- Ладно, Том. привычка чернить людей неизлечима, однако...- Капитан вдруг рванулся вперед и стал всматриваться в темноту.- Что там за зверь бежит через поле справа от нас?
- Это человек,- сказал Мейсон, пристально глядя перед собой.
- Судя по горбу, это дромадер,- добавил капитан, не спуская глаз со странного силуэта. Внезапно свернув с дороги, он закричал: - Это Гарви Бёрч! Взять его живым или мертвым!
Только Мейсон и несколько ехавших впереди драгун разобрали слова капитана, но его возглас услышал весь отряд. Человек десять во главе с лейтенантом понеслись вслед за неистовым Лоутоном, да с такой быстротой, что у преследуемого не осталось никакой надежды на спасение.
Пока не стемнело, Гарви Бёрч благоразумно сохранял свою позицию на утесе, где его заметил проезжавший мимо Генри Уортон. С этой высоты разносчик видел все, что происходило в тот день в долине. С бьющимся сердцем наблюдал он за отходом частей, которыми командовал Данвуди, и нетерпеливо ожидал ночи, когда можно будет отправиться домой, не подвергаясь опасности. Когда стемнело, он пустился в дорогу. Однако он не прошел и четверти пути, как его чуткое ухо уловило топот приближающихся коней. Доверившись сгущающейся тьме, Бёрч все же пошел дальше. Он двигался быстро, пригибаясь к земле, в надежде, что его не заметят. Капитан Лоутон был увлечен разговором с лейтенантом, и его глаза не бегали, как обычно, по сторонам; между тем разносчик, угадав по звуку голосов, что самый страшный его враг проехал мимо, забыл об осторожности и выпрямился, чтобы идти быстрее. В тот миг, когда его фигура выросла над затененной землей, его обнаружили, и началась погоня. Бёрч понял, что беда неминуема; кровь застыла у него в жилах, ноги подкосились, и на мгновение он почувствовал себя совершенно беспомощным. Но только на мгновение. Бросив тюк и машинально подтянув пояс, разносчик пустился бежать. Он знал, что стоит ему добраться до опушки леса, и преследователи уже не увидят его. Это ему удалось, и он напряг все свои силы, чтобы проскользнуть в чащу, но тут несколько драгун, проскакав на небольшом расстоянии слева, отрезали ему путь.
Когда они приблизились, Бёрч бросился на землю, и они пронеслись, не заметив его. Однако долго оставаться в таком положении было чересчур опасно. Он поднялся, все еще держась в тени деревьев; он слышал, как драгуны кричали друг другу "ищите хорошенько", и что есть духу помчался вдоль опушки, в сторону, противоположную той, куда двигались солдаты.
Шум погони слышали все, но никто, кроме драгун, гнавшихся за Бёрчем, толком не понял приказа Лоутона. Задние так и не знали, что от них требуется, а молодой корнет, замыкавший тыл, нетерпеливо расспрашивал соседнего драгуна, в чем, собственно, дело, как вдруг неподалеку от них какой-то человек прыжком перескочил через дорогу. В ту же секунду по долине прогремел зычный голос капитана Лоутона:
- Это Гарви Бёрч! Взять его живым или мертвым!
Огонь пятидесяти пистолетных выстрелов осветил местность, и со всех сторон вокруг головы разносчика просвистели пули. Отчаяние сжало сердце беглеца, и он горестно воскликнул:
- Травят, как дикого зверя!
Жизнь со всеми ее тяготами представилась ему невыносимым бременем, и он уже готов был сдаться. Однако природа взяла верх: Бёрч имел все основания опасаться, что если его схватят, его не ожидает даже видимость суда,- однажды он уже был приговорен к смерти и избежал ее лишь благодаря хитрой уловке, но теперь, всего вероятнее, утреннее солнце озарит своими лучами его позорную казнь. Эта мысль, а также приближающийся топот коней заставили его сделать над собой усилие, и он снова побежал. К счастью для Бёрча, перед ним оказались случайно уцелевшие среди разрушений войны обломки стены и примыкающий к ней деревянный забор. Разносчик едва успел перекинуть через него свои усталые ноги, как к забору подскакали двадцать его преследователей. Однако лошади отказывались взять в темноте этот барьер - они становились на дыбы, и всадники осыпали их проклятиями. Во время этой сумятицы Бёрч разглядел холм, на вершине которого он мог бы оказаться в полной безопасности. Сердце разносчика радостно забилось, но тут снова прогремел голос Лоутона, приказавшего своим солдатам расступиться. Приказание было выполнено, и бесстрашный воин, карьером подскакав к забору, вонзил в коня шпоры и перемахнул через преграду. Восторженное "ура" и громкий топот достаточно ясно говорили Бёрчу, как велика опасность. Казалось, последние силы покинули его и участь его была уже решена.
- Стой или смерть тебе! - прозвучало у Гарви над головой.
Он бросил испуганный взгляд через плечо и увидел на расстоянии шага от себя человека, которого боялся больше всего. При свете звезд он разглядел поднятую руку и грозную саблю. Сердце Гарви сжалось от страха, усталости и отчаяния, и он упал Лоутону под ноги. Лошадь споткнулась о распростертое тело разносчика и вместе с всадником рухнула на землю. С быстротой молнии Гарви вскочил и вырвал саблю у ошеломленного драгуна. Жажда мщения - естественная человеческая страсть, и очень немногие отказывают себе в удовольствии поступить с обидчиком так, как тот поступил бы с ними; однако кое-кто знает, что куда сладостнее воздавать добром за зло.
Все пережитые Бёрчем обиды с поразительной ясностью пронеслись перед его мысленным взором. На мгновение злой демон овладел им, и он взмахнул могучим оружием; однако оно тут же опустилось, не причинив никакого вреда офицеру, который уже пришел в себя, но был беспомощен. И разносчик исчез за выступом благодетельной скалы.
- Сюда, на помощь капитану Лоутону! - крикнул Мейсон, подскакав вместе с десятком солдат.- Слезайте с лошадей и ищите в этих скалах, негодяй прячется где-то здесь поблизости.
- Стойте! - проревел сконфуженный капитан, с трудом поднимаясь на ноги.- Любому, кто сойдет с лошади, смерть! Том, дружище, помогите мне снова сесть на Роноки.
Изумленный лейтенант молча выполнил эту просьбу, а драгуны застыли от удивления, словно приросли к седлам.
- Боюсь, что вы сильно ушиблись,- участливо заметил Мейсон, когда они опять выехали на дорогу, за неимением хорошего табака покусывая кончик сигары.
- Кажется, да,-ответил капитан, еле переводя дух и с трудом произнося слова.- Хотел бы я, чтобы тут был наш костоправ и проверил, все ли ребра у меня целы.
- Ситгривса оставили в доме мистера Уортона наблюдать за капитаном Синглтоном.
- Значит, там переночую и я. В такие тяжелые времена нечего соблюдать церемонии. Вы помните, Том, этот старый джентльмен как будто проявлял теплые чувства ко всему нашему отряду. Разве можно проехать мимо дома такого близкого друга, не завернув к нему?
- А я проведу солдат в деревню Четыре Угла; если мы все остановимся в одном месте, в округе наступит голод.
- Боже упаси! Гречневые лепешки симпатичной мисс Пейтон пойдут мне больше на пользу, чем сутки в госпитале.
- Ну, если вы способны думать о еде, вы не умрете,- смеясь, сказал Мейсон.
- Если бы я не был способен есть, я бы наверняка умер,- мрачно ответил капитан.
- Капитан Лоутон,- подъехав к командиру, спросил ординарец,- мы сейчас проезжаем мимо дома этого шпиона-разносчика,- прикажете подпалить?
- Нет! - крикнул капитан так громко, что разочарованный сержант вздрогнул.- Ты что - поджигатель? Ты способен хладнокровно сжечь дом? Только попробуй! Рука, которая поднесет к нему хоть одну искру, сделает это в последний раз.
- Вот это голос! - клюя носом, пробормотал корнет, ехавший позади.- Есть еще жизнь в капитане, хоть он и свалился с лошади!
Лоутон и Мейсон ехали молча. Они уже добрались до ворот усадьбы мистера Уортона, а Мейсон все еще размышлял об удивительной перемене, происшедшей с капитаном после того, как он упал с лошади. Отряд отправился дальше, а капитан и лейтенант спешились и в сопровождении вестового медленно пошли к дому.
Полковник Уэлмир уже удалился в отведенную ему комнату, мистер Уортон с сыном заперлись вдвоем, а дамы хлопотали за столом, угощая доктора чаем,- к этому времени он успел осмотреть одного пациента, лежавшего в постели, и удостовериться в том, что второй пациент безмятежно спит. Нескольких дружелюбных вопросов мисс Пейтон было достаточно, чтобы сердце хирурга раскрылось,- тут обнаружилось, что он знал всю ее многочисленную родню в Виргинии и полагал даже, что встречался с нею самой. Добродушная мисс Пейтон улыбнулась, подумав, что, если бы она хоть раз увидела такого чудака, она бы уже не смогла его забыть. Как бы там ни было, это предположение развеяло чувство неловкости, и между ними завязалась непринужденная беседа; племянницы только слушали, впрочем, и сама тетушка говорила не много.
- Как я уже заметил, мисс Пейтон, именно из-за вредоносных испарений с низин плантация вашего брата оказалась непригодной для людей, что же касается четвероногих...
- Господи, что это такое? - вскрикнула мисс Пейтон и побледнела, услышав выстрелы, направленные в Бёрча.
- Это больше всего похоже на сотрясение атмосферы, вызванное огнестрельным оружием,- ответил хирург и совершенно невозмутимо отхлебнул чаю.- Я предположил бы, что это возвращается отряд Лоутона, если бы не знал, что капитан никогда не пользуется пистолетом и всегда злоупотребляет саблей.
- Боже милостивый! - взволнованно воскликнула мисс Пейтон.- Неужели он кого-нибудь ранил?
- Ранил? - с живостью повторил доктор.- Да это верная смерть - Лоутон наносит самые безрассудные удары, какие можно себе представить. Чего только я ему не говорил, ничего не помогает.
- Но ведь капитан Лоутон - это тот офицер, которого мы видели сегодня утром, и он ваш друг,- тут же сказала Френсис, заметив, что тетка перепугалась не на шутку.
- Ничего дурного я не вижу в дружбе с ним; человек он славный, только не желает усвоить, как надо рубить саблей по науке. Все профессии, мисс Пейтон, имеют право на существование, а что станется с хирургом, если его пациенты будут умирать прежде, чем он успеет их осмотреть!
Доктор пустился в рассуждение о том, возвратится или не возвратится отряд, но тут энергичный стук в дверь вызвал новую тревогу у женщин. Машинально положив руку на пилу, с которой он носился весь день в тщетном ожидании ампутации, доктор спокойно заявил дамам, что защитит их в случае опасности, и пошел открывать дверь.
- Капитан Лоутон! - воскликнул он, увидев драгуна, который, опираясь на плечо младшего офицера, с трудом переступил через порог.
- Это вы, мой дорогой костоправ? Какая удача, что вы здесь и можете исследовать мой костяк! Только бросьте, пожалуйста, эту злодейскую пилу.
Мейсон в нескольких словах объяснил хирургу, при каких обстоятельствах капитан получил ушибы, а мисс Пейтон любезно предложила сделать для него все необходимое. Пока приготовляли комнату и доктор важно отдавал распоряжения, капитан по приглашению дам отдыхал в гостиной. На столе стояло блюдо с кушаньем более существенным, чем те, какие обычно подаются к чаю, и оно не замедлило привлечь к себе внимание драгуна. Мисс Пейтон вспомнила, что сегодня офицеры, очевидно, ели только один раз - утром за ее столом,- и сердечно пригласила их снова подкрепиться. Долго настаивать не пришлось; через несколько минут оба драгуна с комфортом сидели за столом и занимались делом, которое прерывалось лишь тогда, когда капитан морщился от боли, вызванной каким-нибудь неловким движением. Впрочем, эти перерывы не очень-то ему мешали, и капитан успел справиться со своей серьезной обязанностью, когда появился хирург и объявил, что в комнате на втором этаже все уже готово.
- Вы ужинаете! - воскликнул изумленный врач.- Вам что, умереть захотелось, капитан Лоутон?
- Нет, не в этом цель моих честолюбивых стремлений, но именно поэтому я запасся материалом, необходимым для поддержания жизни,- сказал капитан и, встав из-за стола, вежливо пожелал спокойной ночи дамам.
Хирург что-то недовольно проворчал и вышел вслед за капитаном и Мейсоном из столовой.
В те времена в каждом американском доме была так называемая "парадная комната"; эту комнату благодаря тайным заботам Сары отвели капитану Уэлмиру. Кровать английского офицера была покрыта стеганым пуховым одеялом, особенно приятным в ясную морозную ночь для ушибленных рук и ног. В массивном серебряном кубке, украшенном фамильным гербом Уортонов, было налито на ночь питье; впрочем, великолепные фарфоровые кружки выполняли то же назначение и в комнатах обоих американцев. Сара, конечно, бессознательно отдала молчаливое предпочтение английскому офицеру, но капитану Лоутону, если бы не его ушибы, не нужны были мягкая постель, кубок и все прочее, кроме питья, ибо он привык проводить ночи, не раздеваясь, а частенько и не слезая с седла. Когда он расположился в небольшой, однако весьма удобной комнате, доктор Ситгривс приступил к осмотру. Только он дотронулся до тела пациента, как тот нетерпеливо закричал:
- Сделайте одолжение, Ситгривс, положите куда-нибудь свою ужасную пилу, а не то мне придется взять для самозащиты саблю. От одного вида вашей пилы у меня в жилах стынет кровь.
- Непонятный страх перед столь полезным инструментом у человека, так часто подвергающего свое здоровье и свою жизнь опасности, капитан Лоутон.
- Спаси меня боже от нее!- вздрогнув, ответил драгун.
- Но не станете же вы презирать свет науки и не откажетесь от хирургической помощи, если понадобится прибегнуть к пиле.
- Откажусь!
- Откажетесь?
- Да, пока я жив и способен себя защищать, я не допущу, чтобы меня пилили, как воловью тушу! - крикнул непоколебимый драгун.- Но я хочу спать. Сломаны у меня ребра или нет?
- Нет.
- А какая-нибудь кость?
- Нет.
- Том, не подадите ли вы мне кувшин? - Проглотив залпом питье, капитан неторопливо повернулся спиной к своим друзьям и добродушно крикнул: - Доброй ночи, Мейсон! Доброй ночи, доктор Гален!
Капитан Лоутон глубоко уважал хирургические таланты своего приятеля, но относился весьма недоверчиво к действию лекарств на человеческие недуги. Он не раз утверждал, что человек с полным желудком, смелым сердцем и чистой совестью может выдержать любые передряги и устоять перед любыми превратностями судьбы. Смелое сердце ему даровала природа, и, по правде говоря, он неизменно стремился к тому, чтобы первое и третье условия его кредо были также выполнены. Он любил говорить, что смерть поражает последними глаза, а предпоследними - челюсти. И в пояснение добавлял, что тут явственно сказывается умысел самой природы: пусть человек сам решает, какую пищу отправить в свое святилище - рот; а уж если кусок невкусный, пеняй на самого себя. Доктор хорошо знал взгляды капитана, и, когда тот бесцеремонно повернулся к нему и Мейсону спиной, он посмотрел на своего пациента с презрительным сожалением, заботливо, чуть ли не благоговейно сложил в сафьяновый чемоданчик свои пузырьки с лекарствами, победоносно повертел в руках пилу и, не удостоив ответом прощальные слова драгуна, вышел из комнаты. Мейсон прислушался к дыханию капитана и, поняв, что слов "доброй ночи" тот все равно не услышит, поспешил откланяться дамам; потом вскочил в седло и во весь опор понесся к Четырем Углам, где разместился отряд.
ГЛАВА X
Когда душа отходит в мир иной
И закрываются глаза навеки,
Душа взывает к жалости людской
И просят слез закрывшиеся веки.
Грей
Владения мистера Уортона раскинулись по обе стороны дома, который он занимал, и большая часть его земли лежала невозделанной. То тут, то там виднелись отдельные постройки, но в них никто не жил, и они быстро разрушались. Соседство обеих враждующих армий почти вытеснило из графства занятия земледелием. Хозяину не имело смысла затрачивать время и труд на то, чтобы наполнять свои закрома, ибо их могли опустошить первые же проходящие мимо фуражиры. Все стремились взять с земли лишь необходимое для скудного пропитания - все, кроме тех, кто жил в непосредственной близости к одной из сражающихся сторон и мог чувствовать себя в безопасности от набегов летучих отрядов другой. Для этих фермеров война была золотой нивой; особенно выгодна она была тем, кто имел связи с королевской армией. Мистеру Уортону не было нужды обрабатывать свои поля, чтобы обеспечить семью, он охотно перенял осторожную практику тех дней и ограничивался выращиванием продуктов сельского хозяйства, которые долго не залеживались, или же таких, какие нетрудно было скрыть от пронырливых фуражиров. Вот почему на арене военных действий не осталось ни одного жилого дома, кроме того, что принадлежал отцу Гарви Бёрча. Этот дом стоял между тем местом, где произошло столкновение американской кавалерии с неприятелем, и полем, где драгуны атаковали отряды полковника Уэлмира.
День сражения был для Кэти Хейнс богат событиями. Осмотрительная домоправительница сохраняла в своих политических взглядах строгий нейтралитет. Ее друзья поддерживали дело борцов за свободу, сама же девица уповала на то, что для нее, как и для женщин с более блестящими видами на личное счастье, настанет время, когда понадобится принести любовь к родине в жертву семейному очагу. Однако, несмотря на всю свою мудрость, эта милейшая особа в иные минуты мучилась сомнениями, на какую чашу весов ей следует бросить груз своего красноречия, чтобы без ошибки ратовать за дело, которому сочувствует разносчик. Его слова и образ жизни были так непонятны, что часто, когда она оставалась с ним наедине и уже совсем готова была обрушить обличительную речь на Вашингтона и его последователей, благоразумие сковывало ей уста, и в ее мозгу снова рождались сомнения. Что говорить, поведение этого загадочного существа, за которым она так внимательно наблюдала, могло сбить с толку даже человека с более широким кругозором и лучшим знанием жизни и людей, нежели Кэти.
Сражение на Уайт-Плейнс показало осторожному Вашингтону преимущества врага в организованности, вооружении и дисциплине. Главнокомандующему американской армией предстояло преодолеть многие трудности ценою больших усилий и постоянной бдительности. Он отвел войска в горы северной части Вест-Честера, отбил атаки королевской армии, а сэр Уильям Хау вернулся в опустевший город Нью-Йорк, завоевание которого не дало ему никаких преимуществ. Впоследствии враждующие армии не мерились больше силами в границах Вест-Честера, хотя, что ни день, там снова появлялись партизаны и случалось, что на утренней заре жители узнавали о бесчинствах, совершенных под покровом ночи.
Разносчик делал свои переходы главным образом в часы, когда люди спят. Нередко вечером солнце расставалось с ним в одном конце графства, а утром встречало в другом. Тюк был его неизменным спутником, и те, кто внимательно следил за Бёрчем, когда он продавал свои товары, полагали, что его единственной целью была нажива. Порой его видели неподалеку от нагорья склоненным под тяжестью своей ноши, порой - вблизи реки Гарлем шагающим легкой походкой, обратив лицо к заходящему солнцу. И всегда он появлялся неожиданно и лишь на краткий миг. В другое время его не видели - разносчик исчезал на долгие месяцы, и никто не знал, куда он отправился.