- Нет, - зарделась девушка. - Но ведь мужчины иногда хвастаются своими победами у женщин. А у меня уже есть жених, с которым мы поженимся, как только накопим достаточно денег на свадьбу и на домашнее хозяйство.
- Жених - это хорошо! - одобрил Тимофей, слегка удивившись тому, что невеста и жених должны копить на свадьбу и на совместное хозяйство: - Скоро станешь добропорядочной фрау.
Ильзе зарделась еще больше. Не зная, как скрыть свое волнение, она взяла кусок хлеба, стала его лихорадочно жевать, так что быстро подавилась. Тимофей вначале легонько постучал по спине девушки, а потом принялся оглаживать ее спину, плавно переходя на живот и ниже…
- Нет, нет! - испуганно отстранилась Ильзе. - Не надо!
- Почему? - удивился Тимофей. - Разве тебе не понравилось?
- Понравилось! - честно призналась девушка. - Даже очень понравилось. Только, - потупила она глазки, - я теперь боюсь…
- Чего? - изумился Акундинов. - Ты же девство-то свое жениху отдала? Ну так кто узнает-то?
- Другого боюсь! - отстранилась Ильзе, но как-то нехотя, через силу: - Я уже была со своим женихом несколько раз. Помолвка уже оглашена, мы ее не собираемся расторгать. Многие девушки отдаются после помолвки. До свадьбы, бывает, не дотерпеть. Но с вами - это совсем другое. Он никогда не делал того, что делали вы. Теперь я боюсь сравнивать его и вас…
- Ну, милая моя, - усмехнулся Тимоха. - У меня же опыта и терпения побольше, чем у жениха-то твоего. Подожди, он тоже научится.
- А если нет? - с любопытством спросила Ильзе. - Что тогда?
- Ну, либо рога будешь наставлять, либо сама научишь.
- Но это же неприлично! - возмутилась Ильзе. - Он скажет - откуда ты все это знаешь?!
- А ты тихонечко его учи. Не спеши. Скажешь, вот, дорогой, погладь меня тут, а теперь - здесь, - принялся наставлять Тимофей, сопровождая науку действием…
…Ильзе, казавшаяся неприступной, стала прилежной ученицей, так что "учеба" затянулась на несколько дней. Можно было рисковать и дальше, но вот беда - еда и вино заканчивались. Да и, прямо скажем, Тимофей уже и подустал от молодой и азартной любовницы.
Перед тем как покинуть сторожку, ставшую для них пристанищем и приютом, Тимофей решил сделать девушке подарок.
- Ильзе, а сколько не хватает на свадьбу и на все остальное? - поинтересовался он.
- Мы подсчитали, что нужно сорок талеров, - деловито сощурилась невеста. - Мой жених, Клаус, служит истопником во дворце, - пояснила она, - так что он уже накопил десять талеров. И у меня есть десять… Если будем достаточно экономны - года через два или три можем позволить себе пожениться.
Акундинов в порыве щедрости, чего за ним давно не водилось, вытащил из-за пояса кошелек (к карманам он так и не привык!), сказав девушке:
- Так, руки давай, - Тимоха стал отсчитывать монеты, найденные у бандитов: - Один, два, три… Держи все тридцать… - закончил он счет, высыпая деньги в ладони девушки.
Ильзе, вздрогнув от неожиданности, поцеловала вначале руку Тимофея, а потом - его небритую щеку. После этого быстро завернула монеты в какую-то тряпку и спрятала куда-то под юбку. Кажется, от навалившейся радости девушка онемела.
- Ну пошли, что ли? - сказал Акундинов, искоса посматривая на Ильзе. В этот момент он чувствовал себя добрым дядюшкой, который осчастливил племяшку-бесприданницу.
Хотя возвращались они днем, когда все бугорки и коряги хорошо видны, а идти намного легче, но дорога все равно заняла больше времени. Ильзе, страдая от приступа благодарности, решила отблагодарить своего благодетеля прямо сегодня.
- А знаете, господин Йоханн, - сказала девушка, поправляя подол. - Пожалуй, я сама расторгну помолвку с Клаусом.
- Чего так? - удивился Тимофей.
- Зачем мне жених, у которого не хватает денег на свадьбу? - хмыкнула девушка. - А с сорока талерами я смогу выйти замуж за… - задумалась она, но так и не решив, за кого конкретно, уверенно заявила: - Ну, за кого-нибудь побогаче.
- Правильно! - одобрил решение девушки Тимофей, которому в общем-то, было все равно, за кого там выйдет замуж Ильзе или вообще не выйдет.
Когда Тимофей и Ильзе вышли к королевскому охотничьему домику, который выглядел как дворец древнего скандинавского конунга, было уже совсем темно. Только в одном из окон тускло горела свеча. Видимо, старый Олаф читал…
- Интересно, а что бы он сказал королеве? - подумал вслух Акундинов.
- То есть? - не поняла девушка.
- Ну, например, куда мы с тобой девались, - пояснил Тимофей.
- Что-нибудь бы сказал, - пожала плечами Ильзе. - Обо мне бы королева и не вспомнила. Мало ли у нее уборщиц. А вот насчет тебя - сказал бы просто, что ты куда-то уехал. Вот и все. Его же никто не приставлял к тебе сторожем или охранником. Так?
- "Не сторож я брату моему!" - вспомнил Акундинов строчку из Ветхого Завета. - А Олафу я не брат и не сват. Ладненько, - подытожил Тимофей и взглянул на девушку: - Мы сумеем войти незамеченными?
- Есть черный ход, но он всегда заперт. Все слуги, кроме Олафа, спят в пристройке.
- Что же, - задумался Тимофей на минутку, но потом принял решение: - Сделаем так…
Ильзе, подойдя к главному входу, отчаянно забарабанила в дверь:
- Господин Олаф! Впустите меня!
Тимофей, замерший у дверного косяка, слушал, как с той стороны застучали и приблизились деревянные подошвы, а голос Олафа спросил:
- Кто там?
- Господин Олаф, это я, Ильзе! - отозвалась девушка, стараясь, чтобы ее голос был как можно жалостливее. - Со мной господин Йоханн. Он тяжело ранен. Впустите нас!
- Ранен?! - раздался из-за двери голос Олафа, в котором звучала наигранная тревога. - Подожди-ка минутку…
Дверь распахнулась, и на пороге показался старик. Паульсен был в ночной сорочке и колпаке. В одной руке он держал свечу, а в другой - пистолет.
- Где русский? - тревожно спросил старик.
- Туточки я, - ответил Тимофей, нанеся два удара эфесом сабли - один по руке, державшей пистолет, а второй - по лицу господина Паульсена.
Удар был хорош! Еще бы - сколько уж раз приходилось вот так вот бить эфесом - и в боях, и в пьяных трактирных драках.
Старик, выронив оружие, повалился назад, а Тимофей, успев подхватить падающее тело, втащил его внутрь…
Допрос Акундинов проводил прямо в главном зале. Думается, этот каменный пол видывал еще и не такое. Усадив старика на стул и, на всякий случай, связав ему руки за спиной, Тимоха задал первый вопрос:
- Ну, иуда, за сколько ты меня продал? Или бесплатно дружкам решил помочь?
Паульсен, сплюнув кровь вместе с зубом, ответил так, как отвечал бы любой другой:
- Вы, наверное, сошли с ума, господин Йоханн! Я спас вам жизнь, а вы… Каким дружкам, о чем вы говорите? А тебе, Ильзе, - укоризненно посмотрел он на девушку, - должно быть стыдно, что обманула старого человека.
- Ну-ну! - поощрительно сказал Тимофей. - Что еще придумаешь, пень старый?
- Я еще раз повторяю, господин Йоханн, - отвечал старик, глядя честными глазами невинно обиженного человека. - Произошла какая-то ошибка. Я узнал, что вы в опасности, и отправил Ильзе спрятать вас. Вы же ведете себя странно. Я - ветеран королевской армии, и ее величество будет очень недовольна, несмотря на то что вы ее фаворит. Королева не любит, если обижают солдат, которые служили ее отцу.
- Правильно - не любит! - кивнул Тимофей. - Ее величество - истинная мать своего народа. Но! - со значением произнес он. - Она еще больше не любит, если предают ее друзей…
- Господин Йоханн, произошла ошибка, - вновь загундел старик. - Я даже не понимаю, о чем вы говорите и в чем вы меня обвиняете…
- Пока ни в чем! - сказал Акундинов. - А вот вахмистр нам сообщил, что это вы указали место, где мы спрятались. Думаю, что на суде он повторит тоже самое.
- Я не понимаю, о чем вы говорите! - уперся Олаф. - Покажите мне вахмистра Густавсена.
- О! - радостно воскликнул Тимофей. - А откуда ты знаешь имя вахмистра?
Старый пройдоха Олаф понял, что оговорился, но он не собирался так просто сдаваться:
- Я слышал от людей, что вахмистр после службы в армии стал наемным убийцей. Вот когда вы сказали звание, я и решил, что это он.
- Ну ладно, - подвел первые итоги Тимофей. - Я уже понял, что это ты сказал бандитам, где мы. Теперь скажи - зачем тебе это надо?
- Я не буду разговаривать с вами! - отрезал старик. - Я - подданный Швеции и верный слуга ее величества. Если мне предстоит дать ответ, то я дам его королевскому суду, а не беглому русскому бастарду, пусть даже если он и царского рода…
- Это ты зря… - огорчился Акундинов. - Я-то по-хорошему хотел. А знаешь, твои приятели очень на тебя злые. Они же думают, что ты их обманул. Навел, дескать, на засаду.
Олаф Паульсен отвечать не пожелал. Он гордо выпрямился на твердом стуле и сжал в узкую щель кровоточащие губы.
- Ну что же мне с тобой делать, - вздохнул Тимофей. - Ильзе, - обратился он к девушке, - шла бы ты спать. Ты же уже на ходу дремлешь. А я буду с господином управляющим беседовать. Долго беседовать!
Ильзе, которая уже клевала носом, кивнула и ушла. Акундинов внимательно посмотрел на старика, а потом без размаха ударил его в живот ногой. Паульсен упал вместе со стулом, выругался, а потом насмешливо заявил:
- Ты думаешь, что сумеешь развязать мне язык? Глупый русский ублюдок… Варвары, что вы понимаете в пытках?
Акундинов примерился было пнуть еще разок, но, передумав, спросил:
- А чего же ты просто так мне не скажешь - терпеть, мол, тебя не могу, потому и сдал с потрохами? А?
- Я не желаю тебе отвечать! Вот и все, - гордо заявил старик и добавил крепкое ругательство: - Ферфлюхтен курвинзон!
- Почему же сын шлюхи?! - удивился Тимофей. - Матушка моя - вовсе не шлюха.
- Я бы твою матушку в зад отымел! - злобно ощерился старик редкими зубами. - А потом сделал бы то, что мы с чешками делали, - отымеешь курву такую, а потом вставишь ей в зад пороховой заряд… Вот потеха-то!
- Потеха, говоришь, козел ты драный! Ну ладно…
Тимофей, вытащив из ножен саблю, разрезал на старике его длинную "ночнушку", сопровождая свои действия словами:
- Значит, говоришь, баб любишь трахать? И к девкам молодым пристаешь, когда Декарта не читаешь. Или прямо вместе с Декартом? Ну, сделаю я сейчас так, чтобы ты уже и козу драть не смог!
Ощутив холодную сталь на своих "причиндалах", старик затаил дыхание, но пощады не просил и на вопросы отвечать не желал. "Крепкий, гад! - с уважением подумал Тимоха. - Хрен такого сломаешь… Ну да куда ж ты денешься-то?!"
- А зачем же я о тебя буду саблю марать? - как бы спросил сам себя Акундинов. - Да и тело-то обмывать будут да скажут - куда ж яйца-то делись? Не, мы их тебе оставим, только сплющим немножко. Погоди-ка, старый… солдат, сейчас они трещать будут.
Убрав саблю, палач-самоучка наступил каблуком на самый дорогой для любого мужчины орган.
- Убери… - простонал старик. - Все расскажу…
- Говори, - разрешил Тимоха, немного ослабив нажим, но не убирая ногу.
- Я ненавижу тебя, - признался старик.
- За то, что Декарта твоего не читал, - за это, что ли?
- У шведской королевы не должно быть любовников! Или, по крайней мере, он должен быть порядочным человеком.
- Ну а я-то тебе чем не угодил? - обиделся Тимофей. - Почему это я да непорядочный?
- Вахмистр сказал, что русские объявили награду за твою голову. Ты - самозванец, выдающий себя за сына русского царя. Но если ты настоящий сын царя Василия Шуйского, то это меняет дело, - тогда ты еще хуже… Сын плохого отца не может быть порядочным человеком.
- Это еще почему?
- Я служил в отряде полковника Делагарди, который был верным другом принца Скопина-Шуйского. Я знаю, что либо твой отец, либо твой дядя отравили принца. И это в благодарность за то, что принц спас Москву! Я помню, как русское войско перепилось и его разгромили польские гусары. А мы были единственными, кто не покинул поле боя.
"Мать твою налево! - выругался Тимофей. - Вот ведь как… Сколько ж вас, старых пеньков, в живых-то еще осталось! То и дело натыкаешься на знавших Шуйских…"
- Скопин-Шуйский, если ты помнишь, мне родичем приходился, - напомнил Тимоха. - А вы вместе со своим Делагарди Новгород у нас тогда отняли. Воспользовались, сволочи, Смутой-то нашей.
- Новгород мы заняли по вине твоего отца! Почему царь Василий не заплатил нам тех денег, что обещал?
Вот этого Тимофей не знал. Не заплатил, так и не заплатил. Может, денег не было? Может, еще из-за чего.
- То дело прошлое, - попытался вразумить он старика. - А сейчас-то чего старое ворошить?
- Пускай. Но я не желаю, чтобы королева великой страны спала с ублюдком.
- Ладно, пусть так, - устало сказал Тимофей, приседая на корточки перед стариком: - Только скажи - если ты меня так ненавидишь, то почему же сам-то не убил? Зачем решил чужими руками жар загрести?
- Если бы тебя убили тут, в домике, - королева бы очень огорчилась, - спокойно объяснил старик. - А в лесу бы никто и не узнал, куда ты делся. Когда я узнал своих бывших сослуживцев, то решил, что их послало само провидение.
- И ты отправил Ильзе и меня в лес, - закончил Тимофей.
- Один бы ты не пошел. А кроме девчонки, отправить было некого.
- Сволочь ты старая…
- На войне порой приходится кем-то жертвовать, - пожал плечами старик. - Королева была бы уверена, что ты решил тайно покинуть ее. Я бы даже придумал романтическую историю о том, как господин Синельсон не захотел компрометировать августейшую особу. Жаль, что парни тебя недооценили, - Олаф причмокнул языком, с сожалением ощупывая выбитый зуб.
- А кто такая госпожа Спарре? - поинтересовался Акундинов.
- Эбба Спарре - лучшая подруга королевы. Видимо, ей показалось, что ее величество стала забывать старых друзей.
- Потому эта дама и наняла убийц, - понимающе хмыкнул Тимофей.
- А что бы ты хотел? Это - политика!
Олаф лежал, уставясь в потолок. Акундинов сумрачно ходил по залу и от нечего делать считал шаги. Обойдя раз пять помещение, он вернулся к связанному:
- И что же мне с тобой делать? - обратился Тимофей к старику. - Как считаешь, что сделает королева, узнав о предательстве?
- А в чем меня можно обвинить? - нахально спросил Олаф. - Где же тут измена? Да, я сказал своим старым друзьям, что ты вместе с любовницей ушел в лес, в сторожку. Ну и что? Густавсен подтвердит, что я не знал ни о каком покушении. Кстати, где он?
- Там же, где и остальные, - буркнул Акундинов. - В земельке сырой.
- А! - заметно повеселел старик. - Тогда еще лучше. А что может сказать какая-то девка, с которой ты изменил ее величеству? Кто ей поверит…
- Конечно, - кивнул Тимофей. - Свидетелей-то нет. Ну, пошли, - приказал он старику, помогая тому встать.
- Куда? - насторожился тот. - Я буду кричать!
У Олафа Паульсена куда-то пропали наглость и напыщенность. Вроде только что перед Тимохой был старый солдат, искренне радевший за честь своей королевы. А тут, поди ж ты…
- Старый вояка, служивший королю Густаву, будет кричать? - усмехнулся Тимофей, подталкивая Паульсена. - Стыдно, солдат!
Тычками и пинками Тимофей вытолкал Олафа из домика, а потом вытащил саблю, которая острием уперлась в спину старика:
- Вперед!
- Куда вы меня ведете, господин Синельсон? - испуганно сказал старик.
- Ишь, на "вы" называть стал, молодец! - похвалил Олафа Тимофей и прибавил: - Вперед, скотина!
Паульсен, запинаясь и падая, медленно пошел вперед. Идти по лесу в ночной рубашке и без обуви старику было нелегко. Но Акундинову его почему-то было не жаль. Так они прошли две версты. Дальше Тимофей идти не рискнул, боясь не найти обратный путь. Да и место подходящее - рядом с маленьким болотцем, поросшим рогозом и тучей комаров.
- Так ты говоришь, в отряде Делагарди служил? Из тех свеев, что Русь грабили? - распаляя себя, выкрикнул Тимофей. - Говори, сволочь!
- Постойте, господин принц, - упал Олаф на колени. - Я - старик. Простите меня! Не убивайте!
- А я тебя и не буду убивать, - ухмыльнулся Акундинов, успокаиваясь. - Чего ж я о всякое дерьмо буду руки-то пачкать? Я тебя тут оставлю…
Тимофей прислонил старика к дереву. Потом, отрезая куски холста с его же собственной ночной сорочки, стал приматывать Олафа к стволу. Закончив, он разрезал оставшуюся ткань, оставив того полностью голым.
- Ну вот, - с удовлетворением сказал Тимофей, проверяя на прочность путы. - Знаешь, как мужики с ляхами пленными разделывались? Возьмут да в яму посадят, а сверху - дерево. Или донага разденут да в лесу оставят, комариков кормить.
Паульсен, услышав такую речь, протяжно завыл: "А-А!"
- Громче, громче кричи! Волки быстрее услышат, - подбодрил его Тимофей. - Ну, как у нас говорят, оставайся с Богом!
Оставив голого старика в лесу на съедение комарам (жилистый, до утра дотянет!), Акундинов возвращался в охотничий домик. Его мало волновало, что он будет рассказывать Кристине, потому что решение уже было принято. Завтра, вернее, уже сегодня он покинет охотничий домик ее величества и отправится в Стокгольм. В этом городе нужно срочно садиться на первый же попутный корабль и отправляться куда-нибудь. Лучше - куда подальше. И пускай придется помучиться на корабле лишний день-два, но зато и оказаться где-нибудь в Кенигсберге, подальше от Швеции.
1653 год от Рождества Христова.
Нойштадт (Голштиния).
Хлипкая дверь вылетела вместе с запором, и в комнату вломились герцогские ландскнехты. Сколько их было, Тимофей посчитать не успел, как не успел и вытащить саблю. Только и сумел, что вскочить да врезать одному из солдат по морде. Но другие, стащив его на пол вместе с одеялом, принялись бить, приговаривая: "Руссиш швайн!" Акундинов отбивался руками и ногами, пытаясь дотянуться до сабли. Не удалось. Один из немцев наступил ему сапогом на руку, а еще один навалился всей тушей на спину и принялся душить.
- Лассен им имруе! - прорычал один из голштинцев, не принимавший участия в драке. Стало быть, начальник.
Немцы старших уважают. Это у нас пришлось бы орать, надрывая голос, а потом - отвесить одному-другому затрещину, а тут все совсем не так. Приказал начальник оставить в покое, так тотчас же и отошли, порыкивая, как псы, у которых отняли кость.
Акундинову позволили встать. Потом старший (видел его как-то у Фридриха) приказал, указывая на разбросанные вещи:
- Циен зи зих ан!
"Продал-таки меня чулочник!" - грустно подумал Тимофей. А потом, забираясь в узкие штаны и надевая жесткий немецкий камзол, выругался:
- Ферфлюхтен хурэнзон, ваш хер херцог!
За неуважительность к герцогской особе получил чувствительный тычок уже от старшего.
- Шнелль, шнелль, - скомандовал старший и подтолкнул в спину.
Выходя, Тимоха с грустью увидел, как один из ландскнехтов любовался его драгоценной саблей.