В.Бояринова из книги "Открываешь ставень райский". В более чем двух сотнях стихотворений, вошедших в сборник, вы едва наберёте десяток, написанных одним размером. Поразительное богатство! То же можно сказать и о рифмовке. Кроме классического "а-б-а-б", здесь встретишь и "а-а-б-б", и "а-б-в-а-б-в", и "а-а-б-в-в-б", и их различные сочетания. Вообще, и технике, и мастерству В.Бояринова полезно присмотреться каждому пишущему, разобраться, к примеру, какими приёмами достигается пронзительная сила стихотворения "Бегемот" на тему библейской книги Иова; или как поэту удаётся культурное проникновение в мир восточной поэзии ("За святое" в ключе Омара Хайама, "Арабская притча" в ключе Саади и Хафиза, и-т. п.).
Никто не волен предугадать, станет ли сборник "Открываешь ставень райский" явлением в современной русской поэзии. Хотелось бы, но… Скорее всего – нет, что печально, разумеется; ибо тираж сборника – 1000 экземпляров всего. Тогда как он заслуживает тиража минимум в сто раз больше. Увы, времена… Да, дурацкое время, которое мы переживаем – других причин грустной судьбы этой замечательной книжки я не вижу.
Но за ту тысячу читателей, которые эту книгу прочтут, можно искренне порадоваться. В ней – ищущий русский дух, алкающий истины. В ней – авторский взгляд, как эту истину искать и от чего при этом отправляться.
* * *
Валерий ИВАНОВ-ТАГАНСКИЙ,
Заслуженный артист России
Если бы мне как режиссеру пришлось ставить спектакль о "Трех богатырях", то на любую из этих ролей можно было пригласить Владимира Бояринова. Его внешность, обаяние, стать, поэтический талант корнями из той, редко встречаемой ныне породы людей. Говорят, когда Владимир Бояринов носил бороду, то больше всего походил на Илью Муромца. Владимир Георгиевич и впрямь Илья Муромец Московской Городской Организации Союза Писателей России. Его поэтическое творчество напоено любовью к Родине, её просторам и духовным ценностям. Он умеет дружить, и не кичится своим высоким положением в писательском сословии. Работать с ним легко, но и ответственно. Его доверие уважительно и поэтому стыдно его подводить. Даже враги в тайне почитают его. Не будь Бояринова – зачем тогда коррида.
12. 10. 2011
* * *
Леонид СЕРГЕЕВ
Стихи Владимира Бояринова, как все по-настоящему значительные произведения, обладают некой магией – заражают своим состоянием, моментально перестраивают твоё настроение: поднимают дух, если ты расклеился от неприятностей и вообще потерял надежду на лучшее, или вселяют грусть, если ты чересчур развеселился от нахлынувшей удачи и забыл, как много в мире несчастных. Всё это не просто щедрость таланта, а результат глубокой причастности автора к другим людям, его ответственности за их судьбы.
Бояринов стилист виртуоз, поэт с безупречным вкусом, чутьём на слово и редким чувством меры. Его стихи – горение и страсть, тоска и боль, радость и любовь; разные по темам, все они написаны с высочайшим мастерством, предельно просто и ясно, без желания удивить, пооригинальничать, потому и выглядят, как отливки из драгоценного металла.
Бояринов известный поэт, но, мне кажется, он всё же не оценен по достоинству, а между тем когда-нибудь им будет гордиться наше Отечество.
21. 07. 2010 г.
Hа все времена…
Глан ОНАНЯН
В последние годы обострённое критическое чутьё, помноженное на скепсис, всё чаще стало обращать моё внимание и отмечать в периодике неординарные публикации Владимира Бояринова – поэта, который состоялся не вдруг и не сегодня, и твёрдое слово которого в цеховом кругу дорогого стоит.
В желании понять: чем же так неудержимо и властно берёт за душу личность поэта? – я отметил по вехам, по книгам и журнальным публикациям прошлых лет стремительность взлёта и жажду высоты автора стихотворений "Иванушка", "Красная рубаха", "Банька", – вот уже три десятилетия входящих практически во все поэтические антологии. Я отметил для себя, что творчество Владимира Бояринова сродни проявлениям солнечной активности, поражающей, как известно, не только точечно, но и апоссионарно. Так было в конце семидесятых и середине восьмидесятых годов, когда ошеломляюще быстро был пройден путь от первого сборника "Росстани" до избранного "Родня". Но самые заметные вспышки совпадают с началом нового века, с текущим временем. Их мощность подтверждает книга Владимира Бояринова "Красный всадник" ("Вече", М., 2004). Мои слова, сказанные о ней, были услышаны; по родству взглядов – поняты автором, по неизбежным проявлениям нашего эго – оспорены. Но поэт не даёт нам скучать, он говорит: "Открываешь ставень райский…", выносит эти слова в заглавие новой книги, и мою критическую горницу озаряет свет высокой поэзии.
В чём же тайна, магический потенциал строк, не побоюсь столь редко звучащего ныне выражения, на все времена?
Мне думается, что главное их достоинство, определяющее чуть ли не гипнотическое воздействие на подготовленного читателя, заключается в высокой гармонии, в полной слитности формы и содержания, мысли и духа, идеи и сверхидеи. Поэт виртуозно владеет всем богатейшим арсеналом выразительных и изобразительных средств современной версификации, но осознанно тяготеет к старой доброй классической манере силлабо-тонической просодии. В палитре художественных приемов автора самые чистые спектральные тона, его стихам имманентно присущи благозвучие ассонансов и аллитераций, изысканность рифм и благородство ритмических узоров, строгость и выразительность архитектоники построения стихотворения, нигде не переходящие в демонстрацию приема ради приема. Стихам равно чужды как вычурная претенциозность, самолюбование и эпатаж, так и лозунговая риторика доктринёра или одномерность вкусовых предпочтений фанатика.
Владимир Бояринов отнюдь не стремится во чтобы то ни стало поразить читателя изощренностью своих метафор, музыкальностью полифонического звучания вдохновенных строк, но, наверное, именно эта самодостаточная мастеровитость профессионала позволяет благодарному читателю в полной мере ощутить за фактурой и пластикой образного строя стихов высокую и чистую духовность автора, нашедшую в них свое счастливое воплощение.
Второе важное отличительное свойство стихов Владимира Бояринова – это безукоризненный литературный вкус, то непременное чувство "соразмерности и сообразности", которое присуще только большим мастерам, всем своим творчеством повергающим ниц идолов вульгарного и примитивного мира масскультуры и попсы, оголтелого культа потребления. Именно такие поэты задают камертон звучания в безбожно фальшивящем оркестре вседозволенности, демагогически именующей себя царством индивидуальной свободы. Наверное, на генетическом уровне присущее русской душе чувство соборности, всемирной и всемерной отзывчивости, определяющее весь менталитет этого великого этноса, нашло свое достойное отражение и воплощение в родниково-прозрачных, утоляющих духовную жажду стихах большого русского поэта.
Третье принципиальное достоинство, изначально присущее стихам "на все времена" – это постоянное ощущение "гула времени", историчности и даже в некотором смысле фольклорности тех тектонических сдвигов, которыми чревата летопись народных потрясений на стыке веков и тысячелетий. Определять вектор устремлений народа на переломных рубежах истории – прерогатива политики, науки, религии и искусства. Когда рушатся нравственные ориентиры, быть может, более всего востребован обществом именно голос подлинного, истинного Поэта от Бога. Вовсе не лобовым методом агиток и деклараций, но ненавязчивым, интимно потаенным способом "уловления душ" такой пастырь способен буквально творить чудеса санации погребенной под историческими завалами личности. Именно этим вольно или невольно занимается виртуозный мастер нюансов и оттенков подтекста Владимир Бояринов, и чем шире будет известно его имя в нелитературных кругах (у литераторов – свой "гамбургский счет", и авторитет поэта здесь неоспорим), тем больше заблудших душ выпрямит самоцветное, незаемное, умное и вдохновенное искусство большого поэта Земли Русской.
Четвертая определяющая черта творчества Владимира Бояринова – предельная открытость, доверительность, искренность интонации, уважение к внутреннему мира читателя, когда поэт не ищет дешёвых дивидендов популизма в разливанном море графоманства, но старается приобщить любителя поэзии к её высотам, пользуясь заведомой презумпцией его литературной искушенности.
Наконец, последняя по счету, но не по значению, может быть, наиважнейшая черта, органически присущая автору книги "Открываешь ставень райский…" – это размашистая открытость, незащищённая жертвенность истинно русской души, которая явлена миру как самоуглублённая, озаренная поисками высшего смысла бытия в соборности, сопереживании, всеотзывчивости… Завеем великолепием демонстрируемой едва ли не на каждой странице культуры стиха, за всей мощью культуризма поэтических мышц, накачанных в процессе постижения вершинных достижений мира поэзии, читатель везде и всюду ощущает совестливую, мятущуюся, взыскующую добро, любовь к ближнему, ранимую душу истинно и подлинно русского человека, которого "ангел коснулся крылом" земного и небесного вдохновения. Но при всём при том, при полном смирении и покаянии перед высшими силами, я читаю и вижу в самых глубоких стихах жизнеутверждающую отвагу, гордость и самоуважение представителя великой нации державников, принесшей все блага цивилизации даже на самые окраины империи
– может быть, даже в ущерб собственным интересам… Впрочем, история не знает сослагательного наклонения, и горечь постперестроечных лет, неблагодарность бывших друзей и наглость всегдашних врагов не могли не отразиться на общей тональности самозабвенно выстраданных, истинно патриотических по своей сущности и форме выражения стихов автора.
Мы убеждаемся в том, что трещина мира действительно проходит через сердце поэта, как было сказано кем-то из великих, и Владимир Бояринов отчаянно пытается залить эту трещину целебным бальзамом из мёда, смолы, полыни – и хмеля несбывшихся ожиданий:
Из разора, из разрухи,
Смыслу здравому назло,
Ночью дерево разлуки
На руинах проросло.
Под остывшими следами
Цепенеющих комет
Налилось оно плодами
Поражений и побед,
И в прозренье одиноком
Тайным трепетом живет:
Лишь бы дети ненароком
Не вкусили от щедрот,
И заламывая руки,
И расплескивая тень,
Стонет дерево разлуки,
Проклиная судный день.
Воистину нет пророка в своем отечестве – за одно это стихотворение Владимира Бояринова можно было бы выдвинуть на самые высокие ступени парнасского пьедестала – к сожалению, их давно оседлали сомнительные личности с загребущими руками и вампирно-красными губами…
Вчитаемся ещё раз в это стихотворение – какая в нем внутренняя энергетика, стройность и гармоничность композиции, какая прозрачность языка, какое свободное дыхание рифм, образов, музыки и мысли! Как ново и неожиданно звучат эпитеты: "цепенеющие кометы", "расплескиваемая тень", до чего хорош весь метафорический и философский строй стиха!
А вот ещё один лирический шедевр Владимира Бояринова с присущей только ему разговорностью интонации и глубинным постижением внешне неброских жизненных реалий:
Стоит полунагая
Над стынущей рекой.
– Не зябко, дорогая?
Не шибко, дорогой.
Вернусь усталый с речки,
Поленьев наколю.
Я за полночь у печки
Сумерничать люблю.
Чтоб дольше не потухли,
Сгребаю кочергой
Березовые угли…
– Не жарко, дорогой?
Существует в квантовой механике – своего рода Библии современной физики и философии – основополагающий принцип дополнительности Гейзенберга. Будучи перенесённым в область литературы, этот принцип, на мой взгляд, отчетливо и непреложно утверждает диалектическую двуединость таких ипостасей поэта, как фактологическая реальная биография и её вербальное отражение и выражение во всей совокупности написанного в разные годы жизни. Биография решающим образом влияет на стихи, но и они, в свою очередь, во многом определяют бурное или застойное течение жизни автора.
Применительно к феномену Владимира Бояринова, живущего одновременно в двух мирах: реальном, материальном, и духовном, идейном, этот принцип подсказывает нам, как важно хотя бы вкратце проанализировать взаимное влияние, аберрацию и интерференцию фактов жизненной и творческой биографии автора. Не сомневаюсь, что эти связи в свое время станут предметом исследований серьезных ученых на стыке истории, социологии, общей теории систем и структурной лингвистики, в том числе семиотики и литературоведения, но и сегодня можно придти к нетривиальным выводам, рассуждая о том, как стихи поэта формировали его личность в процессе создания автором своего внутреннего мира в "предложенных обстоятельствах".
Владимир Бояринов – человек и поэт, коренной русак, родился через три года после Победы в селе Солдатово Болыненарымского района Восточно-Казахстанской области в семье сельских учителей, которых мотало по всей стране (помните, "Мой адрес – не дом и не улица, мой адрес – Советский Союз!"), жили на Алтае, затем переехали в село Новопокровка под Семипалатинском, где как раз на этот период пришёлся пик ядерных испытаний, укрепляющих мощь Державы и подрывающих здоровье своих верноподданных… Характерный штрих: отец – из семьи старообрядцев, мать – из потомков украинских переселенцев, отсюда и глубинное, корневое знание великого русского языка. В повседневном обиходе, читая запоем все, что попадалось под руку, будущий поэт "не мыслил своего существования в семье, селе, в степи без фольклорных побасенок, поговорок и просто местных слов и речений, которые не приживались в столицах и больших городах".
В личности будущего поэта происходит высекающая молнии сшибка интересов и предпочтений, так как он явно принадлежит к нечасто встречающейся породе людей с одинаково развитой право– и левополушарной психикой – картинно-образной и рационально-логической (идеал такой универсальной личности – Леонардо да Винчи). По ряду причин на первых порах математические способности берут верх, и талантливый юноша учится сначала в Семипалатинском технологическом, а затем Томском политехническом институтах, но его одинаково властно влекут и "муза дальних странствий", и муза собственно поэтическая. Он скитается по Западной Сибири, потом возвращается в родное село, где становится учителем – и все жизненные впечатления, все бури и штили грозовой эпохи, увиденные не со стороны, желание осмотреться, оглянуться, подвести предварительные итоги – приводят к появлению не по возрасту зрелых стихов. Они-то и помогают молодому поэту стать в 1973 году студентом уникального в своем роде Литературного института имени Л.М. Горького. Далее поэт входит в литературную среду с "таёжной осмотрительностью", по его собственному выражению. Он дружит с такими выдающимися русскими поэтами, как Ю.П. Кузнецов, Н.И. Тряпкин, А.К. Передреев, ВД. Цыбин, и думается, что это общение отшлифовало ещё одну грань самобытного и самоцветного таланта Владимира Бояринова.
А что потом? Книги, книги и книги стихов – "Росстани, "Весёлая сила", "Уже за холмами", "Направо пойдёшь…", "Родня", "Зачем Иван Царевича убил", "Красный всадник", "Открываешь ставень райский……. Приходится
только диву даваться, как при таком напряжённом ритме работы, при таком ослепительном творческом горении Владимир Бояринов умудряется стать и (не в обиду ему будь сказано), крупным литературным чиновником функционером, организатором, редактором престижных изданий… В настоящее время Владимир Бояринов – Первый секретарь Московского отделения Союза писателей России, Заместитель Председателя Исполкома Международного Сообщества Писательских Союзов, лауреат, дипломант, кавалер множества знаков отличия, но все его высокие звания, чины и регалии не изменили его коммуникабельный, общительный, расположенный к людям, легкий на подъём характер. Но всё это вторично, и напористость, и деловая хватка – главное, что природный талант, помноженный на идущее от предков трудолюбие и основательность, дал читателям счастливую возможность приобщиться к тому удивительному феномену, который маркирован двумя словами "Владимир Бояринов" – без превосходной степени, без шлейфа громких фраз. Это тот самый наиредчайший случай, когда стихи говорят сами за себя, а лучшие из них – на все времена!
Так стихи большого поэта, согласно принципу дополнительности, одновременно и дети его, и родители, и в триединстве поэт – стихи – читатель все эти три ипостаси так же неразделимы, но вместе с тем так же самодостаточны, как в Святой Троице – Бот-Отец, Бог-Сын и Бог-Дух Святой…
О Владимире Бояринове можно писать как о явлении эпохального, знакового масштаба в истории богатейшей в мире русской поэзии.
Не хочу злоупотреблять цитированием, но для подтверждения этого для меня постулата или аксиомы, которые по математическому определению не требуют доказательств, я всё же решил прибегнуть к помощи той самой системы карандашных помет, о которой писал в начале статьи.
Так вот, давайте вместе с вами насладимся несколькими стихами Владимира Бояринова, которым я, в соответствии со своими критериями художественности, присвоил высшие знаки качества – четыре и три восклицательных знака.
Отрешитесь от всех сиюминутных забот и вслушайтесь в стихи на все времена:
Сорвётся стылая звезда,
Сорвётся лист, сорвется слово -
Всё будет завтра как всегда,
И послезавтра будет снова,
Всё повторится в простоте:
В ночи с гнезда сорвется птица,
И растворится в темноте -
Чтоб никогда не повториться…
Не знаю как у вас, а у меня после этих двух катренов-просто мурашки по коже: ведь это подлинный шедевр, совершенство, гениальное в своей простоте, прозрачности, афористичности, подобно пушкинскому "Я помню чудное мгновенье", лермонтовскому "Выхожу один я на дорогу" или блоковскому "Ночь. Улица. Фонарь. Аптека". Философия в музыке или музыка в философии – так я бы охарактеризовал эти строчки на все времена. Или вот – "Страда" – апофеоз сопереживания, своеобразный гимн языческого пантеизма:
Все мужики – в упругой силе,
И все досужи покосить,
Покрасовались, покосили,
Пора бы и перекусить.
Мы чёрный хлеб вкушаем с луком,
Мы лук обмакиваем в соль,
И в том, что царствуем над лугом,
Не сомневаемся нисколь.
Мы и сказать бы не сказали,
Мы и помыслить далеки:
Какими жуткими глазами
Глядятся в небо васильки.
Они и скошенные дышат
И голубым огнем горят.
Они и видят всё, и слышат,
Но ничего не говорят.