Саги, сказки из прошлого тащим,
Потому что добро остается добром
В прошлом, будущем и настоящем.
БАЛЛАДА О ЛЮБВИ
Когда вода Всемирного потопа
Вернулась вновь в границы берегов,
Из пены уходящего потока
На сушу тихо выбралась Любовь
И растворилась в воздухе до срока,
А срока было - сорок сороков.
И чудаки - ещё такие есть -
Вдыхают полной грудью эту смесь
И ни наград не ждут, ни наказанья.
И, думая, что дышат просто так,
Они внезапно попадают в такт
Такого же неровного дыханья.
Только чувству, словно кораблю,
Долго оставаться на плаву,
Прежде чем узнать, что "я люблю" -
То же, что "дышу" или "живу".
И вдоволь будет странствий и скитаний.
Страна Любви - великая страна,
И с рыцарей своих для испытаний
Все строже станет спрашивать она,
Потребует разлук и расстояний,
Лишит покоя, отдыха и сна.
Но вспять безумцев не поворотить!
Они уже согласны заплатить
Любой ценой - и жизнью бы рискнули, -
Чтобы не дать порвать, чтоб сохранить
Волшебную невидимую нить,
Которую меж ними протянули.
Свежий ветер избранных пьянил,
С ног сбивал, из мертвых воскрешал,
Потому что если не любил -
Значит, и не жил, и не дышал!
Но многих, захлебнувшихся любовью,
Не докричишься, сколько ни зови.
Им счет ведут молва и пустословье,
Но этот счет замешен на крови.
А мы поставим свечи в изголовье
Погибших от невиданной любви.
Их голосам - всегда сливаться в такт,
И душам их дано бродить в цветах,
И вечностью дышать в одно дыханье,
И встретиться - со вздохом на устах -
На хрупких переправах и мостах,
На узких перекрестках мирозданья
Я поля влюбленным постелю -
Пусть поют во сне и наяву!
Я дышу - и, значит, я люблю!
Я люблю - и, значит, я живу!
БАЛЛАДА О БОРЬБЕ
Средь оплывших свечей и вечерних молитв,
Средь военных трофеев и мирных костров
Жили книжные дети, не знавшие битв,
Изнывая от мелких своих катастроф.
Детям вечно досаден
Их возраст и быт,-
И дрались мы до ссадин,
До смертных обид.
Но одежды латали
Нам матери в срок,
Мы же книги глотали,
Пьянея от строк.
Липли волосы нам на вспотевшие лбы,
И сосало под ложечкой сладко от фраз,
И кружил наши головы запах борьбы,
Со страниц пожелтевших стекая на нас.
И пытались постичь
Мы, не знавшие войн,
За воинственный клич
Принимавшие вой,
Тайну слова "приказ",
Назначенье границ,
Смысл атаки и лязг
Боевых колесниц.
А в кипящих котлах прежних боен и смут
Столько пищи для маленьких наших мозгов!
Мы на роли предателей, трусов, иуд
В детских играх своих назначали врагов.
И злодея следам
Не давали остыть,
И прекраснейших дам
Обещали любить,
И, друзей успокоив
И ближних любя,
Мы на роли героев Вводили себя.
Только в грёзы нельзя насовсем убежать:
Краткий век у забав - столько боли вокруг!
Попытайся ладони у мёртвых разжать
И оружье принять из натруженных рук.
Испытай, завладев
Ещё теплым мечом И доспехи надев,
Что почём, что почём!
Разберись, кто ты - трус
Иль избранник судьбы,
И попробуй на вкус
Настоящей борьбы.
И когда рядом рухнет израненный друг,
И над первой потерей ты взвоешь, скорбя,
И когда ты без кожи останешься вдруг
Оттого, что убили его - не тебя,-
Ты поймёшь, что узнал,
Отличил, отыскал По оскалу забрал:
Это - смерти оскал!
Ложь и зло, - погляди,
Как их лица грубы!
И всегда позади -
Вороньё и гробы.
Если, путь прорубая отцовским мечом,
Ты соленые слезы на ус намотал,
Если в жарком бою испытал, что почём, -
Значит, нужные книги ты в детстве читал!
Если мясо с ножа
Ты не ел ни куска,
Если руки сложа
Наблюдал свысока
И в борьбу не вступил
С подлецом, с палачом -
Значит, в жизни ты был
Ни при чём, ни при чём!
[1975]
РАЗБОЙНИЧЬЯ
Как во смутной волости,
Лютой, злой губернии
Выпадали молодцу
Всё шипы да тернии.
Он обиды зачерпнул, зачерпнул
Полные пригоршни,
Ну, а горе, что хлебнул,-
Не бывает горше.
Пей отраву, хочь залейся!
Благо, денег не берут.
Сколь верёвочка ни вейся -
Всё равно совьёшься в кнут.
Гонит неудачников
По миру с котомкою.
Жизнь текёт меж пальчиков
Паутинкой тонкою.
А которых повело, повлекло
По лихой дороге -
Тех ветрами сволокло
Прямиком в остроги.
Тут на милость не надейся -
Стиснуть зубы да терпеть!
Сколь верёвочка ни вейся -
Всё равно совьёшься в плеть!
Ох, родная сторона,
Сколь в тебе ни рыскаю,
Лобным местом ты красна
Да верёвкой склизкою…
А повешенным сам дьявол-сатана
Голы пятки лижет.
Смех-досада, мать честна! -
Ни пожить, ни выжить!
Ты не вой, не плачь, а смейся -
Слёз-то нынче не простят.
Сколь верёвочка ни вейся -
Всё равно укоротят!
Ночью думы муторней.
Плотники не мешкают.
Не успеть к заутрене -
Больно рано вешают.
Ты об этом не жалей, не жалей, -
Что тебе отсрочка?
На верёвочке твоей
Нет ни узелочка.
Лучше ляг да обогрейся -
Я, мол, казни не просплю…
Сколь верёвочка ни вейся -
А совьёшься ты в петлю!
[1975]
ПЕСНЯ О РОССИИ
Как засмотрится мне нынче, как задышится?
Воздух крут перед грозой - крут да вязок.
Что споётся мне сегодня, что услышится?
Птицы вещие поют - да все из сказок!
Птица Сирин мне радостно скалится,
Веселит, зазывает из гнёзд.
А напротив - тоскует, печалится,
Травит душу чудной Алконост.
Словно семь заветных струн
Зазвенели в свой черед -
Это птица Гамаюн
Надежду подает!
В синем небе, колокольнями проколотом, -
Медный колокол, медный колокол
То ль возрадовался, то ли осерчал.
Купола в России кроют чистым золотом,
Чтобы чаще Господь замечал.
Я стою, как перед вечною загадкою,
Пред великою да сказочной страною,
Перед солоно да горько-кисло-сладкою,
Голубою, родниковою, ржаною.
Грязью чавкая, жирной да ржавою,
Вязнут лошади по стремена,
Но влекут меня сонной державою,
Что раскисла, опухла от сна.
Словно семь богатых лун
На пути моем встает -
То мне птица Гамаюн
Надежду подает!
Душу, сбитую утратами да тратами,
Душу, стёртую перекатами,-
Если до крови лоскут истончал, -
Залатаю золотыми я заплатами,
Чтобы чаще Господь замечал…
[1975]
* * *
Всю войну под завязку
я всё к дому тянулся
И, хотя горячился,-
воевал делово.
Ну, а он торопился,
как-то раз не пригнулся
И в войне взад-вперёд обернулся -
за два года - всего ничего.
Не слыхать его пульса
С сорок третьей весны.
Ну, а я окунулся
В довоенные сны.
И гляжу я, дурея,
Но дышу тяжело…
Он был лучше, добрее,
Ну, а мне повезло.
Я за пазухой не жил,
не пил с Господом чая,
Я ни в тыл не стремился,
ни судьбе под подол,
Но мне женщины молча
намекают, встречая:
Если б ты там навеки остался,
может, мой бы обратно пришёл.
Для меня не загадка
Их печальный вопрос.
Мне ведь тоже не сладко,
Что у них не сбылось.
Мне ответ подвернулся:
"Извините, что цел!
Я случайно вернулся,
Ну, а ваш - не сумел".
Он кричал напоследок,
в самолете сгорая:
"Ты живи! Ты дотянешь!" -
доносилось сквозь гул.
Мы летели под Богом
возле самого рая.
Он поднялся чуть выше и сел там,
ну, а я до земли дотянул.
Встретил летчика сухо
Райский аэродром.
Он садился на брюхо,
Но не ползал на нём.
Он уснул - не проснулся,
Он запел - не допел.
Так что я вот вернулся,
Ну, а он не сумел.
Я кругом и навечно
виноват перед теми,
С кем сегодня встречаться
я почёл бы за честь.
И хотя мы живыми
до конца долетели,
Жжет нас память и мучает совесть,
у кого, у кого они есть.
Кто-то скупо и чётко
Отсчитал нам часы
Нашей жизни короткой,
Как бетон полосы.
И на ней - кто разбился,
Кто - взлетел навсегда…
Ну, а я приземлился -
Вот какая беда.
11974-1975]
БАЛЛАДА О ДЕТСТВЕ
Час зачатья я помню неточно,
Значит, память моя - однобока.
Но зачат я был ночью - порочно
И явился на свет не до срока.
Я рождался не в муках, не в злобе -
Девять месяцев, это не лет…
Первый срок отбывал я в утробе,
Ничего там хорошего нет.
Спасибо вам, святители,
Что плюнули да дунули,
Что вдруг мои родители
Зачать меня задумали
В те времена укромные,
Теперь почти былинные,
Когда срока огромные
Брели в этапы длинные.
Их брали в ночь зачатия,
А многих даже ранее.
А вот живет же братия,
Моя честна компания.
Ходу! Думушки резвые, ходу!
Слова, строченьки милые, слова!
Первый раз получил я свободу
По указу от тридцать восьмого.
Знать бы мне, кто так долго мурыжил, -
Отыгрался бы на подлеце!
Но родился, и жил я, и выжил -
Дом на Первой Мещанской, в конце.
Там за стеной, за стеночкою,
За перегородочкой
Соседушка с соседочкою
Баловались водочкой.
Все жили вровень, скромно так,
Система коридорная,
На тридцать восемь комнаток
Всего одна уборная.
Здесь на зуб зуб не попадал,
Не грела телогреечка,
Здесь я доподлинно узнал,
Почем она, копеечка.
Не боялась сирены соседка,
И привыкла к ней мать понемногу.
И плевал я - здоровый трёхлетка,
На воздушную эту тревогу.
Да, не всё то, что сверху, - от Бога.
И народ зажигалки тушил,
И как малая фронту подмога -
Мой песок и дырявый кувшин.
И било солнце в три луча,
Сквозь дыры крыш просеяно,
На Евдоким Кирилыча
И Гисю Моисеевну.
Она ему - Как сыновья?
- Да без вести пропавшие!
Эх, Гиська, мы одна семья,
Вы - тоже пострадавшие.
Вы тоже пострадавшие,
А значит, обрусевшие,
Мои - без вести павшие,
Твои - безвинно севшие.
Я ушёл от пелёнок и сосок,
Поживал, не забыт, не заброшен.
И дразнили меня - Недоносок!-
Хоть и был я нормально доношен.
Маскировку пытался срывать я.
- Пленных гонят! Чего ж мы дрожим? -
Возвращались отцы наши, братья
По домам.
По своим да чужим.
У тети Зины кофточка
С драконами да змеями -
То у Попова Вовчика
Отец пришел с трофеями.
Трофейная Япония,
Трофейная Германия,
Пришла страна Лимония,
Сплошная Чемодания.
Взял у отца на станции
Погоны, словно цацки, я.
А из эвакуации
Толпой валили штатские.
Осмотрелись они, оклемались.
Похмелились - потом протрезвели.
И отплакали те, что дождались,
Недождавшиеся - отревели.
Стал метро рыть отец Витькин с Генкой,
Мы спросили - Зачем? - Он в ответ:
- Коридоры кончаются стенкой,
А тоннели выводят на свет.
Пророчество папашино
Не слушал Витька с корешом.
Из коридора нашего
В тюремный коридор ушел.
Да он всегда был спорщиком.
Припрут к стене - откажется.
Прошел он коридорчиком
И кончил стенкой, кажется.
Но у отцов свои умы,
А что до нас касательно -
На жизнь засматривались мы
Уже самостоятельно.
Все, от нас до почти годовалых,
Толковище вели до кровянки.
А в подвалах и полуподвалах
Ребятишкам хотелось под танки.
Не досталось им даже по пуле -
В ремеслухе живи да тужи.
Ни дерзнуть, ни рискнуть - но рискнули
Из напильников делать ножи,-
Они воткнутся в легкие,
От никотина черные,
По рукоятки легкие,
Трехцветные, наборные.
Вели дела обменные
Сопливые острожники.
На стройке немцы пленные
На хлеб меняли ножики.
Сперва играли в фантики,
В пристенок с крохоборами.
И вот ушли романтики
Из подворотен ворами…
Было время - и были подвалы.
Было дело - и цены снижали.
И текли куда надо каналы,
И в конце куда надо впадали.
Дети бывших старшин да майоров
До ледовых широт поднялись,
Потому что из тех коридоров
Вниз сподручней им было, чем ввысь.
[1973–1975]
ПРИТЧА О ПРАВДЕ
В подражание Булату Окуджаве
Нежная Правда в красивых одеждах ходила,
Принарядившись для сирых, блаженных, калек.
Грубая Ложь эту Правду к себе заманила,-
Мол, оставайся-ка ты у меня на ночлег!
И легковерная Правда спокойно уснула,
Слюни пустила и разулыбалась во сне.
Хитрая Ложь на себя одеяло стянула,
В Правду впилась и осталась довольна вполне.
И поднялась, и скроила ей рожу бульдожью, -
Баба как баба, и что её ради радеть?!
Разницы нет никакой между Правдой и Ложью,
Если, конечно, и ту и другую раздеть.
Выплела ловко из кос золотистые ленты
И прихватила одежды, примерив на глаз,
Деньги взяла, и часы, и еще документы,
Сплюнула, грязно ругнулась и вон подалась.
Только к утру обнаружила Правда пропажу
И подивилась, себя оглядев делово,-
Кто-то уже, раздобыв где-то чёрную сажу,
Вымазал чистую Правду, а так - ничего.
Правда смеялась, когда в неё камни бросали:
Ложь это всё, и на Лжи - одеянье моё!..
Двое блаженных калек протокол составляли
И обзывали дурными словами её.
Стервой ругали её, и похуже, чем стервой,
Мазали глиной, спустили дворового пса:
- Духу чтоб не было! На километр сто первый
Выселить, выслать за двадцать четыре часа.
Тот протокол заключался обидной тирадой -
Кстати, навесили Правде чужие дела -
Дескать, какая-то мразь называется Правдой,
Ну, а сама вся как есть пропилась догола.
Голая Правда божилась, клялась и рыдала,
Долго болела, скиталась, нуждалась в деньгах.
Грязная Ложь чистокровную лошадь украла
И ускакала на длинных и тонких ногах.
Впрочем, приятно общаться с заведомой Ложью,
Правда колола глаза, и намаялись с ней.
Бродит теперь, неподкупная, по бездорожью,
Из-за своей наготы избегая людей.
Некий чудак и поныне за Правду воюет, -
Правда, в речах его - правды на ломаный грош: -
Чистая Правда со временем восторжествует,
Если проделает то же, что явная Ложь.
Часто, разлив по сто семьдесят граммов на брата,
Даже не знаешь, куда на ночлег попадёшь.
Могут раздеть - это чистая правда, ребята!
Глядь, а штаны твои носит коварная Ложь.
Глядь, на часы твои смотрит коварная Ложь.
Глядь, а конем твоим правит коварная Ложь!
[1976]
Я НЕ УСПЕЛ
Болтаюсь сам в себе, как камень в торбе,
И силюсь разорваться на куски,
Придав своей тоске значенье скорби,
Но сохранив загадочность тоски
Свет Новый не единожды открыт,
А Старый весь разбили на квадраты.
К ногам упали тайны пирамид,
К чертям пошли гусары и пираты.
Пришла пора всезнающих невежд,
Все выстроено в стройные шеренги.
За новые идеи платят деньги,
И больше нет на "эврику" надежд.
Все мои скалы ветры гладко выбрили,
Я опоздал ломать себя на них.
Все золото мое в Клондайке выбрали,
Мой черный флаг в безветрии поник.
Под илом сгнили сказочные струги,
И могикан последних замели.
Мои контрабандистские фелюги
Худые ребра сушат на мели.
Висят кинжалы добрые в углу
Так плотно в ножнах, что не втиснусь между.
Мой плот папирусный - последнюю надежду -
Волна в щепы разбила об скалу.
Вон из рядов мои партнеры выбыли,
У них сбылись гаданья и мечты.
Все крупные очки они повыбили
И за собою подожгли мосты.
Азартных игр теперь наперечет,
Авантюристов всех мастей и рангов.
По прериям пасут домашний скот,
Там кони пародируют мустангов.
И состоялись все мои дуэли,
Где б я почел участие за честь,
И выстрелы, и эхо отгремели,
Их было много - всех не перечесть.
Спокойно обошлись без нашей помощи
Все те, кто дело сделали моё.
И по щекам отхлёстанные сволочи
Фалангами ушли в небытиё.
Я не успел произнести "К барьеру!",
А я за залп в Дантеса все отдам.
Что мне осталось? Разве красть химеру
С туманного собора Нотр-Дам?
В других веках, годах и месяцах
Все женщины мои отжить успели.
Позанимали все мои постели,
Где б я хотел любить - и так, и в снах.
Захвачены все мои одра смертные,
Будь это снег, трава иль простыня.
Заплаканные сёстры милосердия
В госпиталях обмыли не меня.
Ушли друзья сквозь вечность-решето.
Им всем досталась Лета или Прана.
Естественною смертию - никто,
Все - противоестественно и рано.