- Ну, что тут случилось? Где девка убитая? - недовольно спросил управляющий, подходя к постели. Откинув простыню и оглядев тело, сказал:
- Придется, пан Иоанн, под стражу вас поместить.
- Почему под стражу? - не понял Тимофей.
- Ну а куда же? - ответно удивился Юзеф. - Пан Станислав решит, что с вами делать.
- Юзеф, да ты чего? - обалдел Тимоха. - Никого я не убивал…
- Ну, пан Каразейский, а кто же тогда убил? - спокойно, как о само собой разумеющемся, сказал Юзеф. - Девка была к вам приставлена. И найдена она в вашей постели. Кто же тогда?
- Ну, Юзеф! - не нашел слов от возмущения Акундинов. - Так хотя бы сыск нужно провести…
- Да не переживайте вы так, пан Иоанн, - подмигнул ему Юзеф. - Ну, подумаешь, холопка. У пана Станислава девок много. Посидите под арестом, пану покаетесь, а он вас и простит. Ну, может, прикажет десять плетей дать, чтобы вы без спросу панское добро не портили. А так… Одной девкой больше, одной меньше. Да и в постели-то она была так себе, - скривился Юзеф.
Ошарашенный Тимофей натянул на ноги сапоги (а одеваться и не надо было, потому как спал одетым), покорно поднял саблю и отдал ее Юзефу, а потом так же покорно пошел за одним из шляхтичей.
Коридор оказался длиннее, чем представлял себе Акундинов. И если в центральной части, где были жилые комнаты, он был освещен слабым утренним светом, падающим из узких окошек, то дальше было темно. Проводник первым делом взял из кольца на стене горящий факел, а потом зажег от него второй и подал его новоявленному арестанту.
Замковый подвал был огромен. Факелы не могли осветить и его сотую часть. Какие-то клетушки, закутки, погреба. А в самом центре торчал колодезный журавль. Не иначе, в подвале хранилось все, что надобно на случай осады… Но как оказалось, что под подвалом есть и еще один подвал, где была домашняя тюрьма пана Мехловского.
- Вот, пан Каразейский, - осветил проводник новые покои гостя. - Тут у нас только шляхтичи сидят. Располагайтесь… - то ли в шутку, то ли всерьез предложил он и ушел, заперев за собой дверь.
Акундинов принялся "располагаться". Что же, в каморе было сравнительно чисто. Только вот пованивало от ямы в углу. Ну, не прикажете ли арестантам ночной горшок подавать? А что до Тимохи, то он даже и порадовался, узрев хоть что-то знакомое…
Стоял еще и грубый топчан, прикрытый соломенным матрацем. В изголовье - деревянное полено, закутанное в старую шубу. Хошь укрывайся ею, хошь под голову стели, если нужна подушка помягче. Был тут и маленький козлоногий стол с кувшином воды и глиняной кружкой. Ну а самое ценное - на стене торчал факел, отбрасывающий неровный свет, а на полу лежали еще и запасные. Без света было бы совсем страшно.
Устроившись на ложе, Тимофей захотел есть - то ли от переживаний, то ли просто потому, что покормить его никто не удосужился. Попытался поспать, но не получилось. Он раз за разом перебирал все события, происшедшие за вчерашний вечер. То, что он не убивал девку, Тимофей даже не сомневался. Во-первых, каким бы он ни был пьяным, но такого бы ни за что не забыл. А во-вторых, вспоминая, как и в каком виде он добирался вчера до постели, то убить не сумел бы не только девку, но и комара. В-третьих, а зачем ему было вообще убивать Витусю? Одна надежда, что пан Мехловский, которому непременно должны доложить о случившемся, решит так же. "А если нет? - холодея, подумал Тимофей. - И сидеть-то мне тут до скончания века…"
В каморе было не понять - день ли еще сейчас или уже вечер. Акундинов успел передумать самые разные думы, посочинять вирши, которые он тут же и забывал, а брюхо все бурчало. Но наконец за дверью раздались шаги. Тимофей обрадовался было, что пришли за ним, но оказалось, что явился слуга - парень с увесистой корзиной.
- Вот, пан, велено вас с господского стола кормить, - сказал холоп, выставляя на стол снедь: глубокую миску с крышкой, жареную куру, яйца и большие куски хлеба.
- Дзенкую, - угрюмо бросил Тимоха, хватая миску, в которой оказался гуляш. Ложки не оказалось, потому пришлось есть руками. Может, забыли, а может, слуги решили поиздеваться над "паном москалем", кто знает?
- Пан Мехловский в Краков отъехал, - сообщил слуга, доставая бутылку с вином. - Пан Юзеф приказал, чтобы вас держали тут до самого его приезда…
- Вот ведь… - матюгнулся Тимофей и спросил у слуги: - Пить будешь?
Кажется, холоп ожидал совсем другого вопроса, поэтому от неожиданности даже не сразу и ответил, но потом, сдернув с головы шапку, робко спросил:
- Пан предлагает мне выпить вместе с ним?
- Помянуть, - уточнил Тимоха, наливая себе полную кружку, вместившую едва ли не половину бутылки, и поискал глазами - куда бы плеснуть холопу.
Слуга, покопавшись в корзине, вытащил оттуда оловянную чарку. Может, предназначалась она как раз "знатному" узнику?
- Эх, чего бы покрепче, - вздохнул Тимофей, наливая вино в чарку.
- Пан Юзеф приказал вам лучшего вина подать.
- Лучше бы водки прислал, - угрюмо сказал узник, поднимая кружку. - Ну, помянем рабу Божию Витусю!
Выпив и перекрестившись, Тимофей отметил, что слуга перекрестился не ладонью, а перстами.
- Ты что, не католик? - удивился он.
- Православный я, - ответил тот, посматривая на еду, которую слугам было есть не положено. - Русин к тому же…
- Вона! Земляк, стало быть, - восхитился Тимофей, кивая на остатки куры и яйца.
Слуга не заставил себя ждать, принявшись уплетать жареную птицу едва ли не с костями.
В тусклом свете единственного факела Акундинов рассмотрел, что холоп - парень лет двадцати - не выглядел голодным. Еще бы - носить арестантам еду да не поесть самому?!
- Я, пан москаль, тут пять лет служу. Только в подвале-то быдло одно сидит, - пояснил парень, принимаясь за яйца, которые он заглатывал едва ли не целиком, кажется, даже не очищая от скорлупы. - А благородные-то господа тут редко бывают. А быдлу-то хлеб, лук да воду выдают, да по праздникам - иной раз говядину, коли ее много, а чаще - рыбу соленую, что пану Станиславу из Гдыни везут.
- Звать-то тебя как? - поинтересовался Акундинов, разливая остатки вина.
- Янко, - отозвался парень, радостно хватая чарку.
- Тезка, значит, - усмехнулся Тимофей, поднимая кружку. - А меня - Иваном, Иоанном зовут. Ну, Янко, за знакомство.
- Дзенкую, пан Иоанн, - поклонился в почтительном поклоне парень и опрокинул свою чарку.
- Скажи-ка, тезка, а с людьми-то с теми, что в темнице сидят, - с ими-то что? - поинтересовался "Иоанн".
- Сидят, - коротко ответил Янко. - Пока пан Станислав не приедут, сидеть будут. А как приедет пан, то их на колья посадят.
- А чего пан в Краков-то уехал? - спросил Тимофей, подбираясь к самому главному.
- Король Владислав послов во Францию отправляет, чтобы та ему в войне с турками помогла. А пан Мехловский хочет от короля добиться, чтобы тот и его в депутацию включил, - охотно рассказал Янко секреты, за которые не пожалел бы денег любой иноземный лазутчик. И откуда холоп, что кормит узников, может такое знать?
- Надолго пан-то уехал? - поинтересовался Акундинов, предчувствуя ответ: "Нам ясновельможный пан не докладывает!"
- Ежели король его во Францию пошлет, то послезавтра пан обратно приедет. Ну а коли не пошлет, то - завтра. Пан Станислав в Кракове больше двух дней бывать не любит. У него там своего дома нет, а ночевать в гостинице больше двух ночей ему неможно.
- Ясно, - повеселел Тимоха, а потом осторожно спросил: - Янко, а ты водки можешь принести?
- Могу, как нет-то? - пожал плечами парень. - Мне пан Юзеф строго-настрого приказал - москалю ни в чем не отказывать. Пан Станислав так распорядились.
- Ну, тогда совсем хорошо! - еще больше обрадовался Акундинов. - Стало быть, даже девку сюда прислать можешь?
- Могу, - кивнул слуга. - Только вот… - замешкался он, - девки-то вас боятся, пан Иоанн. Думают, что это вы Витусю убили.
- А сам-то ты как считаешь?
- Вначале-то думал - вы. А потом, как предложили вы мне за ее упокой выпить, то понял: нет, не вы… Только кто же тогда? Тем более, пан, что это вы… - оборвал себя на полуслове Янко, чего-то испугавшись.
- Ее жениха убил… - продолжил недосказанное Тимофей, пристально вглядываясь в глаза холопа.
- Точно так, пан, - кивнул головой Янко. - Витка-то совсем одурела, когда Гадею схватили. Ходила по замку да всем слугам себя предлагала, чтобы женишка помогли освободить.
- А тебе, небось, в первую очередь? - предположил Тимофей и, вглядевшись в лицо холопа, понял, что был прав.
- Было, - не стал отпираться Янко. - Я ж даже вначале сдуру-то подумал - а может, попользоваться девкой-то? Она же все равно на себя руки наложить собиралась. Потом прикинул да и решил - а ну-ко ее к ляду. Девка-то она гладкая. Но своя задница дороже будет. Если сболтнет кто пану Станиславу или пану Юзефу, что помощь обещал, так меня за одно такое обещание враз на конюшню да в плети…
- Ну ладно, - закончил неприятный разговор Тимофей. - А как там секретарь-то мой?
- Пан Конюшевский? Так ясновельможный пан хотел его с собой в Краков взять, но когда в подвал зашел, где паны вино дегустировали, велел их колодезной водой протрезвлять, пока в чувство не придут.
- И как? - усмехнулся Акундинов, который и сам хотел предпринять нечто подобное.
- А никак, - весело отозвался слуга. - Ведер тридцать на них вылили, а все зря. Пан Забельский, кравчий наш, так тот хоть проснулся да чихать принялся, а пан Конюшевский только свернулся, как младенчик, и дальше спать… Пан Станислав тогда плюнул да велел их в чулане запереть.
Уже поднимаясь и убирая в корзину грязную посуду, Янко уточнил:
- Так вудку-то пану нести?
- На двоих неси. И закуски какой-нибудь нашенской - огурчиков там, капустки квашеной.
Витусю поминали всю ночь. Православный русин (что это такое, Тимофей не знал), без меры польщенный честью выпить с паном, приволок целую корзину закуски и полуведерную бутыль водки. Как уж он объяснял эконому потребности "благородного" узника, непонятно, но, видимо, доходчиво. Сам Янко силы свои не рассчитал и переусердствовал, потому ближе к утру свалился на пол и заснул. Будь у арестанта желание сбежать или выпустить остальных заключенных, то вот, пожалуйста, - в корзине лежала связка огромных ключей, кованных, видимо, во времена предков Мехловского. Только куда бежать?
Проснувшись, Тимофей в первую очередь "поставил на место" голову, разболевшуюся после вчерашних возлияний. Янко продолжал спать. Посмотрев на сопящего холопа, решил было - пусть парень поспит еще, но потом, вспомнив, чем должен заниматься слуга, принялся его расталкивать:
- Слышь, земляк, а тебе на службу-то не пора? Смотри, всыплют тебе плетей, если что…
- Ась! - приподнялся Янко на локте, пытаясь сосредоточиться, а потом вскинулся, пробормотав не как православный русин, а как поляк-католик: - Матка Боска! Мне ж к управителю идти провизию получать!
Забыв запереть за собой дверь, холоп убежал. Тимофей заменил выгоревший факел на новый и от нечего делать стал допивать водку. Казалось, что бутыль была бездонной, но, хорошенько постаравшись, Акундинов обнаружил-таки дно и опять заснул.
Пробуждение было тяжелым. Похмелье лупило его со всех сторон, сдавливало виски тисками, рвало на части мышцы. С огромным трудом Тимоха встал и, едва не разбив кувшин с не тронутой еще водой, блаженно напился и рухнул в постель. Там, то обливаясь потом, то замерзая, решил - надо бросать пить! Или хотя бы не потреблять в таких количествах. Если подумать, то с самого появления в замке он еще ни разу не был трезвым. И добро бы, выпил для веселья чарочку-другую - да и на боковую, чтобы с утра быть свеженьким, как огурчик, так нет - нужно же нажраться.
Тимофей то забывался коротким тревожным сном, то просыпался, пил воду и опять засыпал, чувствуя, что лучше бы умереть, чем так мучиться! Отпустило только к вечеру следующего дня. То, что был именно вечер, он не знал, но чувствовал. Вроде заходил Янко, что-то там оставлял. Только подумал о парне, как вот тут он - легок на помине.
- Как вы, пан Иоанн? - душевно поинтересовался холоп, заглядывая на столик. - А я вам свежей еды принес. Вот, еще горячая.
Акундинов устало спустился с постели. Вроде бы скверно, но гораздо лучше, чем было вчера. И зверски хотелось есть.
- Вот, пан Иоанн, покушайте бульончику, - ворковал холоп, крутясь вокруг арестанта, словно любящая мамаша. - А тут вот мясо тушеное с капустой.
Мяса сейчас есть не хотелось, а вот бульончика Тимоха попил с удовольствием. В брюхе стало веселее, и вроде бы умирать расхотелось.
- Пиво будете? У меня легкое…
"Пиво? Легкое?" - прислушался Акундинов к самому себе и, почувствовав, что его начало мутить от одного лишь слова, отрицательно потряс головой.
- Квас еще есть, - не унимался парень. Вот против кваса желудок не возражал.
С наслаждением выпив почти целый корец вкусного пенного напитка и поняв, что наконец-таки он стал совсем живым и здоровым, Тимофей спросил у Янко:
- Что там наверху-то слыхать? Как там пан Мехловский - не прибыл еще?
- Так я ж вам еще вчера сказывал, - удивился холоп. - А вы, пан, не помните?
- Не помню, - честно признался Тимоха.
- Ну так приехал пан из Кракова злой как черт. А ему на глаза ваш секретарь попался. Ясновельможный пан велел его выпороть как следует, а потом по-французски поговорил, рассмеялся да и передумал. А теперь, говорят, секретарь ваш убийцу хочет найти.
- Убийцу хочет найти? - удивился Акундинов. - Как это?
- Ну, толком-то я не знаю, - пожал плечами слуга. - Но ходит по замку, всех выспрашивает да вынюхивает. Да вы, пан Иоанн, сами узнаете. Мне велено накормить вас да наверх отвести.
- А чего пан Мехловский злой-то приехал? - поинтересовался Тимофей, принявшись теперь и за мясо с капустой.
- Сказывали, - понизил голос холоп, - что главным посланником король во Францию сотника казачьего отправляет, Хмельницкого Зиновия. Он хоть и саблю наградную имеет, но не из гербовых шляхтичей, а из простых казаков. Но как же можно такому пану, как пан Мехловский, под начало простого казака идти?
Янко скривился так, как будто обида нанесена лично ему!
Вместе с холопом Тимоха поднялся по винтовой лестнице. На площадке Янко "передал" его шляхтичу, тому самому, что приезжал за ограбленными "москалями". Прошло не больше пары недель, как Акундинов и Конюхов стали гостями пана Мехловского. А казалось - давно.
Збигнев, так звали шляхтича, был неразговорчив. Впрочем, как уже понял Акундинов, Мехловский, вместе со своим маршалком, держал и дворян, и слуг в ежовых рукавицах, не позволяя тем болтать что не надо и с кем ни попадя. Между прочим, совершенно правильно! Слуги, как хорошо известно, умеют выбалтывать секреты своих господ. Слышал бы пан Мехловский пьяные откровения Янко - приказал бы язык вырвать!
Шляхтич довел "пана Иоанна" до дверей его покоев, коротко, одним подбородком, поклонился и ушел. Спрашивается, зачем было вообще его встречать? Дорогу Акундинов нашел бы и сам. Но кто их знает, этих магнатов. Может, Збигнев был постоянным посыльным при пане Мехловском? Кем-то вроде "встречающего" боярина у наших царей? "В конце-то концов, - рассудил Тимофей, - коли ты приживал да ешь-пьешь за счет хозяина, то должен приносить пользу". Впрочем, пока он не видел, чтобы дворовая шляхта хоть что-нибудь да делала. Ну разве что разбойников ловила.
Первое, что увидел Тимофей, зайдя в комнату, - приставленного лакея, который нахально дрых на его постели, не сняв сапог! Может, в другое-то время Акундинов и спустил бы подобное: сам ведь не из князьев. Но после двух (или трех?) ночей в каморе да на жестком матраце, в котором клопов было больше, чем соломы, Тимоха разъярился. Схватив холопа за ухо, стащил его с кровати и принялся пинать ногами. Тот, одуревший от сна, не понимал, кто его бьет и за что, но все же привычно свернулся, подставляя под удары спину и руками прикрывая голову и то, что между ног. Но закрыться от русского, имевшего богатый (еще с Вологды!) опыт жестоких уличных драк, было трудно. Это тебе не паны, что ленятся лишний раз пнуть холопа, отправляя его на конюшню. Акундинов ловким ударом развернул парня к себе и с удовольствием стал пинать его в лицо куда ни попадя - в зубы, по носу, в ухо. Успокоился тогда, когда парень стал не то что плакать, а верещать от боли…
- Воду горячую! - приказал он холопу, что размазывал сейчас по полу кровавые сопли.
- У-у-у, - промычал парень, поднимаясь с пола.
- Бегом, тля! - страшным шепотом сказал Тимоха, давая парню пинка для ускорения и сбрасывая с себя верхнюю одежду и белье. - Все потребное для мытья тащи, склизень.
Холоп выскочил из комнаты, как ошпаренный кот. Акундинов, шагая по покоям в чем матушка родила, подошел к ложу и отогнул край покрывала. "Скотина! Мало я ему врезал!" - опять разозлился Тимоха, обнаружив, что постельное белье с окровавленным пятном никто не удосужился поменять.
В комнату вошел лакей, державший на вытянутых руках чан с горячей водой. "Пан Иоанн", подождав, пока парень поставит его на место рядом с тем же корытом для свиней, стукнул парня в ухо. А когда тот уставился на него непонимающими глазами, показал на постель:
- Ты что, пес смердящий, не мог постелю перестлать?
- Так я собирался, пан Иоанн, - залепетал холоп. - Только пан Конюшевский приказал, чтобы ничего не трогали.
- Вона, - озадаченно сказал Акундинов, останавливая руку, занесенную для удара. - А зачем?
Холоп, обиженно шмыгнул разбитым носом, пожал плечами: нам, мол, не докладывают! - и принялся наливать воду. Тимофей, потрогав ее рукой, крякнул и полез в корыто. Помылся не в пример хуже, чем в русской бане или в руках Витуси… Вспомнив о девке, Тимоха загрустил. Принял из рук хлопа полотенце, потом чистое нижнее белье и перебрался на постель. Она хоть и в крови, но не такая уж и грязная. Все лучше, чем топчан…
- Одежда чистая есть? - поинтересовался Акундинов у холопа, имя которого он до сих пор не знал.
- Есть, пан Иоанн, - ответил парень, суетливо метнувшись в угол к сундуку. - Вот, - радостно сообщил он, откинув крышку. - Все чистое!
- Тьфу ты! - плюнул в сердцах Акундинов, разглядывая свою старую одежду, купленную у деревенского лавочника. Но другого выбора не было. Второй пары платья старый жид ему сшить не соизволил. Напуганный лакей стоял как вкопанный, вжимая голову в плечи и ожидая новых ударов. Однако их не последовало. Тимофей, выругавшись, стал влезать в нелепые штаны, ставшие узкими, и цеплять поверх них еще одни.
- Кушать сюда подать или в зал пройдете? - угодливо спросил воспрявший духом хлоп, собирая раскиданную одежду.
- Сюда неси, - распорядился Акундинов и добавил: - Секретаря моего разыщи.
Костка как чувствовал, что его ждут. Не успел еще холоп выйти, а он уже тут как тут. И не один, а вместе с паном Юзефом.
- Здрасьте, - буркнул Акундинов, кисло посматривая на обоих.
- Приветствую вас, пан Иоанн, - раскланялся шляхтич, оставаясь, впрочем, равнодушным. - Рад, что вы с нами.