- Сударыня! - отвечал Жильбер. - Я считаю лучшей из наук ту, которая позволяет человеку быть полезным обществу. Кроме того, человек ничтожен и должен знать, в чем его слабость, чтобы познать источник своей силы. Я хотел бы понять, почему голод не позволил моим ногам двигаться утром. Я желал бы также узнать, не явился ли тот же голод причиной моей ярости, не из-за него ли меня бросало то в жар, то в холод.
- О, да из вас выйдет отличный врач! Вы уже, мне кажется, изъясняетесь, как превосходный медик. Обещаю, что через десять лет я буду лечиться только у вас.
- Постараюсь оправдать эту честь, сударыня, - сказал Жильбер.
Форейтор остановил лошадей. Они подъехали к постоялому двору, так и не встретив ни одной кареты.
Молодая дама попросила узнать, когда проехал кортеж ее высочества. Ей ответили, что это произошло около четверти часа тому назад и что кортеж остановится в Витри переменить лошадей и позавтракать.
В седло сел новый форейтор.
Из деревни выехали шагом, но, когда поравнялись с последним домом, молодая дама обратилась к форейтору:
- Вы можете нагнать кортеж дофины?
- Конечно!
- Раньше, чем он будет в Витри?
- Черт побери, их лошади мчались рысью.
- А если пустить лошадей в галоп?
Форейтор посмотрел на нее.
- Плачу́ тройные прогонные.
- С этого надо было начинать, - ответил кучер, - мы были бы уже в четверти льё от деревни.
- Вот вам задаток в шесть ливров, постарайтесь наверстать упущенное.
Кучер обернулся; молодая дама наклонилась, и монета перекочевала из рук незнакомки в его карман.
На спины лошадей пришелся мощный удар кнута - карета полетела, будто уносимая ветром.
Пока меняли лошадей, Жильбер успел вымыть у фонтана лицо и руки, отчего они только выиграли, и расчесал свои красивые волосы.
Молодая дама заметила: "Он, по правде сказать, вовсе недурен для будущего врача".
Она улыбнулась Жильберу.
Жильбер покраснел, будто догадавшись, что вызвало улыбку его спутницы.
После разговора с форейтором незнакомка опять обратилась к Жильберу: ее очень занимали его парадоксы и неожиданные суждения.
Она от души смеялась над иными его ответами, от которых на целую лигу несло философскими сентенциями, время от времени прерывая взрывы смеха, чтобы взглянуть на дорогу. При этом частенько случалось, что ее рука касалась лба Жильбера или колено прижималось к ноге ее спутника. И тогда прелестная путешественница не без удовольствия замечала, как будущий доктор краснел и опускал глаза.
Так они проехали еще льё. Вдруг молодая дама радостно вскрикнула и без всяких предосторожностей пересела на переднее сиденье, повалившись благодаря этому движению на Жильбера.
Она только что заметила кареты, сопровождавшие принцессу: экипажи тяжело въезжали на высокую гору. На горе стояло около двадцати карет, из которых вышли путешественники, чтобы размяться.
Сначала Жильбер выбрался из складок ее расшитого большими цветами платья, затем прильнул к плечу незнакомки, встав на колени на переднем сиденье. Пылкий взгляд его искал мадемуазель де Таверне в толпе пигмеев, поднимавшихся на гору.
Ему показалось, что он узнал Николь по чепцу.
- Мы догнали их, сударыня, - сказал форейтор, - что дальше?
- Обогнать.
- Это невозможно, сударыня. Обгонять дофину нельзя.
- Почему?
- Это запрещено. Черт побери! Обогнать королевский кортеж! Да я угожу на галеры!
- Послушай, друг мой, делай что хочешь, но я должна их обогнать.
- Ваша карета не из кортежа? - спросил Жильбер; он думал, что незнакомка опаздывает и поэтому хочет как можно скорее догнать эскорт.
- Стремление к знаниям прекрасно, - ответила молодая дама, - нескромность же не стоит ничего.
- Прошу меня извинить, сударыня, - покраснев, произнес Жильбер.
- Так что же нам делать? - спросила форейтора незнакомка.
- Поедем за ними до Витри. Если ее высочество там остановится, мы попросим разрешения обогнать кортеж.
- Да, но тогда спросят мое имя и станет известно… Нет, это не годится, надо придумать что-нибудь другое.
- Сударыня! - начал Жильбер. - Осмелюсь высказать свое мнение…
- Говорите, друг мой, говорите, и если ваш совет окажется хорош, мы ему последуем.
- Нужно поехать по какой-нибудь проселочной дороге, чтобы обогнуть Витри, и тогда мы окажемся впереди ее высочества, не выказав ей неуважения.
- Устами ребенка глаголет истина! - вскричала молодая дама. - Кучер! Нет ли здесь проселочной дороги?
- Какой?
- Какой угодно, лишь бы мы обогнали ее высочество.
- Да, правда, - отвечал кучер, - справа есть дорога на Мароль; она огибает Витри и выходит на Лашосе.
- Браво! - воскликнула молодая женщина. - Вот прекрасный выход из положения.
- Сударыня, - прибавил кучер, - вы понимаете, что таким образом я проделаю двойной путь.
- Предлагаю два луидора, если вы будете в Лашосе раньше принцессы.
- Сударыня не боится, что карета не выдержит?
- Я ничего не боюсь. Если карета сломается, я поскачу верхом.
Повернув направо, карета съехала с большой дороги и попала в глубокую колею проселочной дороги, которая шла вдоль маленькой речушки, впадающей в Марну между Лашосе и Мютиньи.
Форейтор сдержал слово. Он сделал почти все возможное не только для того, чтобы разбить карету, но и чтобы добраться вовремя.
Много раз Жильбера бросало на его спутницу, а та столько же раз попадала в его объятия.
Его галантность была так ненавязчива, что незнакомка ни разу не смутилась. Он сумел удержаться от улыбки, хотя взгляд его говорил спутнице, что он восхищен ее красотой.
Ухабы скверной дороги и путешествие вдвоем очень быстро сближают в пути. Жильберу казалось, что он знаком со своей спутницей, по меньшей мере, лет десять, а молодая дама была уверена, что знает Жильбера с рождения.
К одиннадцати часам они выехали на большую дорогу между Витри и Шалоном. От гонца узнали, что принцесса остановилась в Витри не только позавтракать, но и отдохнуть часа на два, так как почувствовала себя усталой.
Гонец прибавил, что его отправили на ближайшую почтовую станцию с приказом к свитским офицерам быть готовыми к трем-четырем часам пополудни.
Незнакомка была вне себя от радости, узнав эту новость.
Она заплатила кучеру, как обещала, и повернулась к Жильберу:
- Клянусь, мы тоже пообедаем на ближайшей станции.
Однако и на этот раз Жильберу не суждено было пообедать.
XXI
ГЛАВА, В КОТОРОЙ МЫ ЗНАКОМИМСЯ С НОВЫМ ДЕЙСТВУЮЩИМ ЛИЦОМ
На холме, куда поднималась почтовая карета, находилась деревня Лашосе, где должны были менять лошадей.
Разбросанные в беспорядке, крытые соломой дома деревеньки по воле жителей расположились или у самой дороги, или на опушке леса, или неподалеку от источника, но по большей части они стояли вдоль берега полноводного ручья, о котором мы уже говорили и через который были переброшены мостки напротив каждого дома.
В этот час единственной достопримечательностью живописной деревушки был человек, который стоял посредине дороги, будто получив приказание свыше, и то жадно смотрел на большую дорогу, то разглядывал прекрасную лошадь серой масти с длинной гривой, привязанную к ставню хижины. Ставень при каждом движении животного сотрясался. Лошадь нетерпеливо встряхивала головой, так как была оседлана и ждала своего хозяина.
Время от времени незнакомцу, как мы успели это заметить, надоедало смотреть на дорогу; он подходил к лошади и изучал ее с видом знатока, позволяя себе погладить своей опытной рукой ее мощный круп или тонкие ноги. Всякий раз, избежав удара копытом нетерпеливого животного, он возвращался на свое место и продолжал смотреть на пустынную дорогу.
Устав ждать, он постучал в ставень.
- Эй, есть тут кто-нибудь? - крикнул он.
- Кто там стучит? - послышался мужской голос.
Ставень распахнулся.
- Сударь! Если ваша лошадь продается, покупатель перед вами.
- Вы же видите, что под хвостом у нее нет соломенной затычки, - захлопывая ставень, сказал человек, по-видимому простолюдин.
Этот ответ, казалось, не удовлетворил незнакомца, и он опять постучал.
Ему было лет сорок, он был высок и силен, с обветренным лицом и черной бородой, жилистыми руками, выглядывавшими из широких кружевных манжетов. Обшитая галуном шляпа была сдвинута набок, как носили офицеры из провинции, желавшие произвести впечатление на парижан.
Он постучал в третий раз и нетерпеливо заговорил:
- Знаете ли, дорогой мой, вы невежливы, и если вы не отворите ставень, я его выломаю.
При этой угрозе ставень раскрылся и показалось то же лицо.
- Вам ведь сказано, что лошадь не продается, - повторил крестьянин. - Этого вам недостаточно, черт побери?
- А я вам говорю, что мне нужна скаковая лошадь.
- Если вам нужна скаковая лошадь, обратитесь на почтовую станцию. Их там штук шестьдесят, и все из конюшни его величества, у вас будет большой выбор. А эту лошадь оставьте тому, у кого, кроме нее, ничего нет.
- Повторяю вам, что мне нужна эта лошадь.
- Еще бы - арабский скакун!
- Вот почему я и хочу купить ее.
- Очень может быть, что вы хотите ее купить, да она-то не продается.
- А чья она? Кому принадлежит?
- Вы очень любопытны.
- А ты чересчур скрытен.
- Ну так вот! Лошадь принадлежит тому, кто живет у меня и любит ее, как ребенка.
- Я хочу поговорить с этим человеком.
- Она спит.
- Это женщина?
- Да.
- Хорошо! Скажи ей, что, если ей нужны пятьсот пистолей, она получит их за лошадь.
- Ничего себе! - сказал крестьянин, широко раскрыв глаза. - Пятьсот пистолей! Кругленькая сумма!
- Можешь прибавить, что эту лошадь хочет купить король.
- Король?
- Да, сам король.
- А вы случайно не король?
- Я его представляю.
- Вы представляете короля? - переспросил крестьянин, снимая шляпу.
- Пошевеливайся, дружок, король торопится.
Силач бросил на дорогу внимательный взгляд.
- Хорошо! Когда дама проснется, - сказал крестьянин, - будьте спокойны, я замолвлю словечко.
- Прекрасно, только я не могу ждать, пока она проснется.
- Что же делать?
- Разбуди ее, черт подери!
- Я не осмеливаюсь…
- Ладно! Подожди! Я сам ее разбужу.
Человек, который утверждал, что является представителем его величества, поднял длинный хлыст с серебряной ручкой, намереваясь постучать в ставень.
Но вдруг он уронил занесенную было руку, так и не дотронувшись до ставня, так как заметил приближавшуюся карету, которую из последних сил везла крупной рысью тройка усталых лошадей.
- Ах! Быть этого не может! - воскликнул незнакомец.
Его наметанный глаз узнал герб кареты; он бросился вперед с такой скоростью, что ему мог бы позавидовать арабский скакун, которого он хотел купить.
Это была карета с нашей незнакомкой, ангелом-хранителем Жильбера.
Увидев человека, подававшего знаки, форейтор, не уверенный, что его лошади благополучно доберутся до почтовой станции, с удовольствием остановился.
- Шон! Дорогая Шон! - воскликнул незнакомец. - Неужели это ты? Ну, здравствуй, здравствуй!
- Да, это я, Жан, - ответила незнакомка, носившая столь странное имя, - ты что здесь делаешь?
- Черт возьми! Что за вопрос? Жду тебя!
Наш силач вспрыгнул на подножку и, обняв молодую женщину, осыпал ее поцелуями.
Вдруг он заметил Жильбера; тот не догадывался об отношениях между этими людьми и имел вид побитой собаки, у которой отбирают кость.
- Так, а кого это ты подобрала?
- Молодого забавного философа, - отвечала мадемуазель Шон, не думая о том, заденут ее слова Жильбера или польстят ему.
- А где ты его нашла?
- На дороге. Но это к делу не относится.
- Ты права, - отвечал тот, кого звали Жаном. - Как поживает наша старая графиня де Беарн?
- Она чувствует себя хорошо.
- Хорошо, говоришь?
- Да, она приедет.
- Приедет?
- Да, да, да, - повторила мадемуазель Шон, кивая головой.
Во время этого разговора Жан по-прежнему стоял на подножке, а мадемуазель Шон сидела в карете.
- Что ты ей наговорила? - спросил Жан.
- Что я дочь ее адвоката, метра Флажо, что я проезжала через Верден и что мне было поручено моим отцом сообщить ей о начале ее процесса.
- И все?
- Конечно. Я прибавила, что ее присутствие в Париже необходимо.
- А она?
- Широко раскрыла свои маленькие глазки, понюхала табаку, заметила, что метр Флажо - большой человек, и распорядилась об отъезде.
- Великолепно, Шон! Ты будешь моим чрезвычайным послом.
- Позавтракаем?
- Непременно: этот несчастный юноша умирает с голоду. Только побыстрее, хорошо?
- Почему?
- Потому что они уже подъезжают.
- Старая сутяга? Ладно! Лишь бы опередить ее часа на два, чтобы успеть поговорить с господином Мопу.
- Нет, это подъезжает дофина.
- Но дофина еще, наверное, в Нанси.
- Она в Витри.
- В трех льё отсюда?
- Ни больше ни меньше.
- Черт возьми! Это меняет дело. Трогай, кучер, трогай!
- Куда прикажете?
- На почтовую станцию.
- Сударь садится в карету или сходит?
- Я поеду на подножке, трогай!
Карета покатилась, а с ней и наш путешественник, стоя на подножке. Минут через пять карета остановилась около почтовой станции.
- Быстро, быстро, быстро! - приказала Шон. - Отбивных, жареного цыпленка, яиц, бутылку бургундского и десерт. Мы должны немедленно ехать дальше.
- Простите, сударыня, - обратился к ней хозяин станции, - если вы собираетесь сейчас же ехать дальше, вас повезут те же лошади.
- То есть как те же лошади? - спросил Жан, тяжело спрыгивая с подножки.
- Очень просто: вас повезут лошади, на которых вы приехали.
- Это невозможно, - сказал форейтор, - они и так проделали двойной путь. Посмотрите, в каком состоянии несчастные животные.
- Да, верно! Они не могут ехать дальше.
- Кто мешает вам дать мне свежих лошадей?
- Да у меня их больше нет.
- У вас они должны быть… Есть же регламент, черт возьми!
- Сударь! По регламенту в моих конюшнях должно быть шестнадцать лошадей.
- Ну и что же?
- А у меня их восемнадцать.
- Это больше чем достаточно: мне нужно всего три.
- Но все они в разгоне.
- Все восемнадцать?
- Все восемнадцать.
- Тысяча чертей! - выругался путешественник.
- Виконт! Виконт! - воскликнула молодая женщина.
- Хорошо, хорошо, Шон! - сказал незнакомец. - Успокойтесь, я буду сдержаннее.
- Когда вернутся твои клячи? - продолжал виконт, обращаясь к начальнику станции.
- Господи, да я понятия не имею, сударь! Это зависит от форейторов: может, через час, а может, через два.
- Не понимаю, хозяин, - сказал виконт, заламывая на левый бок шляпу и выставляя вперед согнутую правую ногу, - вы знаете, что со мной шутки плохи?
- Я в отчаянии и предпочел бы, чтобы это была шутка.
- Ладно, запрягайте, и поскорее, а то я рассержусь.
- Пойдемте со мной в конюшню, и, если вы найдете в стойле хоть одну лошадь, получите ее бесплатно.
- Хитрец! А если я найду там шестьдесят?
- Это все равно, как если бы вы не нашли ни одной, сударь, потому что все они принадлежат его величеству.
- Ну и что же?
- Как что же! Этих лошадей никому не дают.
- Тогда зачем они здесь?
- Для ее высочества дофины.
- Что?! Шестьдесят лошадей в стойле и ни одной для меня?
- Что поделать, черт побери…
- Я знаю только одно: я очень спешу.
- Очень сожалею…
- А так как ее высочество дофина, - продолжал виконт, не обращая внимания на замечание хозяина станции, - будет здесь только к вечеру…
- Что вы говорите?.. - переспросил ошеломленный хозяин.
- Я говорю, что лошади вернутся сюда до прибытия ее высочества.
- Сударь! - воскликнул бедняга. - вы хотите сказать…
- Черт побери! - продолжал виконт, входя в стойло. - Вот затруднение! Однако подожди…
- Но, сударь…
- Мне нужно только три лошади. Я не прошу у вас восемь лошадей, как того требуют королевские высочества, хотя у меня есть на это право, по крайней мере, благодаря родству с ними; мне достаточно и трех лошадей.
- Вы не получите ни одной! - закричал хозяин, вставая между лошадьми и незнакомцем.
- Негодяй! - воскликнул виконт, побледнев от гнева. - Ты знаешь, с кем разговариваешь?
- Виконт! - кричала Шон. - Виконт, ради Бога! Не надо скандала!
- Ты права, дорогая Шоншон, ты совершенно права!
После минутной паузы он прибавил:
- Итак, пора перейти от слов к делу.
Он обратился к хозяину как можно любезнее:
- Дорогой друг! Я снимаю с вас всякую ответственность.
- То есть как это? - не понял хозяин, сбитый с толку любезным выражением лица своего собеседника.
- Я послужу себе сам. Вот три лошади одного роста. Я беру их.
- Как это вы их берете?
- Ну да, беру.
- И вы называете это "снять с меня ответственность"?
- Конечно: не вы отдали лошадей - у вас их забрали силой.
- Повторяю: это невозможно.
- Так… А где тут у вас сбруя? Вот она, верно?
- Никому не двигаться! - крикнул хозяин станции двум или трем конюхам, слонявшимся во дворе под навесом.
- Ах так, негодяи!
- Жан, дорогой! - вскричала Шон, видевшая и слышавшая через дверной проем все, что происходило. - Не делайте глупостей, друг мой! Исполняя такое поручение, как у вас, нужно все терпеливо сносить.
- Все, кроме промедления, - отвечал Жан как нельзя более флегматично. - Чтобы мне не пришлось слишком долго ждать, пока эти бездельники запрягут лошадей, я готов все сделать сам.
Перейдя от угрозы к делу, Жан снял со стены одну за другой три конские сбруи и набросил их на спины лошадям.
- Ради Бога, Жан! - умоляюще воскликнула Шон. - Будьте благоразумны.
- Ты собираешься ехать или нет? - скрипнув зубами, пробормотал виконт.
- Конечно, собираюсь! Если мы не приедем, все погибло!
- Ну так не мешай мне!
Выбрав трех далеко не самых плохих лошадей, виконт направился к карете, ведя их за собой.
- Что вы делаете, сударь, подумайте! - воскликнул хозяин почтовой станции, следуя за Жаном по пятам, - взяв лошадей, вы совершите преступление против короля.
- Да я не краду их, дурак, я всего-навсего собираюсь их взять на время. Вперед, лошадки, вперед!
Хозяин хотел было вцепиться в вожжи, но незнакомец грубо его оттолкнул.
- Брат! Брат! - закричала мадемуазель Шон.
"Так это ее брат!.." - облегченно вздохнул Жильбер, забившийся в глубину кареты.
В доме на противоположной стороне улицы распахнулось окно, выходившее как раз на конюшни, и показалась прелестная женщина, напуганная криками, доносившимися со двора.
- А, вот и вы, сударыня! - заметил Жан.