Бегут!
В неизведанные чащи,
Кто-то реже, кто-то чаще,
В волчьи логова, в медвежие берлоги.
Стоят,
Как усталые боксеры,
Вековые гренадеры,
В два обхвата, в три обхвата и поболе.
И я
Воздух ем, жую, глотаю,
Да я только здесь бываю -
За решеткой из деревьев - но на воле.
[1976]
* * *
Я дышал синевой,
Белый пар выдыхал,
Он летел, становясь облаками.
Снег скрипел подо мной,
Поскрипев - затихал,
А сугробы прилечь завлекали.
И звенела тоска, что в безрадостной песне поётся,
Как ямщик замерзал в той глухой незнакомой степи.
Усыпив, ямщика заморозило жёлтое солнце,
И никто не сказал - шевелись, подымайся, не спи.
Всё стоит на Руси До макушек в снегу -
Полз, катился, чтоб не провалиться.
Сохрани и спаси!
Дай веселья в пургу!
Дай не лечь, не уснуть, не забыться!
Тот ямщик-чудодей бросил кнут и - куда ему деться -
Помянул он Христа, ошалев от заснеженных вёрст.
Он, хлеща лошадей, мог бы этим немного согреться,
Ну, а он в доброте их жалел, и не бил, и замерз.
Отраженье своё Увидал в полынье,
И взяла меня оторопь: впору б Оборвать житиё -
Я по грудь во вранье!
Выпить штоф напоследок - ив прорубь.
Хоть душа пропита - ей там, голой, не выдержать стужу.
В прорубь надо да в омут, но - сам, а не руки сложа.
Пар валит изо рта - эх, душа моя рвётся наружу!
Выйдет вся - схороните, зарежусь - снимите с ножа.
Снег кружит над землёй,
Над страною моей,
Мягко стелет, в запой зазывает…
Ах, ямщик удалой
Пьёт и хлещет коней!
А не пьяный ямщик замерзает.
[1973–1976]
НИТЬ АРИАДНЫ
Миф этот в детстве каждый прочел,
Черт побери!
Парень один к счастью прошел
Сквозь лабиринт.
Кто-то хотел парня убить -
Видно, со зла,
Но царская дочь путеводную нить
Парню дала.
С древним сюжетом знаком не один ты.
В городе этом - сплошь лабиринты.
Трудно дышать, не отыскать
Воздух и свет.
И у меня дело неладно -
Я потерял нить Ариадны.
Словно в час пик, всюду - тупик,
Выхода нет.
Древний герой ниточку ту
Крепко держал.
И слепоту, и немоту -
Все испытал.
И духоту, и черноту
Жадно глотал.
Долго руками одну пустоту
Парень хватал.
Сколько их бьется, людей одиноких,
В душных колодцах улиц глубоких!
Я тороплюсь, в горло вцеплюсь -
Только в ответ
Слышится смех - Зря вы спешите -
Поздно! У всех порваны нити! -
Хаос, возня - и у меня
Выхода нет!
Злобный король в этой стране
Повелевал,
Бык Минотавр ждал в тишине
И убивал
Лишь одному это дано -
Смерть миновать.
Только одно, только одно -
Нить не порвать!
Кончилось лето, зима на подходе.
Люди одеты не по погоде -
Видно, подолгу ищут без толку
Слабый просвет.
Холодно, пусть, - все заберите.
Я задохнусь - здесь, в лабиринте.
Наверняка из тупика
Выхода нет!
Древним затея их удалась.
Вот так дела!
Нитка любви не порвалась,
Не подвела.
Выход один, именно там
Хрупкий ледок.
Легок герой, а Минотавр
С голоду сдох.
Здесь, в лабиринте, мечутся люди.
Вместе в орбите - жертвы и судьи.
Здесь, в темноте, эти и те
Чествуют ночь.
Глотки их лают, потные в месиве…
Я не желаю с этими вместе!
Кто меня ждет - знаю, придет,
Выведет прочь!
Будет, что выйдет, только пришла бы!
Может, увидит - нитка ослабла.
Да, так и есть, ты уже здесь -
Будет и свет!
Пальцы сцепились до миллиметра,
Все, - мы уходим к свету и ветру,
Прямо сквозь тьму, где одному
Выхода нет!
[1976]
* * *
Часов, минут, секунд - нули.
Сердца с часами сверьте.
Объявлен праздник всей Земли -
"День без единой смерти".
Вход в рай забили впопыхах,
Ворота ада на засове.
Всё согласовано в верхах
Без оговорок и условий.
Постановление не врёт:
Никто при родах не умрёт,
И от болезней в собственной постели,
И самый старый в мире тип
Задержит свой предсмертный хрип
И до утра дотянет еле-еле.
И если где резня теперь -
Ножи держать тупыми!
А если бой - то без потерь,
Расстрел - так холостыми.
Нельзя и с именем Его
Свинцу отвешивать поклонов,-
Не будет смерти одного
Во имя жизни миллионов.
Конкретно, просто, делово:
Во имя чёрта самого
Никто нигде не обнажит кинжалов,
Никто навеки не уснёт
И не взойдёт на эшафот
За торжество добра и идеалов.
Забудьте мстить и ревновать!
Убийцы - пыл умерьте!
Бить можно, но не убивать,
Душить, но не до смерти.
Эй! Не вставайте на карниз
И свет не заслоняйте,
Забудьте прыгать сверху вниз,
Вот снизу вверх - валяйте!
Слюнтяи, висельники, тли,
Мы всех вас вынем из петли,
Ещё дышащих, тёпленьких, в исподнем!
Под топорами палачей
Не упадёт главы ничьей,-
Приёма нынче нет в раю господнем.
И запылает сто костров -
Не жечь, а греть нам спины,
И будет много катастроф,
А жертвы - ни единой.
И, отвалившись от стола,
Никто не лопнет от обжорства,
От выстрелов из-за угла
Мы будем падать из притворства.
На целый день отступит мрак,
На целый день задержат рак,
На целый день случайности отменят,
А коль за кем недоглядят -
Есть спецотряд из тех ребят,
Что мертвецов растеребят,
Натрут, взъерошат, взъерепенят.
Смерть погрузили в забытьё -
Икрою взятку дали,
И напоили вдрызг её,
И косу отобрали.
В уютном боксе, в тишине
Лежит на хуторе Бутырском,
И видит пакости во сне,
И стонет храпом богатырским.
Ничто не в силах помешать
Нам жить, смеяться и дышать.
Мы ждём событья в сладостной истоме.
Для тёмных личностей - в Столбах
Полно смирительных рубах -
Пусть встретят праздник в сумасшедшем доме.
И пробил час, и день возник
Как взрыв, как ослепленье.
И тут и там взвивался крик -
Остановись, мгновенье!
И лился с неба нежный свет,
И хоры ангельские пели,
И люди быстро обнаглели:
Твори, что хочешь, - смерти нет!
Иной до смерти выпивал,
Но жил, подлец, не умирал,
Другой в пролёты прыгал всяко-разно,
А третьего душил сосед,
А тот - его. Ну, словом, все
Добро и зло творили безнаказно.
И тот, кто никогда не знал
Ни драк, ни ссор, ни споров,
Теперь свой голос поднимал,
Как колья от заборов,-
Он торопливо вынимал
Из мокрых мостовых булыжник,
А прежде он был тихий книжник
И зло с насильем презирал.
Кругом никто не умирал,
И тот, кто раньше понимал
Смерть как награду или избавленье,
Тот бить стремился наповал,
А сам при этом напевал,
Что, дескать, помнит чудное мгновенье.
Какой-то бравый генерал,
Из зависти к военным хунтам,
Весь день с запасом бомб летал
Над мирным населённым пунктом.
Перед возмездьем не раскис
С поличным пойманный шпион -
Он с ядом ампулу разгрыз,
Но лишь язык порезал он.
Вот так по нашим городам
Без крови, пыток, личных драм
Катился день, как камнепад в ущелье.
Всем сразу славно стало жить, -
Боюсь, их не остановить,
Когда внезапно кончится веселье.
Ученый мир - так весь воспрял,
И врач, науки ради,
На людях яды проверял,
И без противоядий.
Ну и, конечно, был погром -
Резвилась правящая клика.
Но все от мала до велика
Живут, - все кончилось добром.
Самоубийц, числом до ста,
Сгоняли танками с моста,
Повесившихся - скопом оживляли.
Фортуну - вон из колеса!
Да! День без смерти удался -
Застрельщики, ликуя, пировали.
Но вдруг глашатай весть разнес
Уже к концу банкета,
Что торжество не удалось,
Что кто-то умер где-то
В тишайшем уголке Земли,
Где спят и страсти, и стихии,
Куда добраться не смогли
Реаниматоры лихие.
Кто смог дерзнуть, кто смел посметь,
И как уговорил он смерть?
Ей дали взятку - смерть не на работе.
Недоглядели, хоть реви,-
Он просто умер от любви.
На взлёте умер он, на верхней ноте.
[1976]
НЕВИДАННЫЙ ДОСЕЛЕ
Лихие карбонарии,
Закушав водку килечкой,
Спешат в свои подполия
Налаживать борьбу,
А я лежу в гербарии,
К доске пришпилен шпилечкой,
И пальцами до боли я
По дереву скребу.
Корячусь я на гвоздике,
Но не меняю позы.
Кругом жуки-навозники
И мелкие стрекозы,
По детству мне знакомые -
Ловил я их, копал,
Давил, но в насекомые
И сам теперь попал.
Под всеми экспонатами
Эмалевые планочки.
Всё строго по-научному -
Указан класс и вид.
Я с этими ребятами
Лежал в стеклянной баночке,
Дрались мы - это к лучшему, -
Узнал, кто ядовит.
Я представляю мысленно
Себя в большой постели,
Но подо мной написано:
"Невиданный доселе".
Я "homo" был читающий,
Я сапиенсом был.
Мой класс - млекопитающий,
А вид… уже забыл.
В лицо ль мне дуло, в спину ли,
В бушлате или в робе я -
Тянулся, кровью крашенный,
Как звали, к шалашу.
И на тебе - задвинули
В наглядные пособия.
Я злой и ошарашенный
На стеночке вишу.
Оформлен, как на выданье,
Стыжусь, как ученица.
Жужжат шмели солидные,
Что надо подчиниться.
А бабочки хихикают
На странный экспонат,
Личинки мерзко хмыкают,
И куколки язвят.
Ко мне с опаской движутся
Мои собратья прежние
Двуногие, разумные -
Два пишут - три в уме.
Они пропишут ижицу -
Глаза у них не нежные.
Один брезгливо ткнул в меня
И вывел резюме:
"С ним не были налажены
Контакты, и не ждем их.
Вот потому он, гражданы,
Лежит у насекомых.
Мышленье в нём не развито,
И вечно с ним ЧП,
А здесь он может разве что
Вертеться на пупе".
Берут они не круто ли?
Меня нашли не во поле.
Ошибка это глупая,
Увидится изъян,
Накажут тех, кто спутали,
Заставят, чтоб откнопили,
И попаду в подгруппу я
Хотя бы обезьян.
Но не ошибка, - акция
Свершилась надо мною,
Чтоб начал пресмыкаться я
Вниз пузом, вверх спиною.
Вот и лежу расхристанный,
Разыгранный вничью,
Намеренно причисленный
К ползучему жучью.
А может, все провертится
И соусом приправится,-
В конце концов, ведь досочка
Не плаха, говорят,-
Всё слюбится да стерпится…
Мне даже стали нравиться
Молоденькая осочка
И кокон-шелкопряд.
Да! Мне приятно с осами -
От них не пахнет псиной,
Средь них бывают особи
И с талией осиной.
И, кстати, вдруг из коконов
Родится что-нибудь
Такое, что из локонов
И что имеет грудь?
Червяк со мной не кланится,
А оводы со слепнями
Питают отвращение
К навозной голытьбе,
Чванливые созданьица
Довольствуются сплетнями,
А мне нужны общения
С подобными себе.
Пригрел сверчка-дистрофика -
Блоха сболтнула, гнида,
И глядь - два тёртых клопика
Из третьего подвида.
Сверчок полузадушенный
Вполсилы свиристел,
Но за покой нарушенный
На два гвоздочка сел.
Паук на мозг мой зарится,
Клопы кишат - нет роздыха,
Невестой хороводится
Красивая оса.
Пусть что-нибудь заварится,
А там - хоть на три гвоздика,
А с трех гвоздей, как водится,
Дорога в небеса.
В мозгу моём нахмуренном
Страх льётся по морщинам.
Мне будет шершень шурином,
А что ж мне будет сыном?
Я не желаю, право же,
Чтоб трутень был мне тесть.
Пора уже, пора уже
Напрячься и воскресть.
Когда в живых нас тыкали
Булавочками колкими, -
Махали пчёлы крыльями,
Пищали муравьи,-
Мы вместе горе мыкали,
Все проткнуты иголками!..
Забудем же, кем были мы,
Товарищи мои!
Заносчивый немного я,
Но в горле горечь комом.
Поймите - я, двуногое,
Попало к насекомым!
Но кто спасёт нас, выручит,
Кто снимет нас с доски?
За мною! Прочь со шпилечек,
Сограждане-жуки!
И - как всегда в истории -
Мы разом спины выгнули,
Хоть осы и гундосили,
Но кто силён, тот прав, -
Мы с нашей территории
Клопов сначала выгнали
И паучишек сбросили
За старый книжный шкаф.
Скандал потом уляжется,
Зато у нас - все дома,
И поживают, кажется,
Уже не насекомо.
А я? - я тешусь ванночкой
Без всяких там обид.
Жаль, над моею планочкой
Другой уже прибит.
[1976]
* * *
Я прожил целый день в миру
потустороннем
И бодро крикнул поутру:
- Кого схороним? -
Ответ мне был угрюм и тих:
- Всё - блажь, бравада.
Кого схороним? Нет таких…
- Ну, и не надо!
Не стану дважды я просить,
манить провалом.
Там, кстати, выпить-закусить -
всего навалом.
И я сейчас затосковал,
хоть час оттуда.
Вот где уж истинный провал -
ну просто чудо!
Я сам больной и кочевой,
а побожился -
Вернусь, мол, ждите, ничего,
что я зажился.
Так снова предлагаю вам,
пока не поздно:
- Хотите ли ко всем чертям,
вполне серьёзно? -
Где кровь из вены - как река,
а не водица.
Тем, у кого она жидка,-
там не годится.
И там не нужно ни гроша,-
хоть век поститься!
Живёт там праведна душа,
не тяготится.
Там вход живучим воспрещён,
как посторонним.
Не выдержу - спрошу ещё:
- Кого схороним? -
Зову туда, где благодать
и нет предела…
Никто не хочет умирать,-
такое дело.
И отношение ко мне -
ну, как к пройдохе.
Все стали умники вдвойне
в родной эпохе.
Ну, я согласен: побренчим
спектакль - и тронем.
Ведь никого же не съедим,
а так… схороним.
Ну, почему же все того…
как в рот набрали?
Там встретятся, кто и кого
тогда забрали.
Там этот, с бляхой на груди,-
и тих и скромен.
Таких, как он, там пруд пруди…
Кого схороним?
Кто задаётся - в лак его,
чтоб хрен отпарить!
Там этот… с трубкой… как его?..
Забыл!.. Вот память!..
Скажи-кась, милый человек,
я, может, спутал?
Какой сегодня нынче век?
Какая смута?
Я сам вообще-то костромской,
а мать из Крыма…
Так если бунт у вас какой -
тогда я мимо!
А если нет, тогда ещё
всего два слова:
У нас там траур запрещён.
Нет, честно слово!
А там порядок - первый класс,
глядеть приятно.
И наказание - сейчас
прогнать обратно.
У нас границ не перечесть,
беги - не тронем!
Тут, может быть, евреи есть?
Кого схороним?
В двадцатом веке я. Эва!
Да ну вас к шутам!
Мне нужно в номер двадцать два! -
Лаврентий спутал!
* * *
Я вам расскажу про то, что будет,
Я такие вам открою дали…
Пусть меня историки осудят
За непонимание спирали.
Возвратятся на свои на круги
Ураганы поздно или рано,
И, как сыромятные подпруги,
Льды затянут брюхо океана.
Словно наговоры и наветы,
Землю обволакивают вьюги.
Дуют, дуют северные ветры,
Превращаясь в южные на юге.
Упадут огромной силы токи
Со стальной коломенской версты,
И высоковольтные потоки
Станут током низкой частоты.
И завьются бесом у антенны,
И, пройдя сквозь омы - на реле,
До того ослабнут постепенно,
Что лови их стрелкой на шкале!
В скрипе, стуке, скрежете и гуде
Слышно, как клевещут и судачат.
Если плачут северные люди -
Значит, скоро южные заплачут.
И тогда не орды чингиз-ханов,
И не сабель звон, не конский топот, -
Миллиарды выпитых стаканов
Эту землю грешную затопят.
[1976]