Амхат все ж жизни не лишил –
Сказались прежние года.
Но был вердикт его суда,
Что будет изгнана она
Из государства навсегда.
При появлении впредь она
Должна быть сразу казнена.
Амхат, желавшая всем зла,
Попалась в сети и сама.
Все зло ее и больше рангом
К ней возвратилось бумерангом,
И через руки палача
Возмездьем к ней пришло сполна.
Блиставший некогда агат
Злом превращен в конгломерат. [7]
Смотреть работу палача
Царь не пошел. Его душа
Вряд ли оправиться могла
После такого зрелища.
Но вам, читатель дорогой,
Портрет известен дамы той,
Что далее писано судьбой
В знакомстве с третьею главой.
Прекрасней нет, когда весна
Сады оденет в кружева.
(Была шестнадцатой она
С тех пор, как Роза рождена).
Так думал мудрый Фаритдин,
Взирая с башен яблонь дым.
– Когда же годы вдаль ушли?
И вот ступил момент поры,
Когда из ближних стран земли
Съезжаться стали женихи
Просить, пред ним склоняя лбы,
Любимой дочери руки.
Книга третья
Жемчужным блеском пламенея,
Льет свет холодная луна.
И в свете серебра, одна,
Седыми гребнями белея,
Пустыня снежная видна.
Ни края ей и ни конца.
И, бесконечностью владея,
Даль убегает в небеса.
Мелькнула тень, из-за тороса
Тянулся стежкой свежий след.
На крае снежного утеса
Волк жадно зрел на лунный свет.
И от воздействия светила
В нем кровь вскипала и бурлила,
И вскоре севера покой
Нарушил жуткий дикий вой.
Но нрав у севера крутой,
И за нарушенный покой
Был послан ветер штормовой,
Властитель дали ледяной.
Позвав соперника на бой,
Он подхватил тот жуткий вой
И, поглотив весь без остатка,
Разбил его о стены замка.
Но дремлет серый исполин,
Для ветра он неуязвим.
Он дремлет так из тьмы веков
Под колыбельную ветров.
Лишь башня западного вала
С недавних пор проблемной стала.
Там еженощно напролет
Вершился духов темных сход.
Вот и сейчас – огонь горит,
Дым с очага в отверстьях плит,
И как всегда Тахма не спит:
Свой колдовской обряд рядит.
Кошмарный смех и бубна бой
Вплелись в протяжный ветра вой;
И упивался силой злой
Дух тьмы под полною луной.
О, слава солнечным лучам!
Сжигая темных оргий срам,
Уж солнце шло по небесам,
Воздвигнув в душах светлый храм.
Весь ужас бури штиль сменил,
Люд ликовал, богов хвалил,
И радость в их сердцах была,
И все их спорились дела.
Вокруг прекрасного светила
Жизнь пробуждалась и бурлила.
И замок будто посветлел,
В лучах златых помолодел.
Все в ярких красках торжества
И все под рамкой естества.
Картина впрямь и без сомненья
Во всем достойна умиленья.
И зло подвластно умиленью –
Ему не чужда красота.
Тахма, к большому удивленью,
В улыбке расплылась сама.
Уж не Тахма, Амхат она
Изящна, стройна – вот виденье!
Душа ее во всем чиста
На зависть всем и в загляденье.
И встрепенулась она вся,
Ей стало страшно за себя.
Да как! Она, магистр зла
Позволить вдруг себе могла
Поддаться чарам естества?!
Смотреть на солнце – верх безумства,
Ей по душе ночные буйства,
Тьма – вот удел для колдовства.
Воспоминание былое
Тахму задело за живое.
Когда случалось с ней такое,
В разрез шли все ее дела,
Во всем рассеянность была.
В ней чувство страха возрастало,
Что тронулась умом она,
И всеми в том уличена.
В ней прошлое огнем пылало,
И слабость эту она знала –
Затем и имя поменяла,
Чтоб начисто о всем забыть
И жизнь по-новому влачить:
В ладу с душою своей жить.
Но этого не может быть –
Все невозможно позабыть.
(Мы не забудем никогда
Улыбку матери, глаза;
Птенец как выпал из гнезда
Бедняга прыгал по дорожке
И был отбит у рыжей кошки;
Огромный с лестницею дом,
Как собирались за столом,
И сказки деда о былом).
В минуты чаянья Тахма
Скрывалась ото всех и вся
На три или четыре дня.
На зов ничей не откликалась
И своим чувствам предавалась.
Матильда, было, к ней стучалась,
Но с мыслью, постояв, пошла –
Мигрень старуху забрала.
Но как Тахма в себя пришла,
Так план коварный соткала.
Уж сколько лет прошло с тех пор
Все тлеет мести в ней костер,
И пламя воспылать готово,
Покуда дочь царя жива.
И вновь, по-видимому, скоро
Беда ворвется в дом царя.
Вновь север тучами налился.
На замок вечер опустился,
И ветер все сильнее злился.
Свет факелов по залам лился.
В просторном деревянном чане,
Как подобало знатной даме,
И так как день сегодня банный,
Матильда принимала ванны.
Служанки вьются вкруг хозяйки:
Мочалом ее моют, трут,
Скребками пятки ей скребут;
Затем из деревянной шайки
Отвары трав под ноги льют.
И добавляют молока,
Чтоб кожа шелковою стала,
Нежнее бархата была.
Пар ароматный вверх струится.
Собой довольна молодица,
Как нимфа хороша она,
И негой вся окружена.
Вот ножкой вверх она ведет,
С кокетством по воде ей бьет,
И смотрит: хорошо ль помыта
И нет следов ли целлюлита?
И вот она, окончив ванну,
Богиней из воды встает.
И в этом виде первозданном
Ступает павою вперед.
Покуда кожа ее влажна,
Служанки маслом ее льют;
Укутав тканью домотканой,
Бальзам втирают в кожу рук.
Такой вот бодрой, раскрасневшей
Вступает в свой покой она,
Поддавшись эйфории вешней,
Что будет вечно молода,
Имея под рукой крема.
Но вдруг от мысли быстротечной,
Как наповал поражена –
Что будет, как помрет Тахма?
Кто будет делать ей крема?
Ей старость станет верховодить,
Как с этим справится она?
Себя пытаясь успокоить,
Ответ Матильда не нашла,
Ей принесла его Тахма.
Она желанье королевы могла
Лишь выполнить сполна.
И вот сейчас в разгар беседы
Матильды ширились глаза.
Ее блистающие вежды
Омыла счастия слеза.
И вновь она полна надежды,
Что воцарит ее краса
Звездой над севером безбрежным,
Сияя вечно светом нежным.
А разговор к Матильде был
О том, что найден эликсир,
Который чудным свойством слыл.
Рецепт его искал весь мир!
Того, кто раз его испил,
Ждал бесконечной жизни пир,
Где молодость и красота –
Входной билет в его врата.
Матильда, было, уж просила
Ей дать испить напиток тот,
На что колдунья пояснила,
Что испытанья лишь ведет.
Но в целом все она решила,
И дело за одним встает –
Для полноты эксперимента
Ей не хватает компонента.
И компонент тот очень важен!
Состав весь без него ничто.
Что замок без бойниц и башен,
Что воин без меча – никто.
Его добудет, кто отважен,
И для кого любовь – ничто.
И это не вранье, не слухи –
Тахме секрет открыли духи.
Там далеко, за цепью гор
Востока тянется простор.
Там солнце алым маком пышет,
Под ним оазис влагой дышит,
Где в кипарисовой аллее
Фонтан во мраморной купели.
И в бликах солнечных горят
Чертоги грозного царя.
Тот царь жестокий, как дракон!
Стоит на крови его трон –
Он лютой власти гегемон.
От брака он имеет дочь,
Ее глаза черны, как ночь.
И много витязей не прочь
Вступить в борьбу за обладанье,
Столь ясноликого созданья.
Вот тайны приоткрылась дверца:
Часть эликсира – ее сердце.
(Колдуньи взгляд воспламенился,
Глас эхом в замке прокатился).
При звуке этих жутких нот
Прошиб Матильду хладный пот.
Тахма закончила затем,
Что много в деле том проблем,
Что не видать им эликсира,
Как в тучах свет от Альтаира. [8]
Как им напиток сей желаем,
Так он для них недосягаем.
Матильда в горести присела,
Тахма к двери шагнула смело,
Позволив госпоже самой,
Ответ найти проблемы той.
Довольна миссией своей,
Тахма ступала веселей.
Была заброшена наживка
Осталось ждать, как клюнет рыбка.
Что будет поймана она,
Не сомневалась в том Тахма.
Секрет охоты крокодила:
Лишь ждать, сокрывшись в водах Нила.
День не успел росой умыться,
Как в клетку залетела птица.
Тахме со сна не спохватиться,
Как та ей на ухо поет,
Что найден мысли верный ход,
Что в деле том ей принц оплот.
Отваги полон, в сердце лед,
Он их к победе приведет.
Расставим ножки у мольберта,
Теперь настал черед Альберта.
В его портрете много ферта,
Но в целом не хватает света.
Холодные тона холста
Не расцветают сказкой лета,
И только синих глаз вода
Застыла дымкой в глыбе льда.
Но вот вопрос: "Когда тот лед
В какую среду попадет?"
Проснется солнце, тают льды,
Бегут веселые ручьи,
И их звенящий хоровод
Потоком падает с высот.
В долину с гор он снизойдет,
Где реку руслом разольет.
Искрится золотом река,
Своим величием полна.
В ней отразились облака
И высей неба глубина,
Резной прибрежный косогор,
Застывший лес на склонах гор.
То дымки талая вода,
Что замерла в кусочке льда.
Бывает, с гор поток сойдет
И тиной в доле зарастет
Смердя болотом, небосвод.
И все из той же глыбы льда
В руках Всевышнего судьба.
Какая ждет его среда?
Пока же, холодом храним,
Герой наш скукою томим.
Альберт, уставший от безделья,
В пирах не находил веселья.
К чему питал он восхищенье –
Теперь взывало отвращенье.
Охоты верный друг, рожок,
Не возбуждал в нем крови ток.
И только новизны прыжок
Для сердца быть отрадой мог.
Когда Альберт узнал о деле,
Ему неведомом доселе,
Он, как корабль, снялся с мели,
Поймав спасительный прилив,
Чтоб пересечь скорей пролив.
Он понял, что Тахмы призыв
Был для него, как свежий бриз
И парусов судьбы каприз.
И без отсрочки, без сомненья
Он принял это предложенье,
Тем самым вызвав восхищенье
Царицы матушки своей.
Что до Тахмы – она умней,
Альберт попал в клубок сетей.
Фигуры двигать королей
Прерогатива визирей. [9]
Альберта песня, считай, спета –
Иль совершится им вендетта,
Иль на краю он сгинет света.
Игра ей выгодна – что та, что эта.
Вот так советница Тахма
Без скипетра и без жезла
Решала за царей дела
Одной лишь силою ума.
Собрав участников игры
За круглый стол совета,
Тахма без лишней мишуры
Кроила план сюжета.
Тушила прений всех костры
В принятии бюджета.
Затем решили всем советом
Альберта в путь отправить летом.
Дорога сложна и трудна -
Альберт не знает языка.
Востока ж мудрость глубока -
Нельзя нырять, не зная дна.
В ученьи мудрость нам видна,
А не в фиале [10] для вина.
Альберту в сжатые столь сроки
Тахма решила дать уроки.
И принц привлек Тахмы вниманье
Своим стремлением к познанью.
К упорству приложив старанье,
Он следовал всем указаньям,
Явив пример ученика.
И знаний бурная река
Альберта, подхватив, несла
В мир света неги и тепла.
Тахма немало повидала
И кругозором обладала,
О многом в странствиях познала,
О многом рассказать могла;
И он внимал ее сказаньям,
Легендам, сказочным преданьям,
Советам, мудрым назиданьям
И судьбоносным предсказаньям.
Пылал огонь в его глазах,
Когда он слушал о морях,
О древних царствах и мирах,
О сказочных богатырях,
Кто был сражен и пал в боях,
И кто прославился в веках
Альберт под бурей впечатлений
Видал себя в пылу сражений.
Так за ученьем дни летели,
А с ними и конец зимы.
Еще в снегу лежат аллеи,
Спит пруд, укутанный во льды.
Но дни заметно посветлели.
Все больше полнятся они
Сияньем синей акварели,
Дыханьем солнца и весны.
По мере той, как дни росли,
Дела Альберта в гору шли.
Хоть лета край и был вдали,
Посевы знаний проросли,
И вскоре стеблей языки
Воздели к солнцу колоски.
Вот так Альберт, уча язык,
Успеха верного достиг.
Неплохо и довольно сносно
Он говорил на пелеосском. [11]
Тахма ему рукоплескала,
Но мысль другая ей предстала –
Что он сейчас пред ней стоял
И знаньями блистал, как лал.
А прежде – грубиян, повеса,
Ни в чем не знавший интереса.
Конечно, в том ее заслуга,
Но и Альберта феномен.
Она, в союзники взяв друга,
Решила множество проблем.
Но есть здесь и синдром недуга –
В Альберте много перемен.
Рукою созданный своей,
Достойный враг теперь пред ней.
Что ж? Поздно поднимать ей гам.
Пусть дело выполнит, а там
Все встанет по своим местам,
Уйдет ненужный к праотцам.
Пока ж герою все к ногам,
Вино и мед к его устам.
Осталось выверить весь план
И бить в походный барабан.
Книга четвертая
Последний вечер пред отъездом.
Закат потух в вечерней мгле,
И замок, взмыв над темной бездной,
Затлел угольями во тьме.
Когда Альберт зашел к Тахме,
Пылало пламя в очаге;
Она гадала на огне,
Что будет вскоре с Шах-заде. [12]
Вдруг будто лопнула струна.
Тахма внезапно замерла.
В глазах сквозь марево огня
Видений очередь прошла:
Лежит Альберт, сражен стрелою,
Он жив, но рана глубока;
Конь на торгах, объят толпою,
С ценою вверх летит рука.
Тахма поведала Альберту,
Чтобы он внял ее совету:
В дорогу снаряжать нельзя
Его любимого коня.
Конечно, он достоин взгляда,
Но белый конь – он для парада,
В пути опасном не до ранга
И лучше взять ему шабранга. [13]
Альберт воздал Тахме поклон,
Предстережением польщен.
Он уж собрался выйти вон,
Как виденным был потрясен:
Предмет был с виду черепком,
В руках Тахмы блистал огнем,
Сияя будто серебром,
Изображеньем ожил он.
Мелькали горы и поля,
Селенья, реки, города,
Дворцы, их шпили, купола,
Ландшафтов диких череда.
Картина далее все шла:
Виднелись берега пруда,
Решетка сада, часть дворца,
Черты прекрасного лица.
Глаза смотрели на Альберта.
В них столько жизни, столько света,
В них ночи цвет и блеск рассвета,
Цветы весны и солнце лета.
Альберт взирал на чудо это,
Ждав объяснений и ответа.
Тахма следила между тем,
Поддался ли он чарам тем.
И вот произнесла Тахма,
Что перед ним особа та,
Которая им так нужна.
"Сдается, эта красота
Сведет ученика с ума?" –
Любовь лишь с виду так проста.
На деле – ребус без конца
Для мудреца и для глупца.
Но принц ни капли не смутился,
Слегка, конечно, покраснел,
Улыбкой хитрой осветился,
Сказав, что плохо разглядел.
И вновь хотел бы убедиться
Не зря ли на нее смотрел.
Тахма такого не ждала
И хохотала, как могла.
Альберт сдержаться не сумел
И тоже жеребцом гудел,
Затем внезапно присмирел
И высказал, что он хотел
Узнать, что за предмет блестел,
Как далеко он так смотрел.
А что до девы – хороша!
Но больно уж она тоща.
Луна всем цветом расцвела,
Ночь звезды на небе зажгла.
Тахма рассказ свой начала
С того, что некогда жил царь,
Державы крупной государь,
Над многими царями царь.
Он правил долго, много лет,
Страна при нем не знала бед.
Царь дивной чашей [14] обладал:
В ней мир, как в плоскости лежал,
Где что случиться – царь все знал.
Он видел всюду и везде:
Будь то на суше, иль воде,
В глубинах, иль на высоте,
Любое место на земле
При ясном свете и во мгле.
Затем царь сильно возгордился,
С богами силою сравнился,
Величием своим кичился,
За что с престола свергнут был
Другим царем, что злобой слыл.
А дивной чаши след простыл,
Или была она разбита,
Или украдена, иль скрыта.
Здесь предыстория дана.
Тахма на том остановилась,
Задумалась, но спохватилась,
Сказав, что далее она
В рассказ вступает свой сама;
Лишь ветер помнит да луна,
Как в странствиях брела Тахма,
Забыв покой, не зная сна.
В те дни злосчастная судьба
Сурова очень к ней была:
Тахма не ведала, куда
Ее нелегкая несла.
Лишившись дома, очага,
Она в прискорбье полном шла.
В тумане выплыл косогор
Покрытых снегом черных гор.
Хоть были в кровь разбиты ноги,
Да и пугал лавины сход,
Она упрямо шла вперед.
Откуда было ждать подмоги?
Никто на помощь не придет.
На много саженей вперед
Холодный снег да голый лед,
И ветер смерти гимн поет.
Она в ущелие спустилась:
Здесь ветер так уж не гнетет.
Пред ней – пещеры темный свод.