(Довольно страхи нагонять
Вернемся к лирике опять).
Друзьям оправиться от ран
Помог чудеснейший бальзам.
Благодаря кольца лучам
Другим предстал подземный храм.
Не счесть числа всем чудесам,
Дающим пищу их глазам.
Так сталагмитовый фонтан
Подобен каменным цветам.
Пылают в свете кварца друзы [20]
И самоцветы, словно музы,
Своей красою взгляд пленят,
Переливаются, блестят.
Со свода росший сталактит,
Актиньей на конце горит.
Зелено-голубой берилл
Ковром кристаллов пол покрыл.
Вода, сбегая с ледника,
В породе трещины нашла.
За годы долгие, века,
Вгрызаясь в камень, вглубь прошла.
И, размывая желоба, образовалась здесь
река
И в карсте воды разлила,
Построив чудо города,
Что в тьме сокрыты навсегда.
Альберт прислушался: он слышал
Какой-то шум иль плеск воды.
Тот звук, несомый эхом, вышел
Из коридоров пустоты.
Как знать? Быть может, он расслышал
Опасность новую в пути?
Но конь, задравший морду выше,
Стал как-то веселей идти.
В пещере солнце не встает:
Здесь труден времени отсчет.
Как долго шли они вперед?
Но длинного тоннеля ход
Их выплюнул в огромный грот.
Высокий, круглый его свод
Огнем сапфиров-звезд цветет,
Иллюзию небес дает.
По ходу круговой стены
В базальте трещины видны.
Из них прозрачных вод струи
Ревут, сбегая с высоты,
Взбивая верхние слои
Разлитой озером воды.
И, пенясь, вьются буруны
И шлют брегам привет волны.
Стена напротив водопада –
От вод разлившихся преграда.
Она террасой вниз спадала,
Причала грань образовала.
К ней пришвартован был паром –
Огромный белый плот с шестом;
Златые поручни на нем,
Беседка с накидным шатром.
Корма его размеров скромных,
На человек пятнадцать конных,
Коней и седоков проворных,
Или на сто рабов плененных.
Кого возил он в водах темных?
Недолго думая о том,
Альберт ступил на борт с конем
И ловко стронул плот шестом.
Теченьем подхватило плот
И к центру озера несет.
Снующий там водоворот,
Как щепку в плен паром берет
И, закружив валами вод,
Бросает в сторону, где свод,
Спускаясь вниз, в пролом ведет,
И, мощь набрав, поток ревет.
И в злобе страшной кружит плот.
Пролома острые края
В себе опасности тая,
Грозят бедой, она грядет:
Корму на части разобьет,
Коль Альберт плот не развернет.
Реальности наперекор
Альберт сумел свершить маневр.
Риск позади, бежит вода
С блаженным шелестом волна
Ластится о края плота.
И светом тронутая тьма,
Как затонувшая звезда
Мерцает бликами со дна,
Стеклом воды отражена,
И в каждом всплеске – тишина.
Так, величаво и спокойно
Текла подземная река.
И плот скользил настолько ровно,
Что шест оставила рука.
И взгляд Альберта увлеченно
Скользил по сводам потолка,
Где с интервалами повторно
Встречались в знаках письмена.
Все знаки разные по сути,
Но среди них был тот один,
Который повторялся в группе,
Иль неизменно шел один.
Все мысли сопоставив в купе,
Головоломкой одержим,
Альберт нашел ответ один,
Что главный путь всегда един.
В угоду всем его сужденьям –
У русла главного отвод.
И знак другой, как в подтвержденье,
По ту же сторону идет.
Но Альберт прямо держит плот,
И вот ему, как в награжденье,
Знакомый знак рисует свод,
Зовет настойчиво вперед.
Альберт заметил перемены,
Они во всем были видны:
Пещеры, каменные стены
На сектора поделены –
Природы дикие арены
Все на корню изведены;
Участки все застолблены
И номера им всем даны.
Здесь нет красы той первозданной:
Повсюду штольни, рудники,
Обломки утвари специальной,
Для мойки золота лотки;
Отвал пустой породы скальной
Заполнил берега реки.
И жутко тихо в той глуши,
И ни одной живой души.
И было здесь над чем подумать.
Альберт присел на край плота
(Жизнь такова, что надо думать
А не идти стезей глупца).
Но свет чудесного кольца
Героя изменил с лица:
Сквозь толщу водного столба
Виднелись грудой черепа.
Плот все несло, и впереди
Все дно усыпано костьми.
О том, что здесь стряслось с людьми,
Секрет унес поток воды,
Теряясь в коридорах тьмы.
И с ним бесчисленные души
Метались на гребнях волны,
Ища проход к небесной суше.
Альберта от тяжелых дум
Отвлек воды внезапный шум.
И он направил луч туда,
Где издавала плеск вода.
И яркий свет засек пловца,
И страх в чертах его лица.
Но тот с лихвой вознагражден
Протянутым ему шестом.
Теперь Альберт смотрел на гостя
И отмечал как крепок он,
Что выше среднего был роста
И атлетически сложен.
Сейчас с ним говорить не просто:
Бедняга холодом сражен.
Укутав шерстяным ковром,
Принц напоил его вином,
После чего тот долго спал.
Когда же, наконец, проснулся,
В поклоне низком изогнулся
И на колени ниц упал.
Альберт тонул в реке похвал,
Пытался было отмахнуться,
Когда гость ноги целовал
И принца богом величал.
Альберт поднял с колен беднягу,
Пытаясь вкратце пояснить.
Как ни пытался, бедолагу
Не смог в обратном убедить,
С лицом, попавшим в передрягу,
Альберт решил учтивей быть.
От шока чтоб освободиться,
Он дал ему проговориться.
И гость на Альберта божился,
С опаской все на луч косился,
Который от кольца искрился.
И клясться всем он был готов,
Что свет исходит от богов -
Для смертных свет от факелов.
Он видел свет такого плана
На колеснице Ахримана. [21]
Он много рассказал такого,
Что для Альберта было ново;
Живя в стенах родного крова,
Не ждал от жизни он лихого,
Но у судьбы дорог так много,
И боги обошлись с ним строго:
Так в девятнадцать лет Халил
Из чаши жизни зло испил.
Халил подумывал жениться.
До свадьбы, где-то дней за пять,
В глазах сельчан чтоб не срамиться,
Пошел халат приобретать.
Устав на рынке приценяться,
Толпою алчущей объят,
Чтоб ближе к выходу пробраться,
Свернул на проходящий ряд,
Где окружен был лошадьми.
От глаз людских за ними спрятан.
Сидящими на них людьми
Насильно был в ковер закатан.
И взвились скакуны в пыли.
Разгоряченные плетьми,
Летели вдаль, на край земли,
Где пал закат в объятья тьмы.
Халил пришел в себя в горах,
В неведомых ему местах.
Играло солнце, все в цветах,
Роса блестела на лугах
И зелень пышная дубрав
Не для него, он был в цепях.
Они, на правду указав,
Вносили в душу боль и страх.
Здесь лагерь был для пересыльных,
Сюда свозили их, невинных,
Людей здоровых, крепких, сильных.
Бандиты их сортировали,
Бригадами на цепь сажали
И дэвам в рабство продавали.
Вот так Халил, влекомый роком,
И стал подземным рудокопом.
Попав на северный рудник,
Он совершенно духом сник,
Без солнца, словно цвет, поник.
Его лишили всяких прав,
Свободу, волю отобрав.
Кнутом был сломлен его нрав
И в голове стучало в нерв,
Что раб презренный он и червь.
Что жизнь раба в таких условьях?
От столь тяжелого труда
В сырых и каменных угодьях,
Где ядами смердит руда,
И при ужасных беззаконьях –
От силы год, а, может, два.
Халил, минуя страх тех бед,
Так протянул уже пять лет.
Халил был опытный работник.
На протяженьи этих лет
Он показал себя как плотник,
Каких не часто видел свет.
И направлялся руководством
По всем участкам производства.
Общаясь много, разглядел
Картину общую всех дел.
Однажды в свете факелов
Удары жесткие кнутов
Ложились на спину рабов.
Их гнали к новым рудникам
По старым штольням и ходам,
По незнакомым им местам.
И даже знавший жизнь Халил
Так далеко не заходил.
Но вдруг в конце тоннеля – свет
Глаза не верят – солнца свет!
В сознаньи страх – жди новых бед.
Петляя, кончилась нора -
Пред ними полая гора.
В ней солнечных лучей заря,
Вверху пролом и синь небес -
Бальзам для душ и для телес.
Привыкшие ко тьме глаза
С слезами смотрят в небеса.
Казалось, свет царит повсюду,
Он в темноте подобен чуду.
Часть нижней полости в тени,
Но видно в сумраке ночи,
Как солнца яркого лучи
Рисуют круг подвалов тьмы.
От каждой штольни желоба
Врезались в главный круг кольца,
Откуда общая тропа [22]
Спиралью вилась без конца
И в жерло лентой уходила,
Как винтовая лестница.
И глубиной своей пугала,
Масштабом зрелища брала.
И эта бездна не спала
И регулярно пожирала
Плоды их рабского труда –
Все лучшее в себя вбирала.
Редкоземельная руда
Потоком беспрерывным шла.
Богатству камней нет числа,
Лишь жизнь раба здесь в счет не шла.
Чтоб тайны не размыть покров
Других, иных от нас миров,
Рабов лишали языка –
Надежней не было замка.
Язык, что талая вода,
Раскроет тайну ледника,
Ручьям расскажет без труда,
А дальше разбурлит река.
Халил боялся одного –
Коснется участь та его.
Но им поставили задачу
В породе лестницу рубить;
Как в жерло шла, и не иначе –
По куполу ее завить,
Чтобы к пролому путь пробить,
А плотникам леса чинить.
Среди ночей, когда луна
Им освещала путь для сна,
С той тайны спала пелена.
Халил узнал от старожил,
Что тайный спуск в себе хранил,
Кому он столько лет служил.
Никто иной, носивший сан
Властитель тьмы – сам Ахриман.
Богатства все, что он имел,
Пускались в ход для черных дел,
И в том он явно преуспел.
Он в уголь превращал весь мел,
И мир, что красками горел,
От цвета черного хирел.
А души рвал он, как цветы,
Лишая землю красоты,
И в глубине подземных храмов
Их лил в металлы истуканов.
Средь далеко идущих планов
Созданье было войска тьмы.
В нем мертвых и живых колонны
Под общим флагом встать должны.
Он не уступит власти бразды
Воителям Ахура-Мазды. [23]
Рабочий день в разгаре был,
Как бригадир вдруг возвестил
Немедленно спускаться вниз,
Покинуть купола карниз.
Едва покинули леса,
Явилась страшная гроза;
От грома сотряслась скала,
Земля в движение пришла.
Рабы от страха пали ниц,
Боясь узреть из-под ресниц
Разгневанных богов-убийц.
В глазах Халила пелена,
Сплошного зарева стена.
Из жерла в мареве огня
Взлетает сфера, полшара,
Пылая блеском серебра.
Халил и сам напуган был,
И пусть огонь его страшил,
Страх любопытству уступил.
Он все пытался рассмотреть;
Вдруг сфера стала багроветь
Цвет серебра сменив на медь
И, раскалившись добела,
Как светом солнца расцвела.
Хоть отвернул Халил глаза
От колесницы Ахримана,
В них фиолета полоса
Шла в хлопьях алого тумана,
А колесница исчезала
Вся в буйстве света и огня.
Ее уздою управляли
Четыре огненных коня. [24]
В тот злополучный день Халил
Свои глаза и повредил,
С тех пор свет яркого луча
Тревогу бил, в виски стуча.
Вот почему он так косился
На свет, идущий от кольца.
Альберт ему и представлялся
Предвестником его конца.
По завершении работы
Он возвращался на рудник
С душой тяжелой без охоты –
От подземелий он отвык.
К тому же новые заботы:
К нему приставлен ученик,
В работе ловкий да удалый
Как человек – недобрый малый.
Всегда приветлив был, смеялся,
С учителем не пререкался;
Да вот душой не принимался.
Халил который раз подряд
Ловил спиной недобрый взгляд,
В нем зависти и желчи яд.
Халил, конечно, сомневался,
Но редко в людях ошибался.
С тех, кто работал у воды
Всегда снимали кандалы.
Брега отлоги и круты,
А цепи в связке тяжелы.
И здесь недолго до беды –
Кто вдруг споткнется, упадет –
То всей бригады хоровод
Скользнет за ним в пучину вод.
Коварны берега реки:
От вечной сырости скользки,
И помощи не жди руки,
Отвалы очень высоки.
Вода настолько холодна,
Что даже крепкого колосса
Хватало лишь на полчаса,
А дальше – смерть в объятьях дна.
Вместо цепей лиану брали,
Раба ей ногу обвивали,
К другому далее пускали,
И получался связки строй
Плененных всех одной ногой.
Случись опасности какой
Лиану вмиг перерезали,
И жертв число тем сокращали.
Весть та, что приближался гость,
Начальству – словно в горле кость.
По приказанию совета
И дабы не раскрыть секрета
Решили спрятать всех рабов,
В шурфах и штольнях рудников.
И времени остались крохи,
Все в дикой спешке, суматохе.
А ученик все рассчитал.
Когда по берегу шагал,
За ним Халил строй замыкал.
Ступило время, что он ждал,
И звездный час его настал.
Рванул лиану он рукой
И здесь же перебил киркой,
И забран был Халил рекой.
Халил, окончив свой рассказ,
Смотрел молящей парой глаз
На господина своего,
Чтобы узнать вердикт его.
Альберт, всем этим потрясенный,
Халила думал взять с собой.
К тому ж, дорогой утомленный,
Решил обзавестись слугой.
Принц за плечо встряхнул Халила
И руку дружбы протянул.
И это искренне так было,
Что с облегченьем тот вздохнул.
Халил стоял, не веря в чудо,
Что в боге он обрел и друга,
Да и костей в воде, что груда
В компанию не получила друга.
Но здесь заметили друзья,
Что поворот вершит река.
За ним был спуск, шумит вода,
Спешит в обратные края.
Халил знал здешние места.
И знак со свода, как рука,
Твердит, что им идти пора,
Куда во тьме ведет нора.
Они пришвартовали плот,
Собравшись далее в поход.
И вот уже последний ход
Наверх их к выходу ведет.
Но света нет. Чернеет тьма.
Пред ними выросла стена.
Загадка в этом быть должна,
Но где же спрятана она?
Альберт при помощи луча
Все ж отыскал секрет ключа.
На боковой стене пещеры
Зияла ниша в форме сферы,
В ней круг розетки, в ней спирали
Витками в тайну низбегали,
Лучом они освещены,
И дрогнули засовы тьмы.
Гранитная плита скалы
Открыла дверь в мир красоты.
Исчезли каменные своды,
Ходы и узкие проходы.
Просторы голубой дали
Свободы дарят им ключи.
И солнца яркого лучи
Ласкают пленников ночи.
(Ну что ж, на том оставим их,
Пока без них продолжим стих.
Героям должно отдохнуть,
Чтоб, наконец, закончить путь.
Что им осталось впереди?
Каких-то десять дней пути
Позволим им самим пройти.
Да-да, читатель, нам пора,
Нас ждут в обители царя).
Книга пятая
Под знойным солнцем кипарисы
Аллеей выстроились в ряд;
На клумбах томные ирисы
Свой расточают аромат;
Аллея та выходит в сад,
Решетки кованых оград.
На постаментах, как живые,
Львов изваянья золотые.
Аллея, влево что свернула,
Вела к окрестностям пруда.
Застыла зеркалом вода,
Как будто в вечности уснула,
И синь небес в ней утонула,
Оставшись ждать на дне пруда,
Что в просветлении она
Постигнет истину сполна.
Востока мудрость глубока.
И Роза воду созерцала
Сквозь веер стеблей тростника.
Она красавицею стала:
В свои шестнадцать расцвела,
Что летних сумерек заря,
Как матушка ее Зухра,
Как муза царственна была.
Но отчего она грустна?
Что сердце девичье тревожит?
Чем опечалена она?
Одна ей дума душу гложет,
Лишив ее покоя, сна.
Так поступить она не может
Для ней страшнее нет греха,
Чтоб просто выбрать жениха.
Она ведь полюбить должна
Его, какого нет второго.
Она ждала его такого.
Ей греза виделась одна:
Пред ней стоит ее герой
Глаза лазури голубой
И бел, как ангел неземной
Но в яви выбор был другой –
Один болван, другой мерзавец,
А третий праздности скиталец.
Кому ни загляни в глаза,
Где тлеть должна души краса,
Лишь алчность жадностью смердела,
Да похоть страстью исходила.
В них нет любви и нет тепла,
Чтоб в чувствах к ней сгореть дотла.
От бесконечных ухажеров
Ее шла кругом голова.
От их слащавых уговоров
Она бежать была готова
Во тьму, где ухает сова.
Но лучше днем к брегам пруда,
Там иволга поет всегда,
И тишь так скромна на слова.
Меж тем, пока принцесса в думе,
Служанки вилися над ней,
Чтоб сделать локоны пышней.
Их лица не были угрюмы,
Уста звенели, что ручей,
Потоком свежих новостей.