Джузеппе Бальзамо - Александр Дюма 33 стр.


- Не притворяйся покорной и смиренной подданной, лицемерка! Садитесь рядом со мной, графиня. Какой у вас прелестный профиль!

- Вы только сегодня это заметили, господин Франция?

- А как бы я заметил?! Я привык смотреть вам в глаза, графиня. Ваш повар и в самом деле большой мастер. Какой суп из раков!

- Так я была права, прогнав его предшественника?

- Совершенно правы.

- В таком случае, сир, следуйте моему примеру, и вы только выиграете.

- Я вас не понимаю.

- Я прогнала своего Шуазёля, гоните и вы своего!

- Не надо политики, графиня. Дайте мне мадеры.

Король протянул рюмку. Графиня взялась за графин с узким горлышком и стала наливать королю вина.

Пальчики у очаровательного виночерпия от напряжения побелели, а ноготки покраснели.

- Лейте не торопясь, графиня, - сказал король.

- Чтобы не взболтнуть вино?

- Нет, чтобы я успел полюбоваться вашей ручкой.

- Ах, ваше величество! - со смехом отвечала графиня. - Вы сегодня делаете открытие за открытием.

- Клянусь честью, да! - воскликнул король, приходя постепенно вновь в хорошее расположение духа. - Мне кажется, я готов открыть…

- Новый мир? - спросила графиня.

- Нет, нет, это было бы слишком честолюбиво, с меня довольно и одного королевства. А я имею в виду остров, маленький клочок земли, живописную гору, дворец, в котором одна моя знакомая будет Армидой, а безобразные чудовища станут охранять вход, когда мне захочется забыться…

- Сир! - заговорила графиня, передавая королю охлажденную бутылку с шампанским (совсем новое по тем временам изобретение), - вот как раз вода из Леты.

- Из реки Леты, графиня? Вы в этом уверены?

- Да, сир, это доставил бедный Жан, который уже почти утонул в ней, из самой преисподней.

- Графиня, - произнес король, поднимая свой бокал, - давайте выпьем за его счастливое воскрешение! И не надо политики, прошу вас!

- Ну, тогда уж я и не знаю, о чем говорить, сир! Может быть, ваше величество расскажет какую-нибудь историю?

- Нет, я вам прочту стихи.

- Стихи? - воскликнула Дюбарри.

- Да, стихи… Что вас удивляет?

- Ваше величество их ненавидит!

- Черт возьми, еще бы! Из сотни тысяч стихов девяносто тысяч нацарапаны против меня.

- А те, что вы собираетесь прочесть, выбраны, вероятно, из оставшихся десяти тысяч? И разве они не могут заставить вас простить остальные девяносто тысяч?

- Вы не то имеете в виду, графиня. Те стихи, что я собираюсь вам прочесть, посвящены вам.

- Мне?

- Вам.

- Кто же их автор?

- Господин де Вольтер.

- И он поручил вашему величеству…

- Нет, он посвятил их непосредственно вашему сиятельству.

- То есть как? Не сопроводив письмом?

- Нет, почему же? Есть и прелестное письмо.

- А, понимаю: ваше величество потрудились сегодня вместе с начальником почт.

- Совершенно верно.

- Читайте, сир, читайте стихи господина де Вольтера.

Людовик XV развернул листок и прочел:

Харит благая мать, богиня наслаждений,
На кипрские пиры любви и красоты
Зачем приводишь ты сомнений мрачных тени?
Героя мудрого за что терзаешь ты?
Улисс необходим своей отчизне мирной
И Агамемнону опорой служит он.
Талант политика и ум его обширный
Способны победить надменный Илион.
Пусть Боги власть любви признают высшей властью!
Пусть поклоняются все красоте твоей!
Сплетая лавр побед и розы сладострастья,
Улыбкой светлою нас одари скорей!
Без милости твоей покоя нет и счастья
Для неспокойного властителя морей.
Зачем же смертного, кого боится Троя,
Преследует твой гнев? Улиссу страшен плен.
Ведь перед красотой нет Бога, нет героя,
Который бы, смирясь, не преклонил колен.

- Знаете, сир, - сказала графиня, скорее задетая, нежели польщенная поэтическим посланием, - мне кажется, господин де Вольтер хочет с вами помириться.

- Напрасный труд, - заметил Людовик XV. - Этот сплетник всех поставит в затруднительное положение, если возвратится в Париж. Пускай отправляется к своему другу - моему кузену Фридриху Второму. С нас довольно и господина Руссо. А вы возьмите эти стихи, графиня, и подумайте над ними на досуге.

Графиня взяла листок, свернула его в трубочку и положила рядом со своей тарелкой.

Король не спускал с нее глаз.

- Сир! - заговорила Шон. - Не хотите ли глоток токайского?

- Оно из погребов самого его величества императора Австрийского, - сообщила графиня, - можете мне поверить, сир.

- Из погребов императора… - проговорил король. - Стоящие винные погреба есть только у меня.

- А я получаю вино и от вашего эконома.

- Как? Вам удалось его обольстить?

- Нет, я приказала…

- Прекрасный ответ, графиня. Король сказал глупость.

- Однако, господин Франция…

- Господин Франция, по крайней мере, в одном прав: он любит вас всей душой.

- Ах, сир, ну почему вы, и в самом деле, не господин Франция?

- Графиня, не надо политики!

- Не желает ли король кофе? - спросила Шон.

- Конечно.

- Его величество будет подогревать кофе сам, как обычно? - спросила графиня.

- Да, если хозяйка замка ничего не будет иметь против.

Графиня встала.

- Почему вы встали?

- Я хочу за вами поухаживать, сир.

- Лучшее, что я могу сделать, - это не мешать вам, графиня, - отвечал король, развалившись на стуле после сытного ужина, который привел его в состояние душевного равновесия.

Графиня внесла серебряную жаровню, на которой стоял небольшой кофейник с кипящим мокко. Она поставила перед королем чашку с блюдцем из позолоченного серебра и графинчик богемского стекла. Рядом с блюдцем она положила свернутый в трубочку лист бумаги.

С напряженным вниманием, с каким обыкновенно король это проделывал, он отмерил сахар, кофе и аккуратно налил спирту так, чтобы он плавал на поверхности. Потом взял бумажную трубочку, подержал ее над свечой, поджег содержимое чашки и бросил бумажный фитиль на жаровню - там фитиль и догорел.

Через пять минут король, как истинный гурман, уже наслаждался кофе.

Графиня дождалась, пока он выпьет все до последней капли.

- Ах, сир, - вскричала она, - вы подожгли кофе стихами господина де Вольтера! Это принесет несчастье Шуазёлям.

- Я ошибался, - со смехом отвечал король, - вы не фея, вы демон.

Графиня встала.

- Сир! - проговорила она. - Не желает ли ваше величество взглянуть, вернулся ли господин комендант?

- А! Замор! А зачем?

- Чтобы вернуться сегодня в Марли, сир.

- Да, верно, - согласился король, делая над собой усилие, чтобы выйти из блаженного состояния, в котором он пребывал, - пойдемте посмотрим, графиня, пойдемте.

Графиня Дюбарри подала знак Шон, и та исчезла.

Король опять было взялся за расследование, но совсем в другом расположении духа, чем вначале. Философы отмечали, что взгляд человека на мир - мрачный или сквозь розовые очки - зависит почти всецело от состояния его желудка.

А у королей точно такой же желудок, как у простых смертных, хотя, как правило, похуже, чем у подданных, но он совершенно одинаково способен приводить весь организм в состояние блаженства или, напротив, уныния. Вот почему король был после ужина в прекрасном расположении духа, если такое состояние вообще возможно у королей.

Не прошли они по коридору и десяти шагов, как новый аромат настиг короля.

Распахнулась дверь в прелестную спаленку, стены которой были обтянуты белым атласом с рисунком из цветов, казавшихся живыми. Комната была таинственно освещена, взгляд привлекал к себе альков, к которому вот уже два часа заманивала короля юная обольстительница.

Александр Дюма - Джузеппе Бальзамо

- Сир! Мне кажется, Замор еще не появлялся, - заметила она. - Мы по-прежнему заключены в замке, нам остается бежать через окно.

- При помощи простынь? - спросил король.

- Ваше величество! - улыбнулась графиня-обольстительница. - Разве им нельзя найти лучшее применение?

Король со смехом заключил ее в свои объятия, графиня уронила белую розу, и цветок покатился по полу, роняя лепестки.

XXXIV
ВОЛЬТЕР И РУССО

Мы уже говорили, что спальня замка Люсьенн как с архитектурной точки зрения, так и по своему убранству представляла настоящее чудо.

Расположенная в восточной части замка, она была так надежно защищена позолоченными ставнями и шелковыми занавесями, что дневной свет проникал в нее, лишь когда, подобно придворному, получал право присутствовать на большом и малом утреннем выходе короля.

Летом невидимые отдушины освежали здесь очищенный воздух, будто бы навеянный тысячью вееров.

Когда король вышел из голубой спальни, было десять часов.

На этот раз королевские экипажи уже с девяти часов стояли наготове у парадного подъезда.

Замор, скрестив на груди руки, отдавал - или делал вид, что отдает? - распоряжения.

Король выглянул из окна и увидел приготовления к отъезду.

- Что это значит, графиня? - спросил он. - Разве мы не будем завтракать? Видно, вы собираетесь выпроводить меня голодным.

- Господь с вами, сир, - ответила графиня, - но мне казалось, что у вашего величества назначена встреча в Марли с господином де Сартином.

- Черт побери! - сказал король. - Я думаю, можно было бы сказать Сартину, чтобы он приехал ко мне сюда. Это так близко!

- Ваше величество окажет мне честь, вспомнив, что не ему первому пришла в голову эта мысль.

- К тому же сегодня слишком прекрасное утро для работы. Давайте завтракать.

- Сир, вам нужно будет подписать для меня бумаги.

- По поводу графини де Беарн?

- Совершенно верно. И потом, необходимо назначить день.

- Какой день?

- И час.

- Какой час?

- День и час моего представления ко двору.

- Ну что ж, - сказал король, - вы действительно заслужили быть представленной ко двору, графиня. Назначьте день сами.

- Ближайший, сир.

- Значит, у вас все готово?

- Да.

- Вы научились делать все три реверанса?

- Еще бы: я упражняюсь вот уже целый год.

- А платье?

- Его можно сшить за два дня.

- У вас есть "крестная"?

- Через час она будет здесь.

- В таком случае, графиня, предлагаю вам договор.

- Какой?

- Вы больше не будете напоминать мне об этой истории виконта Жана с бароном де Таверне?

- Значит, мы приносим в жертву бедного виконта?

- Вот именно.

- Ну что ж! Не будем больше говорить об этом, сир! День представления?

- Послезавтра.

- Час?

- Десять часов вечера, как обычно.

- Обещаете, сир?

- Обещаю.

- Слово короля?

- Слово дворянина.

- По рукам, государь!

Графиня Дюбарри протянула королю изящную ручку; Людовик XV коснулся ее.

В это утро весь замок почувствовал хорошее расположение духа своего господина: ему пришлось уступить там, где он давно уже и сам решил уступить, но зато выиграть в другом - значит, победа за ним. Он даст сто тысяч ливров Жану с условием, что тот отправится проигрывать их на воды, в Пиренеи или в Овернь. В глазах Шуазёля это будет выглядеть как ссылка. А в замке были еще луидоры для бедняков, пирожки для карпов и комплименты росписям Буше.

Хотя король плотно поужинал накануне, завтрак он съел с большим аппетитом.

Между тем пробило одиннадцать. Прислуживая королю, графиня поглядывала на часы, которые, как ей казалось, шли слишком медленно.

Король соблаговолил приказать, чтобы графиню де Беарн, когда та приедет, проводили прямо в столовую.

Кофе уже был подан, выпит, а графиня де Беарн все еще не появлялась.

В четверть двенадцатого во дворе раздался стук копыт пущенной в галоп лошади.

Дюбарри встала и выглянула в окно.

Со взмыленной лошади соскочил курьер Жана Дюбарри.

Графиня вздрогнула, но, так как никоим образом нельзя было выказывать волнения из-за боязни перемен в расположении духа у короля, она отошла от окна и села рядом с ним.

Вошла Шон с запиской в руке.

Отступать было некуда, нужно было прочесть записку.

- Что это у вас, милая Шон? Любовное послание? - спросил король.

- Разумеется, сир!

- От кого же?

- От бедного виконта.

- Вы в этом уверены?

- Убедитесь сами, сир.

Король узнал почерк и, подумав, что в записке может идти речь о приключении в Лашосе, сказал, отводя руку с запиской:

- Хорошо, хорошо. Мне этого достаточно.

Графиня сидела как на иголках.

- Записка адресована мне? - спросила она.

- Да, графиня.

- Король позволит мне?..

- Конечно, черт побери! А в это время Шон расскажет мне "Ворону и Лисицу".

Он притянул к себе Шон, напевая, по словам Жан Жака, самым фальшивым голосом во всем королевстве:

Над милым слугою утратила власть я,
Меня покидают веселье и счастье…

Графиня отошла к окну и прочитала:

"Не ждите старую злодейку: она говорит, что обожгла вчера вечером ногу и не выходит из комнаты. Можете поблагодарить Шон за ее столь своевременное появление вчера, ведь именно ей мы всем этим обязаны: старая ведьма ее узнала, и весь наш спектакль провалился.

Пусть этот маленький оборванец Жильбер, который всему причиной, благодарит Бога за то, что ему удалось сбежать, не то я свернул бы ему шею. Впрочем, пусть не радуется: когда я его отыщу, еще не поздно будет сделать это.

Итак, подводим итоги. Вы должны немедленно выехать в Париж, иначе мы вернемся к первоначальному состоянию.

Жан".

- Что-то случилось? - спросил король, заметив внезапную бледность графини.

- Ничего, сир. Это известие о здоровье моего деверя.

- Надеюсь, наш дорогой виконт поправляется?

- Ему лучше, сир, благодарю вас, - ответила графиня. - А вот и карета въезжает во двор.

- Это, конечно, карета графини?

- Нет, сир, господина де Сартина.

- Куда же вы? - спросил король, видя, что Дюбарри направляется к двери.

- Я оставлю вас одних и займусь своим туалетом, - ответила Дюбарри.

- А как же графиня де Беарн?

- Когда она приедет, сир, я буду иметь честь предупредить ваше величество, - сказала графиня, судорожно сжав записку в кармане пеньюара.

- Итак, вы покидаете меня, графиня, - тяжело вздохнул король.

- Сир! Сегодня воскресенье: бумаги, подписи, бумаги…

Приблизившись к королю, она подставила ему свои свежие щечки, и на каждой из них он запечатлел звонкий поцелуй, после чего она вышла из комнаты.

- К черту подписи! - заворчал король. - И тех, кому они нужны. Кто только выдумал министров, портфели, бумаги?

Едва король договорил, в дверях, противоположных той, через которую вышла графиня, появился и министр и портфель.

Король снова вздохнул - еще тяжелее, чем в прошлый раз.

- А, вот и вы, Сартин! - произнес он. - Как вы точны!

Это было сказано с таким выражением, что трудно было понять, похвала это или упрек.

Господин де Сартин открыл портфель и приготовился извлечь из него бумаги.

В эту минуту послышалось шуршание колес на посыпанной песком аллее.

- Подождите, Сартин, - остановил король начальника полиции и подбежал к окну. - Что это, графиня куда-то уезжает?

- Да, сир.

- Значит, она не ждет приезда графини де Беарн?

- Сир! Я могу предположить, что графине наскучило ждать и она поехала за ней сама.

- Однако, если эта дама должна была приехать сюда утром…

- Я почти уверен, что она не приедет, сир.

- Как? Вам и это известно, Сартин?

- Сир! Чтобы ваше величество были мною довольны, мне необходимо знать почти обо всем.

- Так скажите же мне, Сартин, что случилось?

- Со старой графиней, сир?

- Да.

- То же, что и со всеми, сир: у нее некоторые затруднения.

- Но в конце концов приедет она или нет?

- Гм-гм! Вчера вечером, сир, это было намного более вероятно, чем сегодня утром.

- Бедная графиня! - сказал король, не сумев скрыть радостного блеска в глазах.

- Ах, сир! Четверной союз и Фамильный пакт - просто ничто в сравнении с этой историей представления ко двору.

- Бедная графиня! - повторил король, тряхнув головой. - Она никогда не достигнет желаемого.

- Боюсь, что нет, сир. Да не прогневается ваше величество.

- Она была так уверена в успехе!

- Гораздо хуже для нее то, - сказал г-н де Сартин, - что, если она не будет представлена ко двору до прибытия ее высочества дофины, этого, возможно, не произойдет никогда.

- Вы правы, Сартин, это более чем вероятно. Говорят, что она очень строга, очень набожна, очень добродетельна, моя будущая невестка. Бедная графиня!

- Конечно, - продолжал г-н де Сартин, - графиня Дюбарри очень опечалится, если представление не состоится, однако у вашего величества станет меньше забот.

- Вы так думаете, Сартин?

Назад Дальше