Антошин(искренне разозлился). Вы хитрая бестия! У вас организованное, плановое хозяйство, и вы все рассчитали… Чтоб я пришел, чтоб я огорчился…
Лариса(улыбнулась). Все не в моем характере. Я бы обязательно приехала, если б у меня на работе не начался конец света.
Антошин(скептически). Неужели конец света начался именно в вашей редакции?
Лариса. Несколько месяцев назад я сдала в набор статью одного уважаемого и титулованного автора, а когда журнал вышел из печати, выяснилось, что статья ошибочная. Теперь скандал глобального значения.
Антошин. Но когда вы сдавали статью, ваше начальство наверняка ее тоже читало и визировало.
Лариса. Мою редакторшу факты никогда не интересуют. Ей достаточно толкования фактов.
Антошин. Она вас увольняет?
Лариса. Увы, у нас невозможно. Это было бы слишком гуманно. Теперь меня сто лет будут прорабатывать, обсуждать, клеймить. Покурим?
Антошин. Минуту. Видите, я закрыл глаза. (Закрывает глаза.) Давайте мне вашу сигарету!
Лариса(передает сигарету Антошину). Вы любите курить с закрытыми глазами?
Антошин(не открывая глаз). Зажгите спичку!
Лариса подносит огонь.
(Затягивается, выпускает дым.) "Пегас", тридцать копеек пачка, фабрика "Дукат".
Лариса. Изумительно. Вы фокусник. А что курят специалисты?
Антошин. Сегодня – ростовскую "Нашу марку". (Достает из кармана пачку.)
Лариса(берет ростовскую сигарету, закуривает). И все-таки ваша сигаретная профессия бесполезная, даже вредная.
Антошин. Не согласен. (Горячо.) Мы даем миллионы, а эти миллионы…
Лариса(перебивает). Не митингуйте, мне сразу спать хочется.
Антошин(искренне). Иной раз я тоже думаю: хорошо бы нашу отрасль перевели на что-нибудь другое, человеческое. А когда плана нет, рабочих не хватает, пьяниц выгнать нельзя – прав ни у кого таких нету, – думаю, не податься ли в парфюмерию.
Лариса(удивленно). А почему в парфюмеры, а не, скажем, в хлебопеки?
Антошин. Парфюмерия – родственное дело, я ее в институте изучал досконально, обоняние у меня, как у дрессированной овчарки!
Лариса. Можете идти по следу?
Антошин. Запросто. К вашему сведению, и табак и парфюмерия – все входит в систему пищевой промышленности.
Лариса(хохочет). Обалдеть, честное слово, табак – в пищевую. Пусть бы эта промышленность лучше занималась выпуском пищи! (Затягивается.) Вроде неплохие сигареты… Я ведь зашла к вам извиниться… за то, что последовала совету сердобольной Риты и попыталась затеять с вами серьезный роман со счастливым финалом. Что играют в загсе? "Свадебный марш" Мендельсона, адажио из "Раймонды"? И та и другая мелодии немного печальные. Извините, пожалуйста, я не умею подлаживаться, не умею ухаживать, предпочитаю, чтобы ухаживали за мной, хоть и без свадебной мелодии. Вдруг я к вам привяжусь?
Антошин(улыбнулся). Завязывать узел легче, чем потом распутывать?
Лариса. А я не хочу узлов! Меня легко поцарапать, у меня кожа тонкая.
Антошин. Значит, все?
Лариса. Конечно!
Антошин. Не пойму отчего, но все-таки жалко.
Лариса. Просто вам льстило мое пристальное внимание. Так что извините за беспокойство!
Антошин. Это вы извините, что я не оправдал ваших надежд.
Лариса. Если бы все надежды оправдывались – они бы перестали быть надеждами.
Появляется улыбающаяся Рита Сергеевна.
Рита Сергеевна. Заглянула в универмаг – и там погибла… (Видит Ларису.) Ишь как тебе понравилось во Владимире, только Павел вернулся – ты тут как тут!
Лариса(невесело). Я тут как там!
Антошин(доволен приходом Риты). За чем в очереди стояла?
Рита Сергеевна(смеется). Шапки меховые давали. (Показывает покупку.) Смотри, твой размер. Я так обрадовалась, а то твоя вся вытерлась. (Нахлобучивает шапку на голову Антошина.)
Лариса. Вам Ритина шапка в самый раз!
Пауза. И Антошин и Рита Сергеевна не замечают, как Лариса уходит.
Рита Сергеевна. Мне так без тебя трудно…
Антошин. И мне нелегко…
Рита Сергеевна. От всей этой катавасии я протяну ноги и так и останусь жить с протянутыми ногами! (Резко оборачивается и идет к выходу.)
Антошин(медленно сползает по стене на пол). Если все надежды будут исполняться – они перестанут быть надеждами. А как же тогда жить без надежд? Плинтусы надо протирать мокрой тряпкой… Рыбы плавают молча…
Действие второе
Картина четвертая
Между первым и вторым действием проходит не многим больше месяца. Снова квартира Антошина. Антошин и Женя кончают обедать.
Антошин(с иронией). Пожалуй, главная проблема для мужчины, от которого ушла жена, – это проблема питания.
Женя. Да, обед – дрянь!
Антошин. Не нравится – готовь сама!
Женя. Ты отец, матери у меня нету – ты обязан меня обслуживать! А я предпочитаю глотать любую дрянь, лишь бы ее готовил кто-нибудь другой!
Антошин. Раз я тебя, как ты говоришь, обслуживаю – могла бы и не выражать неудовольствия!
Женя(встает, собирает со стола). Неделю травлюсь в нашей столовой, а по выходным тоже не лучше.
Антошин. Давай запряжем твоего Юрия!
Женя. Его опять послали в колхоз. На Юре держится сельское хозяйство. А куда подевалась твоя владимирская ягода?
Антошин. Может, замуж вышла… за кого-нибудь?
Женя. Тогда бы она обязательно сообщила тебе об этом. Она мясо поджарила недурно, ты бы ее нашел!
Антошин. Зачем?
Женя. Хотя бы чтоб у нас обоих не было язвы желудка! (Нежно.) Папа, ты много дымишь, неужели еще страдаешь из-за мамы?
Антошин. Разве заметно?
Женя. Невооруженным глазом. Тебе нужна отдушина! Найди владимирскую. Ты знаешь ее телефон?
Антошин. Нет.
Женя. А фамилию?
Антошин. Допустим.
Женя. Имя и отчество?
Антошин. Предположим.
Женя. Позвони ноль девять, справочное, укажи выходные данные, тебе задаром сообщат номер ее телефона.
Антошин(после некоторой паузы). Уже…
Женя. Папа, ты безобразник!
Антошин. Там никто не подходит.
Женя. Позвони еще раз.
Антошин. Уже.
Женя. И что?
Антошин. Никто не подходит!
Женя. Позвони в третий раз!
Антошин. Уже… Может, она переехала.
Женя. Номер?
Антошин. Четыреста пятьдесят девять – шестьдесят один – семьдесят девять.
Женя набирает номер. Появляется Лариса.
Лариса(снимает трубку). Я слушаю.
Женя(подражая голосу телефонистки). Ответьте абоненту. Минуточку!.. (Отцу, закрывая рукой микрофон.) Мы понимаем друг друга без слов?
Антошин(с теплой улыбкой). Без слов понимать друг друга легче…
Женя(в трубку, снова подражая телефонистке). Разговаривайте с абонентом!
Антошин(взял у Жени трубку). Ответьте абоненту, Лариса!
Лариса(сразу узнает Антошина). Что случилось? В стране перестали курить? Почему вы вдруг прорезались?
Антошин. У меня тоска. Мне нужна отдушина.
Лариса. Отдушина – это что-то в печке. Я забыла, что именно.
Антошин. Я тоже позабыл, что это такое, но мне это нужно.
Стук в дверь. Кто-то явно стучит ногами.
Женя. Кому-то не понравилась наша дверь, и он решил ее сломать. (Идет отворить.)
Лариса. Вам хорошо, вы хоть знаете, что вам нужно!.. (Кладет трубку.)
Антошин тоже кладет трубку.
Женя впустила Юрия. Он держит в руках аквариум.
Женя. Я тебе рада, но я по-прежнему не согласна молчать круглые сутки!
Юрий. Ты права. Женщинам это не под силу, и я принял решение.
Женя. Какое?
Юрий. Насчет нашей устойчивости.
Женя(просияла; отцу). Юра стучал ногами – у него руки заняты!
Юрий ставит аквариум на журнальный столик, подключает вмонтированную в него лампу. Аквариум освещается нежным светом – видны кораллы, камешки, переплетение водорослей.
Антошин(Юрию). Ты ездил в колхоз за аквариумом?
Юрий. Я приехал еще вчера. Меня отпустили на пару дней. (С болью.) Умер мой научный шеф. Он был академик. Я пришел в институт на похороны, мне говорят: "Академик лежит в другом институте – у нас он был на полставки…"
Антошин. Это часто – люди не думают, что говорят.
Юрий. Я давно собирался принести вам аквариум. Он вам необходим.
Антошин(с иронией). Да, это главное, чего мне не хватает.
Женя. А где рыб взять?
Юрий. Вот рыб не нужно!
Антошин. А кто в нем будет плавать – мы сами?
Юрий. Рыбы – забота невероятная. Следить за температурой, менять воду, ездить за кормом на птичий рынок…
Женя. Почему для рыб – на птичий?
Юрий. Потому что в Москве нет рыбного рынка. И главное, плавает у вас в аквариуме конкретная рыбка – полосатенькая или золотая, – вы замкнуты на ней… Вы видите только данную рыбу.
Антошин. А если аквариум пустой, у меня ощущение, будто хозяева рыбку съели!
Юрий. Это потому, что вы, Павел Алексеевич, не отключались.
Антошин. Было, на полу я уже сидел. (Улыбнулся.) И неплохо сидел.
Юрий. То был первый этап. Теперь отключение плюс воображение – более сложный комплекс. Рассаживаемся…
Рассаживаются. Юрий выключает верхний свет. Теперь светится только аквариум.
Смотрим не отрываясь. Что вы видите, Павел Алексеевич?
Антошин. Трое сумасшедших ждут неизвестно чего…
Юрий. А я, например, вижу мурену!
Женя. А я – акулу!
Антошин. Мурена – это что есть такое?
Юрий. Похожа на тигра, огромная, пятнистая, шелковистая, муренистая, вкрадчивая, извивается.
Антошин. Раз пошло такое дело… Я вижу ерша! Он смотрит на мурену и спрашивает: "Откуда ты взялась, чучело?"
Женя. А я вижу шпроты.
Антошин. Шпроты – такой рыбы нет!
Женя. А я вижу шпроты в консервах, вон и цена – девяносто две копейки баночка.
Антошин. Тогда я вижу балык – давно его, кстати, не видел, соскучился.
Женя. А я – заливную рыбу…
Юрий. А я – угря… Самое мое любимое – копченый угорь!
Антошин. Да здравствует игра воображения!
Входит Лариса.
Лариса. Дверь настежь открыта… Что вы делаете в полутьме?
Антошин. Лариса, вон аквариум, всмотритесь хорошенько: что вы видите?
Женя. Что вы видите, товарищ Лариса?
Лариса. Сейчас адаптируюсь и напрягу зрение… Я вижу… берег очарованный и очарованную даль. Подойдет?
Женя(включает верхний свет). Александр Блок подойдет, вы молодцом, выдержали проверку. (Подмигивает отцу.) Папа, мы с Юрием пойдем подышим вечерним бензином!
Юрий. В деревне мне так недоставало бензина.
Женя. Папа, а не поехать ли мне с Юрой в колхоз помассировать колхозников?
Антошин(задерживает дочь). Обожди, позвони матери!
Женя. Нет!
Антошин. У нее круглая дата.
Женя. То, что она тебя бросила, я еще могу ей простить, но то, что меня бросила, – никогда.
Женя и Юрий уходят. Неловкая пауза.
Антошин(первым нарушает молчание). Вы быстро добрались.
Лариса. На такси. Такси теперь такое дорогое, вся поистратилась.
Антошин. Это не важно.
Лариса(улыбнулась). Конечно, не важно, ведь я тратила мои деньги.
Антошин. Деньги, конечно, жалко. Но важно другое.
Лариса. Что именно?
Антошин. Наверное, то, что вы здесь!
Лариса. Почему – наверное, а не наверняка?
Антошин(откровенно). Потому что я в этом еще не убежден!
Лариса(с той же мерой откровенности). Тогда зачем вы мне сегодня позвонили?
Антошин. Я вам звонил и раньше. Много раз звонил, но все время никто не снимал трубку.
Лариса. А я только вчера приехала из Финляндии.
Антошин. Из какой еще Финляндии?
Лариса. Из настоящей. В туристскую ездила. Неужели вы поверили, что я заполняла все анкеты и бегала по всем врачам специально для вас?
Антошин(простодушно). Поверил.
Лариса. Вы всегда верите сказанному?
Антошин(уже в некоторой растерянности). Я доверчивый.
Лариса(не выдерживает и смеется; сквозь смех). Какой вы… нет, вы неподражаемый…
Антошин. Не договаривайте, я понял!
Лариса(не может перестать смеяться). С анкетами это шутка была.
Антошин(улыбнулся, но как-то криво). Наверное, у меня плохо с чувством юмора. (Быстро переводит разговор на другую тему.) Что слышно в редакции?
Лариса. Вот вернулась из Финляндии, и редакторша снова активно снимает с меня стружку. Что слышно в табачной промышленности?
Антошин. Вот… (Показывает пачку.) Выпускаем знаменитые американские сигареты. "Мальборо".
Лариса. Табак на валюту покупаете?
Антошин. Выращиваем в Молдавии. Но все американские сигареты гадость – сильно пахнут жженой тряпкой.
Лариса. Какая ценная информация. Я обязательно запомню. Все-таки приятно, что вы мне часто звонили. Значит, вы без меня уже не можете жить!
Антошин. Как выяснилось, я глупо верю сказанному, а вы – телефонным звонкам!
Лариса. Отомстили?
Антошин. Но меня вы почему-то обидели и заявили, что я неподражаемый ду…
Лариса. Обидчивость – признак недалекости.
Антошин. Но я на самом деле неподражаемый! Я докажу! (Метнулся к проигрывателю, ставит пластинку.)
Звучит нежная, ритмичная мелодия.
Шуберт. "Четыре лендлера"! (Сгибается перед Ларисой в церемонном поклоне.) Прошу вас на лендлер!
Лариса. Я не умею!
Антошин. Я тоже, и в этом состоит неподражаемость. Мы оба не умеем, и оба будем танцевать. Сегодня Юрий учил меня искусству воображения.
Лариса. При помощи аквариума?
Антошин. Начали! И – раз!
Танцуют.
Лариса. Я забыла, что я танцую?
Антошин. Лендлер – это старинный, кажется, крестьянский танец, кажется, южнонемецкий.
Лариса. Гедеэровский или феэргефский?
Антошин. Понятия не имею! Только приподнимите длинную юбку, вы же наступите на нее и оторвете подол!
Лариса(делает вид, что поднимает юбку). Я не знала, что на мне длинная юбка.
Антошин. Стучите сильнее каблучками! На вас отличные, звонкие каблуки!
Лариса(изо всех сил стучит каблуками). Сейчас придут снизу!
Антошин. А на мне – шляпа с широченными полями! (Делает вид, что снимает шляпу и размахивает ею в такт танца.) Только не знаю, есть у меня перо или нет?
Лариса. Вам больше идет, когда у вас вставлено перо!
Антошин. Я так усердствую, что еще немного – и я взмахну пером и полечу!
Лариса. Оказывается, вы отчаянный танцор!
Антошин. Да, только у меня уже начинает сводить судорогой колено!
Лариса. Правое или левое?
Антошин. Левое!
Лариса. Левое – это к дождю!
Антошин. Мне нравится танцевать, плевал я на мое левое колено, видите, у меня ноздри раздуваются от напряжения, как у лошади!
Лариса. Вот уж не знала, что танцую с лошадью!
Антошин. Пусть я лошадь, пусть даже осел, но я беззаботно веселюсь и забываю о том, что со мной стряслось!
Лариса(обрывает танец, кидается к проигрывателю и выключает его). Не хочу быть отдушиной! Ни заслонкой не хочу, ни дымоходом, ни чем там еще?
Антошин. Ни поддувалом…
Лариса(метнула осуждающий взгляд). В редакции, напротив меня, сидит женщина…
Антошин. Уже слыхал – полгода мечтает об отпуске.
Лариса. Не перебивайте! Мы танцевали немецкий танец, а немцы говорят: "Терпение дарит розы!"
Антошин. Но я не немец и никогда не буду немцем!