Старший жрец так резко и поспешно кивнул головой, что с его головы едва не слетел частокол из перьев. Напряженным голосом он окликнул помощника. Тот вбежал, ничего не подозревая. Притаившийся у входа рус, одной рукой зажал ему рот, другой – нанёс тяжёлый удар ножом в грудь, мягко опустив тело на плиты пола...
Чикчан начал часто икать от страха. Варяжко выразительно потряс ножом, и старик замер.
-Вставай, Змей! Помоги мне!
Вместе с Чикчаном он подтащил труп Кецалькоатля к узкому проему окна и сбросил вниз - в горный поток, омывающий подножие дворца. Туда же отправился и мертвый жрец.
- Пошли, - Варяжко потряс жреца за плечо. - Не вздумай поднять тревогу, когда пойдем мимо стражи.
Чувствуя у ребра острие ножа, Чикчан медленно двинулся вперед, справа от Белого Орла. Со стороны все выглядело так, будто они о чем-то тихо беседуют, касаясь друг друга плечом. Воины охраны с бесстрастными лицами стояли между колоннами. Факелы в их руках шипели и потрескивали, освещая площадку оранжевыми бликами.
Варяжко и Чикчан неторопливо спустились вниз, миновали площадь, где горели костры и вокруг них вповалку спали воины мешика и тольтеков. У темного края площади, спали его отборные воины, одетые в тильматли красного цвета с белой полосой. Хотя яркие наряды делали их обладателей прекрасной мишенью на поле боя, зато всем вокруг сразу становилось ясно, что перед ними - опытные и доблестные воины. Около них Варяжко остановился и сказал Чикчану:
- Молчи до конца жизни, старый Змей! Если вздумаешь поднять шум, меня, конечно, схватят. Но я назову тебя своим сообщником – ты ведь помогал мне сокрыть следы убийства?! Ты тоже погибнешь в яме пыток. Ты понял меня?
Облачный Змей молчал… Да, и что он мог сказать?...
- А теперь прощай, Змей с вырванным жалом. Тебе придется круто извернуться, чтобы объяснить жрецам и воинам мешика, - Варяжко насмешливо улыбнулся, - все чудеса этой ночи. Ну, а я ухожу, старик. Навсегда.
Белый Орёл исчез в темноте… Глядя вослед русу, Чикчан злобно пробормотал:
- Тебя покарают великие боги, чужак... Ты не уйдешь от мести!
Но Облачный Змей прекрасно понимал, что Ицтак Куаутли уйдёт безнаказанно. Никто никогда не узнает правды о кончине великого Кецалькоатля. Он, Чикчан, создаст легенду о великом тлатоани Топильцине Кецалькоатле, которая переживет века…
Глава 9
Ночь была на исходе, когда отряд Белого Орла подошёл к городским воротам. Стража – десять воинов личной охраны Кецалькоатля тут же шагнула вперёд, направив копья в грудь воинам.
- Я – Ицтак Куаутли - тлакатеккатль! Вы не смеете задерживать моих воинов!
- Мы знаем, кто ты! – сказал один из стражей. – Мы позовём начальника стражи!
Быстро отыскался начальник охраны Кецалькоатля, и Варяжко отвёл его в сторону, под свет факела. Достав из складок тильматли нефритовую пластинку тлатоани, он показал её стражнику. Тот почтительно склонил голову.
- По воле Великого вождя мы уходим, чтобы выполнить его приказ. Ты должен пропустить нас!
- О, Ицтак Куаутли! Ты великий тлакатеккатль! Но ты знаешь закон: когда тлатоани в городе, только с его личного повеления кто-то может войти в город или выйти из него! Я не могу выпустить вас!
- Глупец, никто не должен знать о нашем уходе, поэтому мы идём скрытно! Ты хочешь, чтобы я поднял сейчас на ноги всю дворцовую стражу, жрецов и рабов, чтобы все они узнали о нашем тайном задании?!
- Но я не…
- Разве недостаточно тебе личного знака Кецалькоатля?! – грубо прервал его Варяжко, снова показывая пластинку из нефрита. – Великий вождь не будет доволен, если узнает, что по твоему недомыслию мы не смогли выйти вовремя! Решай!
Начальник стражи, вняв доводам Варяжко, махнул, наконец, рукой, и стражники опустили копья.
Бесшумно ступая в мягких мокасинах, отряд вышел за ворота и растворился в ночи…
Уйдя в джунгли, Варяжко стал, наконец, свободным! У него словно выросли крылья! Он устремился к морю, уже ощущая его призывный прибой… Его плечи оттягивала кожаная сума с золотом и драгоценными камнями - военная добыча за годы походов. Этого вполне хватит на постройку нескольких лодей, и он снова будет зваться Варяжко – покоритель морей. И гусляры будут слагать песни о том, как он дважды переплыл Море Мрака, побывал в сказочных странах и сумел вернуться назад.
Быстроногие, закаленные в бесконечных сражениях и походах воины едва поспевали за широко шагавшим тлакатеккатлем.
Пять суток шел отряд Белого Орла к морю, делая лишь короткие привалы. Воины продирались через джунгли, шли сквозь заболоченную сельву, карабкались на перевалы, преодолевали реки и ущелья. И лишь когда оставшиеся за спиной очертания горных вершин почти слились с туманной дымкой, Белый Орёл дал измученным воинам передышку. Впервые мудрый и всегда осторожный тлакатеккатль , всеми помыслами устремившийся к близкому уже побережью, нарушил свои же правила и не выставил посты вокруг лагеря… Усталые воины просто упали на землю и мгновенно уснули.
Как ни обессилел Варяжко за время долгого пути, но уснуть он не мог: слишком велико было желание ощутить под ногами качающуюся палубу, увидеть пену прибоя и необъятную морскую даль...
Тёмно-лиловое небо, казалось, придавило сельву, растекаясь по ней липким удушьем. Все застыло, оцепенело. И только тишина, тягучая, густая, властвовала над лагерем забывшихся в глубоком сне воинов. Где-то чуть слышно завыл койот. Потом звук повторился ближе. Варяжко поднял голову, затем присел. Напрягая зрение и слух, он пытался понять, почему осторожный зверь, обычно избегающий встреч с людьми, приближается к ночному лагерю мешика.
Стрела просвистела по-змеиному тихо и тонко. В бешенстве Белый Орёл ударил себя кулаком по колену. В стремлении поскорее достичь Океана он пренебрёг безопасностью своих воинов! Не высылал дозоры, не выставлял боковое охранение… Он только шёл и шёл вперёд… До моря оставалась какая-нибудь тысяча полетов стрелы, и тут-то их людей выследил большой отряд какого-то дикого племени. Не было сомнений в том, что дикари обнаружили мешика еще на границе своих владений и скрытно преследовали, чтобы напасть в темноте. Ни мешика, ни майя не нападали ночью, но для диких племён ночь всегда была временем охоты.
Вторая стрела прошелестела у самого уха руса и, скользнув по забралу, вонзилась в чье-то горло, заглушив крик боли и ужаса.
Как только тишину ночи разорвала команда Белого Орла, полумертвые от усталости воины мгновенно ожили. Еще секунда - и они сомкнулись в боевой строй. Так решительно и быстро могли действовать лишь отборные воины тлакатеккатля. Молча, без единого возгласа они бросились в атаку на едва различимых во тьме врагов.
Никто не просил пощады. Даже раненые не стонали. В густом мраке слышалось лишь хриплое дыхание бойцов, тупые удары палиц да скрежет обсидиановых мечей. Битва длилась до самого рассвета. Она не утихала, пока не был убит последний воин мешика. Шлем с забралом и кольчужная рубаха спасали Варяжко от смертельных ран, но ноги и бедра были исколоты пиками и мечами. С обломками стрел, торчащими из ран, он сражался, стоя на возвышении, и десятки бронзовых тел, одетых лишь в набедренные повязки грудились у его ног... В правой руке у него был меч, в левой - обсидиановый нож. Варяжко непрерывно отражал удары, колол, резал, рубил. Все труднее становилось поднимать немеющую руку, и он чувствовал: еще немного, и силы покинут его. Но и дикари, плотным кольцом окружив холмик, с удивлением смотрели на массивный силуэт неведомого вождя, резко выделявшийся на фоне посветлевшего неба. Никто не решался подойти к нему ближе - мешала не только груда тел вокруг него, но и страх перед неуязвимым чужаком.
Варяжко надсадно, с хрипом дышал… Он понимал, что ещё один приступ дикарей будет для него последним. У него уже не достанет сил, чтобы отразить его. Вдруг в круг дикарей шагнул высокий воин. Он был одет так же, как и все остальные, но на его плечи была наброшена шкура ягуара, оскаленной пастью прикрывавшей его голову. Дикари затихли… Стало ясно, что это их вождь.
Воин шагнул ближе, что-то пристально разглядывая на груди Варяжко… И вдруг наступившую тишину разорвал испуганный крик вождя дикарей. Он показывал палицей на нефритовую пластинку Кецалькоатля, висевшую на груди Варяжко, и орал: "Кукулькан! Кукулькан!" Дикари бросили оружие и дружно упали на колени, уронив головы в толстый слой листвы под ногами. И лишь вождь, стоя на коленях, тянул руки к Варяжко, словно умоляя покарать его за святотатство…
Сверкнул меч, и голова вождя покатилась к склоненным головам его воинам. Не поднимая голов, они глухо зароптали, завыли, раскачиваясь телами…
Чтобы не искушать судьбу, Варяжко развернулся и скорым шагом пошёл к морю.
Никто не преследовал его…
Отойдя подальше от места сражения, Варяжко остановился у небольшого ручья, чтобы промыть и перевязать раны. И с удивлением увидел, что в нескольких местах рубашки и в правом бедре торчат длинные шипы кактуса. Варяжко знал, что это такое… Такие шипы дикари выстреливали из своих духовых трубок - пукуна, свёрнутых из широких пальмовых листьев, обмотанных волокнами ротанга. Но прежде, чем выстрелить, шипы надрезались и пропитывались ядом…
Варяжко промыл раны и выдернул шипы. В тех местах, где шипы пробили кожу, он сделал надрезы и постарался выдавить как можно больше крови, чтобы избежать заражения. Наложив на раны повязки, Варяжко отправился дальше…
Он шёл без остановок, лишь изредка прикладываясь к овечьему бурдюку с водой… Но к вечеру он почувствовал головокружение и сильный озноб. Значит, яд всё-таки попал в кровь… Варяжко нашёл куст коки и, сорвав несколько листьев, разжевал их. Идти стало легче… Но теперь ему нужно было отыскать саговую пальму, которой мешика лечили укусы ядовитых змей. И скоро он увидел толстый ствол, низкий, усаженный остатками черешков, с большими, перистыми листьями. Сломав пару листьев, Варяжко обильно пролил соком пальмы повязки в местах поражения шипами. Подождав, пока сок впитается, он снова пропитал им повязки. Уже темнело, и Варяжко решил переночевать на пальме, чтобы утром снова подлечить раны её соком.
Сон его был тревожный… Он то просыпался от озноба, то проваливался в жаркую, липкую духоту.
Выпив много воды и промочив соком пальмы повязки, Варяжко отправился дальше…
Глава 10
Скоро Варяжко уже не мог идти… Он убил ножом саженного удава, который неосторожно опустил свою любопытную голову из листвы кокосовой пальмы, и съел его сырым. И это была его единственная пища за три дня. Места, пробитые шипами, воспалились, покрывшись глянцевитой красновато-синей кожицей, ранки саднило и дёргало. Варяжко несколько раз вскрывал и промывал их соком саговой пальмы, но это уже мало помогало, лишь ненадолго снимая воспаление. Его упорное устремление к морю поддерживали только листья коки, которые он жевал, когда сил уже не оставалось…
Но как ни длинен и тяжёл был его путь, настал день, когда Варяжко выполз из сельвы на прибрежную отмель. Соленый ветер освежил его лицо. Он попытался встать, опираясь на меч, но не смог: силы оставили его...
Вдали, у полосы рифов пенился прибой, и качалась на волнах красавица-лодья, хлопая на ветру спущенным парусом. А на косе, избранной им много дней назад для строительства лодьи, было тихо и безлюдно. Лишь трупы надсмотрщиков гнили на берегу, уставив пустые глазницы в небо. Между трупами не спеша расхаживали падальщики-грифы с безобразными голыми шеями и отвислыми зобами. Заметив человека, они с хриплыми криками тяжело взлетели и сели чуть поодаль. "Что тут произошло? - подумал Варяжко, оглядывая поле битвы. - Кто убил мешика? Взбунтовавшиеся рабы или те самые дикари, что напали на нас?" Но никто уже не мог дать ответ на эти вопросы. И впервые в чужой земле руса охватило отчаяние. Что он может теперь сделать - без гребцов, израненный, один против Океана?!
Варяжко с трудом встал и глубоко вонзил в ненавистную землю свой меч, будто стараясь убить её… Сняв кольчугу, он повесил её на рукоять меча, и некоторое время стоял, разжёвывая листья коки… Шатаясь, он дошёл до полосы прибоя и бросился в волны.
Последние силы ушли на то, чтобы доплыть к лодье… Целую вечность взбирался он по якорному канату. Пальцы немели, мускулы не повиновались. Когда до края борта оставалось два локтя, он почувствовал полное бессилие пред злым роком – сейчас он сорвется в воду и уже не выплывет на поверхность. Но тут чьи-то крепкие руки схватили его за рубашку и сильно дернули вверх, перевалив через борт.
Над ним склонилось бледное лицо Ока, заросшее русой бородой.
- Ты жив, Ок? – едва шевеля языком от усталости, спросил Варяжко. – Что здесь было?
- На нас напали люди Чикчана. Их привёл кокома, которого пленил Теноча, когда он из лесу наблюдал за постройкой лодьи... Не знаю, почему Теноча отпустил его, поверив, что тому нужны только раковины, из которых он добывает краску… Через месяц, на исходе ночи три сотни мешика и тольтеков напали на нас. Рабов увели с собой, остальных убили. Мне и нескольким резчикам удалось доплыть сюда и взобраться на лодью.
- Вы погрузили на борт припасы?
- Да, Белый Орёл! – Ок внимательно осматривал раны вождя. – Пока мы строили лодью, мы сушили на солнце мясо и рыбу, складывая в бочонки, которые накрепко забивали. Пресную воду тоже запасли. Индеец-канепи собрал в джунглях лечебные травы, корешки и листья, чтобы лечить нас в плавании… Мы ждали тебя, уже не надеясь на то, что ты придёшь после предательства кокома…
- Я пришёл! – прохрипел Варяжко. – Подай топор!
С помощью Ока Варяжко подошёл к борту. Одним ударом перерубив якорный канат, Варяжко глубоко вздохнул… Больше он никогда не вернется в эту душную, дикую сельву, не увидит кокома, майя и тольтеков, и их чудовищных богов. Варяжко бесконечно устал и думал только об отдыхе. Он жаждал покоя…
Медленно натягивая шкот, он вместе с индейцами-резчиками развернул парус, который сразу же поймал ветер. Лодья, подгоняемая легким бризом, поплыла к выходу из бухты. Варяжко добрался до штурвала и миновал рифы, о которые яростно разбивались волны.
Когда солнце поднялось к зениту, лодья была далеко в море…
Варяжко мучила жажда, и Ок то и дело давал ему пить, черпая воду ковшом из огромного глиняного сосуда. Выведя лодью в открытое море, Варяжко передал штурвал индейцу и распластался на кормовой площадке, закрыв глаза. Палило солнце, в борта лодьи с гулом била крутая волна. Хлопал парус, наполняемый ветром. И русу стало хорошо - он слышал песнь океана.
- Ты вспомнил, где твоя родина? – спросил он Ока.
Ок замялся, указал рукой на север, куда уверенно шла лодья.
- Там, в стороне долгой ночи ночи, - сказал Ок. - Но мне не найти дорогу... Я все забыл. Помню лишь великую реку, где жил мальчиком.
- Мы придём туда! Ты только не падай духом! - прохрипел Варяжко.- Даже если я умру, держи все время на север. Лодья приплывет к земле, и ты найдешь свою реку... А сейчас дай мне отдохнуть…
Он закрыл глаза и уже не чувствовал, как Ок и индеец племени канепи обрабатывали его раны. Вскрыв ножом воспалённые места, канепи покачал головой и, растерев в пальцах какой-то тонкий корешок, засыпал порошок в ранки. Кровь в ранках зашипела, пузырясь. Индеец низко склонился над телом руса и стал что-то ритмично монотонно бубнить, раскачиваясь телом и подвывая. Закончив свою долгую, заунывную песнь, он поднялся на ноги, вконец обессиленный.
Ок хотел снова перевязать раны, но канепи отрицательно покачал головой…
Кроваво-красный диск солнца медленно погружался в океан. Канепи снова подошёл к Варяжко и осмотрел ранки. Опухоль почти спала… Но рус всё еще тяжело дышал, вздымая могучую грудь. От его тела исходил жар. Индеец снова принялся колдовать над ранами и петь свою заунывную песню…
Чёрный на фоне заходящего солнца силуэт лодьи с тяжело хлопающим парусом уходил все дальше и дальше в Океан, пока его не поглотил быстро сгущавшийся мрак…
Эпилог
Прошло около пятисот лет...
Испанские каравеллы бороздили прибрежные воды Карибского моря в поисках... неведомой Индии.
В апреле 1518 года экспедиция из четырёх испанских кораблей во главе с Хуаном Грихальвой шла на запад путем Кордовы, но течением ее отнесло к югу - к берегам Юкатана. Грихальва высадил на берег отряд. Индейцы уже ожидали испанцев и при высадке ранили многих солдат, но, показавшись на берегу и надев панцири, испанцы опрокинули индейцев, потеряв семь человек, раненых было шестьдесят, и Грихальва в их числе... После таких потерь испанцы решили вести себя миролюбиво.
От лагуны Терминос корабли осторожно шли на запад вдоль берега, и только через несколько суток достигли устья большой реки Табаско. На берегу появились толпы людей. Со всех сторон из лесу слышался шум падающих деревьев: индейцы устраивали засеки. И все-таки испанцы решили высадиться на берег. Вскоре к ним направилось множество лодок с воинами. Грихальва через пленных приказал передать вождям, чтобы они без опаски пришли для переговоров. Обе стороны обменялись подарками. Индейцы прислали съестные припасы, разложили на земле несколько плащей-тильматли и художественно выполненные изделия из низкопробного золота, говоря, что больше золота у них нет. Но зато на западе есть страна, где его очень много, и при этом несколько раз повторили слово "Мехико"...
Испанцы немедленно двинулись дальше, чтобы отыскать эту страну. Берег поворачивал к северо-западу, вдали виднелись снежные пики гор. Близ устья реки испанцы увидели толпу индейцев, на длинных копьях которых развевались белые флаги. То были посланцы тлатоани ацтеков Монтекухсома Шокойоцина - повелителя Мексики. Он знал о событиях у берегов Юкатана, о дальнейшем пути чужеземцев к северу, о том, что они ищут золото, и приказал жителям давать золотые вещи в обмен на заморские "товары", чтобы узнать, куда и зачем идут кастильцы. Из всех окрестных поселений стали приносить золотые украшения, сделанные довольно грубо из низкопробного золота, но в количествах, еще не виданных конкистадорами.
Испанцы продолжали путь и вскоре открыли небольшой архипелаг. На одном острове они нашли каменные строения в виде пирамид, где по ступеням можно было подняться к алтарям. На этих алтарях стояли отвратительные идолы. То были индейские боги, И не далее как ночью, им принесли в жертву пятерых индейцев: тела их, растерзанные, с вскрытой грудью и обрубленными руками и ногами, валялись еще здесь, а стены были залиты кровью. Испанцы прошли во внутренние помещения пирамиды, стены которых были расписаны батальными сценами. И вдруг Хуан Грихальва остановился, как вкопанный…
- Посмотри на это! – сказал он своему помощнику Аламиносу, показывая рукой на настенное изображение.
Удивлённый Аламинос не знал, что сказать… На рисунке был изображён воин вполне современного вида – в шлеме и кольчуге, с огромным, явно стальным мечом в руке, так непохожим на мечи индейцев, усаженные кусками обсидиана… Внизу, под изображением была какая-то надпись, выполненная индейскими иероглифами.