Действительно, сейчас перед ним была немолодая женщина. Впалые щеки, заострившиеся черты лица, морщины. Уцелевшие зубы были изрядно пожелтевшими, а там, где их уже не было, был хорошо заметен воск. Ну а если снять с синьоры пышное платье да нарядить в лохмотья, то получится настоящая Баба-яга. Но, как заметил Тимофей, у старушенции оставалась очень добрая улыбка, за которую ей можно простить остальное страхолюдство. И если судить только по улыбке, то когда-то, лет сто назад, она могла кружить головы! Ну и если с ней до сих пор считаются и папа, и кардиналы, то, значит, помимо красоты есть у нее и еще что-то… Вот и кабинет совсем даже не женский… Тут тебе и стол, заваленный бумагами, и шкап, уставленный книгами в коже, которые были украшены золотом. И главное, что не было зеркала. Никакого!
- Что же, дорогой синьор Джованни, расскажите мне - что привело вас к старой и уродливой женщине?
- Ах, синьора, - хмыкнул Тимофей, откидываясь на спинку стула. - С некоторых пор я очень боюсь делать комплименты женщинам.
- Что же так? - откровенно удивилась синьора Олимпия.
- В каждой стране - свои нравы, своя красота…
- Вы повидали много стран? - заинтересовалась Папесса. - Расскажите, синьор Карам… Кармазей… - сбилась женщина, не сумев выговорить мудреную фамилию.
- О, - совсем по-итальянски вскинул Тимоха руки, - это было бы слишком долго. А коротко - так не стоит и рассказывать.
- Что же, синьор, - улыбнулась Олимпия. - Расскажите мне о Рос-с-сии (опять с трудом выговорила она мудреное слово). Я, к стыду своему, ничего о ней не знаю. Слышала только, что там всегда лежит снег. Кажется - это где-то в Китае?
Тимофей за последние годы устал возмущаться и удивляться несуразице, что плели о его родине.
- Нет, синьора, Китай от России подальше. А мы аккурат сразу же после Польши будем, если от Европы смотреть. Страна - большая. За то время, что по России до Китая ехать, - дней тридцать нужно. Зимой холодно бывает. Ну а летом - все как у всех. Цветы растут, ягоды…
- А правда, - перебила его хозяйка, - что зимой у вас по улицам бродят медведи, которых поят крепким вином - водкой, чтобы не замерзли?
- Зимой медведи спать должны, - рассудительно ответил Тимофей. - Зачем же их водкой-то поить? Самим мало.
- Вы шутник, синьор Джованни, - улыбнулась синьора. - Что же, думаю, что если вы задержитесь у нас, с вами приятно будет побеседовать.
Женщина замолчала, ожидающе посматривая на Тимофея. Тот, чувствуя себя немного неловко, не знал, с чего бы и начать. Но решил начать с главного:
- Синьора, я очень надеюсь, что вам уже доложили, что имя мое - Иоанн, Джованни - по-вашему, а фамилия - Каразейский. Род мой старинный и древний. - Тут Тимофей сделал паузы, посматривая на собеседницу. Но, не увидев шевеления ни бровями, ни носом, продолжил: - Я - сын последнего русского царя Василия, Базилио, по-вашему.
- Хм, - вдруг хмыкнула синьора. - Базилевс - Базилио! Говорящее имя. А, кстати, - вдруг задала Олимпия вопрос, - как вы попали в Турцию?
- Долгая история, - принялся Тимофей за рассказ, в который уже и сам поверил. - Пока был наместником на Вологде и в Великой Перми, то меня там никто не трогал и никому я не был нужен. От Перми и до Москвы столько же миль, сколько от Рима и до Москвы. Хотя, - задумался он, - а не соврал ли я? - Может, и побольше будет… Кто же их, версты-мили, мерил? Скучно мне стало. Что Пермь, что Вологда - деревня деревней. Решил в Москву поехать. Приехал. Поселился в усадьбе своей. Жил себе поживал да никого не трогал. На пиры ходил да на забавы разные.
- А какие забавы? - с жадностью перебила синьора.
- Ну, карнавалов-то у нас нет. Но скоморохи там, вроде ваших жонглеров, бои кулачные. Но эти забавы, - поспешил уточнить Тимофей, - только когда скоромные дни. В пост там - ни-ни! Так вот, жил, значит, поживал…
- И, видимо, у вас объявились недоброжелатели? - спросила синьора.
- И недоброжелатели, и завистники. Усадьбу мою сожгли, жену погубили. Только и удалось, что сына к верным друзьям отвести…
При рассказе о погибшей от рук недоброжелателей жене в голосе Акундинова прозвучало горе…
- Бедный, - сочувственно погладила синьора его по руке. - А зачем им это нужно?
- Видимо, боялись, что начну претендовать на трон. Царь умер, а новый - слишком юн. Потом меня отправили воевать с татарами. Ну а там - в плен попал, да в Турцию меня и продали. Спасибо, братья-славяне прознали, что я русский царевич, бежать помогли. Ну вот, теперь я здесь… И мне в Россию нужно вернуться, чтобы на трон сесть. Ведь мой отец - государь всея Руси - был свергнут с трона незаконно, незаконно и не по чину пострижен в монахи, увезен в польский плен и уморен голодом. Но, скажу я вам, мой отец и государь не отказался от своих прав на престол ни под пытками, ни перед смертью! Русский же трон был узурпирован Захарьиными, что взяли себе фамилию Романовых. Тетка ихняя женой царя Иоанна Грозного была, так у ее отца имя такое было - Роман! Знаете, почему Романовы на стол-то царский сесть сумели?
- Кажется, - неуверенно сказала синьора, - их законно избрали лучшие люди из трех сословий.
- Как же, законно! - возмутился Акундинов. - Да Романовы-то эти - ставленники казаков-разбойников. Князь Пожарский, мой родич, что Русь от ляхов освободил, Романовых на престоле видеть не хотел. Так ведь они что удумали-то! Казаки в день выборов воз дров около дома Пожарского раскатили, так что князь и выехать не сумел… Вот Мишку-то на престол и выкликнули. Нет, синьора, я - не изменник и не предатель. Пока был жив государь Михаил, коему я присягу давал, я бы против него не выступил. Пусть присягу я давал тогда, когда мне было совсем мало лет, и я даже не знал тогда, кто я таков, но все же… Присяга есть присяга! И пусть неладно, пусть плохо, но Михаил стал царем по воле сословий. Но сын-то его тут при чем? Я, как законный наследник, хочу вернуть трон себе.
Кажется, синьора не поняла и половины из того, что ей рассказывал Тимофей. Вместо слова "воз" пришлось использовать итальянское слово "фашина". А вместо "усадьбы" - "замок". Кажется, Олимпия уверовала в то, что ров перед замком Пожарского был завален фашинами, а кавалерия, перейдя ров, захватила оного князя в плен…
- Синьор Джованни, - сказала женщина неспешно и как бы взвешивая слова, - что же я, старая женщина, могу сделать для вас? У меня нет ни армии, чтобы возвратить вам престол, ни средств, чтобы нанять войско. Тем более, что сегодня во всей Европе не найдется наемников, которые бы согласились сражаться. Последняя война католиков и гугенотов унесла столько жизней, что многие государства обезлюдели. В германских княжествах разрешено многоженство…
- Госпожа Мадалькини, - сказал Тимофей по-русски, чем вызвал улыбку на лице у собеседницы (не иначе, по-итальянски это звучит по-другому!), - я знаю, что вы в хороших отношениях с его святейшеством. Я не прошу войск. Не прошу денег. Ну, за исключением собственного содержания (добавил он как бы между делом), а хочу только, чтобы вы замолвили за меня слово перед синьором папой. Мне нужно признание моих прав на престол его святейшеством. Имея такую поддержку, я найду себе сторонников быстрее, чем без нее.
Титул "синьор папа" опять вызвал мимолетную улыбку у Папессы. Но, так же быстро согнав ее с губ, она строго спросила:
- Синьор Каразейский, а где доказательства, что вы - сын русского царя?
- Как где? - удивился Тимофей, вытаскивая на свет божий многострадальную грамотку. - Вот. Тут все сказано.
- Прекрасно, - кивнула синьора Олимпия. - Прочтите…
Перевод не занял много времени. Сложность вызвало лишь слово "наместник". Начал было объяснять, что так зовут на Руси губернаторов, но сам запутался. Плюнул и сказал, что он был пожалован в синьоры Вологодчины и Великопермии. Синьор - конечно, не совсем то, что наместник, зато - красиво и почти по-итальянски…
Синьора Олимпия выслушала очень внимательно. Даже покивала в некоторых местах. Но вынесенный вердикт был подобен ушату холодной воды…
- Простите, синьор, - зачем-то извинилась она. - Вы знаете, кем был его святейшество до того, как стать папой? Нет? Так вот, Джованни Баттиста Памфили был правоведом. И он даже добился ученой степени магистра права.
- И что с того? - не понял Тимофей.
- А то, дорогой синьор Джованни, - в этом документе действительно сказано, что некий, э-э… Иоанн назначен синьором земель Волок… Волог, - сморщилась она, так и не выговорив. - Ну, с каким-то головоломным названием. И скорее, не синьором, не властителем, а… - уточнила Олимпия, - управляющим этих земель. И пусть Иоанн даже и является сыном царя Базилио, но, скажите на милость, где документы о том, что он - это вы?
- Что-то я в толк не могу взять… - честно ответил Тимофей, пытаясь одновременно перевести на родной язык слова синьоры и понять, что же она такое ему сказала…
Олимпия, поняв затруднение гостя, попыталась объяснить более доходчиво:
- Синьор, нужны доказательства того, что вы - сын царя.
- Какие доказательства? - несколько опешил Тимофей. - А грамота? Грамота-то с печатями - не доказательство?
- Нет, - терпеливо сказала синьора, стараясь говорить помедленнее. - Его святейшество, как юрист, потребует выписку из метрических книг, в которой должно быть сказано, кто ваш отец и кто ваша мать. Естественно, документы должны быть заверены.
- Так, синьора… - чуть было не ляпнул Тимоха, что у них никаких метрических книг не водится и он, например, не знает точного своего дня рождения, а лишь день ангела. Вовремя прикусил язык, вспомнив, что рождение царских детей заносится в погодную летопись. Но попытался объяснить: - Синьора, я был рожден от царя и от простой дворянки. Посему мое рождение остается в тайне…
- Стало быть, вы - бастард, - со смесью жалости и брезгливости сказала Олимпия. - Но тогда помимо этих документов требуется еще и документ о признании вас законным сыном. А также - документ о том, что государь признает вас своим наследником. А пока вы имеете только документ, подтверждающий то, что некоего Иоанна Каразейского покойный царь Мишель признает сыном царя Базилио Шуйского.
"Ох ты, да ни хрена себе!" - ошалел от европейских обычаев Тимофей. Зато стало понятно, почему в Польше и в Молдавии к его словам относились как-то… несерьезно. Ну а вот болгары и сербы верили безо всяких бумаг. Эх, знать бы раньше, так наделали бы они с Косткой еще и не таких бумажек-то! Ну да еще не поздно… Найти только нужно такого же прохиндея, как Костка…
- Значит, бумаги… - сказал Акундинов, обращаясь не то к синьоре, не то к отсутствующему Конюхову, о судьбе которого он так ничего и не узнал (по правде-то говоря, и не узнавал).
- Да, синьор, - кивнула Папесса сочувственно. - Но даже если все эти бумаги у вас и будут, то все равно… - не договорила она, давая понять, что и в этом случае вилами на воде писано, признает его Рим за наследника русского престола или нет.
…Сегодня Бенедетто пришел в гостиницу, где квартировал Акундинов. Гостиница была так себе - не самая дорогая, но и не самая дешевая. До Монте-Ватикано - минут двадцать ходьбы. А если скоротать путь и пройти прямо через камни, что лежат рядом с какой-то католической церковью, то еще быстрее. Но скоро, наверное, придется съезжать куда-нибудь на окраину, так как динары, которые приходилось менять на римские скудо, таяли.
Когда Бенедикто зашел, Тимофей сидел за столом и рассматривал арабскую рукопись, захваченную им из Стамбула.
- У меня, синьор Иоганн, есть хорошая новость, - после приветствия сказал чиновник. Он, кстати, был единственным, кто не называл его "Джованни". Правда, Бенедетто был искренне уверен, что выговаривает имя по-русски. Ну а Тимофей его разубеждать не стал…
- Что, его святейшество решил-таки признать мой статус? - чуть не подскочил Тимофей.
- Ну, до этого пока дело не дошло, - усмехнулся Бенедетто. - И не знаю, дойдет ли вообще!
- Что же тогда? - понурил голову Тимофей, хотя после визита к синьоре Олимпии иного бы и ожидать не стоило.
- Вы, друг мой, с сегодняшнего дня будете получать жалованье.
- Здорово! - обрадовался Тимофей.
- Немного, - склонил голову набок друг-приятель. - Пять скудо в месяц.
- Да с меня за гостиницу берут три, - возмутился Акундинов.
- Значит, переедете в другую, дешевле, - невозмутимо сказал Бенедетто. - Нужно, mie caro, жить по средствам.
- Подождите-ка, синьор, - насторожился вдруг Тимофей. - Вы сказали - жалованье? А раз жалованье, то, значит, я должен ходить на службу?!
- Естественно. Я возьму вас к себе переводчиком. Вы будете разбирать архив моего предшественника, который имел обширную переписку с Османской империей.
- Е-мое! - воскликнул Тимофей по-русски. - Опять переводчик!
Бенедетто хотя и не понял слова товарища, но сообразил, что тот негодует.
- Ну а что же тут такого? Работы не так и много.
- Синьор, а нельзя ли подыскать что-то другое? Что-то такое, - сделал Тимофей неопределенный жест руками, - более соответствующее моему титулу и положению.
- Увы, - вздохнул Бенедетто. - Вы, синьор Иоганн, - частное лицо и к тому же схизматик. Если бы его святейшество соизволило признать вас наследником русского престола, то можно было бы рассчитывать на какую-то сумму. Ну, скажем, провести ваше пребывание по статье расходов на иностранных посланников. А так…
Стало быть, опять на службу! Возможно, будь его покровитель не такой щепетильный, то удалось бы добиться чего-нибудь посущественнее. Или хотя бы числиться на службе, но не ходить на нее! Но с Бенедетто этот номер бы не прошел. Он вообще был человеком прямым и потому говорил, что папская курия вообще, а кардиналы - в частности, тратят слишком много денег. И как-то обмолвился, что будь он на месте его святейшества, то заставил бы каждого кардинала отчитываться за каждое скудо…
- Ладно, - вздохнул Тимофей, смиряясь с неизбежным. - Когда приступать?
- С завтрашнего дня. Думаю, что месяца за два вы справитесь. Ну а потом… - осенил себя крестом Бенедетто, - про то ведают только Господь и его святейшество.
- Скажите, синьор Бенедетто, - задал вдруг Тимофей вопрос, над которым он уже размышлял не первый день. - А к кому можно обратиться, чтобы принять католичество?
- Вы серьезно? - несколько удивился тот.
- Вполне, - ответил Акундинов, глядя прямо в глаза итальянцу и делаясь очень серьезным.
- Почему вдруг вы пришли к такому решению?
- Нет, синьор, не вдруг, - стараясь быть убедительным, сказал Тимофей. - Я размышлял над этим не один год. И заметьте, у меня была возможность сравнить православную веру, ислам и католичество. В православную веру я был окрещен во младенчестве, и никто меня не спрашивал - хочу ли я этого. В Османской империи я повидал тех, кто верует в Аллаха. А теперь я хотел бы приобщиться к истинной, католической вере!
О том, что в Турции он стал мусульманином, Тимофей решил умолчать. Зачем Бенедетто знать лишнее?
- Похвально, - склонил голову Бенедетто. - Что же, если вы действительно хотите принять католическую веру, то можете обратиться прямо ко мне. Как епископ, я имею право совершать обряд конфирмации.
- Вы - епископ, синьор Бенедетто? - удивился Тимофей, уставившись на Бенедетто так, как будто только что его увидел! Он, разумеется, знал, что Бенедетто - духовная особа. Черная сутана, крест, четки… Выбритая макушка, именуемая тонзурой… Думал, что-то вроде диакона. В курии Ватикана других и быть не могло. А он, вишь ты, - целый епископ!
Бенедетто, ну а теперь-то уже его преосвященство, удивление не то польстило, не то позабавило. Но он ничего говорить не стал, а лишь развел руками - вот, мол, так получилось…
- С чего мы начнем? - спросил Акундинов, подавив в себе желание подойти под благословение епископа, вспомнив, что и сам-то он - не католик, а владыка - не православный архиерей. Вспомнилось еще и то, что с некоторых-то пор он вообще - мусульманин…
- С прогулки, сын мой, - улыбнулся Бенедетто, но тут же улыбка спала с его лица.
Акундинов проследил за его взглядом и увидел, что епископ смотрит на арабскую рукопись, которую он так и не убрал со стола…
- Что это? - брезгливо спросил епископ.
- Еще не знаю, - почти не соврал Тимофей. - В торбе валялась, вместе с бумагами. Вот, хотел посмотреть. Тут звезды какие-то нарисованы. А что написано, я не знаю.
- Сожгите это.
- А жечь-то к чему?
- К тому, что этот трактат посвящен астрологии. Сын мой, если вы хотите стать истинным сыном Римско-католической церкви, то вы должны уяснить раз и навсегда, что считать судьбу человека зависящей от каких-то звезд - язычество.
- Почему? - как можно наивней спросил Акундинов.
- Потому, - терпеливо ответил епископ, - что судьба человека - в руках Господа нашего. И если мусульмане, у которых вы и набрались подобной мерзости, верят в то, что звезды влияют на нрав и характер человека, то я заявляю, что все это - ложь!
Акундинов не стал разъяснять, что его учитель Усман-хаджа на вопрос об астрологии заявил, что гадание по звездам - наихудший вид колдовства! А колдун, по законам шариата, достоин смертной казни.
- Простите меня, ваше преосвященство, - конфузливо сказал Тимофей, забирая рукопись со стола и бросая ее в камин.
- Так-то лучше, - благожелательно кивнул епископ. - Что же, пойдемте, сын мой.
Выйдя из гостиницы, епископ и самозванец пошли к ближайшему храму.
- Рим, как вам известно, стоит на семи холмах, - начал епископ Бенедетто, взявший на себя роль чичероне.
- А, слыхал… - усмехнулся Тимофей, вспомнив грабителей, и сказал еще и другое: - Москва у нас тоже на семи холмах стоит.
- Возможно, - кивнул епископ и продолжил: - Но главные святыни Рима - не семь холмов, а семь церквей. Здесь, в этом месте, был казнен епископ Петр - первый, кто провозгласил Его "Христом, Сыном Бога живого", за что удостоен был названием камня, на котором основана Церковь. Святой апостол двадцать пять лет был первым епископом Рима. Именно он передал главенство над всею христианскою церковью своим преемникам - папам римским. Ключи, врученные апостолу самим Учителем, значат, что Церковь способна вязать и разрешать грехи.
Тимофей, который в общем-то знал о деяниях святого Петра, только кивал.
- На месте казни святого Петра был выстроен храм, - увлеченно продолжал епископ, когда они обходили собор. - Потом, при понтификате его святейшества Юлия, был заложен новый собор. Над собором Святого Петра работали гении - Рафаэль, Микеланджело. Жаль только, - отметил епископ, - что до сих пор не достроена колоннада. Но, думаю, что с Божьей помощью храм будет достроен!