Сильные отряды охраняли Гарлемские холмы, а северный берег острова Манхаттена щетинился штыками английских часовых; тем не менее Бёрч сновал туда и обратно, но его не замечали, и никто не причинял ему вреда. Он часто появлялся у линии американских войск, однако с гораздо большими предосторожностями. Часовые, охранявшие горные ущелья, не раз говорили о странной фигуре, пробиравшейся мимо них в вечернем тумане. Рассказы об этом доходили до офицеров, и, как мы уже упоминали, разносчик дважды попадался в руки американцам. В первый раз он ускользнул от капитана Лоутона вскоре после ареста; во второй - его приговорили к смерти. На утро казни клетка оказалась открытой, а птичка улетела. Это непостижимое бегство произошло, когда Бёрч находился под надзором любимого офицера Вашингтона, а на карауле стояли солдаты, которых считали достойными охранять самого главнокомандующего. Таких уважаемых людей нельзя было заподозрить ни в измене, ни в том, что их подкупили, и среди рядовых укоренилось мнение, будто разносчик знается с нечистым. Кэти с негодованием отвергала такие предположения; размышляя об этих событиях, она приходила к заключению, что нечистая сила не платит золотом. Не платит, думала экономка, и Вашингтон; бумажные ассигнации и обещания - вот что мог раздавать своим слугам командующий американскими войсками. После заключения союза с Францией в Америке появилось больше серебра, но, хотя Кэти никогда не упускала случая заглянуть в замшевый кошелек Бёрча, она ни разу не обнаружила ни одной монеты с изображением Людовика между хорошо знакомыми ей монетами с портретом Георга III. Словом, тайный клад разносчика со всей очевидностью доказывал, что его запасы золота получены от англичан.
Американцы часто наблюдали за домом Бёрча с целью арестовать его, но всегда безуспешно; тот, кого подозревали в шпионаже, тайными путями узнавал об их намерениях и неизменно разрушал их планы. Однажды, когда сильный отряд континентальной армии целое лето стоял на постое в деревне Четыре Угла, сам Вашингтон распорядился денно и нощно не спускать глаз с дверей дома Бёрча. Приказ исполнялся в точности, но за все это время разносчик ни разу не появился; отряд отозвали, и на следующий день Бёрч вернулся домой. Из-за подозрительной репутации сына постоянно беспокоили и отца. Однако, несмотря на самую тщательную слежку за стариком, к нему невозможно было придраться, а его имущество было столь ничтожно, что так называемые "патриоты" сдерживали свой пыл - не стоило усердствовать ради конфискации или покупки таких жалких владений. Старость и печали грозили в любой час избавить отца Гарви Бёрча от дальнейших преследований; масло иссякло в светильнике его жизни. Горестно расставались в последний раз отец и сын, но они покорились тому, что оба считали своим долгом. Старик скрывал от соседей, что дни его сочтены, и все еще надеялся увидеться с сыном перед смертью. Волнения минувшего дня и все усиливающийся страх, что Гарви опоздает, приблизили событие, которое старику хотелось отдалить. Ночью ему стало так плохо, что Кэти Хейнс испугалась и отправила случайно забежавшего к ним во время боя мальчика к мистеру Уортону с просьбой прислать кого-нибудь побыть с ней. Отпустить можно было только Цезаря. Отзывчивая мисс Пейтон нагрузила слугу съестными припасами и подкрепляющими сердце средствами и отправила его на помощь Кэти. Впрочем, умирающему старику не были нужны уже лекарства, и, казалось, его волновало лишь желание повидаться с сыном. Шум, сопровождавший погоню за Бёрчем, был слышен в доме, но никто из находившихся там не догадывался о его причине; Кэти и Цезарь знали, что отряд американской кавалерии отошел к югу, и решили, что теперь он возвращается на свою прежнюю стоянку. Они слышали, как кавалеристы медленно проехали мимо, однако экономка, уступив благоразумным наставлениям негра, сдержала свое любопытство и не вышла из дома. Старик лежал с закрытыми глазами; Кэти и Цезарь думали, что он спит. В доме Бёрча были две большие и две маленькие комнаты. Одна большая комната служила кухней и гостиной, во второй лежал больной старик. Одна маленькая была святилищем Кэти, во второй хранилась провизия. В центре дома высилась огромная кирпичная печь, разделявшая большие комнаты, и в каждой из них был соответствующих размеров очаг. В то время, о котором мы ведем рассказ, яркий огонь горел в очаге на кухне, а возле его громадной пасти сидели Цезарь и Кэти. Африканец внушал экономке, что нужно быть осторожной, и рассуждал о том, как опасно праздное любопытство.
- Лучше не искушать сатану,- сказал Цезарь и так закатил глаза, что белки заблестели в отсвете пламени.- Я сам раз чуть не потерял ухо из-за маленького любопытства; от него бывает много несчастий. Если бы не любопытство, белые люди не ехали бы в Африку, а черные жили бы у себя дома... Скорей бы Гарви пришел!
- Очень неуважительно с его стороны не быть дома в такое время,- строго сказала Кэти.- А что, если отец захочет в последние минуты составить завещание - кто напишет ему такую важную, серьезную бумагу? Гарви очень неуважительный и пустой человек.
- А может, он уже написал эту бумагу?
- Ничего удивительного, если и написал,'- ответила экономка,- ведь он целые дни смотрит в Библию.
- Очень хорошая книга,- торжественным тоном заявил негр.- Мисс Фанни читает ее Дине.
- Ты прав, Цезарь, Библия - самая лучшая книга! У того, кто читает ее так часто, как отец Гарви, наверное, есть на то особые причины. Это понятно всякому здравомыслящему человеку.
Кэти поднялась со стула, тихонько прокралась к комоду в комнате больного старика, вынула из ящика тяжелую Библию в толстом переплете с массивными медными застежками и вернулась к Цезарю. Книгу быстро раскрыли и принялись перелистывать. Кэти не была большим грамотеем, а Цезарь и вовсе не знал букв. Экономка некоторое время разыскивала слово "Матфей", а когда нашла, с гордостью показала его внимательно следившему за ней Цезарю.
- Хорошо, теперь читай по порядку,- сказал негр, глядя через плечо домоправительницы и держа длинную тонкую свечу из желтого сала так, чтобы ее слабый свет падал на книгу.
- Ладно, но придется начать с самого начала,- отозвалась Кэти, аккуратно перелистывая страницы в обратную сторону. Наконец, перевернув две сразу, она нашла густо исписанный лист.- Вот,- сказала Кэти, задрожав от нетерпения,- вот эти слова. Я ничего бы не пожалела, лишь бы узнать, кому он завещал большие пряжки для башмаков...
- Читай,- коротко сказал Цезарь.
- ...и черный ореховый комод... Гарви не нужна такая мебель, раз он не женится...
- Почему не нужна? Ведь была же она нужна отцу.
- ...и шесть серебряных столовых ложек... Гарви всегда ест оловянной ложкой!
- Может, он это здесь все сказал без многих слов,- заметил многозначительно Цезарь, указывая кривым темным пальцем на раскрытую страницу.
Итак, последовав совету Цезаря и побуждаемая собственным любопытством, Кэти принялась за чтение. Стремясь скорее добраться до наиболее интересной для нее части, она начала сразу с середины:
- "Честер Бёрч, родившийся сентября первого, 1755 года",- прочитала Кэти с запинками, не делавшими большой чести ее учености.
- Так что он ему дает?
- "Абигайл Бёрч, родилась июля двенадцатого, 1757 года",- тем же тоном продолжала экономка.
- Ей, верно, отдает ложки.
- "Июня первого, 1760 года. В этот страшный день кара разгневанного бога поразила мой дом..."
Мучительный стон, донесшийся из соседней комнаты, заставил Кэти невольно закрыть книгу, а Цезарь задрожал от испуга. Никто из них не решился пойти взглянуть на больного, но оба слышали, что он по-прежнему тяжело дышит. Все же Кэти не отважилась снова открыть Библию и, осторожно защелкнув застежки, молча положила книгу на стол. Цезарь опять уселся в кресло и, смущенно оглядевшись вокруг, заметил:
- Видно, пришел его час.
- Нет,- торжественно сказала Кэти, - он проживет до прилива или пока не запоет первый петух.
- Бедняга!-продолжал негр, придвигаясь еще ближе к огню.- Я надеюсь, что будет лежать он тихо, когда умрет.
- Нисколько не удивлюсь, если наоборот: говорят, человек, беспокойный при жизни, не знает покоя и в гробу.
- Джонни Бёрч по-своему очень хороший человек. Все не могут быть священниками; если все будут священниками, кто же будет паствой?
- Ах, Цезарь, только тот хорош, кто поступает хорошо! Ну скажи, для чего зарывать честно нажитое золото в землю?
- Господи! Верно для того, чтобы скиннеры его не нашли. Но, если он знает, где золото, почему он его не выкопает?
- Должно быть, на это есть причины, но тебе их не понять,- ответила Кэти и придвинула стул, чтобы ее платье прикрыло магический кирпич, под которым втайне хранил свое богатство Бёрч; не удержавшись, чтобы не сказать о своем секрете, хоть ей и не хотелось выдавать его, Кэти добавила:- Шероховатое снаружи часто содержит гладкое внутри.
Не сумев проникнуть в скрытый смысл этой загадки, Цезарь огляделся по сторонам, и вдруг его блуждающие глаза остановились и зубы застучали от страха. Кэти тотчас заметила, как изменилось лицо негра, и, повернувшись, увидела, что на пороге стоит разносчик.
- Он жив? - спросил Бёрч дрожащим голосом, видимо, страшась услышать ответ.
- Жив,- ответила Кэти и, проворно поднявшись, услужливо предложила свой стул.- Он не умрет до рассвета или пока не кончится прилив.
Разносчик ничего не замечал. Услышав, что отец жив, он на цыпочках прошел в комнату умирающего. Отца и сына связывали далеко не обычные узы. Друг для друга они были самыми дорогими в мире людьми. Если бы экономка прочитала еще несколько слов, написанных на листке, она узнала бы печальную историю их несчастий. Одним ударом они лишились близких и достатка, и с того дня, где бы они ни были, за ними по пятам следовали горе и гонения. Подойдя к постели, Гарви наклонился над больным и, задыхаясь от волнения, прошептал ему на ухо:
- Вы узнаете меня, отец?
Старик медленно открыл глаза, и довольная улыбка мелькнула на его бледном лице; по контрасту с ней печать смерти казалась особенно ужасной. Разносчик поднес к запекшимся губам отца укрепляющее лекарство, которое он принес с собой, и на несколько минут к больному вернулись силы. Он заговорил медленно и с трудом. Любопытство сковало Кэти уста, на Цезаря такое же действие произвел благоговейный страх, а Гарви едва дышал, прислушиваясь к словам отлетающей души.
- Сын мой...- глухо произнес старик.- Скоро, дитя мое, ты останешься в одиночестве. Я хорошо тебя знаю и предвижу, что ты будешь странником всю свою жизнь. Надломленный тростник может уцелеть, но никогда не выпрямится. В тебе самом те качества, которые поведут тебя по верному пути; продолжай, Гарви, так, как ты начал, ибо нельзя пренебрегать своим долгом и...
Шум в соседней комнате прервал слова умирающего, и встревоженный разносчик поспешил узнать, в чем дело; следом за ним пошли Кэти и Цезарь. Один лишь взгляд, брошенный на фигуру, показавшуюся в дверях, со всей очевидностью сказал Гарви, зачем явился этот человек и какая участь ожидает теперь его самого. Пришелец был не стар годами, но черты его лица изобличали душу, многие годы одержимую дурными страстями. На нем было платье из самой убогой материи и до того изодранное, что казалось, он намеренно хотел выглядеть бедняком. Волосы его поседели раньше времени, а запавшие угрюмые глаза бегали по сторонам, уклоняясь от встречи со смелым, честным взором. Резкие и беспокойные движения, вся его манера держаться свидетельствовали о низменной натуре, вызывали отвращение у окружающих и были во вред ему самому. Это был хорошо известный вожак одной из мародерских банд, которые рыскали по графству и, прикидываясь патриотами, совершали множество преступлений, начиная с мелких краж и кончая убийствами. За ним стояло еще несколько человек, одетых не лучше его; их лица выражали полное равнодушие и тупую бесчувственность. У всех были мушкеты со штыками - обычное снаряжение солдат-пехотинцев. Гарви знал, что сопротивляться бесполезно, и спокойно подчинился мародерам. В один миг с него и с Цезаря содрали приличное платье, а взамен дали лохмотья, снятые с двух самых гнусных бандитов. Разносчика и негра поставили в разные углы комнаты и, угрожая мушкетами, приказали отвечать правду на все вопросы.
- Где твой тюк? - прежде всего спросили разносчика.
- Послушайте,- дрожа от волнения проговорил Бёрч,- в комнате рядом лежит мой отец, он умирает. Позвольте мне пойти к нему принять его благословение и закрыть ему глаза, и вы получите все, да - все.
- Отвечай на вопросы, или мушкет отправит тебя туда, куда собирается этот выживший из ума старик! Где твой тюк?
- Я ничего не скажу, пока меня не пустят к отцу,- твердо сказал разносчик.
Мучитель со злобой поднял руку, готовясь привести свою угрозу в исполнение, но один из дружков остановил его:
- Что ты делаешь! Ты забыл о награде? Скажи, где твое добро, Бёрч, и мы отпустим тебя к отцу.
Бёрч тотчас же повиновался, и одного мародера послали за добычей. Тот вскоре вернулся и, бросив на пол тюк, заявил, что он легок, как перышко.
- Ага,- крикнул вожак,- а где золото, вырученное за товары, которые в нем находились? Отдай нам золото, мистер Бёрч; ты знаем, что оно у тебя есть, не станешь же ты брать никчемные бумажные деньги.
- Вы нарушаете свое обещание,- сказал Бёрч.
- Давай золото!- свирепо рявкнул главарь и прижал к груди разносчика штык с такой силой, что из нее брызнула кровь.
В эту минуту из соседней комнаты донесся легкий шум, и Гарви умоляюще воскликнул:
- Пустите меня... пустите меня к отцу, я вам все отдам!
- Клянусь, я отпущу тебя, если ты отдашь золото,- сказал скиннер.
- Вот, берите этот мусор,- крикнул Бёрч, бросая кошелек, который он умудрился спрятать, несмотря на то что сменил одежду.
Разбойник с дьявольским смехом поднял кошель с пола.
- Ага, только с отцом ты увидишься на небесах!
- Чудовище, неужели у тебя нет никаких чувств, ни веры, ни совести!
- Послушать его, так не подумаешь, что веревка уже была у него на шее,- смеясь, вмешался один из мародеров.
- Можете не беспокоиться, мистер Бёрч, если старик и тронется в путь на несколько часов раньше, вы последуете за ним не позднее, чем завтра в полдень.
Эти безжалостные слова не произвели впечатления на Бёрча. Затаив дыхание он прислушивался к каждому звуку в комнате отца. Наконец он услышал свое имя, произнесенное глухим, прерывающимся голосом. Больше Бёрч не мог выдержать и закричал:
- Отец! Тсс!.. Отец!... Я иду! Я иду...
Он метнулся, оттолкнув караулившего его скиннера, но тотчас же другой бандит пригвоздил его к стенке. К счастью, быстрое движение спасло разносчика от грозившего ему смертью удара - штык проткнул только его платье.
- Нет, мистер Бёрч,- сказал скиннер,- мы слишком хорошо знаем, какой ты ловкий мошенник, и не пустим тебя. Золото, где твое золото?
- Оно у вас,- ответил разносчик, судорожно пытаясь освободиться.
- Да, кошелек у нас, но у тебя, есть еще деньги. Король Георг щедро платит, а ты оказал ему немало ценных услуг. Где твой клад? Не отдашь - не видать тебе отца!
- Поднимите камень, на котором стоит эта женщина,- порывисто крикнул разносчик,- поднимите камень!
- Он бредит, он бредит! - завопила Кэти, невольно ступив ногой на другой камень.
Его тут же вытащили, но под ним была лишь земля.
- Он бредит, вы свели его с ума! - вся дрожа, причитала экономка.- Станет ли такой разумный человек, как Бёрч, прятать золото под очагом.
- Замолчи ты, глупая женщина!- крикнул Гарви.- Поднимите камень в углу, и вы найдете для себя богатство, а меня сделаете нищим.
- И все будут вас презирать,- горько заметила Кэти.- Разносчик без товара и денег - презренный человек.
- Себе на веревку ему хватит,- сказал скиннер.
Не мешкая долго, он послушался Гарви и вскоре вытащил из тайника немалый запас английских гиней. Деньги живо высыпали в мешок, не обращая внимания на жалобы Кэти, уверявшей, что ей не заплачено жалованье и что по праву хотя бы десять гиней принадлежат ей.
Очень довольные богатой добычей, которая превзошла все их ожидания, бандиты собрались уйти и решили забрать с собой разносчика, чтобы сдать его американским войскам и потребовать за это обещанную награду. Все было готово, и они уже хотели потащить Бёрча силой, ибо он отказался двинуться с места, как вдруг перед ними выросла фигура, испугавшая даже самых храбрых. Крики сына подняли старика с постели, и, еле держась на ногах, он вышел из своей комнаты. Он закутался в простыню, глаза его были неподвижны, щеки ввалились - казалось, это явился выходец с того света. Даже Кэти и Цезарь подумали, что видят дух старого Бёрча; они опрометью бросились вон из дома, а следом за ними ринулись и перепуганные скиннеры. Возбуждение, придавшее силы умирающему, быстро прошло, и сын, подхватив его на руки, понес обратно в постель.
Наступившая реакция ускорила конец. Остекленевшие глаза старика смотрели на сына, губы шевелились, но голоса его не было слышно. Гарви наклонился и вместе с последним вздохом принял от отца предсмертное благословение. Впоследствии жизнь разносчика почти всегда бывала отравлена нуждой и несправедливостью; однако самые жестокие страдания и злоключения, бедность и клевета, постоянно преследовавшие его, не вытеснили воспоминания об этом благословении; оно озаряло своим светом картины прошлого, утешало в самые горестные минуты отчаяния; оно поддерживало надежду на лучшее будущее и укрепляло в Гарви сознание, что он преданно и верно выполнил священный долг сыновней любви.
Цезарь и Кэти бежали так стремительно, что им было не до размышлений. Впрочем, они вскоре инстинктивно отстали от скиннеров. Остановившись, экономка торжественным тоном сказала:
- О Цезарь, разве не ужасно, что старик встал раньше, чем его опустили в могилу! Видно, деньги его растревожили. Говорят, душа капитана Кида бродит возле того места, где он в прежнюю войну зарыл золото.
- Цезарь не думал, что у Джонни Бёрча такие громадные глаза,- трясясь от страха, сказал негр.
- Я уверена, что всякий живой человек расстроится, потеряв так много денег. Теперь Гарви ничто, он самый презренный, никчемный бедняк. Хотела бы я знать, на что он надеется. Кто захочет теперь пойти к нему в экономки?
- Может быть, дух унес Гарви тоже,- заметил Цезарь, придвинувшись пбближе к своей спутнице.