В дебрях и кущах, в чащах и рощах.
Птица на дробь устремляет полёт,
Птица на выдумки стала хитра:
Чтобы им яблоки всунуть в живот -
Гуси не ели с утра.
Сильная птица сама на охоте
Хилым собратьям кричит: - Сторонись! -
Жизнь прекращает в зените, на взлёте,
Даже без выстрела падая вниз.
Сколько их в кущах - столько их в чащах,
Выстрела ждущих, в силки летящих.
Сколько плывущих - столько парящих
В дебрях и кущах, в рощах и чащах.
Шкуры не хочет пушнина носить,
Так и стремится в капкан и в загон.
Чтобы людей приодеть, утеплить,
Рвётся из кожи вон.
В ваши силки - призадумайтесь, люди! -
Прут добровольно в отменных мехах
Тысячи сот в иностранной валюте,
Тысячи тысячей в наших деньгах.
Сколько их в кущах - столько их в чащах,
Дань отдающих, даром дарящих,
Шкур настоящих, нежных и-прочных
В дебрях и чащах, в кущах и рощах.
В сумрачных чащах, дебрях и кущах
Сколько рычащих - столько ревущих,
Сколько пасущихся - столько кишащих,
Мечущих, рвущихся, живородящих,
Серых, обычных, в перьях нарядных,
Сколько их, хищных и травоядных,
Шерстью линяющих, шкуру меняющих,
Блеющих, лающих млекопитающих.
Сколько летящих, бегущих, ползущих -
Столько непьющих в рощах и кущах,
И некурящих в дебрях и чащах!
И пресмыкающихся, и парящих,
И подчинённых, и руководящих,
Вещих и вящих, врущих и рвущих
В дебрях и чащах, в рощах и кущах!
Шкуры не порчены, рыба - живьем,
Мясо без дроби - зубов не сломать.
Ловко, продуманно, просто, с умом,
Мирно - зачем же стрелять?
Каждому егерю - белый передник,
В руки - таблички: "Не бей! Не губи!"
Всё это вместе зовут - заповедник,
Заповедь только одна- "Не убий!".
Но… сколько в чащах, рощах и кущах
И сторожащих, и стерегущих,
И загоняющих - в меру азартных,
Плохо стреляющих и предынфарктных,
Травящих, лающих, конных и пеших,
И отдыхающих - с внешностью леших,
Сколько их - знающих и искушённых,
Не попадающих в цель, - разозлённых,
Сколько бегущих, ползущих, орущих
В дебрях и чащах, в рощах и кущах!
Сколько дрожащих, портящих шкуры,
Сколько ловящих на самодуры!
Сколько их язвенных - столько всеядных,
Сетью повязанных и кровожадных,
Полных и тучных, тощих, ледащих
В рощах и кущах, в дебрях и чащах!
[1972]
* * *
Я весь в свету, доступен всем глазам.
Я приступил к привычной процедуре.
Я к микрофону встал, как к образам.
Нет! Нет! Сегодня - точно к амбразуре.
И микрофону я не по нутру.
Да! Голос мой любому опостылит.
Уверен, если где-то я совру -
Он ложь мою безжалостно усилит.
Бьют лучи от рампы мне под рёбра,
Светят фонари в лицо недобро,
И слепят с боков прожектора,
И жара, жара…
Он, бестия, потоньше острия.
Слух безотказен, слышит фальшь до йоты.
Ему плевать, что не в ударе я,
Но пусть я верно выпеваю ноты.
Сегодня я особенно хриплю,
Но изменить тональность не рискую.
Ведь если я душою покривлю -
Он ни за что не выпрямит кривую.
Бьют лучи от рампы мне под ребра,
Светят фонари в лицо недобро,
И слепят с боков прожектора,
И жара, жара…
На шее гибкой этот микрофон
Своей змеиной головою вертит.
Лишь только замолчу - ужалит он.
Я должен петь до одури, до смерти.
He шевелись, не двигайся, не смей!
Я видел жало - ты змея, я знаю!
А я сегодня заклинатель змей,
Я не пою - я кобру заклинаю!
Бьют лучи от рампы мне под ребра,
Светят фонари в лицо недобро,
И слепят с боков прожектора,
И жара, жара…
Прожорлив он, и с жадностью птенца
Он изо рта выхватывает звуки.
Он в лоб мне влепит девять грамм свинца
Рук не поднять, - гитара вяжет руки.
Опять!!! Не будет этому конца!
Что есть мой микрофон, кто мне ответит?
Теперь он - как лампада у лица,
Но я не свят, и микрофон не светит.
Бьют лучи от рампы мне под ребра,
Светят фонари в лицо недобро,
И слепят с боков прожектора,
И жара, жара…
Мелодии мои попроще гамм,
Но лишь сбиваюсь с искреннего тона,
Мне сразу больно хлещет по щекам
Недвижимая тень от микрофона.
Я освещен, доступен всем глазам.
Чего мне ждать - затишья или бури?
Я к микрофону встал, как к образам.
Нет! Нет! Сегодня точно - к амбразуре.
Бьют лучи от рампы мне под ребра,
Светят фонари в лицо недобро,
И слепят с боков прожектора,
И жара, жара…
[1972]
* * *
Прошла пора вступлений и прелюдий.
Все хорошо, не вру, без дураков.
Меня к себе зовут большие люди,
Чтоб я им пел "Охоту на волков".
Быть может, запись слышал из окон,
А может быть - с детьми ухи не сваришь,
Как знать? Но приобрел магнитофон
Какой-нибудь ответственный товарищ.
И, предаваясь будничной беседе
В кругу семьи, где свет торшера тускл,
Тихонько, чтоб не слышали соседи,
Он взял да и нажал на кнопку "пуск".
И там, не разобрав последних слов
(Прескверный дубль достали на работе),
Услышал он "Охоту на волков"
И кое-что еще на обороте.
И все прослушав до последней ноты,
И разозлясь, что слов последних нет,
Он поднял трубку: "Автора "Охоты"
Ко мне пришлите завтра в кабинет".
Я не хлебнул для храбрости винца,
И, подавляя частую икоту,
С порога от начала до конца
Я проорал ту самую "Охоту".
Его просили дети безусловно,
Чтобы была улыбка на лице.
Но он меня прослушал благосклонно
И даже аплодировал в конце.
И об стакан бутылкою звеня
С нарзаном, что извлек из книжной полки,
Он выпалил: "Да это ж про меня!
Про нас про всех! Какие к чёрту волки?!"
Ну всё, - теперь, конечно, что-то будет.
Уже три года в день по пять звонков.
Меня к себе зовут большие люди,
Чтоб я им пел "Охоту на волков".
[1972]
* * *
Мосты сгорели, углубились броды,
И тесно - видим только черепа,
И перекрыты выходы и входы,
И путь один - туда, куда толпа.
И парами коней, привыкших к цугу,
Наглядно доказав, как тесен мир,
Толпа идёт по замкнутому кругу.
И круг велик, и сбит ориентир.
Течёт
под дождь попавшая палитра,
Врываются галопы в полонез,
Нет запахов, цветов, тонов и ритмов,
И кислород из воздуха исчез.
Ничьё безумье или вдохновенье
Круговращенье это не прервёт.
Не есть ли это вечное движенье -
Тот самый бесконечный путь вперёд?
[1972]
КОНИ ПРИВЕРЕДЛИВЫЕ
Вдоль обрыва, по-над пропастью, по самому по краю
Я коней своих нагайкою стегаю - погоняю,-
Что-то воздуху мне мало, ветер пью, туман глотаю,
Чую с гибельным восторгом - пропадаю! Пропадаю!
Чуть помедленнее, кони, чуть помедленнее!
Вы тугую не слушайте плеть!
Но что-то кони мне попались привередливые,
И дожить не успел, мне допеть не успеть.
Я коней напою,
Я куплет допою,-
Хоть немного ещё постою на краю?
Сгину я, меня пушинкой ураган сметёт с ладони,
И в санях меня галопом повлекут по снегу утром.
Вы на шаг неторопливый перейдите, мои кони!
Хоть немного, но продлите путь к последнему приюту!
Чуть помедленнее, кони, чуть помедленнее!
Не указчики вам кнут и плеть.
Но что-то кони мне попались привередливые,
И дожить я не смог, мне допеть не успеть.
Я коней напою,
Я куплет допою,-
Хоть немного ещё постою на краю?
Мы успели - в гости к богу не бывает опозданий.
Что ж там ангелы поют такими злыми голосами?
Или это колокольчик весь зашёлся от рыданий?
Или я кричу коням, чтоб не несли так быстро сани?
Чуть помедленнее, кони, чуть помедленнее!
Умоляю вас вскачь не лететь!
Но что-то кони мне попались привередливые,
Коль дожить не успел, так хотя бы допеть!
Я коней напою,
Я куплет допою,-
Хоть мгновенье еще постою на краю…
[1972]
КАНАТОХОДЕЦ
Он не вышел ни званьем, ни ростом.
Не за славу, не за плату,
На свой необычный манер,
Он по жизни шагал над помостом
По канату, по канату,
Натянутому, как нерв.
Посмотрите, - вот он
Без страховки идет,
Чуть левее наклон,-
Упадет, пропадет,
Чуть правее наклон,-
Все равно не спасти,
Но, должно быть, ему очень нужно пройти
Четыре четверти пути.
И лучи его с шага сбивали,
И кололи, словно лавры.
Труба надрывалась, как две.
Крики "браво!" его оглушали,
А литавры, а литавры -
Как обухом по голове
Посмотрите, - вот он Без страховки идет.
Чуть левее наклон,-
Упадет, пропадет,
Чуть правее наклон,-
Все равно не спасти
Но теперь ему меньше осталось пройти -
Уже три четверти пути.
"Ах, как жутко, как смело, как мило!
Бой со смертью три минуты!"
Раскрыв в ожидании рты,
Из партера глядели уныло.
Лилипуты, лилипуты,-
Казалось ему с высоты.
Посмотрите, - вот он
Без страховки идет.
Чуть правее наклон -
Упадет, пропадет
Чуть левее наклон -
Все равно не спасти,
Но спокойно, - ему остается пройти
Всего две четверти пути.
Он смеялся над славою бренной;
Но хотел быть только первым.
Такого попробуй угробь!
Не по проволоке над ареной,
Он по нервам, нам по нервам
Шел под барабанную дробь.
Посмотрите, - вот он
Без страховки идет.
Чуть правее наклон -
Упадет, пропадет.
Чуть левее наклон -
Все равно не спасти.
Но замрите, - ему остается пройти
Не больше четверти пути.
Закричал дрессировщик, и звери
Клали лапы на носилки,
Но прост приговор и суров.
Был растерян он или уверен-
Но в опилки, но в опилки
Он пролил досаду и кровь.
И сегодня другой
Без страховки идет.
Тонкий шнур под ногой -
Упадет, пропадет.
Вправо, влево наклон -
И его не спасти.
Но зачем-то ему тоже нужно пройти
Четыре четверти пути.
[1972]
ЕНГИБАРОВУ - КЛОУНУ ОТ ЗРИТЕЛЕЙ
Шут был вор, он воровал минуты,
Грустные минуты тут и там.
Грим, парик, другие атрибуты
Этот шут дарил другим шутам.
В светлом цирке, между номерами,
Незаметно, тихо, налегке
Появлялся клоун между нами
В шутовском дурацком колпаке.
Зритель наш шутами избалован.
Жаждет смеха он, тряхнув мошной,
И кричит. "Да разве это клоун?
Если клоун - должен быть смешной!"
Вот и мы… Пока мы вслух ворчали.
"Вышел на арену, так смеши!"-
Он у нас тем временем печали
Вынимал тихонько из души.
Мы опять в сомненье - век двадцатый,
Цирк у нас, конечно, мировой,
Клоун, правда, слишком мрачноватый,
Невеселый клоун, несмешной.
Ну, а он, как будто в воду канув,
Вдруг при свете, нагло, в две руки
Крал тоску из внутренних карманов
Наших душ, одетых в пиджаки.
Мы потом смеялись обалдело,
Хлопали, ладони раздробя.
Он смешного ничего не делал -
Горе наше брал он на себя.
Только, балагуря, тараторя,
Все грустнее становился мим,
Потому что груз чужого горя
Из упрямства он считал своим.
Тяжелы печали, ощутимы…
Шут сгибался в световом кольце,
Горше становились пантомимы,
И морщины - глубже на лице.
Но тревоги наши и невзгоды
Он горстями выгребал из нас,
Нам давая видимость свободы,
А себе защиты не припас.
Мы теперь без боли хохотали,
Весело, по нашим временам:
"Ах! Как нас приятно обокрали -
Взяли то, что так мешало нам!"
Время! И, разбив себе колени,
Уходил он, думая своё.
Рыжий воцарялся на арене,
Да и за пределами её.
Злое наше вынес добрый гений
За кулисы, вот нам и смешно.
Тысячи украденных мгновений
В нём сосредоточились в одно.
В сотнях тысяч ламп погасли свечи,
Барабана дробь… и тишина.
Слишком много он взвалил на плечи
Нашего. И сломана спина.
Зрители, и люди между ними,
Думали: вот пьяница упал.
Шут в своей последней пантомиме
Заигрался - и переиграл.
Он застыл не где-то, не за морем, -
Возле нас, как бы прилёг, устав.
Первый клоун захлебнулся горем,
Просто сил своих не рассчитав.
[1973–1974]
НЕ ДО…
Кто-то высмотрел плод, что неспел,
Потрусили за ствол - он упал.
Вот вам песня о том, кто не спел
И что голос имел - не узнал.
Может, были с судьбой нелады,
И со случаем плохи дела,
А тугая струна на лады
С незаметным изъяном легла.
Он начал робко - с ноты "до",
Но не допел её, не до…
Не дозвучал его аккорд
И никого не вдохновил.
Собака лаяла, а кот
Мышей ловил, мышей ловил.
Смешно, не правда ли, - смешно?
А он шутил - не дошутил,
Недораспробовал вино,
И даже недопригубил.
Он пока лишь затеивал спор,
Неуверенно и не спеша,
Словно капельки пота из пор,
Из-под кожи сочилась душа.
Только начал дуэль на ковре,
Еле-еле, едва приступил.
Лишь чуть-чуть осмотрелся в игре,
И судья еще счет не открыл.
Он знать хотел всё от и до,
Но не добрался он, не до…
Ни до догадки, ни до дна,
Не докопался до глубин,
И ту, которая одна,
Недолюбил, недолюбил!
Смешно, не правда ли, смешно,
Что он спешил - недоспешил?
Осталось недорешено
Всё то, что он недорешил.
Ни единою буквой не лгу.
Он был чистого слога слуга,
Он писал ей стихи на снегу,-
К сожалению, тают снега.
Но тогда еще был снегопад
И свобода писать на снегу.
И большие снежинки, и град
Он губами хватал на бегу.
Но к ней в серебряном ландо
Он не добрался и не до…
Не добежал, бегун-беглец,
Не долетел, не доскакал,
А звездный знак его - Телец -
Холодный Млечный Путь лакал.
Смешно, не правда ли, смешно,
Когда секунд недостает, -
Недостающее звено -
И недолёт, и недолёт?
Смешно, не правда ли? Ну, вот,-
И вам смешно, и даже мне.
Конь на скаку и птица влёт,-
По чьей вине, по чьей вине?
[1973]
ЧУЖАЯ КОЛЕЯ
Сам виноват - и слёзы лью,
И охаю -
Попал в чужую колею
Глубокую.
Я цели намечал свои
На выбор сам,
А вот теперь из колеи
Не выбраться.
Крутые скользкие края
Имеет эта колея.
Я кляну проложивших её,-
Скоро лопнет терпенье моё,
И склоняю, как школьник плохой,
Колею - в колее, с колеёй…
Но почему неймётся мне?
Нахальный я!
Условья, в общем, в колее
Нормальные.
Никто не стукнет, не притрёт -
Не жалуйся.
Желаешь двигаться вперёд?
Пожалуйста.
Отказа нет в еде-питье
В уютной этой колее,
И я живо себя убедил -
Не один я в неё угодил.
Так держать! Колесо в колесе!
И доеду туда, куда все.
Вот кто-то крикнул сам не свой:
- А ну, пусти!-
И начал спорить с колеёй
По глупости.
Он в споре сжёг запас до дна
Тепла души,
И полетели клапана
И вкладыши.
Но покорёжил он края,
И шире стала колея.
Вдруг его обрывается след -
Чудака оттащили в кювет,
Чтоб не мог он нам, задним, мешать
По чужой колее проезжать.
Вот и ко мне пришла беда -
Стартёр заел.
Теперь уж это не езда,
А ёрзанье.
И надо б выйти, подтолкнуть,
Да прыти нет -
Авось подъедет кто-нибудь -
И вытянет…
Напрасно жду подмоги я, -
Чужая эта колея.
Расплеваться бы глиной и ржой
С колеёй этой самой, чужой,-
Тем, что я ее сам углубил,
Я у задних надежду убил.
Прошиб меня холодный пот
До косточки,
И я прошёлся чуть вперёд
По досточке.
Гляжу - размыли край ручьи
Весенние,
Там выезд есть из колеи -
Спасение!
Я грязью из-под шин плюю
В чужую эту колею.
Эй, вы! Задние! Делай как я.
Это значит - не надо за мной.
Колея эта - только моя!
Выбирайтесь своей колеей.
[1973]
* * *
Я скачу позади на полслова
На нерезвом коне, без щита.
Я похож не на ратника злого,
А скорее - на злого шута.
Бывало, вырывался я на корпус
Уверенно, как сам великий князь,
Клонясь вперёд, - не падая, не горбясь,
А именно - намеренно клонясь.
Но из седла меня однажды выбили -
Копьем поддели, сбоку подскакав,-
И надо мной, лежащим, лошадь вздыбили