"Авось!"
Уж это наше русское "авось"!
Не счесть, издевок сколько да насмешек
за тыщу лет из-за него нам, грешным,
со стороны услышать довелось!Мы "на авось" вбивали в стену гвоздь,
пахали, выходили на охоту…
О, господи, какую мы работу
не начинали только "на авось"!И очертя головушку то вниз
летели мы, то вверх - судьбу пытали,
ее капризу противопоставив
души смятенной собственный каприз!…Смеяться над "авось" - ты это брось!
Отвага. Не покой. Игра в удачу.
И риск еще… И дерзость…
Вот что значит
от века наше русское "авось"!С рождения - болота да леса
в глаза нам: мы не баловни природы.
Нет хуже нам - ждать у моря погоды:
- Авось! - и поднимаем паруса.Кто первым встал - тому хвала и честь!
Нет злей для нас и нет жесточе муки
сидеть, когда прижало, сложа руки,
смириться и оставить все как есть!Такой уж нрав с рождения у нас…
Мы ищем не "нельзя" во всем, а "можно"!
Мы в деле, даже самом безнадежном,
всегда "авось" имеем про запас!
1975
Новогодний тост в кругу ветеранов
Великой Отечественной войны
Побратимы, мальчики, ребята
с белым ранним снегом в волосах!
В самой верхней точке циферблата
вновь сомкнулись стрелки на часах.Ясно, что не стали мы моложе:
нам уж не по силам марш-бросок,
сдало зренье… Но и все же, все же -
пьем за порох, а не за песок!Ну-ка, есть ли он в пороховницах?!
Есть!.. Сухой ли? Как всегда, сухой!
Пьем за порох! Порох пригодится,
если это порох неплохой.Пусть дельцы сегодняшние, кстати,
знают, что и в мирные года
мы его умеем с толком тратить,
защищая чести города!И ни ложь, ни лесть - мы не допустим! -
эти города не покорят.
Пьем за право первым встать на бруствер,
если долг и совесть повелят!Не водой оплачено, а кровью
это право, кровью тех ребят,
что сейчас в лесах по Подмосковью
в братских, наспех вырытых, лежат.Страх нам просто должен быть неведом,
ветераны, жребий наш таков…
Иль не нами добыта победа
в величайшей битве всех веков?Прожитое в этот миг итожа,
скажем прямо: полдень наш высок,
мы уже не те… И все же, все же
пьем за порох, а не за песок!
1975
Прозрение
Матери
Пришло прозренье в дальнем далеке:
как мало я пожил с тобой, как мало
твою ладонь я грел в своей руке,
как много задолжал тебе я, мама.И по своей, и по чужой вине:
мне рано в жизни выпала дорога.
И часто снится, снится часто мне,
что я у твоего стою порога.Стою и оправдания слова
невнятно бормочу, почти рыдая…
А у тебя, ах, мама, голова
уже совсем, совсем почти седая.Ты на меня, печальная, в упор
глядишь, не начиная разговора…
О, молчаливый матери укор!
На свете тяжелее нет укора.- Прости… - я в тишине произношу. -
Прости, что добротой твоей беспечно
дышал я - так, как воздухом дышу…
И это, мне казалось, будет вечно.Но от тебя и дома вдалеке
пришло прозренье все-таки: как мало
твою я руку грел в своей руке,
как много задолжал тебе я, мама!
1976
Поэт
Поведай тайну мне, Природа:
ты, в череде бегущих лет,
зачем кого-то из народа
венчаешь званием - Поэт?И наделяешь даром скорби
и ликования, любя?…
И мне ответил голос горний:
- Затем, чтоб выразить себя.Поэт - мой слух. Поэт - мой голос.
Он говорит - я говорю.
Поэт - мой самый спелый колос
из тех, которые творю.И самый хрупкий и ранимый,
и самый твердый… Если ж - нет,
ищи ему другое имя -
любое! - это не Поэт.
1976
СЕМЕН ГУДЗЕНКО
(1922–1953)
"Прожили двадцать лет…"
Прожили двадцать лет.
Но за год войны
мы видели кровь
и видели смерть -
просто,
как видят сны.
Я все это в памяти сберегу:
и первую смерть на войне,
и первую ночь,
когда на снегу
мы спали спина к спине.
Я сына
верно дружить научу, -
и пусть
не придется ему воевать,
он будет с другом
плечо к плечу,
как мы,
по земле шагать.
Он будет знать:
последний сухарь
делится на двоих.
…Московская осень,
смоленский январь.
Нет многих уже в живых.
Ветром походов,
ветром весны
снова апрель налился.
Стали на время
большой войны
мужественней сердца,
руки крепче,
весомей слова.
И многое стало ясней.
…А ты
по-прежнему не права -
я все-таки стал нежней.
Май 1942 г.
Перед атакой
Когда на смерть идут - поют,
а перед этим
можно плакать, -
Ведь самый страшный час в бою -
час ожидания атаки.
Снег минами изрыт вокруг
и почернел от пыли минной.
Разрыв -
и умирает друг.
И, значит, смерть проходит мимо.
Сейчас настанет мой черед.
За мной одним
идет охота.
Будь проклят
сорок первый год,
ты, - вмерзшая в снега пехота!
Мне кажется, что я магнит,
что я притягиваю мины.
Разрыв -
и лейтенант хрипит.
И смерть опять проходит мимо.
Но мы уже
не в силах ждать.
И нас ведет через траншеи
окоченевшая вражда,
штыком дырявящая шеи.
Бой был коротким.
А потом
глушили водку ледяную,
и выковыривал ножом
из-под ногтей
я кровь чужую.
1942
"Я был пехотой в поле чистом…"
Я был пехотой в поле чистом,
в грязи окопной и в огне.
Я стал армейским журналистом
в последний год на той войне.Но если снова воевать…
Таков уже закон:
пускай меня пошлют опять
в стрелковый батальон.Быть под началом у старшин
хотя бы треть пути,
потом могу я с тех вершин
в поэзию сойти.
Действующая армия,
1943–1944
"Мы не от старости умрем…"
Мы не от старости умрем, -
от старых ран умрем.
Так разливай по кружкам ром,
трофейный рыжий ром.В нем горечь, хмель и аромат
заморской стороны.
Его принес сюда солдат,
вернувшийся с войны.Он видел столько городов!
Старинных городов.
Он рассказать о них готов.
И даже спеть готов.Так почему же он молчит?
Четвертый час молчит.
То пальцем по столу стучит,
то сапогом стучит.А у него желанье есть.
Оно понятно вам?
Он хочет знать, что было здесь,
когда мы были там…
1946
"Как без вести пропавших ждут…"
Как без вести пропавших ждут,
меня ждала жена.
То есть надежда,
то слеза
без спросу упадет.
Давно уж кончилась война,
и не моя вина,
что я в разлуке целый год,
что столько горестных забот.
………………
Жестка больничная кровать,
жестка и холодна.
А от нее рукой подать
до светлого окна,
там за полночь не спит жена,
там стук машинки, скрип пера.
Кончай работу, спать пора,
мой друг, моя помощница,
родная полуночница.
Из-за стола неслышно встала,
сняла халат, легла в постель.
А от нее за три квартала,
а не за тридевять земель,
я, как в окопе заметенном,
своей тревоги начеку,
привыкший к неутешным стонам,
к мерцающему ночнику,
лежу, прислушиваясь к вьюге,
глаза усталые смежив,
тяжелые раскинув руки,
еще не веря в то, что жив.
Но мне домой уйти нельзя,
трудна, длинна моя дорога,
меня бы увезли друзья,
их у меня на свете много,
но не под силу всем друзьям
меня отсюда взять до срока.
Жду. Выкарабкиваюсь сам,
от счастья, как от звезд, далеко.
Но приближается оно,
когда ко мне жена приходит,
в больничный садик дочь приводит,
стучит в больничное окно.
Ее несчастье не сломило,
суровей сделало чуть-чуть.
Какая в ней таилась сила!
Мне легче с ней и этот путь.
Пусть кажешься со стороны ты
скупой на ласки, слезы, смех, -
любовь от глаз чужих укрыта,
и нежность тоже не для всех.
Но ты меня такою верой
в печальный одарила час,
что стал я мерить новой мерой
любовь и каждого из нас.
Ты облегчила мои муки,
всё вынести мне помогла.
Приблизила конец разлуки,
испепеляющей дотла.
Благословляю чистый, чудный,
душа, твой отблеск заревой,
мы чище стали в жизни трудной,
сильнее - в жизни горевой.
И все, что прожито с тобою,
все, что пришлось нам пережить,
не так-то просто гробовою
доской, родная, задушить.
Март - апрель 1952 г.
ВААГН ДАВТЯН
(Род. в 1922 г.)
Переводы Е. Николаевской
С армянского
Армения
Горы, близкие к звездам, - порывы моей души,
Что бушевали от горя и каменели в тиши.
Темные мои бездны - вы пораженья мои,
Где гнев клокотал веками в громе пенной струи.С мечом по мне проходили тысячи тысяч врагов,
Араке, наполненный кровью, рвался из берегов.
Враги! - история знала столько их черных дел,
Что даже сухой пергамент от ужаса побледнел.Но снег на вершине Масиса, чистый, нетронутый снег, -
Это - мои надежды, не таявшие вовек.
И в самые темные годы, чтоб тронуть его крылом,
К величественной вершине взлетала душа орлом.И снова я оживала и строила города,
Величье свое измеряла великой мерой труда.
Я синее сердце Севана сквозь мрак пронесла в себе,
Храня его, как легенду о свете и о судьбе…Истерзанная веками неравной тяжкой борьбы,
Сквозь слезы я увидала, как в небе моей судьбы
Повис полумесяц острый, горя в зловещей тени,
Как огненное проклятье, как ятаган резни.Мои сыновья, не видя всем злодеяньям конца,
Под пеплом отчего дома оставив свои сердца,
Разбросанные бедою, по белу свету брели,
В суме унося с собою горстку моей земли…Но - близкие к звездам горы - порывы души моей,
Всегда устремлялись в вечность, ловили снопы лучей, -
И думы мои вековые, хранимые в сердце моем,
Вдруг превратились в зори, зажженные Октябрем.На пашню под щедрым солнцем вышли мои сыновья,
Набухшие зерна счастья земля вбирала моя.
Торжественно опускались мирные вечера
На буйство долин, что были бесплодны еще вчера.Дома, сады и ограды - я строила города,
Свои мне вручала клады таинственных гор гряда,
Потоки я приручала, клубящиеся, как дым,
Я свет из воды получала и мир наводняла им!..Веками бурями битый, согнувшийся от тоски,
Древний наирский тополь снова дает ростки,
Сзывает в мои объятья - машет листвой своей -
Моих дорогих далеких странников-сыновей.
"Я сегодня во сне тебя видел, далекую…"
Я сегодня во сне тебя видел, далекую, -
Снова были мы вместе с тобой, моя милая…
Переполнены счастьем, тропинкою легкою
Подымались, смеясь, из ущелья унылого.Мы с тобой подымались, осыпаны росами,
И, с утра озаренная нежными красками,
Ты была той далекою девушкой с косами,
Самой лучшей на свете - и доброй и ласковой.Не прошли еще бури, грозящие бедами,
Над простором любви нашей, солнцем сияющей,
Злые шутки тебе еще были неведомы,
С горькой болью любовной не встретился я еще…Небо синью светилось - безудержной радостью,
Закипали деревья в весеннем цветении.
Как паломник, охвачен любовью и святостью,
Пред тобою склонялся я в благоговении.Ручейки засверкали слезами счастливыми,
Задымилась земля зеленеющей порослью…
…Я проснулся порою осенней, дождливою,
Плакал дождь затяжной безутешно и горестно.
"Седые камни, древние руины…"
Седые камни, древние руины
Хранят следы искусного резца.
Смотрю я на замшелые картины
И славлю их безвестного творца.Тот мастер, что трудился здесь когда-то
Над глыбами тысячелетних скал,
Изображал лишь гроздья винограда
И никогда копья не высекал.А кто с копьем шагал и грубой силой
Те памятники злобно разрушал,
Кто выбивал из наших рук зубила, -
Давным-давно летучей пылью стал.И, в мастерстве себе не зная равных,
Вновь виноград и голубей полет
Неведомого мастера праправнук
На стройках вдохновенно создает.
Доброе утро
Ты пришло, мое доброе утро, с добром,
Ты стекаешь лучами с листвы тополиной,
К солнцу венчики тянут вьюнки под окном,
Тебе славу готовы трубить над долиной.Ты волной из-за гор поднялось - и тотчас
На земле, на камнях, на листве растянулось.
Мой ребенок проснулся и ловит, смеясь,
Отраженье твое, что стены вдруг коснулось.Ты пришло, мое доброе утро, с добром,
Ты добро и любовь разостлало пред нами.
Черный край мой умылся твоим серебром
И горит золотыми твоими лучами.Подымается дым над разбегом дорог,
С черных пашен плывет еле слышная песня,
И, сорвавшись с цветущих садов, ветерок,
Белой пены белее, летит в поднебесье.Ты пришло, мое доброе утро, с добром,
Раскрываешься ты - хлебороба десница,
Сердце юноши, полное светлым огнем,
Моего малыша золотые ресницы.Запах утренних трав пить и пить мне опять,
Свет, любовь и добро всей душою вбирая,
Чтобы доброго утра всем встречным желать,
Всей земле, пробужденной от края до края!
Н. Абдурахманов. Весна в горах. 1970
ДАВИД КУГУЛЬТИНОВ
(Род. в 1922 г.)
С калмыцкого
"Жизни мира, длящейся века…"
Перевод Ю. Нейман
Жизни мира, длящейся века,
Жадною душою не завидуй!
То, что жизнь людская коротка,
Не считай ошибкой и обидой.
О ничтожном сроке говоря,
Не терзай себя, не мучься зря!Чтоб увидеть мира мудрый лик,
Этот срок достаточно велик.
Чтоб свершить свое предназначенье
И служить Добру,
нам всем дана
Вечность.
Если вдуматься, она -
Беспредельно долгое мгновенье.
"Когда средь степи - одинок…"
Перевод Ю. Нейман
Когда средь степи - одинок -
Стою над гладкою равниной
И чистотой дышу полынной, -
Мне чудится, что я высок.
Я осязаю бесконечность,
Душа моя вмещает вечность.Где все преграды бытия?!
Неразличимы быль и небыль,
На свете - только степь и небо,
На свете - птицы, степь и я!..
О счастье духа, счастье тела -
Простор, не знающий предела!
"Как ты прекрасна, степь моя, в апреле!.."
Перевод Ю. Нейман
Как ты прекрасна, степь моя, в апреле!
Хрустально-звонкий воздух, и простор,
И колокольчик - жаворонка трели!..
Ты - музыка, чьи звуки с давних нор
Какой-то гений, в неизвестность канув,
Переложил на живопись тюльпанов.Как счастлив я, что голос твой пойму,
Что человек я, и душе все чаще
Доступна радость красоты щемящей…
Иль человек я только потому,
Что внемлет скрытой музыке душа?…
О жизнь, как ты щедра!.. Как хороша!..
"Когда весна - медлительно, не сразу…"
Перевод Ю. Нейман
Когда весна - медлительно, не сразу, -
Нагреет землю и войдет в зенит
И, ароматом полный до отказу,
Над многоцветьем воздух зазвенит,
Я ухожу один в степные дали,
Бездумно опускаюсь на траву
И - это мыслью назовешь едва ли -
В тени кургана грежу наяву…А надо мною в синеве бесплотной,
На ниточке весеннего луча
Трепещет жаворонок беззаботный,
Как колокольчик радости звуча.Тогда душа - светла и невесома,
Весь мир во мне. И в мире я - как дома.
"Осенний лист на длинном черенке…"
Перевод Ю. Нейман
Осенний лист на длинном черенке
Поник, подумал… и слетает в воздух.
А степь в рассветном голубом дымке
Примолкла, долгий предвкушая роздых.Давно пшеница убрана в полях.
Стерни колючки в пахоте размякли.
Скирды в низинах - на манер папах
Из серебристо-серого каракуля.И, пробиваясь нехотя из мглы,
Лучи ложатся - все спелей, багряней,
Они как будто слишком тяжелы
Для зябкой, паутинно-тонкой рани.
"Проходят мимо - парами, толпой…"
Перевод Ю. Нейман
Проходят мимо - парами, толпой -
Ничем, ничем не схожие с тобой:
Ни голосом, ни поступью, ни взглядом…
О, сколько женщин - в отдаленье, рядом -Совсем других, чем ты… Что мне до них?!
Но если и представлю хоть на миг,
Что каждая из проходящих мимо
Кому-то на земле необходима,Как ты - моей душе… И что, любя,
О них тоскуют и светло, и больно, -
То в этот миг покажется невольно,
Что все они похожи на тебя!
Женщина
Перевод Ю. Нейман
Мужчин сухой, рассудочный расчет,
Ошибки исключив и милосердье,
Он верным - будто бы! - путем ведет…
Но почему ж иные
перед смертью
Вдруг понимают: цель была не та,
И позади зияет пустота?А женщина?! О, нежность! О, сама
Причудливость, изменчивость, наитье!..
Ты только сердцем делаешь открытья,
Являя этим глубину ума.
Порою ты, подвластная минуте,
Являешь красоту в бессмертной сути…
"Никто не помнит своего рожденья…"
Перевод Ю. Нейман
С. Я. Маршаку