конкурирующих за их приверженность к ним. Для Ли, которому Вирджиния была более дорога, чем в целом Соединенные Штаты, это казалось нормальным. Мужчины в форме Конфедерации все так же подходили к нему на каждой остановке. Впрочем, как и люди в синей форме: уроженцы Кентукки сражались на войне с обеих сторон, причем больше на стороне Союза, чем Конфедерации. Федералам также было интересно пообщаться с ним, как и их близким родственникам, воевавшим за юг.
- Ну что, южане, вы нападете на нас снова, если мы проголосуем, чтобы остаться в США? - спросил капрал в синем на станции Боулинг-Грин, где генерал Конфедерации Альберт Сидни Джонстон держал свой штаб в начале войны.
Ли покачал головой, пытаясь выбросить из головы мысли о Джонстоне, погибшем под Шилоу.
- Разумеется нет, сэр, мы намерены признать результаты голосования, какими бы они ни были, если, конечно, они будут свободными и честными.
- Уверен, вы говорите откровенно, - заметил экс-капрал. - Говорят, что на войне вы просто дьявол, но я никогда не слышал о вас, как о лжеце.
В Мунфордсвилле, в тридцати-сорока милях дальше по железной дороге, две группы бывших солдат, одни в сером, другие в синем, подошли к Ли одновременно и начали переглядываться друг с другом. Некоторые из них были с пистолетами на поясе и все они носили ножи. Ли хотел было вернуться обратно в вагон, не собираясь стать причиной конфронтации. И тут один из тех, в синем, удивил его, начав смеяться.
- Не скажете, что именно развеселило вас, сэр? - заинтересованно спросил Ли, уже не опасаясь возможных неприятностей.
Человек, очевидно бывший недавно младшим офицером, сказал: - Я только что вдруг вспомнил девиз нашей прекрасной родины, генерал Ли.
- Напомните, какой?
Тот с удовольствием процитировал:
- Вместе мы выстоим, врозь мы падем.
Он раскинул руки, как бы объединяя всех собравшихся на вокзале.
Ли искренне рассмеялся. Бывшие солдаты Конфедерации тут же последовали его примеру. Тогда и те, кто сражались за север, тоже начали смеяться. После такого уже нечего было опасаться возможности конфликта. Он увлеченно разговаривал с обеими группами бывших солдат до тех пор, пока гудок не возвестил, что поезд сейчас тронется. Уже собираясь уходить, он сказал:
- Ну вот вы и снова побратались.
Мужчины заулыбались. Один из них, худощавый, мускулистый парень в рваной форме, сказал:
- Никогда не думал, что офицеры знают об этом.
- О, мы, ясное дело, знали об этом, - сказал бывший офицер, который только что произнес девиз Кентукки, подтвердив тем самым благоприятное впечатление, которое он произвел на Ли. И добавил: - Когда это происходило, мы, обычно, смотрели в другую сторону, - что вызвало еще одну волну хихиканья.
- Если мы братались даже в разгар войны, то мы, безусловно найдем способ уживаться друг с другом и теперь, когда наступил мир, - сказал Ли. И не дожидаясь ответа, вернулся в поезд. Когда тот начал движение, он выглянул в окно, чтобы еще раз посмотреть на людей, которые не так давно воевали друг с другом. Они продолжали разговаривать с видимым дружелюбием. Ли счел это хорошим предзнаменованием.
Луисвилл, расположенный на южном берегу реки Огайо, был большим городом. До войны в нем проживало 68 000 человек, тогда как в Ричмонде - 38000, хотя Ричмонд набирал в этом обороты теперь. Не успел Ли сойти с поезда, как перед ним непонятно откуда-то выскочил человек с карандашом и блокнотом наготове.
- Фред Дарби, "Луисвилл Джорнал", генерал Ли, - быстро затараторил он. - Каковы ваши ощущения, сэр, после того, как армии Конфедерации не удалось взять этот город?
- Я здесь не как завоеватель, - сказал Ли. - То, что Соединенные Штаты и Конфедеративные Штаты вступили в войну, привело к настоящей катастрофе. Второй конфликт будет иметь еще более катастрофические последствия. Вместо того, чтобы продолжать драться, обе страны договорились насчет того, чтобы граждане Кентукки и Миссури сами выбрали свои предпочтения. Моя роль здесь, как и генерала Гранта, служить в качестве арбитра этого процесса, чтобы гарантировать проведение выборов без принуждений любого рода.
- Как по-вашему, Кентукки должен решать вопрос со своими неграми, генерал? - спросил Дарби. Снова этот вопрос, подумал Ли. Где бы он ни находился, этот вопрос так и преследовал его.
- Это будете решать вы сами, - ответил он. - Негры могут быть как рабами, так и свободными - и в США, и в Конфедерации.
- Мы должны были бы стать рабовладельческим штатом, если бы мы проголосовали за юг, не так ли?
- Как штат Конфедерации, по Конституции, да, - признался Ли неохотно.
- Означает ли это, что негров, которые были освобождены здесь во время войны - а таких большинство - нужно снова поработить? - спросил репортер.
- Ни в коем случае, - сказал Ли, на этот раз твердо. - Вам не нужно оглядываться на Ричмонд, - он вспомнил о конгрессмене Олдхэме. - Это вопрос вашего собственного законодательства, и я уверен, что вы знаете об этом. - Хотя такой уверенности у него и не было, он неизменно старался проявлять вежливость. - Свободные негры есть в каждом штате Конфедерации, в некоторых штатах - многие тысячи.
Дарби писал что-то в своем блокноте.
- Генерал Ли, позвольте мне также спросить вас…
- Прошу вас, сэр, давайте не сейчас, - сказал Ли, подняв руку. - Мы только что, после нескольких дней непростого путешествия, прибыли сюда - так что я предпочел бы не давать интервью здесь, на вокзале. Я ожидаю, что пробуду в Кентукки и Миссури до июня. Мы еще не раз успеем встретиться с вами.
Репортер, тем не менее, продолжал формулировать свой вопрос, но Ли покачал головой. Чарльз Маршалл подошел и встал рядом с ним, его лицо было переполнено гневом. Дарби, наконец, пришлось отступить. Наполовину разочарованный, наполовину злой, он хмуро поспешил прочь.
- Поиграл на нервах, чертов янки, - проворчал Маршалл. - Даже президент Дэвис не осмелился бы так допрашивать вас, а тут какой-то дерзкий репортеришка.
- Все так, но он делает свою работу, майор, как и мы свою. - Ли криво улыбнулся. - Надеюсь, он снова не попадется нам на глаза.
Во время поездки к отелю Гейт Хаус на углу главной и Второй улиц, Луисвилл производил впечатление типично северного города - подавляющее большинство людей на улицах были белыми. Несколько негров, которых увидел Ли, носили остатки военной формы союза. Двое из них ошарашенно уставились на него и Чарльза Маршалла.
Генерал Грант стоял в холле отеля, когда Ли вошел туда. Он подошел, чтобы пожать руку Ли.
- Мне достаточно было лишь взглянуть на карту, поэтому я не сомневался, что опережу вас, сэр, - сказал он. - Железнодорожная линия от Вашингтона до Луисвилла гораздо более прямая, чем от Ричмонда. Я бы приехал еще раньше, если бы все пути к северу от реки Потомак к Балтимору и Огайо были исправными. Но несмотря на это, я прибыл еще позавчера.
- Значит, генерал, вам более повезло с коротким маршрутом. - Ли поколебался, потом добавил: - Должен сказать, сэр, что я более рад встретиться с вами в моей теперешней роли, чем это было в конце войны.
- Я еще более рад именно этому же, это уж точно, - сказал Грант, пыхтя сигарным дымом, - Это намного лучше, чем в тех печальных обстоятельствах, которые окружали нас в Вашингтоне. Можем ли мы поужинать вместе? Здесь со мной полковник Портер, мой помощник. Я надеюсь, что он может присоединиться к нам.
- Конечно, если майор Маршалл также составит нам компанию, - ответил Ли. Он подождал, пока Грант согласно кивнет, затем продолжил: - Надеюсь, вы дадите нам час, чтобы освежиться после дороги. Если вас устроит, давайте встретимся здесь… - он посмотрел на большие настенные часы, - в половине восьмого.
- Прекрасно, сэр, - сказал Грант. Они пожали друг другу руки и разошлись. Помощник Гранта, Гораций Портер, был крепким с виду парнем где-то под тридцать лет, с темными волнистыми волосами, строгими глазами, и шикарными усами над узкой полосой щетины на подбородке.
- Рад познакомиться с вами, господа, - сказал он, когда Ли и Маршалл спустились со второго этажа из своих номеров. - Раз мы здесь на нейтральной территории, будем ходить в столовую вместе?
- Замечательный предложение, - сказал Ли с улыбкой.
Усевшись, Грант сказал: - Я часто останавливался в этом отеле, моя жена и я, у нас много родственников в Луисвилле и его окрестностях. В летнее время здесь очень хорошо. В это время года мы обычно предпочитали заказывать стейк из говядины с картофелем.
Все с удовольствием приняли это предложение. Когда жаркое принесли, Грант вырезал и попробовал кусочек, но затем отправил блюдо обратно на кухню для более тщательной прожарки.
- Терпеть не могу мясо с кровью, - пояснил он, - и кровь вообще.
- Что весьма необычно для генерала, - заметил Ли.
Грант усмехнулся, как бы подтрунивая над собой.
- Но это так и есть. Впрочем, полагаю, что у всех нас есть свои причуды.
Цветной официант принес обратно его говядину. Она была черная снаружи и серая внутри. Мясо казалось таким же жестким, как обувная кожа, с соответствующим вкусом, но Грант съел его с видимым удовольствием. Портер заказал две рюмки виски; Ли и Маршалл разделили бутылку вина. Несмотря на слухи о пристрастии Гранта к алкоголю, он ограничился только кофе. После ужина и сливового пудинга на десерт, когда со стола все убрали, Ли сказал: - Могу ли я набраться смелости и спросить, как вы вообще относитесь к такой своей роли, и роли ваших людей здесь?
Грант подумал немного, прежде чем ответить. Его лицо было похоже на лицо игрока в покер, по которому трудно о чем-либо догадаться.
- Я считаю, что в большей степени это полицейская миссия, чем военная: удерживать обе стороны от столкновений, пресекать контрабанду оружия. Чтобы это была чисто политическая борьба, а не новая вспышка гражданской войны, и обеспечить здесь честные выборы, насколько это возможно. А вы, сэр?
В рюмке Ли все еще осталось немного вина. Он поднял ее в знак приветствия услышанному.
- По-моему, лучше и не скажешь, сэр. Так точно и кратко мне бы не удалось сформулировать.