- Милорд, я уже сказал вам правду, только вы пропустили ее. Игра, со своим непостоянством, сердечной дрожью, напряжением и безошибочным расчетом, без которой теряется смысл существования. Меня возбуждает сама игра. В ней имеется все самое прекрасное, что можно взять от жизни. Потому я и хочу сыграть эту шахматную партию живыми фигурами. Вы понимаете меня, милорд? Это как религия. Можно проводить жизнь за письменным столом, в собственном доме, на корабле, в кузнице или на троне, но все это тюремные камеры, если в них нет радости жизни, которая существует внутри человека, а не только лишь во внешних проявлениях. Суп и бифштекс можно съесть и без соли. Политика, мудрость, доводы, причины, следствия… Милорд, да что все это стоит? Пламя свечи, тепло женского тела, моя рука на прикладе и мысль: успею или не успею, собачья преданность Сия - благодаря им жизнь стоит жизни. Политика и ваши всемирные замыслы - это пустыня, в которой песчинка ощущает рядом с собой такие же песчинки, сухие и обожженные. Меня среди них нет и не будет… Вот вам вся правда, милорд. Прошу не опасаться. Не знаю, удастся или нет, но я сделаю все, что только смогу, чтобы выиграть и привезти его вам. До свидания.
Двери закрылись, и Кэстлри остался один. Сквозь окна пробивались лучи солнца, побеждавшего туман и холл сделался светлее, но он этого не замечал - слепой с открытыми глазами. То, что он сейчас испытывал, было странной смесью ненависти и радости. Он понял, что нашелся человек, который, как никто другой на свете годится для реализации его планов. И радуясь этому, одновременно он ненавидел и завидовал, как тот, кто не верит в Бога, завидует верующим потому, что у них в душе имеются алтари.
Тем временем, Бенджамен Батхерст направлялся к дому, в котором намеревался застать Роберта Уилсона. Он встретился с ним, и после краткого обмена мнениями открыл коварство своего родственника. Тогда он подумал, что следует быть осторожнее в этой стае лис, которые обманывают друг друга, поскольку не исключено, что кто-нибудь из них может оказаться провокатором, шпионом или еще Бог знает кем, но желающим, чтобы операция закончилась фиаско.
- Знаете ли вы, - спросил он Уилсона, - какое задание хотел вам доверить сэр Персеваль?
- Мне известно лишь то, что речь идет о какой-то направленной против французов акции на территории Пруссии, - ответил на это Уилсон.
- Для выполнения этой задачи, - продолжал Бенджамен, - нужно несколько опытных людей. У меня всего лишь неделя на то, чтобы их найти. Я занял место, которое было предназначено для вас, сэр.
Уилсон совсем не удивился тому, что настолько важное задание, что сам Спенсер Персеваль исполнял роль вербовщика, было доверено юноше, похожему на воспитанную девушку из хорошего дома. Сам Уилсон был всего на шесть лет старше Батхерста. Он родился в 1777 году, и играть с жизнью в азартные игры начал с 16 лет и многократные возможности заглянуть смерти в глаза научили его читать в глазах других людей. В глазах сидящего напротив него денди Уилсон отметил нечто, что даже самых больших забияк (если только у них достаточно ума) заставляет избегать задираться с подобного рода людьми, чтобы не тратить средства на очень длительное лечение. В одно мгновение между ними образовался тот магический, инстинктивный флюид, который сближает две подобные натуры, словно зверей одной породы, встретившихся в джунглях, переполненных заурядными представителями фауны. Собственно говоря, их отличали только две вещи: Уилсон был классическим пассионарием типа "a foolish Englishman" и страстно интересовался политикой. Если же не считать этого, они были идентичными: тонированная экстравагантность, головокружительная бравада, не лишенная хладнокровия в самом жарком огне, откровенные реакции сердца, виртуозное владение оружием. Каждый из них принадлежал к семейству появлявшихся в любую эпоху Божьих Безумцев, наследующих или же прививающих себе гены Сирано де Бержерака и д'Артаньяна, Баярда и Дюгесклена, Кортеса и Кука - и всех им подобных с самого сотворения мира.
- Где конкретно должна состояться операция, и в чем ее цель? - спросил Уилсон.
- В чем состоит цель, вы могли узнать, если бы приняли предложение. Где конкретно, я и сам точно не знаю, это будет зависеть от развития военной ситуации. Как вы считаете, дойдут французы до Вислы?
- Легко, как если бы маршировали по Елисейским Полям. Русские не станут оказывать сопротивления, разве что уже за Вислой. А пруссаки? Даже если они создадут новую армию, в чем я сомневаюсь, то лишь затем, чтобы отметиться в истории еще одной Йеной.
- Выходит, вам уже известно о поражении пруссаков? - удивился Бенджамен.
- Я узнал об этом от сэра Персеваля, но никому не скажу и вместе с другими стану вежливо ждать официальных известий. То, что я связан с иной, чем вы, политической группировкой, еще не лишило меня таланта хранить доверенные мне секреты, мистер Батхерст.
- Если бы я в этом сомневался, мистер Уилсон, я бы не пришел сюда и не разговаривал бы с вами о своих секретах. То есть, вы утверждаете, что пруссаки вылетели из игры, даже если бы им удалось собрать еще одну армию?
- Да. Армия, в которой семидесяти процентам офицеров, даже низшего ранга, уже больше, чем по пятьдесят лет; генералы наследуют посты вместе с имениями и где половина солдат - это чужеземные отбросы, а вторая половина - это крестьяне, над которыми во время муштры издеваются словно над животными во время полевых работ; такая армия не способна выиграть у стаи голодных волков, которых ведет за собой гениальный оборотень. Так что нечего питать надежды, Пруссия долго не выдержит.
- Сколько времени понадобится французам, чтобы дойти до Вислы?
- Кто же может это знать? Месяц, два, может и три, но наверняка не больше. Сейчас они какое-то время потратят на захват крепостей, чтобы очистить себе тылы, и только это задержит их марш. Но с несколькими людьми их не задержать, мистер Батхерст.
- Это мы еще посмотрим.
- Отлично, наконец-то ответ у меня в кармане. Вы хотите убить "малыша Бони", потому что, только таким образом несколько человек способны остановить его армию. Я бы за это не взялся.
- Я тоже, по тем же самым причинам, мистер Уилсон. Я не наемный убийца.
- Это меня радует.
- Как сами видите, мистер Уилсон, не каждый ответ, основанный на логических предпосылках, должен обязательно быть верным. Ладно, не будем об этом, я не могу раскрыть тайны. Теперь к делу. Я пришел к вам затем, что мне нужно несколько молодцов. Могу ли я рассчитывать на вашу помощь? Какой-нибудь контакт, адрес…
Уилсон помолчал, размышляя. Наконец ответил:
- Знаю одного моряка. С корабля он смылся. Сейчас скрывается в Блекволле. На судно возвращаться не желает, поскольку там его угостили "кошкой". Сейчас чем-то занимается с речными бандитами или с ламперами, толком не знаю, но сам он мечтает о чем-нибудь другом. Если вам удастся купить его, он вам весьма пригодится.
- Что он умеет?
- Убивать, ведь вы ищете таких. К тому же, умеет спасать жизнь, как мне на Ла Плате. Стреляет он неважно, паршиво держится в седле, хорошо метает нож, очень хорошо плавает, фантастически пользуется веревкой и гениально пьет.
- Относительно веревки, что это означает?
- Это означает, что из веревки он может сделать все, что угодно. Петлю, которую закинет вам на шею быстрее, чем вы нажмете на курок; веревочную лестницу, сеть; ему известны тысячи узлов. И его невозможно споить, даже если, не знаю, сколько в него влить. Я подумал о нем, поскольку он знает немецкий язык…
- Где я его могу найти?
- В Блекволле. Каждый вечер он выпивает в пабе на берегу Темзы. Достаточно войти и крикнуть: Том "Веревка"! Его так зовут.
- А как называется это заведение?
- А никак не называется. Вы найдете его без труда, потому что передняя стена служит для наклеивания объявлений о наборе в Ройял Нэви. Том, это единственный парень, которого могу вам рекомендовать. Будучи на вашем месте, я бы его взял… Еще могу посоветовать переговорить с одним известным мне гонцом с Боу Стрит. Очень способный тип, и наверняка у него есть несколько тузов в рукаве, вот только продаст ли он их? Понятия не имею. Во всяком случае, можете сослаться на меня.
Около часу дня Бенджамен Батхерст уже третий раз в течение дня прошел мимо театра Ковент Гарден. Так уж складывалось, что здание театра соседствовало с улицей Боу, на которой размещалось управление полиции тогдашнего Лондона. Впрочем, вся лондонская полиция, созданная в середине XVIII века мировым судьей Джонатаном Филдингом, носила свое название по этой улице, а ее служащие - достойное хвалы наименование "Боу Стрит раннерз".
Полицейский, которого порекомендовал Уилсон, принял Бенджамена в ободранной и мрачной комнате с голыми стенами, единственным украшением которых было грубо намалеванное изображение какой-то битвы. Стол, за которым сидел хозяин, был засыпан кучей бумаг, множество которых валялось и на полу. Там даже не было второго стула, поэтому Батхерст вынужден был стоять, в то время как лежащий у двери бульдог не спускал внимательных глаз с его фигуры. Выслушав просьбу, полицейский лишь развел руками и сказал:
- Дорогой! У меня самого людей не хватает. Если бы у меня были средства, то я нанял бы пару сотен, вышколил и очистил от бандитов Сторгейт, Сен-Жиль и другие гнойные ямы. В Ньюгейте не хватило бы места. Но нас мало, слишком мало, а самое паршивое что всего лишь некоторые, как Таусенд или Бирни, разбираются в деле. Черт подери, ведь преступники, имен которых мы не знаем, правят целыми районами, потому что у меня нет людей для расследования и даже просто для того, чтобы дать им по морде, а вы тут приходите, словно на рынок, чтобы прикупить несколько ребят, причем - самых лучших! Идите к черту, у Уилсона с головой не в порядке, зачем он мне крутит мозги. Самых лучших! Я только что потерял самого лучшего стрелка, сержанта, за сотню ярдов попадавшего человеку туда, куда вам только будет угодно: в голову, так в голову, в ногу, так в ногу, то ли в левую, то ли в правую, захотели бы в жопу, тоже бы не промахнулся. И вот, неделю назад он тоже не промахнулся, но был вечер, видно плохо, я ошибся и указал ему не того, кого хотел. Он пришил ни в чем не виновного лавочника. И ничего ему не объяснишь. Мы уже все его уговаривали, что, мол, не его вина, а моя, но все напрасно. Что-то в голове перевернулось, службу бросил, теперь молится целыми днями, поет псалмы и даже моет полы перед мессами, кретин! Еще в монахи запишется! Я тут голову ломаю, кем бы его заменить, а вы тут…
- Где я его смогу найти?
- У Святой Марии на Стренде. Только поверьте, вам будет жаль потраченного времени. Я был там уже пару раз, и только зря бил ноги.
Бенджамен узнал про снайпера все, что хотел, отложил эти сведения в памяти и перебил полицейского вопросом:
- Вы слышали о Доке?
- Ну, слышал, и что с того?
- Знаю, что он доставляет вам неприятности, и я, если бы вы продали мне пару хороших людей, мог бы…
- Я уже сказал: не дам ни одного! Док меня не касается, это не наше дело, а людей из речной полиции. Дока разрабатывает Литтлфорд. У них есть свое бюро на Уоппинг Нью Стейрз, но вам лучше было бы зайти к нему домой, на Петтикоат Лейн. Номера не знаю, но это точно напротив вылета маленькой такой улочки, что идет от Уэнтворт Стрит. Идите, только ставлю пять гиней против одной, что ничего не устроите.
- А я ставлю пятьсот, - ответил Батхерст.
При этих словах полицейский вскочил со стула.
- Что?! Вы сказали: пятьсот?
- Нет, я сказал: тысяча. Тысяча гиней, выплачивается в течение недели за каждого парня, у которого за спиной несколько лет практики, которому в этой жизни нечего терять и которого я мог бы взять с собой, скажем, в Канаду.
Сейчас они оба стояли, один неподвижный как камень, а второй дрожащий от возбуждения.
- Вы это серьезно? - выдавил из себя полицейский.
- Абсолютно. Но заплачу я, понятное дело, исключительно за первый сорт.
- Так, так, вот только… Те, которые у меня сейчас, не подходят. Имеется несколько даже неплохих, но у них семьи, к тому же вы ищете лучших… Погодите! Кое-что у меня имеется. Пару месяцев назад я прищучил Руфуса Брауна. Слыхали о нем?
- Нет.
- Старый солдат, был в Сирии со Смитом. Только не в армии, а в специальном диверсионном отряде. В 1804 году отрубил голову своему начальнику, какому-то капитану, который соблазнил его дочь. Девушка покончила с собой. Мы гонялись за ним два года, и в конце концов, по чистой случайности, он попался. На дилижанс, в котором он ехал, напали бандиты, а он перестрелял их словно уток. Потом появились солдаты, стали его благодарить. Он даже чуть не получил награду, но кто-то его узнал, тут вызвали меня, и вот теперь парень проживает на Ньюгейт Стрит. За дополнительную тысячу я могу сделать так, что он сбежит. Я знаю, с кем все это можно устроить, только этот кто-то даром ничего не делает. Так как?
- Нет.
- Браун - это настоящее сокровище! Ему грозит пеньковый галстук, так что он с охотой смоется с вами с Острова. Восемьсот гиней, согласны?
- Пятьсот, если это и вправду сокровище, и ни фартингом больше. Когда и где я его получу?
- У меня, здесь, через две недели.
- Через пять дней, или никогда. Я зайду за этим человеком в понедельник.
Батхерст покидал дом на Боу Стрит, еще сильнее укрепившись в уверенности, что полиция состоит из людей, которых всегда можно купить, и что это ее свойство может быть весьма полезным.
Боу Стрит вела прямо к Стренду, но в третий раз штука не удалась. В этот раз Батхерст не застал человека, которого желал увидеть. Собор Святой Марии не был пустым, но никто из находившихся в нем никак не походил на кающегося, тем более, что это были одни женщины.
До вечера Бенджамен устроил еще одно дело: чтобы не пользоваться каретой "стейдж коч", он нанял небольшую одноконную повозку того типа, который станет популярным лишь с 1814 года. На основном сидении помещалось два человека, третий сидел на козлах. Первым хозяином вожжей сделался Сий.
На следующий день (это был четверг, 23 октября 1806 года) Бенджамен перед полуднем появился в доме миссис Джибсон, где застал Кэстлри, поляка и Хейтера. Кэстлри так представил его:
- Это ваш командир. Вы должны слепо подчиняться ему.
- Ваши имена? - спросил Батхерст.
- Юзеф.
- Брайан.
Бенджамен подошел к поляку.
- Оружие при себе имеется?
- Да.
- Да, сэр.
- Да, сэр, имею. Два пистолета.
- Дай.
Батхерст взял их в руку, какое-то время примерялся, потом подал Хейтеру.
- Ты механик и оружейник, так?
- Так, сэр.
- Пистолеты плохие. Можешь сказать, почему?
Тот повертел оружием, несколько раз меняя захват.
- Они слишком тяжелые, сэр. Рукоять слишком широкая. Я бы передвинул центр тяжести на дюйм вперед.
- Хорошо. Верни их мне.
Батхерст вложил один пистолет себе за пазуху, второй положил на крышке пиано-форте, после чего встал в трех шагах от поляка и сказал:
- Когда Брайан досчитает до трех, ты хватаешь тот пистолет, что лежит тут, а я - свой. Посмотрим, кто выстрелит первым.
Кэстлри, который до сих пор с интересом наблюдал за проверкой, сейчас не выдержал и воскликнул:
- Но ведь это же несправедливо! Ты имеешь пистолет при себе, а у него он за спиной. Ты не даешь ему шансов, Бенджамен!