- Я и вправду люблю его, как невесту! - пылко воскликнул взволнованный майор.- Но он нуждается в заботе и покое, теперь все зависит от ухода за ним.
- Поверьте, сэр,- с достоинством сказала мисс Пейтон,- под этой крышей у него ни в чем не будет недостатка.
- Извините меня, дорогая мисс Пейтон, вы - сама доброта, но Синглтону сейчас нужна забота, которая многим мужчинам могла бы показаться докучливой. В такие трудные минуты и так тяжко страдая, воин порой нуждается в женской нежности.
При этих словах он взглянул на Френсис с таким выражением, что у нее опять сжалось сердце. Вспыхнув, она поднялась со стула и сказала:
- Все внимание, какое возможно оказать человеку постороннему, будет оказано вашему другу.
- Ах,- покачав головой, воскликнул майор,- холодное "постороннему" убьет его! Ему нужно ежеминутно облегчать страдания, ходить за ним нежно и любовно.
- Это обязанности жены или сестры.
- Сестры!- повторил Данвуди, и кровь бросилась ему в лицо.- Да, сестры! У него есть сестра; она могла бы появиться здесь завтра с восходом солнца...- Он замолчал, задумался, с беспокойством посмотрел на Френсис, потом тихо добавил: - Это необходимо Синглтону, и это должно быть сделано.
Женщины не без удивления заметили, что выражение лица майора изменилось. Наконец мисс Пейтон сказала:
- Если сестра капитана Синглтона от нас неподалеку, то я и мои племянницы охотно приглашаем ее приехать.
- Так надо, иначе поступить нельзя,- сказал Данвуди с нерешительностью, которая не вязалась с тоном, каким он только что говорил. - Нужно послать за ней сегодня же вечером.
Словно желая переменить тему, он подошел к капитану Уортону и тихо промолвил:
- Генри Уортон, честь для меня дороже жизни, но я знаю, мне нечего беспокоиться, раз она в ваших руках! Оставайтесь здесь без охраны, пока мы не уйдем из Вест-Честера, а это произойдет через несколько дней.
Отчужденность в поведении молодого Уортона исчезла, и, взяв протянутую Данвуди руку, он с теплотою ответил:
- Я не обману ваше великодушное доверие, Пейтон, даже если буду уверен, что Вашингтон повесит меня, как повесил Андре.
- Генри, Генри Уортон,- с укором сказал Данвуди,- вы плохо знаете человека, который командует нашей армией, иначе не бросили бы ему такого упрека! Но меня призывают мои обязанности, и я должен покинуть дом, где мне хотелось бы остаться и где вы не можете чувствовать себя очень несчастным.
Пройдя мимо Френсис, Данвуди, как бывало, взглянул на нее с нежной улыбкой, и ужасное впечатление, произведенное на нее женихом, когда он вернулся с поля битвы, несколько сгладилось.
В числе ветеранов, которые в это тревожное время, позабыв о своем стариковском покое, стали на защиту родины, был и полковник Синглтон. Он родился в Джорджии и с ранних лет нес солдатскую службу. Как только началась война за свободу, он предложил родной стране свои услуги; из уважения к нему они были приняты. Однако преклонный возраст и слабое здоровье мешали старику участвовать в сражениях, и ему поручали важные посты, на которых он мог верно и бдительно служить своим соотечественникам, не подвергаясь тяготам военных походов. В последний год ему была доверена охрана дорог, ведущих в нагорье; сейчас он вместе с дочерью находился в горах, на расстоянии однодневного перехода от места, где Данвуди сражался с неприятелем. Раненый офицер, о котором мы упоминали, был единственным сыном полковника. К нему-то и собирался Данвуди послать вестового с грустным известием о ранении молодого капитана и с приглашением от семейства Уортон, на которое мисс Синглтон, конечно, должна была отозваться и не мешкая приехать ухаживать за братом.
Майор Данвуди выполнил эту обязанность, но с большой неохотой: казалось, его тревога и смущение еще усилились. Он отправился в поле, где стояли его отряды,- за деревьями уже было видно, как остатки английского войска в полном порядке и с большой осторожностью отступают по горному кряжу к своим судам. Отряд драгун под командованием капитана Лоутона держался неподалеку от их фланга, нетерпеливо выжидая удобного случая, чтобы нанести удар. Вскоре и американцы и англичане исчезли из виду.
На небольшом расстоянии от "Белых акаций" лежала деревушка, где скрещивалось несколько дорог и откуда поэтому было удобно разъезжать по окрестностям. Здесь не раз располагалась на постой американская кавалерия, а во время разъездов по долине - и легкие конные отряды. Майор Данвуди первый оценил преимущества этой стоянки, и сейчас, когда нужно было задержаться в Вест-Честере до получения приказа от командования, он, конечно, не забыл о ней. Сюда было велено отойти солдатам, взяв с собой раненых; уже приступили и к печальной обязанности хоронить убитых. Распоряжался всеми этими делами наш молодой воин, как вдруг новое обстоятельство привело его в смущение. На поле битвы он увидел полковника Уэлмира, который сидел в одиночестве, задумавшись о своих злоключениях; его размышления прерывались лишь учтивыми приветствиями проходивших мимо американских офицеров. Данвуди, обеспокоенный раной своего друга, ни разу не вспомнил о полковнике и теперь, подойдя к нему, извинился за то, что о нем еще не позаботились. Англичанин холодно выслушал вежливые слова Данвуди и пожаловался на ушибы, полученные будто бы тогда, когда его лошадь, случайно споткнувшись, упала. Данвуди, видевший, как один из его драгун довольно бесцеремонно сбросил полковника с лошади, с легкой улыбкой предложил ему врачебную помощь, а так как хирург находился в "Белых акациях", оба туда и направились.
- Полковник Уэлмир! - воскликнул с изумлением молодой Уортон, когда они вошли в дом.- Значит, судьба обошлась жестоко и с вами! Но мы рады вам, хотя было бы куда приятнее, если бы наша встреча произошла при более счастливых обстоятельствах.
Мистер Уортон принял нового гостя со свойственной ему настороженностью, а Данвуди тут же ушел навестить своего друга. Больной, по-видимому, чувствовал себя лучше, и майор сообщил врачу, что в комнате внизу другой раненый дожидается его искусства. Этих слов было достаточно, чтобы доктор оживился; схватив свои инструменты, он поторопился к новому пациенту. В дверях гостиной он столкнулся с выходившими оттуда дамами. Мисс Пейтон на минуту остановила его, чтобы справиться о здоровье капитана Синглтона, а Френсис, взглянув на забавную фигуру лысого эскулапа, улыбнулась своей прежней лукавой улыбкой; не обратила на него внимания лишь Сара, слишком, взволнованная неожиданной встречей с британским офицером. Читатель уже знает, что полковник Уэлмир был старым знакомым семейства Уортон, однако Сара давно уехала из Нью-Йорка, и этот джентльмен почти забыл о ней; ее же воспоминания были гораздо живее. В жизни каждой женщины приходит пора, когда ее сердце, как говорится, созревает для любви; в это блаженное время детство отступает перед расцветом молодости, наивное сердце бьется, предвкушая радости, которым не дано сбыться, а воображение рисует идеальные образы, подсказанные собственными, ничем не омраченными грезами. Сара покинула город именно в этом счастливом возрасте и увезла с собой туманную картину будущего, которая в уединении "Белых акаций" обрела более яркие краски, и на ее передне"! плане поместился полковник Уэлмир. Неожиданность встречи поразила девушку; а когда полковник всем поклонился, она, повинуясь знаку своей наблюдательной тетушки, поднялась и вышла из комнаты.
- Значит, сэр,- заметила мисс Пейтон, выслушав отчет хирурга о здоровье его молодого пациента,- мы можем надеяться, что он поправится?
- Несомненно, сударыня,- ответил доктор, стараясь из уважения к дамам водворить на голову свой парик,- при заботливом и хорошем уходе, несомненно.
- Об этом можете не беспокоиться,- с сердечностью сказала мисс Пейтон.- Все, что у нас есть, в его
полном распоряжении, кроме того, майор Данвуди послал за сестрой больного.
- За его сестрой! - повторил доктор, и взгляд его стал многозначительным.- Ну, если майор послал за ней, значит, она приедет.
- Ведь ее брат опасно ранен, как же ей не приехать!
- Конечно, сударыня,- коротко ответил доктор и с низким поклоном посторонился, чтобы пропустить дам.
Слова и тон Ситгривса не остались не замеченными младшей из сестер,- она была вся внимание, когда при ней называли имя Данвуди.
- Сэр,- крикнул хирург, войдя в гостиную и обращаясь к единственному находившемуся там человеку в красном мундире,- мне сказали, что вы нуждаетесь в моей помощи! Слава богу, что не капитан Лоутон был вашим противником, а не то вам уже не нужна была бы никакая помощь.
- Очевидно, произошла ошибка,- высокомерно сказал Уэлмир,- майор Данвуди хотел прислать мне хирурга, а не какую-то старую бабу.
- Это доктор Ситгривс,- поспешил вставить Генри Уортон, с трудом сдерживая смех.- Многочисленные обязанности помешали ему сегодня позаботиться о своем костюме.
- Прошу прощения, сэр,- сказал полковник, неуклюже стаскивая с себя мундир и показывая. свою, как он выразился, раненую руку.
- Сэр,- сухо заметил Ситгривс,- если диплом Эдинбургского университета, практика в ваших лондонских госпиталях, ампутация нескольких сотен рук и ног, всевозможные операции, осененные светом науки, а также чистая совесть и полномочия Континентального конгресса могут сделать человека хирургом, то хирург к вашим услугам.
- Прошу прощения, сэр,- церемонно повторил полковник,- капитан Уортон уже указал мне на мою ошибку.
- За что приношу капитану Уортону благодарность,- сказал доктор и начал раскладывать свои инструменты с невозмутимостью, от которой полковнику стало холодно.
- В какое место вы ранены, сэр?.. Всего только эта пустяковая царапина на плече! Каким образом вас ранили?
- Мятежный драгун ударил меня саблей,- с надменным видом ответил полковник.
- Не может быть! Даже прикосновение сабли кроткого Джорджа Синглтона не оказалось бы таким безобидным.- Ситгривс достал из кармана кусочек пластыря и залепил ранку на плече офицера.- Вот и все. Этого достаточно для вашей цели, сэр; уверен, что больше от меня ничего не потребуется.
- Какова же, по-вашему, моя цель, сэр?
- Отправить депешу, чтоб вас занесли в списки раненых,- спокойно ответил доктор,- и можете добавить, что перевязала вам раны старая баба - любая старуха вполне справилась бы с этим!
- Удивительно странная манера разговаривать! - пробормотал полковник.
Тут вмешался капитан Уортон. Он объяснил доктору, что полковник Уэлмир неудачно выразился, потому что был рассержен и страдал от боли. Капитану отчасти удалось умаслить оскорбленного хирурга, и тот в конце концов согласился продолжить осмотр раненого, у которого оказались лишь ссадины от падения. Ситгривс быстро залепил их пластырем и исчез.
Отдохнув и собравшись с силами, кавалеристы начали готовиться к отходу на намеченную позицию, а капитан Данвуди занялся размещением пленных. Ситгривса он решил оставить в доме мистера Уортона для наблюдения за Синглтонсм. Генри попросил также разрешения оставить в "Белых акациях" под честное слово и полковника Уэлмира. Данвуди охотно согласился, а так как остальные пленные были простыми солдатами, их, не мешкая, собрали и под сильным конвоем отправили в тыл. Вскоре тронулись в путь и драгуны. Пехотинцы разделились на небольшие группы и в сопровождении конных патрулей рассыпались по всей окрестности, чтобы образовать цепь от вод Саунда до Гудзона.
Простившись с обитателями "Белых акаций", Данвуди на мгновение задержался возле дома; ему не хотелось уходить, и он думал, что причиной тому было беспокойство о раненом друге. Сердце, еще не огрубевшее в битвах, быстро пресыщается славой, если она куплена ценою человеческих жизней. Теперь, когда улеглось возбуждение этого горячего дня и молодой человек остался один, он почувствовал, что есть на свете иные узы, кроме тех, что связывают воина непреклонными законами чести. Сознание долга не ослабело в нем, однако он ощутил, как силен соблазн. Кровь уже не кипела в нем, как во время боя. Суровое выражение его глаз мало-помалу смягчилось, и мысль о победе не давала удовлетворения, которое вознаградило бы за принесенные жертвы. Окидывая последним взглядом дом мистера Уортона, Данвуди помнил лишь о том, что там осталось все самое дорогое его сердцу. Там он покинул друга юности, задержанного при обстоятельствах, грозивших его жизни и доброму имени. Там лежал тяжело раненный кроткий товарищ по оружию, сохранявший нежность и мягкость даже в жестоких утехах войны. Образ девушки, в тот день уже не владевшей безраздельно сердцем Данвуди, снова возник перед ним, и обаяние Френсис изгнало из его мыслей ее соперницу - славу.
Последний запоздалый воин скрылся за северным холмом, и майор неохотно повернул свою лошадь в том же направлении. В эту минуту Френсис, терзаемая беспокойством, тихонько вышла на террасу. Стоял ясный, тихий день, на безоблачном небе ослепительно сияло солнце. Шум, еще так недавно нарушавший покой долины, сменился мертвой тишиной; казалось, людские страсти никогда не омрачали светлый пейзаж, открывшийся глазам девушки. Над полем висело одинокое облачко - то был сгустившийся дым битвы, но и оно постепенно растаяло, и над мирными могилами погибших не осталось и следов недавнего сражения. Волновавшие Френсис противоречивые чувства, тревожные переживания этого полного событий дня представлялись ей теперь обманом расстроенного воображения. Она оглянулась и увидела исчезающую вдалеке фигуру того, кто был таким важным действующим лицом в этой картине. Иллюзия рассеялась: девушка узнала любимого человека; действительность воскресила в ней воспоминания, и они заставили ее уйти в комнату с такой же печалью в сердце, какую уносил с собой из долины и Данвуди.
ГЛАВА IX
Окинув горы быстрым взглядом,
Он притаился. Где-то рядом
Раздался вдруг протяжный крик -
Враги спешили - в тот же миг
Он быстро пересек поляну
И, продолжая неустанно
Бежать, спасаясь от удара,
Достиг долины Юэм-Вара.
Вальтер Скотт
Отряд капитана Лоутона неотступно следовал за отходившими к своим судам англичанами, но удобного случая для нападения не представлялось. Опытный офицер, заменивший полковника Уэлмира, хорошо знал силы американцев и не спускался со скалистых высот, пока не приблизился к морскому берегу. Прежде чем предпринять этот опасный спуск, он построил своих солдат в плотное каре, внешние стороны которого ощетинились штыками. Горячий капитан Лоутон прекрасно понимал, что при таком построении противника кавалерии не удастся его атаковать, и ему волей-неволей приходилось идти за англичанами, не имея возможности остановить их медленное, но верное движение к побережью. Небольшая шхуна, сопровождавшая их от Нью-Йорка, стояла неподалеку, и ее пушки были наведены на берег у места погрузки. У капитана Лоутона хватило рассудительности понять, что было бы безумием бороться с отрядом, сочетавшим силу с дисциплиной, и англичане беспрепятственно погрузились на свои суда. Драгуны до последней минуты оставались на берегу, потом неохотно повернули назад, к своему главному корпусу.
Отряд Лоутона снова появился на южном крае долины, когда уже начало темнеть и вечерний туман становился все гуще. Удобства ради всадники двигались медленно, растянувшись цепочкой. Капитан ехал впереди бок о бок с лейтенантом Томом Мейсоном, и они беседовали по душам; тыл замыкал молодой корнет, мурлыкая песенку и думая о том, как приятно будет после утомительного дня растянуться на соломе.
- Так она и вас покорила? - спросил капитан.- Она с первого взгляда произвела на меня впечатление; это лицо не скоро забудешь. Клянусь, Том, такой выбор делает честь вкусу майора.
- О, этот выбор сделал бы честь всему нашему полку! - с восторгом воскликнул лейтенант. - Такие голубые глаза могут легко пристрастить человека к более деликатным занятиям, чем наши. Сознаюсь, я вполне допускаю, что такая красотка даже меня могла бы заставить бросить палаш для штопальной иглы и сменить мужское седло на дамское.
- Да это бунт, сэр, это бунт! - крикнул, смеясь, капитан.- Как, Том Мейсон осмеливается соперничать с блестящим, веселым, обожаемым и вдобавок богатым майором Данвуди?! Вы лейтенант кавалерии, у которого только и есть, что лошадь, да и та не из лучших! А вот ваш капитан - тот крепок, как дуб, и живуч, как кошка!
- Однако,- возразил, улыбаясь, лейтенант,- и дуб можно расколоть, а старая кошка подохнет, если будет часто так бешено кидаться в атаку, как вы сегодня утром. А что, если вас опять стукнет такая кувалда, как та, что опрокинула сегодня на спину?
- И не вспоминайте, дорогой Том! При одной мысли об этом у меня трещит башка,- ответил капитан Лоутон, пожимая плечами.- Я называю это - вызывать прежде времени ночь.
- Ночь смерти?
- Нет, сэр, ночь, которая следует за днем. Я увидел мириады звезд, чего никогда не увидишь при свете дня. Наверное, я остался в живых, к вашему удовольствию, только благодаря толстой треуголке, хоть я и живуч, как кошка.
- Весьма обязан вашей треуголке,- сухо сказал Мейсон,- а может, и изрядной толщине вашего черепа.
- Ладно, Том, ладно! Вы признанный шутник, и я не стану притворяться, что сержусь на вас,- добродушно сказал Лоутон.- Лейтенанту капитана Синглтона, очевидно, повезло сегодня больше, чем вам.
- Надеюсь, мы оба будем избавлены от неприятности получить повышение ценою смерти товарища и друга,- мягко заметил Мейсон,- ведь Ситгривс сказал, что Синглтон останется жив.
- От всего сердца надеюсь на это! - воскликнул Лоутон.- Я еще не встречал такого смельчака среди безбородых юнцов. Меня удивляет, однако, что солдаты устояли/хотя мы с Синглтоном упали одновременно.
- Мне бы следовало поблагодарить вас за комплимент,- сказал, смеясь, лейтенант,- да скромность не позволяет. Я пытался остановить их, но безуспешно.
- Остановить! - рявкнул капитан.- Разве остановишь солдат во время атаки?
- Я полагал, что они бегут не туда, куда надо.
- Вот как! Значит, наше падение заставило их сделать крутой поворот?
- Может быть, и так, а может, они повернули, боясь, как бы самим не упасть. Однако пока майор Данвуди нас не собрал, в наших рядах был удивительный беспорядок.
- Данвуди! Да ведь майор гнал немцев что было мочи!
- Значит, тогда он уже прогнал их. Майор примчался с двумя отрядами, проскакал между нами и неприятелем с тем грозным видом, какой у него всегда бывает в пылу сражения, и выстроил нас так быстро, что мы и ахнуть не успели. Вот тогда-то,- с живостью добавил лейтенант,- мы и загнали Джона Булла в кусты. Ну и славная была атака! Мы их били в хвост и в гриву, пока не разгромили.
- Черт побери! Какое зрелище я пропустил!
- Вы проворонили все от начала до конца.
- Да,- со вздохом сказал капитан,- для меня и бедняги Синглтона все это пропало. Однако, Том, что скажет этой белокурой девице сестра Джорджа Синглтона, когда приедет в белый коттедж?
- Ничего не скажет. Она повесится на своих подвязках,- заявил лейтенант.- Я отношусь с должным уважением к начальству, но чтобы два таких ангела достались одному человеку - это более чем несправедливо, если только он не турок и не индус.
- Да, да,- тотчас откликнулся капитан,- майор вечно проповедует молодежи мораль, но сам он порядочный повеса. Вы заметили его слабость к этому перекрестку в долине? Если бы я дважды останавливался со своим отрядом в одном и том же месте, все поклялись бы, что там поблизости какая-то юбка.
- Ну, вас-то весь корпус знает.