Он оторвался от писанины, чтобы собраться с мыслями… и обнаружил Андриса Руди, стоящего за столом напротив него. Ривингтонский великан зашел в его кабинет так тихо, что Ли не заметил его.
- Присаживайтесь пожалуйста, мистер Руди, - сказал он смущенно. - Я надеюсь, что не заставил ждать вас долго?
- Нет, не долго, - сказал Руди. Человек, более легкий в манерах, возможно, отделался бы шуткой в такой момент, но Руди, серьезный до глубины души, не предпринял ни малейших усилий к этому. Он только сделал паузу, чтобы пригладить свои рыжеватые усы и мгновенно перешел в атаку: - Мы, АБР, недовольны вами, генерал Ли.
- Не в первый раз происходит такое несчастье, мистер Руди, - отпарировал Ли. Он наблюдал, как Руди нахмурился, будто спортсмен перед схваткой. Как и у генерала Гранта, у ривингтонца были аналогичные проблемы. Готов бить в любом направлении, но предпочитал прямо. - Что я такого натворил, что вы опять вспетушились?
- Вы одобряете освобождение негров здесь, - сказал Руди все так же в лоб.
- Я не знал, что мое личное мнение озаботило вас, сэр, и полагаю, что и не должно, - ответил Ли. В отличие от Гранта, он попробовал фланговый маневр. - И вообще, откуда вам известно мое мнение по этому вопросу? Я не высказывал его публично, и, уж конечно, не информировал вас.
- Вы доводили свои мнения до патриотически настроенных офицеров, которые не согласны с ними категорически.
До Натана Бедфорда Форреста, он имел в виду. Ли взял паузу для размышлений. Ясно было, что тот действует рука об руку с мужчинами из Ривингтона. Ли подумал, что он сказал слишком много Форресту. Но решил, что сохранять свои мысли в секрете означало бы стыдиться их, чего, конечно, не было и в помине. Он сказал: - Я повторяю, сэр, что мои личные мнения - не ваша забота.
- Если бы они оставались личными, я бы с вами, пожалуй, согласился, - ответил Руди. - Но все говорят, что вы будете преемником Джеффа Дэвиса, а значит личные мнения станут общественными. Они будут напрочь против всего, что мы отстаиваем. Мое мнение - мое частное мнение, генерал Ли - это то, что они напрочь против ожиданий всей Конфедерации.
- Тут, очевидно, я с вами не согласен. В нашей республике, в Конфедерации Штатов, народ и его представители в конечном итоге сами будут решать эти вопросы.
Руди тяжело задышал через нос.
- Значит, вы намерены баллотироваться на пост президента, не так ли?
Как он уже говорил Джефферсону Дэвису, Ли мало знал о политике и не проявлял к ней никакого интереса. Но он также совершенно не намеревался позволять Андрису Руди что-то диктовать ему. Он думал, что дал это ясно понять ривингтонцу сразу после Билетона. Как оказалось, Руди в этом не убедился. Ли сказал: - А что, если и так?
- Если вы это сделаете, генерал Ли, вы конечно, никогда не увидите еще одного флакона таблеток нитроглицерина до конца своей жизни - я обещаю вам это, - сказал Руди.
Этот человек скорее готов увидеть меня мертвым, чем президентом, подумал Ли с медленной волной удивления. И ничуть не скрывал этого. Даже больше того, он пытался сломить его волю. Он пристально посмотрел на Андриса Руди.
- Я знаю уже в течение многих лет, что я больше не молод. Я также знаю, что я солдат. Без сомнения, я солгу, если скажу, что смерть не страшит меня, но я вас уверяю самым серьезным образом, что этого страха абсолютно недостаточно, чтобы заставить меня изменить моим принципам ради ваших белых таблеток.
- Прошу прощения, сэр, - сказал Руди, и поразил Ли своим искренним тоном. Он продолжил: - Я, конечно же, не ставлю под сомнение ваше мужество. Я выбрал совсем не ту тактику, чтобы убедить вас, что ваши взгляды ошибочны, и я прошу прощения за это.
- Ну хорошо.
Ли все еще смотрел на Руди с подозрением, ожидая что после столь красивых извинений может последовать встреча с пистолетом.
- Позвольте мне предложить что-то еще, - сказал ривингтонец после короткой паузы. На его застывшем лице появились черты приветливости, а голос стал подслащенным: - Ваша очаровательная жена уже давно страдает от заболевания, неподвластного нынешней медицине. Это не означает, однако, что такие недуги будут оставаться неизлечимыми в будущем…
Он был хороший рыбак. Подвесив приманку прямо перед носом Ли, он замолчал, предоставляя тому рисовать свои собственные мысленные картины: Мэри без боли; Мэри спешит к нему на своих ногах, счастливая от избавления из тюрьмы ее коляски; Мэри кружится с ним в бодром вальсе под оркестр. Если бы Руди заговорил о Мэри прежде, чем начал угрожать с таблетками нитроглицерина, Ли знал, что это бы стало самым большим искушением в его жизни. Он был более уязвим через свою семью, чем через любые опасности для себя лично. Благополучие семьи было для него важнее, чем его собственное. Он собрался с тем, чтобы должным образом сформировать свои слова, прежде чем послать их в бой: - Вам лучше уйти, мистер Руди.
Он почувствовал, как внутри него закипает ярость. Большинство мужчин содрогались, когда он позволял себе выразить гнев. Андрис Руди, однако, был как броненосец. Он смотрел на Ли, нахмурившись.
- Вы думаете, что АБР позволит вам наглеть и дальше, потому что мы терпели вас раньше, когда Конфедерация сражалась с Севером. Да, тогда вы нам были нужны. Но теперь Конфедерация независима. Если вы попытаетесь сбить страну с надлежащего курса, "Америка будет разбита" разобьет и вас.
- И что, по вашему, несомненно, всезнающему мнению, значит надлежащий курс, скажите на милость?
Ривингтонец проигнорировал тяжелый сарказм. Он ответил, как будто вопрос был задан всерьез: - Тот, ради которого был покинут бесполезный Союз, конечно: чтобы сохранить Юг как место, где белый человек может наслаждаться своим природным превосходство над негром, чтобы показать миру правду этого превосходства, и, при необходимости, взаимодействовать в будущем с другими странами в целях его сохранения.
- Ну, вот мы и дошли до этого, - сказал Ли. - Вы говорите, что если мы не будем вашей послушной домашней кошкой, то наша цель неправильная - вы ее знаете лучше. Мистер Руди, наши причины ухода из Соединенных Штатах были более сложными, чем те, что вы называете. И если мы боролись, чтобы получить нашу независимость от них, то мы будем делать то же самое против вас и вашей организации. И я предупреждаю вас, сэр, что, если вы поднимите этот вопрос опять, я не буду стеснять себя в действиях. А теперь убирайтесь с глаз моих.
Андрис Руди встал, порылся в кармане и бросил старый, изношенный цент на стол перед Ли.
- Это во сколько я оцениваю ваши нестеснения в действиях.
Он вышел из кабинета, захлопнув за собой дверь.
Ли был в шоке от возмущения. Если бы на его месте был Бедфорд Форрест, Руди никогда бы не вышел отсюда живым. Но теперь Форрест и Руди были союзниками. Сердце Ли сильно затрепыхалось. По привычке он потянулся за таблетками. Флакон был уже у него в руке, прежде чем он осознал, от кого именно он его получил. С гневным рыком он положил его обратно в карман жилета. Его первой мыслью было: лучше умереть, чем жить с лекарственными подачками ривингтонцев.
И тут же задался вопросом, а лучше ли это будет по отношению к Конфедерации в целом. Он думал об этом долго и серьезно, затем покачал головой. Его народ заслуживает того, чтобы быть свободным. В этом отношении, как может хорошее и эффективное лекарство быть аморальным, независимо от того, откуда оно? Он снова достал таблетки и положил одну под язык. Пока они есть, надо пользоваться. Когда они кончатся, он обойдется без них, как было раньше, пока мужчины из Ривингтона не появились в его жизни.
Так, еще одно решение принято, подумал он с некоторым удовлетворением, вспомнив, что успел пополнить таблетки нитроглицерина.
- Одно? - сказал он вслух. И тогда понял, что, как и в пылу битвы, он решил многое, не понимая, как или даже когда он сделал это.
Он будет добиваться президентства в следующем году. То, что АБР этого не хочет, являлось уже достаточной причиной для этого, как и многое другое.
- Как ты сегодня, дорогая Мэри? - спросил он в тишине их спальни после того как он помог подняться ей наверх в этот вечер. Внизу Милдред играла на фортепиано и пела вместе с сестрами. Обычно по вечерам он оставался там и пел с ними, но теперь его ум был занят словами Андриса Руди.
- Я, как всегда, не слишком хорошо, но мне не привыкать. А как ты, Роберт? - Мало кто мог чувствовать мысли Ли, но после более чем трети века, его жена была одной из них. Она продолжила: - Что-то новое беспокоит тебя, или я ошибаюсь?
- Действительно беспокоит.
Как мог, Ли рассказал о конфронтации с Руди. Мэри Кастис Ли переполнилась негодованием, когда он рассказал, как ривингтонец обещал отказать ему в запасе таблеток. Ли едва видел ее в полумраке. Тогда он сказал ей о предложении Руди восстановить ее здоровье. Свечи подчеркнули глубокие тени ее лица, когда она повернула голову набок и вгляделась в него. Медленно, она спросила: - Он на самом деле может вылечить меня, Роберт?
- Я не знаю, - ответил он и через некоторое время неохотно добавил: - Признаюсь, раньше люди из Ривингтона не делали ложных заявлений. Несмотря на их большой гонор, они могут многое.
- Что… что ты ему ответил?
- Я сказал ему, чтобы он убирался из моего кабинета и никогда больше не возвращался, - сказал Ли. - Ты сможешь найти в своем сердце маленький кусочек, чтобы простить меня за это?
Его жена не ответила сразу. Вместо этого она осмотрела себя, свои сморщенные, искривленные ноги, которые когда-то были такими красивыми, подумала о боли, угнетающей ее на протяжении многих лет. Наконец она сказала: - Я не удивлена этому, мне известно на протяжении всей нашей совместной жизни, что у тебя на первом месте твоя страну. Я понимаю это… Я знала это и раньше - в тот день, когда ты надел кольцо на мой палец, и я осмелюсь сказать, знала и до этого.
- Так ты прощаешь меня? - сказал он с радостным облегчением.
- Нет, не прощаю, - резко ответила она. - Я понимаю, я могу даже принять это; ты не был бы тем человеком, которого я знаю, если бы ответил утвердительно на предложение Руди, я не больше ожидала бы от тебя согласия, чем если бы солнце стало завтра зеленым. Но иногда мне хочется, чтобы ты был… хоть на чуть-чуть другим.
- Ты хочешь, чтобы я посетил Руди в его штаб-квартире? Он примет меня, я думаю, несмотря на резкие слова, что прозвучали между нами.
- Это сейчас ты говоришь, что мог бы пойти к нему. - Ее руки отмахнулись от него быстрым и презрительным жестом. - А затем ты обнаружишь важную причину, чтобы найти какой-то способ разорваться между словом и делом.
Он хотел было рассердиться на нее за эту циничную насмешку, но не смог: она была, конечно же, права. Он уже сам пожалел о своем поспешном предложение: как он мог изменить Конфедерации ради комфорта одного человека, даже если этот человек был его женой? Он знал, что не смог бы, и знал, что она будет страдать из-за этого. Вздохнув, он сказал: - К несчастью, моя профессия не годится для устраивания личных дел.
- Для тебя твоя профессия и твоя страна значат гораздо больше, чем когда-либо значила для тебя я, - сказал Мэри Кастис Ли, что также было верно.
Он сказал: - Не обязательно это будет моей профессией навсегда.
Его жена, как имеющая на это заслуженное право, рассмеялась над его словами.
"Сэр:
Ричмонд, Вирджиния, 27 июня 1866 г.
Имею честь подать в отставку с должности генерала армии Конфедерации Штатов Америки.
Прошу принять решение незамедлительно, Роберт Ли, генерал КША."
Ли подкорректировал краткое письмо и посмотрел вниз на слова, которые он написал. Даже уже написанные черными чернилами на сливочно-белой бумаге, они еще не казались реальными для него, как и то, что произошло незадолго перед тем дома. Тем не менее, решение об отставке далось ему легче, чем то, которое он сделал шесть лет назад, будучи командиром Первого полка кавалерии США. Тогда он был жестоко терзаем сомнениями, желая и остаться с Соединенными Штатами, и зная, что Вирджиния, в конце концов значила для него больше. Теперь в Конфедерация был мир; его войска могли обойтись без него. Теперь ему необходимо было заняться другим. Ему хотелось показать письмо жене, чтобы увидеть выражение ее лица, когда она прочтет его. После их вечернего разговора на это стоило посмотреть. Но от такой диверсии ему придется отказаться. Он взял бумагу и вышел с ней в коридор.
Военный министр Седдон оторвался от бумаг, заполнивших его стол. Несмотря на кабинетную работу, он выглядел сильнее и здоровее, чем был во время войны, когда работа буквально поглощала его. Даже его улыбка была менее искусственной в эти дни.
- Доброе утро, генерал. Что я могу сделать для вас?
- У меня здесь есть заявление, которое требует вашего внимания, сэр.
- Ну так давайте мне его тогда. - Джеймс Седдон прочитал две строки, затем поднял свою большую голову и посмотрел на Ли. - Что послужило поводом для этого?
- Намереваясь нести полную ответственность за Конфедерацию Штатов Америки, господин министр, я должен обязательно делать это из гражданского состояния. Переходить непосредственно из рядов вооруженных сил к гражданской должности мне кажется было более уместно в древнем Риме, чем в нашей республике.
- Гражданская должность, вы говорите? - Седдон некоторое время изучал Ли, а затем медленно кивнул. - Вы же понимаете, генерал, что слухи, связанные с вашими возможными планами на будущее, широко разошлись за это время?
- Как с бумажными деньгами, так и со слухами: чем шире тираж, тем меньшую стоимость они сохраняют, - сказал Ли. Военный министр улыбнулся, скрывая волнение.
- Несомненно, несомненно. Я, конечно, не использовал наши отношения, чтобы узнать от вас о ваших планы, тем более, что они, возможно, были неясны даже для вас. Я надеюсь, вы позволите мне сказать, однако, что я уверен в будущем нашей страны в ваших руках.
- Вы, сэр, доверяете мне больше, чем я заслуживаю, - сказал Ли. Седдон покачал головой, без сомнения, приняв слова Ли за банальный вежливый ответ. Ли хотел бы, чтобы это было так. Нарушение общественного порядка, бесчинства, как среди гражданского населения, так и особенно внутри гражданской администрации, беспокоили его. Но больше всего беспокоили его люди из Ривингтона. Во время войны и мира, он прошел различные испытания, и ему многое удавалось. Но откуда он мог знать все ресурсы людей из далекого времени, скрываемые до поры? Он не мог этого знать… И он сделал этих людей своими врагами без надежды на примирение. Так что он имел основания беспокоиться.
* * *
Джефферсон Дэвис сегодня давал прием в Белом доме Конфедерации. Двигаясь верхом на Страннике по Двенадцатой улице в сторону резиденции президента, Ли подумал, что в один прекрасный день имя резиденции уже не будет звучать, как производное от такого же в Вашингтоне. Конфедерация не будет развиваться, как простая копия Соединенных Штатов и его институтов; Юг будет развивать свои институты самостоятельно. Его губы скривились.
У Юга был один свой собственный институт - институт рабства, и он надеялся начать работу по его искоренению.
Через широкие окна и открытые двери резиденции президента ярко горящие лампы и свечи бросали теплый золотой отблеск на дорожку снаружи. Ли слез со Странника, привязал лошадь к железному забору за пределами особняка и сунул ему под нос сумку, полную сена. Странник оценивающе фыркнул и начал жевать.
- Вот бы еще некоторым людям было так легко угодить, - пробормотал Ли и направился вверх по лестнице в дом.
Варина Дэвис встретила его у двери.
- Как хорошо, что вы решили навестить нас этим вечером, - сказала она с улыбкой. - Вы, как никогда, элегантны в этом темном гражданском костюме.
Он склонился над ее рукой.
- Вы слишком добры ко мне, миссис Дэвис.
Она была красивая, темноволосая женщина, несколько моложе своего мужа, а также намного более общительная. Без нее, президентские приемы были бы намного официальнее и скучнее. Как бы там ни было, такие собрания были, если не самыми интеллектуальными в городе - эта честь, несомненно, принадлежала салону миссис Стэнард - то уж наиболее интересными по составу: конгрессмены, судьи, военнослужащие и должностные лица администрации перемешивались с купцами, проповедниками, и простыми горожанами, связанными деловыми взаимоотношениями с Джефферсоном Дэвисом или просто пришедшими посмотреть на него, и разумеется, сопровождающие их леди.
Ли провел рукой по рукаву черного шерстяного официального пиджака. Привыкший к серому военному мундиру, он чувствовал себя в нем как-то странно и неестественно, как будто он напоказ ехал через Ричмонд в нижнем белье. Он добавил: - Я тоже очень рад вас видеть, и вам тоже идет ваш черный цвет.
Глаза Варина Дэвис омрачились на минуту.
- Как вы по себе знаете, после кончины вашей Энни, потеря ребенка - тяжелое испытание, и я до сих пор ношу траур.
Немногим больше двух лет назад, ее маленький сын Джо упал с лестницы и умер в тот же день. Она и Ли помолчали несколько секунд, предаваясь печальной памяти. Затем она продолжила: - Но жизнь продолжается, и мы должны следовать за ней… Я знаю, что мой муж будет рад видеть вас.
Президент стоял у стола, уставленного чашами для пунша и тарелками с жареной курицей и ветчиной, запеченным картофелем, и большими тортами с желтым кремом. Рядом с ним, с куриной ножкой в одной руке и стаканом в другой, стоял Стивен Мэллори, министр военно-морского флота, высокий, грузный человек, который сильно напоминал англо-саксонскую версию Джуда Бенджамина, за исключением того, что его лицо с двойным подбородком, обрамленным бородой, чаще было хмурым, чем улыбчивым. Джефферсон Дэвис взмахом руки пригласил Ли подойти к нему. По мере его приближения, президент громко сказал: - Я уверен, что, когда мой срок истечет, сэр, я оставлю страну в ваших умелых руках.
Все прочие разговоры прервались, и все присутствующие уставились на Ли. После его отставки Ричмонд загудел от политических слухов. Теперь сразу сплетни приобрели солидный вес, сравнимый с весом грузного тела министра Мэллори, также пристально смотрящего на него. Ли знал, что его ответ также будет весомым. Он сказал: - Если на то будет воля народа, я смиренно приму ее, хотя и осознаю все свои недостатки.
Тем же громким ораторским голосом Дэвис ответил: - Я также уверен, что люди, зная ваши многообразные достоинства, так же высоко оценят их, как ценю их я - вы этого заслуживаете.
Ли уже стоял рядом с ним. Поставив на стол стакан с лимонадом, Дэвис, возвращаясь к нормальному тону, сказал Мэллори: - Теперь вы видите, как это делается, господин министр. Никакой вульгарной партийной политики, что, в частности, заставило нас отделиться от США и покинуть эту несчастную, разделенную на части нацию, чтобы не испортить плавный переход в нашей республике при передаче власти.
- Наша страна действительно кажется более единой в своей цели, чем та, которая утверждает единство лишь в названии.