Кстати, не всех женщин устраивает, что в мире снеговики делаются преимущественно мужского пола, как в классической англо-саксонской традиции. Очевидно, это обстоятельство позволило британской исследовательнице Тришии Кьюсак выдвинуть собственную версию происхождения снеговиков. В своем научном труде, озаглавленном "Снеговик-сексист", она утверждает, что слепленный из снега человечек представляет собой "символ мужской похоти" и чуть ли не памятник извечной половой дискриминации. "Типичный снеговик – в шляпе, шарфе и с довольной улыбкой на лице, – пишет госпожа Кьюсак, – есть не что иное, как карнавальная фигура, символизирующая плотские утехи. Он, снеговик, всегда вне дома. Пока домашние готовятся к празднику, этот бессовестный повеса выискивает неприличных приключений, не пропуская мимо себя ни одной юбки".
Традиция лепки снеговиков, по мнению ученой дамы, восходит к XIX веку. Но на самом деле, истинное значение снеговиков и снежных баб давным-давно забыто. Их лепка из древнего мистического действа превратилась просто в веселую зимнюю забаву, и никто уже не вспомнит, кто и когда впервые слепил первого снеговика и вручил ему в руки палку – символ неиссякаемой похоти, оружия, угрозы…"
Ну и херня, однако, подумал Леня. Поискал страницу с анекдотами, не нашел и отложил газету в сторону. Подошел к окну, посмотрел на снеговика, с умным видом причмокнул губами, собираясь что-то сострить по поводу прочитанного, но шутка присохла к губам, когда он увидел, что стекло разбито. По торчащим осколкам стекали алые капли.
…Голова ударилась об пол, в мозгах пыхнуло и съежилось, медленно тая, черное пятно. Леня попытался вскочить, снова чуть не упал. Потом понял: он сидит на полу в спальне, вытянутая вперед правая нога увязла в складках смятой в гармошку дорожки, в штанах непривычно тепло и мокро…
Переполненный мочевой пузырь щедро отдавал накопленное за день пиво.
– Твою мать!
Спуская на ходу джинсы и теряя в спешке шлепанцы, он выскочил на крыльцо, неловко допрыгал до первого крупного сугроба и пробурил в снегу исходящую паром шахту с неровными краями.
Застегнулся, взял у снеговика лопату, накидал на пожелтевший сугроб белой крупы. Затылок неприятно ныл – не так, как бывает с похмелья, а как если заснуть среди дня и не выспаться. Под волосами начала расти шишка.
Ну и сон, подумал Леня, щупая ушибленное место. И до чего же реальный! Я мог бы поклясться, что кровавые подтеки на стекле мне не приснились.
Но факты говорили обратное: он задремал, во сне ощутил "зов природы" и, не проснувшись как следует, поперся на улицу. Наступил на дорожку, поехал на ней, упал, ну и… В общем, понятно. Непонятно только, зачем он начал бухать прямо с утра.
На всякий случай Леня подошел снаружи к окну, потрогал стекло. Целехонько. И в наружной раме, и во внутренней.
Джинсы надо поменять, а то так можно и причиндалы отморозить, подумал он, чувствуя, что на свежем воздухе начал трезветь. Возвращая снеговику лопату, Леня прищурился на него с видом оценщика антиквариата:
– Интересно, а ты у нас кто – "белый тролль" или все-таки Дед Мороз? Про Дедов Морозов в газете ничего не пишут… Наверно потому, что их не бывает. А снеговики зато это… бывают. Ага? Гыгыгы…
Через пару минут холод загнал Леню в дом. Блин, что ж это меня так срубило с одного пива, сонно удивлялся он, отколупывая с вязаных носков налипший снег. Даже обоссаться умудрился, как трехлетка. Теперь стирать придется…
Медленно стянув джинсы, он бросил их на пол и улегся досыпать.
Вечером Леня достал из сумки устаревший ежедневник с числом 2007, выдавленным на обложке, сел за стол, пролистал томик до первой чистой страницы и записал черной шариковой ручкой:
"1 января.
Сижу на даче, слегка злой. Паша и остальные меня кинули – встречать НГ никто не приехал. Говорят, машину разбили. Наверное, Андрюха пьяный за руль полез. Если так, то им, конечно, не до меня. А зря. Тут до фига жратвы и выпивки. Я на даче не был кучу лет, так что пока останусь. Хотя тут скучновато. Ни телека, ни Интернета. Под вечер думал хотя бы прокатиться по поселку, но снова обледенели замки в "Жигулях". Отогревать лень, ссать неохота, успею еще.
Ну и, все-таки надеюсь, что Паша образумится и привезет баб. Какие там сугробы в "большом мире", я пока не знаю (в магнитофоне не работает радио). Здоровенные, конечно, это к бабке не ходи – снег вчера весь день валил и сейчас вон снова падает. Но все равно, если эти козлы не приедут, обижусь. Зря я, что ли, уборку тут делал?
Кстати, о сделанном:
– очистил двор от снега;
– растопил печь;
– слепил снеговика.
Это я вчера так трудился. Ну, а за сегодня ничего не сделал – только напился и наделал в джинсы. Слава богу, штаны есть запасные, целых две пары. А еще я видел странный сон, но о нем здесь не буду. Может, позже. Я сейчас пьян. И еще спать охота…"
Леня закрыл ежедневник, поводил пальцем по обшитой дерматином обложке. Думая о чем-то своем, поскреб ногтем полустершееся пятно от черного маркера, которым когда-то были закрашены буквы "ЕЖЕ". С абразивным звуком потер щеку, на которой уже отросла светлая щетина, закрыл ежедневник, встал.
Протопал в спальню, отсоединил от зарядного устройства мобильник, включил его, ввел пин-код. Мобила приняла код и замигала экраном. Он набрал номер Паши, приложил телефон к уху, но ничего не услышал.
– Ну что за херня…
Выключил телефон, повторил процедуру. Телефон молчал. Леня поднес его к глазам – батареи заполнены полностью, а вот связь отсутствует напрочь – ни одной риски не чернеет в левом верхнем углу. Неужели поблизости нет ретрансляторов? Да даже если бы их и не было – раз он сумел дозвониться до Паши в такой снегопад, да еще в новогоднюю ночь, когда линия перегружена, то почему не может сейчас, когда на дворе полный штиль?
Встроенные часы тоже показывали какое-то странное время: 11 часов утра. Удивительно – раньше мобилка никогда не сбоила. Значит, пора менять.
Глаза слипались, в горле начал зарождаться привкус перегара. Решив заняться телефоном завтра, Леня выключил его и положил на стол рядом с ежедневником и ручкой.
* * *
Среди ночи он проснулся от крика сработавшей автомобильной сигнализации.
– Что еще за…
Пошатываясь, Леня подошел к окну. Нехотя разлепил глаза, поморгал, фокусируя зрение. Окно выходило набок, и стоявших за домом "Жигулей" отсюда видно не было.
С пустыми руками во двор идти не хотелось. Он порылся в кладовке, отыскивая среди пачек с цементом, листов фанеры и прочего строительного мусора, оставшегося после давнего ремонта крыши, отцовскую двустволку "ИЖ-27".
Потом долго обувался, не попадая ногами в сапоги. И уже выйдя на крыльцо, сообразил, что больше не слышит противного "пиу-пиу". Обеспокоившись, побежал в обход дома, проваливаясь ногами в снег.
Машина стояла там, где он ее оставил. Леня посветил фонариком: никаких следов взлома нет; на снегу следов тоже нет – только отпечатки его собственных сапог, уже полузасыпанные снегом. Сугробы лежат на капоте и крыше ровным слоем. От чего же сработала сигналка? И главное – почему теперь молчит? Аккумулятор, что ли, сдох?
Решив разобраться во всем утром, он вернулся в дом. Сбросил сапоги, закинул ружье обратно в кладовку и потопал на кухню – попить воды. В горнице была баклажка с минералкой, но она нагрелась от печи, и хлебать из нее не хотелось. Зато возле кухонного стола на подоконнике стояла еще целая упаковка на шесть двухлитровых бутылок. Поскольку нагреть этот угол дома за два дня так и не удалось, Леня решил использовать кухню вместо естественного холодильника.
Разодрав целлофан, в который были затянуты бутылки, вытащил одну, с треском скрутил ей голову. Пока пил, босые ноги задубели. На черта тут эту дорожку было стелить, подумал он с досадой, если она ни хрена не помогает.
Возвращаясь в спальню, прихватил бутылку с собой. Поставил ее у кровати, скользнул под одеяло и почти сразу вырубился.
Под утро снова проснулся от жажды, опустил руку к полу, нащупывая бутылку. Не нашел. Разлепил глаза, подполз к краю кровати, глянул вниз.
Баклажки не было. Закатилась под кровать, что ли? Вот черт. И пол холодный, пальцы просто немеют…
Недовольно бурча, он сунул ноги в тапки и пошел на кухню. Свет фонарей падал косо в окна, резал заспанные глаза. Леня распечатал баклажку с минералкой, жадно отпил. Вернулся в постель. Баклажку положил рядом с подушкой – на всякий случай.
Поднялся поздно. В окна заглядывало пасмурное небо, от одного вида которого портилось настроение.
Всунув ноги в тапки, Леня автоматически заглянул под кровать. Бутылки там не было. Получается, она ему приснилась? И сигнализация тоже?
Он поплелся на кухню, взял со стола пачку сигарет, поежился от холода. Да сколько же можно топить, мать его! Нагреется этот дом когда-то или нет?
Выходя, Леня поднял руку, чтобы погасить лампочку… и остановился в задумчивости. Разве он включал свет, когда ходил ночью на кухню? Точно нет – потому что в окно светили фонари… Хотя стоп, какие фонари – их тут нет в помине. Что же это было?.. Луна?.. А облака куда делись?
От обилия вопросов заныла голова. Леня закурил, выглянул в окно. На голове у снеговика сидела ворона и, кажется, гадила. Еще несколько ворон расселись на заборе чуть поодаль.
"Чего я тут вообще торчу? – подумал он. – Эти уродцы на меня забили. Никто не приедет. Валить отсюда надо, вот что".
Замки он отогрел быстро, и аккумулятор на удивление оказался рабочим, но машина все равно не завелась. Промучившись с зажиганием минут пятнадцать, Леня обнаружил, что стрелка бензометра прилипла к нулю.
Вылез из "Жигулей", обошел вокруг с чертыханиями, пнул скат ногой. При свете дня было заметно, что на машину садились какие-то птицы – отпечатки когтистых лапок и темные кляксы помета избороздили заснеженную крышу и капот.
Вид застывшего гуано Леню не обрадовал.
– Твари! – хлопнул он дверцей. – Перестрелять бы вас всех, да патронов жалко!
Поднимаясь на крыльцо, высмотрел ворону, сидящую на заборе, и погрозил ей кулаком.
– Дура! Смотри у меня!
Ворона молча переступила лапами и отвернулась.
* * *
Испортившиеся салаты пришлось выбросить: над тарелками уже кружила здоровенная черная муха, видимо, разбуженная теплом от печки. Он пришиб тварь свернутой газетой и бросил в мусорный пакет, туда же отправились остатки оскверненного ее посягательством оливье и винегрета.
Позавтракал парой шоколадок, запил кофе, решил газетный кроссворд. Поскольку больше заняться было нечем – кроме, разве что, колки дров – а в доме сидеть осточертело, Леня решил прогуляться.
Впервые после долгого перерыва рассматривая окраину поселка, он поразился, насколько здесь все пришло в упадок. Заборы покосились и вросли в землю, половина домов стояла с заколоченными окнами – а ведь когда-то здесь из каждой трубы курчавился дымок. Да и прохожие не были такой редкостью…
Ночное происшествие не лезло из головы. Леня курил, часто сплевывая под ноги, в размешанную шинами снеговую кашу, прокручивал в уме различные варианты и гипотезы. Ты же врач, говорил он себе. Должен понимать, как это все происходит. Бывает так: утром еще спишь, а надо вставать, например, в школу. И тебе говорят: подымайся, а то на занятия опоздаешь! И ты встаешь, одеваешься, идешь… Садишься в трамвай… А потом тебе вдруг кричат на ухо: да вставай же ты уже, твою мать! Так же и сегодня ночью: пить хотел, а проснуться не было сил. Вот организм и "приснил" самому себе, что пошел за минералкой. А по-настоящему встал только тогда, когда уже совсем сушняк замучил. Верно? Все так. Но свет я с вечера точно тушил! А если даже про сигнализацию мне не приснилось, то где вторая бутылка? Где она? Под землю, что ли, провалилась?
На исходе третьей сигареты, когда уже защипало во рту, ему встретился первый человек. Какой-то замызганный парень в кирзачах с остервенением пер по обочине обломок бревна.
– С Новым годом, – сказал Леня.
– Ага, – согласился тот. – Вас тоже.
– А вы не в курсе?.. У меня вот мобильный телефон – так он связь не ловит почему-то.
– Мобильный? – хмуро покосился парень. – Хер его знает. Я не пользуюсь.
Уже вслед Лене он добавил:
– Мужики, бывает, ходят звонить в "телефонную будку" – на водонапорку лазят. А так – даже и не знаю.
Леня прикинул расстояние до водонапорной башни. Пара километров, не так уж далеко…
Невзрачное серое сооружение в форме поставленной на попа бутылочной гранаты имело сбоку лесенку, по которой можно было взобраться на высоту метров двадцати. Через полчаса Леня уже карабкался по ледяным железным скобам, матеря себя за то, что не взял перчатки.
Окинул взглядом пустые белые поля, матовую пластмассу озера, безобразную мелкую россыпь неаккуратных построек, за которыми угрюмо темнела полоса лесопосадки. Да уж, блин, Незабудкино – такое не забудешь…
Телефон надежд не оправдал: до Паши дозвониться так и не удалось. Как и ни до кого другого.
"Но не стала осень зиму ждать, остаюсь я с вами зимовать" – тоскливо напевал Леня, спускаясь вниз. На высоте двух метров сорвался, больно подвернул ногу и громко, с чувством выругался.
Водка. Пить. Диван. Валяться.
Других вариантов на сегодня нет. А если и есть, то пусть идут в задницу.
Ночью он очнулся от странного сна.
Будто бы он снова маленький и бродит по пустому и темному дачному дому, а за окнами громко и страшно воют собаки. Леня боится собак. В спальне ему попадается настенное зеркало, но в нем он видит не себя, а своего отца – в старом плаще, всего облепленного снегом и почему-то с кирпичами в руках. Отец что-то кричит ему, но поверхность стекла задерживает слова, не дает Лене услышать ни звука. Отчаявшись докричаться, отец швыряет кирпич, и зеркало покрывается трещинами. Леня пугается и бежит к выходной двери, но та заперта. Он стоит и дергает дверную ручку, когда кто-то подходит к нему со спины, обнимает за плечи… И тут сон съеживается, распадается, как кусок рафинада в кипятке.
Некоторое время он лежал, пялясь в потолок и пытаясь понять, что его разбудило. И, уже снова засыпая, явственно услышал, как в спальне за стеной протяжно застонала половица.
Сон сняло как рукой. Леня сел на постели, напряженно вслушиваясь в тишину. Дверь в горницу была открыта – а разве он не закрывал ее, когда ложился спать? Точно закрывал.
Что происходит?
Он нехотя встал, нашарил тапки ледяными ногами. Медленно подошел к черному прямоугольнику дверного проема, чувствуя, как по спине под футболкой разбегаются противные мурашки. Положил руку на выключатель, готовясь включить свет. Услышал за спиной, как что-то тяжелое с размаху врезалось в оконное стекло. Вскрикнул, оборачиваясь.
И проснулся.
III
Рассвет четвертого дня застал его вне дома. Сидя на небрежно подметенном от снега крыльце, Леня, бледный, осунувшийся и заросший, жадно тянул дым сигареты, покачивая головой в такт каким-то своим мыслям. Рядом лежал раскрытый ежедневник, исписанный мелким неровным почерком. На последней странице, шевелимой ветром, некоторые фразы были подчеркнуты:
"Точно помню, что выключал свет на кухне. Но почему он там горел утром?.. Еще: снова скрипел пол. Какое там "рассыхается", я что, совсем дурак? Печка коптит неделю, не переставая, что там еще может рассыхаться?.. А в кухне обратная херня – такой холод собачий, что никакого холодильника не надо…"
"Только закрыл глаза – по векам побежали какие-то белые сполохи. Будто фонариком кто-то по глазам водит. Открыл глаза – ни фига. Полная темень. И скрип этот. Всю ночь: скрип-скрип-скрип… У меня от него скоро крыша поедет! Сегодня буду спать со светом, не могу так больше".
"Как будто нахожусь на пороге чего-то. Кажется: вот еще чуть-чуть, и я что-то пойму. Но когда трезвею – снова ничего не понятно. Спать вообще не получается, нервы растрепались к черту, даже водка не расслабляет. На кровать кладу папашину двустволку – на чердаке нашел, "ИЖ-27".
"Не сомкнул глаз всю ночь, звуки слушал. Какое-то бормотание… А потом как ударило: это я сам с собой разговариваю.
Это нелепо все, но мне кажется, дело в снеговике… Он стал еще больше. Хотя снег ночью не шел – я же точно видел. И все смотрит, сука – никак ему глаза не засыплет.
…Глянул только что в окно – опять на нем вороны сидят. Теперь уже не только на голове, но и на плечах. Почетный караул, блядь! Перестреляю сволочей!"
"Получилось задремать. Но лучше бы не спал. Просыпался раз пять, пока очнулся по-настоящему. Такое снилось… Последняя простыня осталась. С утра снова стирал трусы в казане. Как идиот малолетний. Проснулся с большим пальцем во рту. Я деградирую…"
Докурив, Леня положил ежедневник на колени. Из него выпала фотография Ани – верхом на пони, в любимом полосатом платье и белых босоножках. Красавица… Он мельком глянул на фото, затолкал его на место. Взял шариковую ручку, которой были заложены страницы. Стал быстро писать, кусая губы.
"5 января.
Пить надо бросать. Совсем плохо все. Сигнал не ловится, мобила не работает, тачка не заводится. Вчера купил у мужиков бензин (наверняка спиздили где-то), залил – и ничего. Кажется, сел аккумулятор. Где я здесь возьму новый? Свечи тоже давно пора было поменять. Да и масло… Ладно, хер с ним. Побуду тут до Рождества – и домой. Как раз дороги расчистят.
В зеркало прямо хоть не смотрись – морда небритая, вокруг глаз очки фиолетовые. И все кажется, будто за плечом кто-то стоит. Посмотришь, а это просто тени на стену падают. Разбил его к хуям…
P.S. Сегодня снова скрипел пол. Чтобы отвлечься, музыку включил, "Квин", так магнитофон накрылся на третьей песне – батарейки сели, я даже заснуть не успел. А еще: лампа с зеленым абажуром, которую вчера на чердак закинул – оказывается, на шкафу стояла. В темноте упала мне на голову. Думал, умру от разрыва сердца.
Гашу свет везде, оставляю только в комнате, а утром снова везде горит. Весело, а?
И мухи. Каждый день бью их, а они снова появляются. Откуда они берутся? Зима же!"