Хлестнула память мне кнутом по нервам -
В ней каждый образ был неповторим…
Вот мой дублер, который мог быть первым,
Который смог впервые стать вторым.Пока что на него не тратят шрифта, -
Запас заглавных букв – на одного.
Мы с ним вдвоем прошли весь путь до лифта,
Но дальше я поднялся без него…Вот тот, который прочертил орбиту,
При мне его в лицо не знал никто, -
Все мыслимое было им открыто
И брошено горстями в решето…И словно из-за дымовой завесы
Друзей явились лица и семьи, -
Они все скоро на страницах прессы
Расскажут биографии свои.Их всех, с кем вел я доброе соседство,
Свидетелями выведут на суд, -
Обычное мое, босое детство
Обуют и в скрижали занесут…Чудное слово "Пуск!" – подобье вопля -
Возникло и нависло надо мной, -
Недобро, глухо заворчали сопла
И сплюнули расплавленной слюной.И вихрем чувств пожар души задуло,
И я не смел – или забыл – дышать.
Планета напоследок притянула.
Прижала, не желая отпускать.Она вцепилась удесятеренно, -
Глаза, казалось, вышли из орбит,
И правый глаз впервые удивленно
Взглянул на левый, веком не прикрыт.Мне рот заткнул – не помню, крик ли, кляп ли, -
Я рос из кресла, как с корнями пень.
Вот сожрала все топливо до капли
И отвалилась первая ступень.Там, подо мной, сирены голосили,
Не знаю – хороня или храня,
А здесь надсадно двигатели взвыли
И из объятий вырвали меня.Приборы на земле угомонились,
Вновь чередом своим пошла весна,
Глаза мои на место возвратились,
Исчезли перегрузки, – тишина…Эксперимент вошел в другую фазу, -
Пульс начал реже в датчики стучать.
Я в ночь влетел – минуя вечер, сразу, -
И получил команду отдыхать.И неуютно сделалось в эфире,
Но Левитан ворвался в тесный зал
И отчеканил громко: "Первый в мире…" -
И про меня хорошее сказал.Я шлем скафандра положил на локоть,
Изрек про самочувствие свое.
Пришла такая приторная легкость,
Что даже затошнило от нее.Шнур микрофона словно в петлю свился
Стучали в ребра легкие, звеня.
Я на мгновенье сердцем подавился -
Оно застряло в горле у меня.Я отдал рапорт весело – на совесть,
Разборчиво и очень делово.
Я думал: вот она и невесомость -
Я вешу нуль – так мало, ничего!Но я не ведал в этот час полета,
Шутя над невесомостью чудной,
Что от нее кровавой будет рвота
И костный кальций вымоет с мочой…‹Между 1970 и 1978
* * *
Проделав брешь в затишье,
Весна идет в штыки,
И высунули крыши
Из снега языки.Голодная до драки
Оскалилась весна, -
Как с языка собаки,
Стекает с крыш слюна.Весенние армии жаждут успеха,
Все ясно, и стрелы на карте прямы,
И воины в легких небесных доспехах
Врубаются в белые рати зимы.Но рано веселиться:
Сам зимний генерал
Никак своих позиций
Без боя не сдавал.Тайком под белым флагом
Он собирал войска -
И вдруг ударил с фланга
Мороз исподтишка.И битва идет с переменным успехом:
Где свет и ручьи – где поземка и мгла,
И воины в легких небесных доспехах
С потерями вышли назад из котла.Морозу удирать бы -
А он впадает в раж:
Играет с вьюгой свадьбу, -
Не свадьбу – а шабаш!Окно скрипит фрамугой
– То ветер перебрал, -
Но он напрасно с вьюгой
Победу пировал!А в зимнем тылу говорят об успехах,
И наглые сводки приходят из тьмы, -
Но воины в легких небесных доспехах
Врубаются клиньями в царство зимы.Откуда что берется -
Сжимается без слов
Рука тепла и солнца
На горле холодов.Не совершиться чуду:
Снег виден лишь в тылах -
Войска зимы повсюду
Бросают белый флаг.И дальше на север идет наступленье -
Запела вода, пробуждаясь от сна, -
Весна неизбежна – ну как обновленье,
И необходима, как – просто весна.Кто славно жил в морозы,
Те не снимают шуб, -
Но ржаво льются слезы
Из водосточных труб.Но только грош им, нищим,
В базарный день цена -
На эту землю свыше
Ниспослана весна……Два слова войскам: несмотря на успехи,
Не прячьте в чулан или в старый комод
Небесные легкие ваши доспехи -
Они пригодятся еще через год!‹Между 1970 и 1978›
* * *
Вот я вошел, и дверь прикрыл,
И показал бумаги,
И так толково объяснил,
Зачем приехал в лагерь.Начальник – как уключина, -
Скрипит – и ни в какую!
"В кино мне роль поручена, -
Опять ему толкую, -И вот для изучения -
Такое ремесло -
Имею направление!
Дошло теперь?" – "Дошло!Вот это мы приветствуем, -
Чтоб было как с копирки,
Вам хорошо б – под следствием
Полгодика в Бутырке!Чтоб ощутить затылочком,
Что чуть не расстреляли,
Потом – по пересылочкам, -
Тогда бы вы сыграли!.."Внушаю бедолаге я
Настойчиво, с трудом:
"Мне нужно прямо с лагеря -
Не бывши под судом!""Да вы ведь знать не знаете,
За что вас осудили, -
Права со мной качаете -
А вас еще не брили!""Побреют – рожа сплющена! -
Но все познать желаю,
А что уже упущено -
Талантом наверстаю!""Да что за околесица, -
Опять он возражать, -
Пять лет в четыре месяца -
Экстерном, так сказать!.."Он даже шаркнул мне ногой -
Для секретарши Светы:
"У нас, товарищ дорогой,
Не университеты!У нас не выйдет с кондачка,
Из ничего – конфетка:
Здесь – от звонка и до звонка.
У нас не пятилетка!Так что давай-ка ты валяй -
Какой с артиста толк! -
У нас своих хоть отбавляй", -
Сказал он и умолк.Я снова вынул пук бумаг,
Ору до хрипа в глотке:
Мол, не имеешь права, враг, -
Мы здесь не в околотке!Мол, я начальству доложу, -
Оно, мол, разберется!..
Я стервенею, в роль вхожу,
А он, гляжу, – сдается.Я в раже, удержа мне нет,
Бумагами трясу:
"Мне некогда сидеть пять лет -
Премьера на носу!"‹Между 1970 и 1978›
* * *
"Не бросать", "Не топтать" -
Это можно понять!
Или, там, "Не сорить", -
Это что говорить!"Без звонка не входить" -
Хорошо, так и быть, -
Я нормальные не
Уважаю вполне.Но когда это не -
Приносить-распивать, -
Это не не по мне -
Не могу принимать!Вот мы делаем вид
За проклятым "козлом":
Друг костяшкой стучит -
Мол, играем – не пьем.А красиво ль – втроем
Разливать под столом?
Или лучше – втроем
Лезть с бутылкою в дом?Ну а дома жена -
Не стоит на ногах, -
И не знает она
О подкожных деньгах.Если с ночи – молчи,
Не шуми, не греми,
Не кричи, не стучи,
Пригляди за детьми!..Где уж тут пировать:
По стакану – и в путь, -
А начнешь шуровать -
Разобьешь что-нибудь.И соседка опять -
"Алкоголик!" – орет, -
А начнешь возражать -
Участковый придет.Он, пострел, все успел
Вон составится акт:
Нецензурно, мол, пел.
Так и так, так и так:Съел кастрюлю с гусем.
У соседки лег спать, -
И еще – то да се,
Набежит суток пять.Так и может все быть
Если расшифровать
Это "Не приносить",
Это "Не распивать".Я встаю ровно в шесть
Это надо учесть, -
До без четверти пять
У станка мне стоять.Засосу я кваску
Иногда в перерыв -
И обратно к станку,
Даже не покурив.И точу я в тоске
Шпинделя да фрезы, -
Ну а на языке -
Вкус соленой слезы.Покурить, например…
Но нельзя прерывать, -
И мелькает в уме
Моя бедная "мать".Дома я свежий лук
На закуску крошу,
Забываюсь – и вслух
Это произношу.И глядит мне сосед -
И его ребятня -
Укоризненно вслед,
Осуждая меня.‹Между 1970 и 1978›
* * *
Стареем, брат, ты говоришь.
Вон кончен он, недлинный
Старинный рейс Москва – Париж, -
Теперь уже старинный.И наменяли стюардесс
И там и здесь, и там и здесь -
И у французов, и у нас, -
Но козырь – черва и сейчас!Стареют все – и ловелас,
И Дон-Жуан, и Греи.
И не садятся в первый класс
Сбежавшие евреи.Стюардов больше не берут,
А отбирают – и в Бейрут.
Никто теперь не полетит:
Что там – Бог знает и простит…Стареем, брат, седеем, брат, -
Дела идут, как в Польше.
Уже из Токио летят.
Одиннадцать – не больше.Уже в Париже неуют:
Уже и там витрины бьют,
Уже и там давно не рай,
А как везде – передний край.Стареем, брат, – а старикам
Здоровье кто утроит?
А с элеронами рукам
Работать и не стоит.И отправляют нас, седых,
На отдых – то есть бьют под дых!
И все же этот фюзеляж -
Пока что наш, пока что наш…‹Между 1973 и 1978›
* * *
Муру на блюде
доедаю подчистую.
Глядите, люди,
как я смело протестую!
Хоть я икаю,
но твердею, как Спаситель, -
И попадаю
за идею в вытрезвитель.
Вот заиграла музыка для всех -
И стар и млад, приученный к порядку,
Всеобщую танцуют физзарядку, -
Но я рублю сплеча, как дровосек:
Играют танго – я иду вприсядку.Объявлен рыбный день – о чем грустим!
Хек с маслом в глотку – и молчим, как рыбы.
Не унывай: хек – семге побратим…
Наступит птичий день – мы полетим,
А упадем – так спирту на ушибы!‹Между 1976 и 1978›
* * *
В Азии, в Европе ли
Родился озноб -
Только даже в опере
Кашляют взахлеб.Не поймешь, откуда дрожь – страх ли это, грипп ли:
Духовые дуют врозь, струнные – урчат,
Дирижера кашель бьет, тенора охрипли,
Баритоны запили, ‹и› басы молчат.Раньше было в опере
Складно, по уму, -
И хоть хору хлопали -
А теперь кому?!Не берет верхних нот и сопрано-меццо,
У колоратурного не бельканто – бред, -
Цены резко снизились – до рубля за место, -
Словом, все понизилось и сошло на нет.Сквозняками в опере
Дует, валит с ног,
Как во чистом во поле
Ветер-ветерок.Партии проиграны, песенки отпеты.
Партитура съежилась, ‹и› софит погас,
Развалились арии, разошлись дуэты,
Баритон – без бархата, без металла – бас.Что ни делай – всё старо, -
Гулок зал и пуст.
Тенорово серебро
Вытекло из уст.Тенор в арье Ленского заорал: "Полундра!" -
Буйное похмелье ли, просто ли заскок?
Дирижера Вилькина мрачный бас-профундо
Чуть едва не до смерти струнами засек.‹До 1978›
* * *
Мажорный светофор, трехцветье, трио,
Палитро-партитура цвето-нот.
Но где же он, мой "голубой период"?
Мой "голубой период" не придет!Представьте, черный цвет невидим глазу,
Все то, что мы считаем черным, – серо,
Мы черноты не видели ни разу -
Лишь серость пробивает атмосферу.И ультрафиолет, и инфракрасный,
Ну, словом, все что чересчур – не видно, -
Они, как правосудье, беспристрастны,
В них все равны, прозрачны, стекловидны.И только красный, желтый цвет – бесспорны,
Зеленый – тоже: зелень в хлорофилле, -
Поэтому трехцветны светофоры
‹Для всех› – кто пеш и кто в автомобиле.Три этих цвета – в каждом организме,
В любом мозгу – как яркий отпечаток, -
Есть, правда, отклоненье в дальтонизме,
Но дальтонизм – порок и недостаток.Трехцветны музы – но как будто серы,
А "инфра-ультра" – как всегда, в загоне, -
Гуляют на свободе полумеры,
И "псевдо" ходят как воры в законе.Всё в трех цветах нашло отображенье -
Лишь изредка меняется порядок.
Три цвета избавляют от броженья -
Незыблемы, как три ряда трехрядок.‹До 1978›
* * *
Возвратятся на свои на круги
Ураганы поздно или рано,
И, как сыромятные подпруги,
Льды затянут брюхо океана.Словно наговоры и наветы,
Землю обволакивают вьюги, -
Дуют, дуют северные ветры,
Превращаясь в южные на юге.Упадут огромной силы токи
Со стальной коломенской версты -
И высоковольтные потоки
Станут током низкой частоты.И взовьются бесом у антенны,
И, пройдя сквозь омы, – на реле
До того ослабнут постепенно,
Что лови их стрелкой на шкале.… В скрипе, стуке, скрежете и гуде
Слышно, как клевещут и судачат.
Если плачут северные люди -
Значит, скоро южные заплачут.‹До 1978›
* * *
У профессиональных игроков
Любая масть ложится перед червой, -
Так век двадцатый – лучший из веков -
Как шлюха упадет под двадцать первый.Я думаю – ученые наврали -
Прокол у них в теории, порез:
Развитие идет не по спирали,
А вкривь и вкось, вразнос, наперерез.‹До 1978›
I
Часов, минут, секунд – нули, -
Сердца с часами сверьте:
Объявлен праздник всей земли -
День без единой смерти!Вход в рай забили впопыхах,
Ворота ада – на засове, -
Без оговорок и условий
Все согласовано в верхах.Ликуй и веселись, народ!
Никто от родов не умрет,
И от болезней в собственной постели.
На целый день отступит мрак,
На целый день задержат рак,
На целый день придержат душу в теле.И если где – резня теперь, -
Ножи держать тупыми!
А если бой, то – без потерь,
Расстрел – так холостыми.Нельзя и с именем Его
Свинцу отвешивать поклонов.
Во имя жизни миллионов
Не будет смерти одного!И ни за чёрта самого,
Ни за себя – ни за кого
Никто нигде не обнажит кинжалов.
Никто навечно не уснет,
И не взойдет на эшафот
За торжество добра и идеалов.И запылают сто костров -
Не жечь, а греть нам спины.
И будет много катастроф,
А жертвы – ни единой.И, отвалившись от стола,
Никто не лопнет от обжорства.
И падать будут из притворства
От выстрелов из-за угла.Ну а за кем недоглядят,
Того нещадно оживят -
Натрут его, взъерошат, взъерепенят:
Есть спецотряд из тех ребят,
Что мертвеца растеребят, -
Они на день случайности отменят.Забудьте мстить и ревновать!
Убийцы, пыл умерьте!
Бить можно, но – не убивать,
Душить, но – не до смерти.В проем оконный не стремись -
Не засти, слазь и будь мужчиной! -
Для всех устранены причины,
От коих можно прыгать вниз.Слюнтяи, висельники, тли -
Мы всех вас вынем из петли,
Еще дышащих, тепленьких,
в исподнем.Под топорами палачей
Не упадет главы ничьей -
Приема нынче нет в раю господнем!
II
… И пробил час – и день возник, -
Как взрыв, как ослепленье!
То тут, то там взвивался крик:
"Остановись, мгновенье!"И лился с неба нежный свет,
И хоры ангельские пели, -
И люди быстро обнаглели:
Твори что хочешь – смерти нет!Иной – до смерти выпивал,
Но жил, подлец, не умирал,
Другой -
в пролеты прыгал всяко-разно,
А третьего душил сосед,
А тот – его, – ну, словом, все
Добро и зло творили безнаказно.И тот, кто никогда не знал
Ни драк, ни ссор, ни споров, -
Тот поднимать свой голос стал,
Как колья от заборов.Он торопливо вынимал
Из мокрых мостовых булыжник, -
А прежде он был – тихий книжник
И зло с насильем презирал.Кругом никто не умирал, -
И тот, кто раньше понимал
Смерть как награду или избавленье,
Тот бить стремился наповал, -
А сам при этом напевал,
Что, дескать, помнит чудное мгновенье.Ученый мир – так весь воспрял, -
И врач, науки ради,
На людях яды проверял -
И без противоядий!Вон там устроила погром -
Должно быть, хунта или клика, -
Но все от мала до велика
Живут – все кончилось добром.Самоубийц – числом до ста -
Сгоняли танками с моста,
Повесившихся скопом оживляли.
Фортуну – вон из колеса…
Да, день без смерти удался! -
Застрельщики, ликуя, пировали.… Но вдруг глашатай весть разнес
Уже к концу банкета,
Что торжество не удалось:
Что кто-то умер где-то -В тишайшем уголке земли,
Где спят и страсти, и стихии, -
Реаниматоры лихие
Туда добраться не смогли.Кто смог дерзнуть, кто смел посметь?!
И как уговорил он смерть?
Ей дали взятку -
смерть не на работе.
Недоглядели, хоть реви, -
Он взял да умер от любви -
На взлете умер он, на верхней ноте!‹До 1978›
* * *
Дурацкий сон, как кистенем,
Избил нещадно.
Невнятно выглядел я в нем
И неприглядно.Во сне – ‹и› лгал, и предавал,
И льстил легко я…
А я ‹и› не подозревал
В себе такое!… Еще – сжимал я кулаки
И бил с натугой, -
Но мягкой кистию руки,
А не упругой…Тускнело сновиденье, но
Опять являлось:
Смыкал я веки – и оно
Возобновлялось!… Я не шагал, а семенил
На ровном брусе,
Ни разу ногу не сменил -
Трусил и трусил.Я перед сильным лебезил,
Пред злобным – гнулся…
И сам себе я мерзок был
Но не проснулся.Да это бред – я свой же стон
Слыхал сквозь дрему!
Но – это мне приснился он,
А не другому.Очнулся я – ‹и› разобрал
Обрывок стона,
И с болью веки разодрал -
Но облегченно.И сон повис на потолке -
И распластался…
Сон – в руку ли? И вот в руке
Вопрос остался.Я вымыл руки – он в спине
Холодной дрожью!
… Что было правдою во сне,
Что было ложью?Коль этот сон – виденье мне, -
Еще везенье!
Но – если было мне во сне
Ясновиденье?!Сон – отраженье мыслей дня?
Нет, быть не может!
Но вспомню – и всего меня
Перекорежит.А после скажут: "Он вполне
Всё знал и ведал!.." -
Мне будет мерзко, как во сне,
В котором предал.Или – в костер! Вдруг нет во мне
Шагнуть к костру сил, -
Мне будет стыдно, как во сне,
В котором струсил.Но скажут мне: "Пой в унисон -
Жми что есть духу!.." -
И я пойму: вот это сон,
Который в руку!
* * *
Зарыты в нашу память на века
И даты, и события, и лица,
А память – как колодец глубока:
Попробуй заглянуть – наверняка
Лицо и то неясно отразится.