Сигналы Страшного суда. Поэтические произведения - Павел Зальцман 7 стр.


190. "Вы видели локти…"

Вы видели локти, вы видели белые локти знакомых девиц.
Вы слышите запах, но вы не припомните лиц.
Вы видели косы, вам помнится, как завита голова.
Вы слышите голос, но вы позабыли слова.

Апрель 1953

191. "Веет холодом за речкой Алматинкой…"

Веет холодом за речкой Алматинкой,
В воду сеет свеженький снежок.
Я внезапно врезанной картинкой
На минуту душу пережег.

Может быть, стекольные заводы,
Может быть – дорога в Дудергоф…
Рядом с нами мчатся эти годы,
Как огни бегущих берегов.

18 апреля 1953

192. Идеал

Мы проникнем в арсенал,
Где хранится аммонал,
Облюбуем уголок,
Распакуем узелок.

Освещая повороты
Бледно-синей полосой,
Обнаружим бутерброды
С брауншвейгской колбасой.

Прожевавши со слюною
Проперченные куски,
Мы уложим под стеною
Драгоценные бруски.

Хорошо, что тонко.
Кажется, вагонка.
Мы протащим фитили.
Дорогие, спите ли?

Не тверды ли вам подушки?
Не оставивши следов,
Размотаем две катушки
Специальных проводов.

Беспокойства кратки,
Всё в полном порядке.

Выходя на двор, наружу,
Где запалы брошены́,
Мы пока что не нарушим
Вожделенной тишины.

Мы заляжем, мы заляжем
Под надежною стеной
Спать, поскольку взрыв налажен,
Он в коробке жестяной.

Август 1953

Ночью в троллейбусе

193. Она возвращается с педсовета на 12-ю линию

Одна, хромая,
В пустом трамвае
Не так смела.
А ночью город
Ножом распорот,
Кругом – смола.

В углу трамвая, -
Несет, качая, -
Портфель, очки.
На ней галоши,
Пыльник, не ношен
Совсем почти.

На остановке
Стоят два Вовки -
Конец, кольцо.
Кепки у Вовок
До самых бровок,
Закрыв лицо.

Среди ограды
Проезд на склады -
Свернуть туда?
Нет. А направо
Только канава
И в ней вода.

Она – хромая -
Бежит, хромая.
Они за ней.
Бежит с трамвая,
А ночь немая,
Ночь без огней.

16 сентября 1953

194. "Как в шкафу у Ходовецкого…"

Как в шкафу у Ходовецкого
Птичьи чучела стоят, -
У художника немецкого, -
Расположенные в ряд,
Так и нами на полтиннички, -
Многожадная душа, -
Собираются картиночки,
Так как больше ни гроша.

1953

195. "Ни одной слезиночки…"

Ни одной слезиночки
Из усталых глаз -
Тусклые картиночки,
Списанный рассказ.
Ах, нету сил.
Всё износил.

1954

196. "Мы любим Беклина. Мы солидарны с тем…"

Мы любим Беклина. Мы солидарны с тем,
Кто помнит запах листиков лимонных.
Они торчат из-за решеток стен,
На солнце розовых, в тени зеленых.

Нас манит в тень холодный вестибюль,
Цветные зайчики паркета.
В японском ящике коллекция тех пуль,
Которые когда-то, где-то…

Шипящий шланг, зеленая вода
И тонкие следочки на паркете.
Нам так хотелось бы туда,
Где женщины пока что дети.

9 февраля 1954

197. "Мы любим Беклина весной…"

Мы любим Беклина весной,
Когда от луж несет сосной,
Когда из встречных женских глаз…
Они для нас, они для нас.
А лучший утренний режим -
Мы вскакиваем и бежим.
И хоть один, и хоть один
Из светлых дней, из синих льдин
Нам открывает чудеса,
Срываясь с листьев, как роса,
Ползя, как белый снег на грудь.
Грызи зубами. Не забудь.

Февраль 1954

198. Надежда

Я палец бы дал себе отрубить
за вас.
Я пальцы бы дал себе отрубить
не раз.
Пускай бы я, в кровь вашу мать,
ходил беспал,
Лишь бы я с вами <спал>,
Лишь бы я с вами <спал>.

Нету ласковых рук,
нет голубых дверей,
Мир состоит из мук,
мир наплодил зверей.
Дайте мне адресок,
дайте мне адресок -
А там хоть пулю в висок,
хоть пулю в висок!

Так среди тишины
в летний клубничный зной
Из-за цветущей стены
слышен собачий вой.
Вроде приличный вид -
лейка, песок, крокет,
А тронешь клеммку – убит,
и рядом забыт кастет.

Разве это скандал?
Это нежнейший вздох.
Выйди, кто ожидал.
Благослови нас Бог!

3 апреля 1954

199. Невидимка

Мне адрес Бог послал,
Мне адрес на клочке -
Фонарь. Бассейная -
Газетном, в табачке,
Где ногти мокрые, -
Весенние дожди
Скребут из уголков, -
Под фонарем и жди,
Когда откроется стеклянный вестибюль,
10 И рыжая, чужая,
Блестя и пахня пудрой, -
А я, ее сажая,
Рванулся к сумочке
(Привычка), весь как ноль,
Как дырка бублика,
Как самый круглый.
И сумки нет. И нету никого.
А я уже в машине. Тут же
Она дрожит. Я тоже. Каково!
20 Ни рук, ни губ. Пока
Ни рук, а сжаться туже
И ждать, и ждать.
Какое счастье ждать,
Когда ты Бог.
Ты Бог, косая мать!
Да, божество.
Сегодня Рождество.
В таком минутном испытаньи воли
Есть страсть. Есть сладость. Сладость боли.
30 Она приехала. Я тоже вышел.
Она идет. И я стараюсь тише.
Мы вместе входим в дверь.
И мы одни.
Тут золото. Теперь!
Спокойно! Протяни!
Пожадничай, ни капли не теряй -
Ни серебра кофейного сервиза,
Ни материала штор, ни запаха духов.
Ничто, ничто из этих пустяков,
40 От ожидания до мелкого сюрприза,
Когда она почесывает зад!
Еще мгновение…
Не тронь ее! Назад!
Терпение!
Скорей! Она снимает чернобурку.
Помедленней! Зеркальный гардероб.
Какая выдержка…
Но тут меня относит в угол,
Усталость и туман.
50 А может, я напуган?
А может, пьян?
От исполнения, от счастья и от страха
Не упустить из рук.
И вот всего одна сорочка.
Испуг.
Но я уже привык,
И я обрел язык,
Язык из губ, язык из рук.
Такой язык, конечно, груб,
60 Но когда она, шлепая босыми ногами,
Гасила свет, -
Еще нет, нет… -
И голая, под сорочкой белая,
Ложилась в кровать, -
Так ложатся умирать, -
Я имел величие ждать,
Напряженный как прут,
Как пруд в грозу,
Как тишина без всплеска,
70 Грузило на леске,
Кнут на весу,
Дрожащий как ртуть,
Как капля на носу -
Высморкаться! Чихнуть!
Наконец, когда она заснула,
Я зажег свет,
Чтоб она, проснувшись, видела, что меня нет.
Сдернул с нее одеяло,
Так она и лежала.
80 Ну и всё. Благословенная ночь.
Точка.
Сперва она металась,
Она раскрыла глаза.
Под губами – это роса,
Усталость.
А потом я исчез.
Можно сойти с ума,
Ничего не понимая,
Одна, одна.
90 Но я ведь вернусь. До дна.

6–8 апреля 1954

200. "Интересен твой портрет…"

Интересен твой портрет,
Та, кому я интересен.
Нам бы двери запереть,
И чтоб тамбур был бы тесен.

В темноте перед окном,
Где за стеклами чернила,
Бросить в комнату огнем,
Чтоб обоих опалило.

Нет ни образов, ни слов,
Но еще осталась память,
Чтоб обоих унесло,
Чтобы всё вокруг испламить.

Май 1954

201. Забегаловка

Отнять у той, которая чужая,
Кусок надежды,
Отнять всё то, что я так обожаю,
Ее отнять!

Старуха стукнула стаканом об фанеру:
"Дочурка, вот стакан".
Я тоже пил и, может быть, не в меру,
Курил. И пьян.

Дыханья, близости, прерывистого стука,
Внезапной кожи рук…
А то без них вокруг такая скука,
Такая тьма вокруг.

А те идут, холодные, как мясо.
Я дал ей двадцать пять
И удивлен: бумажки, касса…
Не стал считать.

12 июня 1954

Зеленый базар, винный магазин, табачный магазин, улица

202. Маком

Как хорошо быть убитым,
Спасибо добрым бандитам,
Которые черной ночкой
Кончают романы точкой.
Да-да, рванув из кармана,
Сажают точку романа.

1954

203. "Да что у вас – туберкулез?.."

– Да что у вас – туберкулез?
Чем плакать? Разве нету слёз?
– Да, нету, нету.

– Чем резать? Разве нет ножа,
На сердце руку положа?
– Да, нету, нету.

– Чем рвать? Зубами!
– Нет зубов.
– Чем бить? Руками!
– Для забав,
Не свойственных поэту,
У нас опять же нету прав,
Да, нету, нету.

<1954>

204. Программа (Драма с эпилогом. Опять короткий диспут с Богом)

Еще всё может измениться,
уж как-нибудь.
Так не спеши, мой друг, сердиться,
но не забудь
Про эти рыжие, которых
не знал, глаза,
Про эти слезы, вечно в спорах
про небеса.
Про всё, о чем невнятно бредил
неслышно, вслух,
Про мир, который был так вреден
тебе, мой друг.
Кулак, лежащий осторожно.
Благая весть
Про всё, что близко и возможно,
про всё, что есть.
Единственная плата – злато,
крылатый звук.
А сколько зла, а сколько зла-то,
мой бедный друг!
Восход, вознесшийся над пылью
пустых дорог,
И губы, тронутые солью,
и, может, Бог.
А впрочем, не спеша сердиться,
размякши вдруг,
Не надобно и торопиться,
мой верный друг.

7 июня 1954

"Дом Советов", ночь

205. "Но если наши руки…"

Но если наши руки
Поднимутся как меч,
То эти наши руки
Не пробуйте отсечь.
Такого рода штуки ж
Дают в итоге кукиш.

А варево поспело -
Разложены в мешки,
Привешены к стропилам
Сухие корешки.

Эй, береги свой полный шкаф!
А он пустой, как дырка.
Снимай свой череп, костоправ,
С паршивого затылка!

Попробуйте и вынете
Оттуда свежий сад,
Попробуйте и двинете,
Я был бы очень рад.

И две руки пошире,
Пошире две руки,
Тяжелые, как гири,
И нежные, как персики.

И две ноги, и выше…
Ах, как я был бы рад,
Вот это был бы сад!
В котором ветки гладки,
Как зад,
Чтоб натянуть канаты
Для гамака.
Пока!

1954

206. "Беззащитные девочки…"

Беззащитные девочки
В ночном ресторане,
Вы горите, как щепочки
За столами-кострами.

Может, нет у вас папочки,
Может, вы убежали,
Вас купили за тряпочки -
Вы их так обожали.

Вас купили за музыку,
За медные трубы,
Вам так хочется праздника,
Вы бездушны и грубы.

Только нам-то от этого
Причитается кукиш.
Плохо дело поэтово -
За стихи вас не купишь.

29 августа 1954

207. Мне плохо

Что нам даровано? Что ты даешь нам, Боже?
Игрушечные дни!
А воля-то, а воля-то на что же?
– Но мы одни.

Усилия восторженного духа,
Разорванная грудь.
Вот девушка. Она уже старуха.
Заснуть. Заснуть.

И видеть милые целованные щеки.
Наш мир – кровать.
К нам так бессмысленно, к нам так смешно жестоки…
Мечтать. Мечтать!

1 сентября 1954

Студия

208. "Довольно мрачных предсказаний…"

Довольно мрачных предсказаний,
Голодных строк.
Дай Бог мне бегать по-тарзаньи,
Дай Бог, дай Бог!

Декабрь 1954

209. Impression

Дарованный мне Богом кусок
Был, кажется, не очень высок.
Кабина. Дверь. Мы в душе одни,
Лицо же совершенно в тени.

Скамья. Комок белья – узелок,
И темное пятно – уголок,
Мерцающее тело в тени.
Толкни, открой, еще протяни.

Стучащая секунда конца -
Я так и не увидел лица.

14 декабря 1954

210. "Ну и видок…"

Ну и видок:
Растет медок
И пахнет ароматом -
Красивый вид.

Нацелясь аппаратом,
Висят вьюнки.
Плетут венки,
Обсажены дороги.

Свалившись с ног,
Лежат, раскинув ноги.
В саду темно.
Кричат в кино.

<1955>

211. Глиняная таблица (начинает крошиться)

Куда ни кинь, всё клин.

Клинопись

– Ты как считаешь, раб,
Искореним врага?
Такие радости бесспорны!

– О царь, давно пора.
Сломай ему рога,
Пожги хлеба, а также зёрна.

– Да, так-то так, а вдруг
Не на того нарвусь?
Не всякой цапле страшен сокол.

10 – Да, это сильный враг.
Брось, господин мой, брось,
А то еще посадят нa кол.

– Душе несносно, раб,
Ее несет любить.
Взойдет луна – пойдем, поищем!

– Да, господин, ты прав.
Когда душа полна, спеши ее пролить -
Для этого Бог создал женщин.

– Да, так-то так, да вот
20 Боюсь таких забав,
Чтоб далеко не залетело.

– Ты, господин мой, прав.
Когда душа горит,
Бывает, что сгорает тело.

– Тьфу ты, какой Намтар!
Чего наводишь страх?
Сидеть и ждать – тогда чему случиться?

– Да, господин, ты прав.
Того минует грех,
30 Кто не чрезмерно суетится.

– Пожалуй, что и так,
Но ведь когда ты тих,
Тогда ты, значит, не опасен.

– Мой господин, ты прав.
Враги любят таких,
Их меч остер и гнев всечасен.

– Ну хорошо же, друг,
Я что-то не пойму,
Не съесть ли мне гранат -
4 °Cкажи мне прямо.

– Ты царь, ты даже бог
По светлому уму!
Тот, кто поел, тот рад
И дальше ест упрямо.

– Я съем его, я съем,
Я вырву с корнем лист,
Я выжму сок из спелой груди.

– Да, господин, их семь,
Тех, кто нечист и чист, -
50 Приходит срок и гибнут люди.

<1956>

212. "Три зеркала, поставленные в ряд…"

Три зеркала, поставленные в ряд,
Вам ни о чем таком не говорят.
За вашею спиною ни черта,
За вами в рамах только чернота.
Вы выдернулись ночью изо тьмы:
"В трех рамах, извините, только мы,
Два профиля и совершенный фас, -
Три зеркала поставлены для нас".
И правый профиль гордо говорит:
"У нас, друзья, великолепный вид!
Да, вид у нас, конечно, мировой!"
И фас ему кивает головой:
"Действительно, костюм – деликатес,
И куплен он, конечно, в ДЛТ-с".

Три зеркала, три черные окна…
За вашею спиною тишина.
И левый профиль, оглянувшись вдруг,
Испытывает вроде бы испуг.
Он ищет штепсель, чтобы сделать свет,
Но люстры нет, и даже лампы нет,
И ваш портрет становится на вид,
Естественно, растерян и сердит.
Хотя их три, поставленные в ряд, -
Не захотят, возьмут – не отразят.

Зима 1957

Ленинград. Садовая, 6

213. В машине

У дороги обочины
Мир ужасно летуч,
Мы слегка озабочены
Фигурами туч.

Мы читаем "Известия",
Мы глядим в "Огоньки",
Мы сажаем созвездия
На чужие коньки.

1958

214. "Играла кошка в мышки…"

Играла кошка в мышки,
Играл трубач с трубой.
Нам выпускали кишки,
Нас гнали на убой.

И нам ломала руки
Жестокая судьба,
Мы издавали звуки,
Как медная труба.

Мы вовсе не хотели,
Просили в нас не дуть
И жалобно свистели,
Высвистывая жуть.

Тогда нас брали в кресла,
К нам подходил дантист…
Подобные ремесла
Излечивают свист.

1958

215. Суд в Бухенвальде

Я прошу вас в катакомбы,
Где творили гекатомбы,
Где рубили мясники,
Надевая на крюки.

Где ошметки и обрывки
Только мелкие отрывки,
Где обломанные ветки
Только мелкие заметки.

Где заметаны следы
И бездействуют суды,
Где следы замыты
И суды забиты.

Я привел вас неспроста,
Узнаете ли места?
Я не буду слишком строг,
Я ведь ангел, а не Бог.

Но просили вас сюда,
Извините, для суда.
И поэтому пока,
Начиная с пустяка,
Мы, законам вопреки,
Вырвем ваши языки.

1958

216. "Почуяв запах игрока…"

Почуяв запах игрока,
Они берутся за бока
И говорят с улыбкой:
"Сейчас закидываем сеть.
Туда не мочь. Сюда не сметь.
А ну, займемся рыбкой".

Попробуй, не оставь следа,
Когда вокруг одна вода,
Пустая, как шумовка.
Вода – прозрачная среда,
В которой не видать следа,
Но и сидеть неловко.

Ну что ж, закидывайте сеть,
Валите даровую снедь
На ваши сковородки.
А вы подумали о том,
Что будет с вашим животом
И тем, что там, в середке?

Эх, дорогие игроки,
Вы, может, просто дураки
И трудитесь напрасно.
Вам никогда не допереть,
Что время можно запереть.
Не всё краснó, что крáсно.

Январь 1959

Комсомольская, 17

217. "Сигналы Страшного суда…"

Сигналы Страшного суда,
Небесные карнаи,
Гоните темные стада,
Спасая и карая.

Для нас не угасают днем
Высокие созвездия.
Мы молим Бога об одном:
Возмездия! Возмездия!

Мы безоружны, мы одни,
Но мы – твои орудия.
Даруй нам радостные дни,
Добра и правосудия.

Февраль 1958

Садовая, 6

218. Антонелло да Месина

Дырявый от жестоких ран,
Зачем ты терпишь, Себастьян,
Опутанный и слабый?
Глазеет на тебя толпа,
Стоящая вокруг столба, -
Иные тычут лапой.

Отъевшиеся на убой,
Они хохочут над тобой,
Пока печенки целы.
Им нравится живая цель,
Они кричат друг другу: "Цель!" -
И выпускают стрелы.

Чего ты смотришь, Себастьян,
На злую кучу обезьян
Каким-то странным взглядом?
Зачем не сбросишь свой канат
И не покроешь, виноват,
Их трехэтажным матом!?

Довольно сохнуть на столбе,
Сходи наперекор судьбе,
Ты что-то слишком кроток.
Эй, Себастьян, берись за меч,
Руби их всех, перекалечь
Уродов и уродок!

Стоящий тихо у столба,
Скажи, к чему твоя мольба, -
Напрасная работа!
Зачем бездействует твой меч?
– Меч полагается беречь
До полного расчета.

8 апреля 1961

219. Братья по искусству

Не тронь г… пока не в…

Позвольте вырвать хоть кусок
У вас из бока.
У вас, я слышал, сладкий сок,
Позвольте сока.

Есть жир и литерный белок
У вас в филее,
А ваш упитанный балык
Еще белее.

Ведь вы же мягки, как ковры,
Ведь вы пушисты,
Вы деликатны и добры,
Как пейзажисты.

Цветут цветы у вас в груди,
Вы – незабудки.
– Да, да, попробуй, подойди
К собачьей будке.

Попробуй выуди хоть кость
У вас из пасти -
Да вы сожрете даже гвоздь,
Сгрызя на части.

9 апреля 1961

Назад Дальше