бы, чтобы рядом находилась такая жена – умная, вер-
ная, отважная. И после всего этого спрашиваешь, лю-
блю ли я тебя хоть капельку?
– Все, что я делаю, это для нас и наших детей.
Мы должны обеспечить им достойное будущее. Им
надо брать с кого-то пример, а если ты не продолжишь
обучение, то и дети начнут с презрением относить-
ся к учебе, и в будущем над ними станут потешаться
окружающие, как когда-то потешались над тобой.
– Ты права, – тихо произнес Акива, – мне обя-
зательно нужно продолжить учебу. Спасибо за все,
что ты делаешь для меня. Спасибо, что ради меня по-
шла на такой шаг – продала свои волосы.
– Акива, у тебя нет повода для печали, ведь
то, что ты научишься писать и читать, дороже, чем
то, как я выгляжу. И кстати, зачем мне длинные воло-
сы, когда ты уезжаешь? Меня интересует только один
мужчина на земле, и если его нет рядом, то для кого
тогда мне их распускать? Ты хочешь, чтобы кто-то
другой любовался моими длинными волосами? -
улыбаясь, произнесла Рахель.
– Нет.
– Вот и мне этого не нужно, у меня есть ты,
и я хочу, чтобы всю жизнь ими восхищался только ты
один.Акива был тронут поступком Рахель. Он крепко
обнял ее и пообещал:
– Рахель, я буду учиться день и ночь и сделаю
все возможное, чтобы твои усилия не оказались на-
прасными. Я даю тебе слово, что, когда выучу Святое
Писание и вернусь домой, то непременно куплю тебе
украшение "Золотой Иерусалим" в благодарность
за все, что ты делаешь для меня.
Рахель с улыбкой кивнула и сказала:
– Спасибо, любимый. Думаю, что к тому време-
ни у меня уж точно отрастут волосы, и, распустив их,
я надену эту диадему.
Затем Акива, которому с каждой минутой было
все сложнее расстаться с Рахель, чтобы не передумать,
крепко обнял ее, попрощается и отправился в город
Явне".
После нескольких прочтений этого действия и од-
ной репетиции Джули почувствовала, что очень уста-
ла. Утренняя поездка в Лондон на прослушивание
тоже давала о себе знать. Было уже пол-одиннадцатого
вечера, и Джули решила немного отдохнуть. Собрав
со стола все листы, она разложила по порядку и убра-
ла на полку. Затем, пройдя на кухню, достала бутылку
апельсинового сока из холодильника и, предваритель-
но взболтав, наполнила стакан.
Удобно расположившись на диване, мисс Уотсон
думала о словах мистера Гоулда – что ей нужно по-
любить свою героиню, постараться понять ее мотивы.
Однако она осознавала, что даже после пяти месяцев
репетиций не может полностью понять мотивацию Ра-
хели и относиться к ней с должной симпатией. Хоро-
шо, конечно, что у них все так закончилось, но вероят-
ность столь благоприятного развития событий весьма
невелика…
Устав от размышлений, она некоторое время лю-
бовалась новой картиной.
Майнц, Германия, 15 ноября 1929 года
– Как тебе спектакль? – спросил Гарри, подавая
пальто своей прекрасной спутнице.
– Замечательно. Я так давно не была в театре,
что забыла, насколько прекрасное это искусство, -
произнесла Лея.
– А я часто посещаю театр. По-моему, это самое
высокое искусство, так как между актерами и зрите-
лями в зале происходит прямое общение, это сродни
магии. Я часто сижу в зале и жалею только об одном -
что я не режиссер.
– Ты врач, а это не менее достойная специаль-
ность, – успокоила его Лея.
Когда пара вышла из театра на свежий воздух, мо-
лодой человек произнес:
– Мне очень не хочется расставаться с тобой.
Пойдем в ресторан или, может быть, просто погулять…
– Я не голодна, да и в столь поздний час я уже
не ем.
– Сейчас всего девять вечера…
– После шести вообще не ем, слежу за фигурой.
Если ты не против, хотелось бы просто пройтись. Сей-
час прекрасный ноябрьский вечер.
– Как скажете, фрейлин.
Спустившись по ступенькам театра, они напра-
вились к городской набережной. В этот осенний ве-
чер в Майнце стояла прекрасная погода. Несмотря
на поздний час, на набережной было довольно людно,
гуляли влюбленные пары и родители с детьми…
– Как ты представляешь себе идеальную се-
мью? – спросила Лея, глядя на проходящую мимо
пару с детьми: ребенок лет пяти держал за руку отца,
а мать везла коляску с младенцем.
Немного подумав, Гарри ответил:
– Муж, жена и как минимум двое детей, бегаю-
щих по дому, они шумят, играют… Наверное так, а ты?
– Муж, жена, сын и дочь. По крайней мере, я всег-
да представляла идеальную семью именно такой.
Гарри с каждой минутой все больше убеждался
в том, что Лея именно тот человек, которого он ждал
всю жизнь. Он остановился, взял ее за руки и, глядя
на нее нежным взглядом, произнес:
– Лея, мы с тобой будем прекрасной парой, я буду
тебя очень любить, и ты родишь мне прекрасных детей.
– Ты уже так уверенно об этом говоришь? Вооб-
ще-то я еще не ответила согласием на твое вчерашнее
предложение…
– Хорошо, не будем торопить события. У тебя
есть еще несколько часов для раздумья, а пока давай
посидим около реки, здесь прекрасный вид и звезды.
Они подошли к скамейке, с которой открывалась
панорама реки. Какое-то время они сидели и смотрели
на небо, а потом Лея спросила:
– Ты закончил рисовать картину?
– Да. Это моя первая серьезная работа. Мне очень
нравится искусство, и хотелось бы сделать целую се-
рию картин и в старости организовать выставку. В глу-
бокой, глубокой старости…
– Ты так романтично говоришь о старости, а я вот
очень боюсь постареть. – Лея пристально посмотрела
на Гарри. – Если бы у тебя была возможность, хотел
бы ты никогда не стареть и жить вечно?
– Я много думал об этом, но каждый раз прихо-
дил к мнению, что нет. В вечной жизни не будет ника-
кого развития. А так ты постоянно подгоняешь себя,
чтобы больше успеть… А ты?
– Если мы не берем в расчет вариант вечной мо-
лодости, то тогда я хочу пожить лет до пятидесяти,
пока еще сохраняется красота. А потом – или больше
не стареть, или умереть…
– Я тебе этого не позволю, ты для меня и в семь-
десят останешься красивой. Внешняя красота – это
просто оболочка. Если человек красив изнутри, то это
навсегда. Я уверяю тебя, ты и в пожилом возрасте
сохранишь привлекательность, и я даже через пятьде-
сят лет, когда у нас будут дети и много внуков, не пе-
рестану смотреть на тебя с восхищением.
– Ты уже все распланировал? – с ухмылкой
спросила Лея.
– Да, я давно решил, что мне нужна только одна
женщина, которой могу посвятить всю свою жизнь
и, встретив тебя, Лея, понял, что это именно ты, -
внимательно смотря в глаза девушки, произнес Гарри.
– Если как ты говоришь, что уже все распланиро-
вал до глубокой старости, тогда скажи, как бы ты хотел
покинуть этот мир?
– Ну и вопросы у тебя… – почесал голову Гарри.
– Разве ты никогда об этом не задумывался?
– Наверное, как и все остальные: в глубокой ста-
рости, рядом с любимым человеком.
– А поконкретнее?
– Погоди, надо подумать… – неуверенно ответил
Гарри. – Если конкретнее, то, наверное, в преклонном
возрасте, глядя на свои картины… Чтобы играла клас-
сическая музыка, предположим, Бетховена… И самое
главное – чтобы рядом был любимый человек. А ты?
– Я часто об этом думаю. Скорее всего,
в Иерусалиме.
– Почему именно там?
– Мой дедушка был раввином. Однажды в компа-
нии других раввинов он посетил Иерусалим. Дедушка
много рассказывал об этом древнем городе, о незабы-
ваемых впечатлениях, о том, какие эмоции пережил,
вступив в старый город Иерусалима и помолившись
у стены, которая осталась от Храма.
– Не знаю… Я как-то нейтрально отношусь
к религии.
– Я тоже не могу причислить себя к религиозным
людям, – сказала Лея, – но там наша родина. Сейчас
1929 год, и только представь, что через две тысячи лет
скитания люди начали ездить туда и заново обживать
эти земли. И я думаю, что это некий знак.
Гарри поразмыслил над ее словами и ответил:
– Я с тобой согласен, в этом есть некая истори-
ческая справедливость, но если быть откровенным,
я не считаю Палестину своей родиной, даже истори-
ческой. Не знаю почему, но меня туда совсем не тянет.
Моя родина здесь, в Германии, в том месте, где я ро-
дился и вырос.
Лея посмотрела на звездное небо Майнца
и сказала:
Может, ты прав, родина человека там, где он ро-
дился, но я уверена, что в том месте что-то есть. Если
ты внимательно посмотришь, то увидишь, что свя-
тыни всех религий находятся именно в Иерусалиме,
на маленьком участке. Дедушка говорил, что, согласно
иудаизму, то место, где раньше стоял Храм, является
вратами в духовный мир. Поэтому этот город так всех
притягивает и является причиной бесконечных войн
не одно тысячелетие.
Лея продолжала смотреть куда-то в даль реки
и эмоционально рассуждать:
– Может, слушая рассказы дедушки в детстве,
я была излишне эмоциональна и все у меня уложи-
лось в памяти в ярких красках. Он с такой любовью
рассказывал об этом городе, что на меня, ребенка, это
произвело большой впечатление. Может, эти истории
и послужили тому, что в моем понимание Иерусалим
– это что-то волшебное, что-то неземное.
Гарри внимательно слушал свою спутницу, хоть
и не разделял ее впечатлений. Продолжая смотреть
на нее и внимать ее мягкому голосу, он снова и снова
ловил себя на мысли, что готов слушать эту женщину
всю свою жизнь. В то время Лея продолжала:
– У дедушки после возвращения из Иерусалима
была одна мечта, увести нас всех в Палестину. Он хо-
тел остаток жизни провести именно там, купить ма-
ленькую квартирку в еврейском квартале старого горо-
да и оттуда отправиться на Небеса. Но он умер не там,
а я бы хотела покинуть мир в том самом месте, куда
столько веков стремились наши предки, в старом горо-
де Иерусалима.
Гарри, дождавшись, когда она выскажется,
заметил:
– Знаешь, в старину верили, что один из призна-
ков того, что человек попадет в рай, – если он покида-
ет этот мир так, как хотел. Но, если честно, я не верю,
что есть что-то после жизни.
– Не знаю почему, но мне хочется верить, что наша
жизнь здесь не заканчивается. Что мой дедушка, ко-
торый десять лет назад покинул этот мир, наблюдает
за мной с Небес, оберегает меня, и когда я умру, то обя-
зательно встречусь с ним.
По щекам Леи потекли слезы.
Гарри взял девушку за руку и, нежно поглаживая,
произнес:
– Лея, хватит о грустном. У нас впереди целая
жизнь, и нам рано об этом думать.
– Хорошо! Будем надеяться, – вытирая слезы,
произнесла девушка.
– Я собираюсь прожить долгую и счастливую
жизнь рядом с любимой женщиной и детьми. И если
ты ответишь согласием на мое предложение, то я по-
стараюсь сделать тебя самой счастливой в этом мире.
– Ты думаешь, что наша совместная жизнь ока-
жется удачной?
– Я буду все для этого делать. Баловать тебя и де-
тей и стараться радовать вас каждой минутой. Лея, по-
жалуйста, доверься мне, дай шанс, уверяю, что с Пау-
лем ты никогда не будешь так счастлива.
После некоторой паузы Лея сказала:
– Гарри, не знаю, что уготовила мне судь-
ба, но я сегодня поговорила с Паулем и сообщила,
что между нами все кончено. Но он ответил, что все
равно будет ждать и любить меня.
– Ты все правильно сделала, – обрадовался
новости Гарри. – Пауль должен понимать, что вы -
совершенно разные люди. С ним ты просто потеряла
бы себя, он бы подавил в тебе личность. А мне ты нра-
вишься такой, какая есть, и я ничего не хочу в тебе
менять. И я был бы счастлив, согласись ты стать моей
женой.
Лея внимательно посмотрела на молодого челове-
ка и произнесла:
– Гарри, я согласна стать твоей женой.
* * *
Было уже одиннадцать, когда мисс Уотсон взяла с пол-
ки стопку листов сценария, аккуратно уложила их
в сумку и легла спать. Утром ей нужно было проснуть-
ся ровно в десять часов, а уже в одиннадцать оказаться
в театре на репетиции.
80
Пятая глава
Вторник
Звонок Вольфа, закончившего работу над второй
картиной, разбудил мисс Уотсон чуть раньше, чем
она планировала. Радостная новость прогнала прочь
остатки сна, и, умывшись да позавтракав, Джули пер-
вым делом позвонила Полу, театральному плотнику:
– Здравствуйте, Пол. Вы можете сегодня или зав-
тра зайти и вбить три гвоздя?
– Да, конечно, мисс Уотсон, – ответил плотник,
– а где именно?
– В салоне. Я купила три картины и хочу их пове-
сить, чтобы стены не казались такими пустыми.
– Понял. Я сегодня обязательно зайду к вам после
работы.
– Спасибо, Пол. Я заканчиваю в три, так что буду
дома, но если мистер Гоулд назначит нам сегодня еще
и вечернюю репетицию перед завтрашней премьерой,
то вы можете взять запасной ключ под ковриком. Ме-
ста, где надо вбить гвозди, помечу карандашом.
– Хорошо, мисс Уотсон.
Позавтракав и приведя себя в порядок, Джу-
ли взглянула на часы и поняла, что в очередной раз
опаздывает на репетицию. Каждый раз ей было ужас-
но неудобно перед мистером Гоулдом, но она ничего
не могла с собой поделать. Приходя в театр с опозда-
нием и видя, что все ждут только ее, Джули извиня-
лась перед режиссером и другими сотрудниками. Вот
и сегодня мисс Уотсон не успела: пока прихорашива-
лась, время истекло. Быстро накинув плащ, она вышла
из дома.
Когда Джули вошла в зал, сотрудники театра уже
подготовили декорации для третьего акта, который,
по мнению режиссера, как и четвертый, должен был
проходить после антракта. Мистер Гоулд давал по-
следние указания Чаку, а также Крису Стивенсу, ак-
теру преклонных лет, который должен был сыграть
пожилого и вредного соседа Рахель, по имени Ишра.
Они с режиссером были знакомы давно и были прак-
тически ровесниками.
Мистер Гоулд, обращаясь к Чаку, продолжал:
– Итак, после двенадцати лет упорной учебы,
где тебе удалось показать себя с лучшей стороны, ты
решил посетить Иерусалим – город, где над тобой
когда-то насмехались, – чтобы после долгой разлуки
повидаться с семьей. Однако невольно становишься
свидетелем этого разговора.
– Мистер Гоулд, а меня будет хорошо видно всем
зрителям, если я встану вот здесь, за хижиной? – По-
интересовался Чак, так как большую часть репетиций
они проводили на малой сцене.
Мистер Гоулд прошел из центра в левую часть
зала, посмотрел на Чака, который должен был
незаметно для других персонажей стоять около дома
Рахель, и сказал:
– Лучше сделай еще шаг, эта сцена шире чем ма-
лая, чтобы и с крайних рядов увидели твою реакцию…
– Хорошо, – проговорил Чак и шагнул в указан-
ном направлении.
Мистер Гоулд вернулся на свое место в центре
зала, присел чтобы передохнуть, и обратился к Чаку:
– Чак, как только твой персонаж прибыл в Иеру-
салим и свернул на свою улицу, подойдя к дому, он ус-
лышал голос Ишры… И тут начинается действие. Да,
и сделай отметку на сцене. Зрители должны видеть
тебя, твое выражение лица, так как это – один из са-
мых эмоциональных эпизодов постановки.
– Я постараюсь это передать, мистер Гоулд.
– Хорошо. А ты, Крис, играя роль Ишры, должен
показать, что этот человек уже стар, но, к сожалению,
мудрость к нему с годами не пришла. Он постоянно
злорадствует и говорит Рахель, взвалившей на себя за-
боту о доме, что ей еще не поздно вернуться к отцу
и начать новую жизнь.
– Мы вас поняли, – проговорили актеры и, ра-
зойдясь по местам, принялись настраиваться на роль.
Увидев, что мистер Гоулд закончил наставлять
актеров, Джули поздоровалась с ним и отправилась
в гримерку. Прежде чем начать, режиссер сказал,
что сейчас нужно будет пройтись по третьему акту,
а вечером они проведут полную репетицию.
Когда все приготовились, мистер Гоулд дал по-
следние указания Джули, которая должна изображать
уставшую от тяжелой работы женщину. И сейчас она
в саду, что-то сажает, копает маленькой лопатой…
Репетиция началась.
…Рахель трудится в саду. Она уже двенадцать лет
не виделась с мужем. Сосед Ишра, который регуляр-
но досаждает ей обидными высказываниями в адрес
Акивы, наблюдает за работой со своего двора. В это
время к дому подходит Акива. В сумке лежат сладо-
сти, купленные для детей. Приблизившись, он слышит
громкий голос соседа и останавливается.
– Прав был твой отец, что выгнал тебя из дома
и лишил наследства! Он знал, что так и будет!
– Что "так и будет"? Что ты имеешь в виду? -
спрашивает Рахель, продолжая работать.
– Что ты будешь работать, стараться, трудиться
для него, а этот пастух бросит тебя…
– Стоп, стоп, – проговорил мистер Гоулд. – Чак,
тебе нужно показать удивление и грусть на лице. Ты
только представь: Акива целых двенадцать лет не ви-
делся с женой и детьми! И, наконец, предварительно
зайдя на рынок и прикупив сладостей детям, он отпра-
вился в путь. Пусть пока еще не раввин, но уже за-
служил уважение раввинов и других учеников ешивы.
Всю дорогу он думал о том, как обнимет любимую
жену и выросших детей, поделится с ними успехами,
а через пару дней вернется в ешиву, чтобы продолжить
занятия… А тут – такой разговор!