Специфика тематического и художественно-оформляющего "завершения" действительности проявляется здесь в том, что герой изображается как равный самому себе. Он в максимальной степени раскрывает свои возможности, доходит до своего "предела". Этот принцип сохраняется независимо от того, какой характер – статичный или находящийся в развитии (Илья Петрович Тутолмин и Варвара Волхонская в повести А.И. Эртеля "Волхонская барышня") – оказывается в центре повествования. Так читатель, исходя из содержания повести Лескова "Детские годы. Из воспоминаний Меркула Праотцева", может представить себе дальнейшую судьбу главного героя, с которым расстаётся в конце повествования в тот момент, когда он открывает для себя перспективы духовного развития. Но этот герой уже полностью определён в рамках данного сюжета, дальнейшие искания не прибавили бы ничего нового к воссозданию его миропонимания, демонстрируя, скорее, их нисходящую линию. Такой материал уже не представляет для автора существенного интереса и не является функциональным для "сверхтекста" произведения. Человек как "завершённый", "равный" себе и своему сюжету уже был полностью раскрыт в изображаемых обстоятельствах и в отношениях с его окружением. Это важная особенность поэтики повести, жанровой специфики "образа человека". Именно потому, что авторы повестей в многосоставном человеческом характере выделяют определенную доминанту, герой совпадает с самим собой и со своим сюжетом.
В основе жанровой структуры повести лежит особый принцип соотношения "человека" и "микросреды". Обосновывая категорию "микросреды", мы имеем в виду устойчивые черты поэтики повести как литературного вида, поскольку эта категория связана с определением специфического объёма жанрового "события". Данное понятие используется в исследованиях о романе А.Я. Эсалнек, которая включает его в систему "трехчленной ситуации" (личность, микросреда, среда), формирующей романную структуру. Но трактовка категории, основывающаяся на изучении функциональной роли "микросреды" в жанровой системе повести, существенно отличается от той, которая даётся в работах по теории и типологии романа.
Если в романе микросреда предстаёт как сфера личных отношений духовно близких героев и вписывается в объёмный и масштабный образ среды, то в повести – как контекст повседневного бытия героев, как их непосредственное, ближайшее окружение. Романная характерология именно по этой причине интегрирует культурно-исторические и социально-философские тенденции эпохи, в произведениях этого жанра не случайно показывается герой времени, крупный эпохальный тип. Наличие "макросреды" и создает предпосылки "романной кульминации" (приобщение главных действующих лиц к ценностям национального, а не сословного, классового и т. д. значения).
Сопоставление, например, романов Тургенева и повестей "Трудное время" Слепцова, "Золотые сердца" Златовратского, в которых хорошо ощутимы тургеневские традиции, показывает, что в "Рудине" или "Отцах и детях" соотношение современности, предстающей как историческое состояние жизни общества, и вневременной вечности ("философская ситуация" тургеневского романа) создавало перспективу дальнейшего развития характера героя, определяло его неадекватность сюжету (типологические особенности романа как жанра описаны М.М. Бахтиным), а в повестях даны завершённые характеры, совпадающие со своим сюжетом, несмотря на условно-композиционную открытость финалов произведений. Эти повести лишены философской глубины многослойного романа И.С. Тургенева. Их "образ обстоятельств" не вбирает в себя содержания "всеобщих" закономерностей эпохи, характеры не интегрируют социально-исторические детерминанты в таком "системном" виде, как в романе.
Можно сравнить близкие по тематике и сюжетной коллизии роман Л.Н. Толстого "Анна Каренина" и повесть М.В. Авдеева "Магдалина": в первом случае изображается вся эпоха, во втором – пафос критического анализа ограничен воссозданием пагубного влияния на человека искусственной морали света. "Пробуждение чувства личности" – конкретное выражение процессов "всеобщего переворота" после 1861 года – вызвало неизбежное столкновение Анны Карениной не только с нормами светской морали, но и всем укладом жизни; коллизия романа Л.Н. Толстого сопряжена с такой постановкой социально-нравственных вопросов, когда они требуют для своего воплощения в сюжетной парадигме перевода в план общечеловеческих, бытийных проблем.
Трагедия Магдалины в повести Авдеева раскрывается в совсем иной системе сюжетных мотивировок. Даже историческое время не функционально в этом произведении. Столь важные положения, как участие героя-рассказчика в Крымской войне, не способствуют усложнению образа среды, времени, остаются "сюжетным отступлением", не связанным с дальнейшим повествованием о судьбе героини. Причина трагедии и гибели Магдалины кроется в её "воспитании": с одной стороны, "уму Магдалины не было дано никакого стремления к делу, к высшим целям жизни", а с другой – её воспитательница-тётка "сделалась под конец поклонницей естественного права и на нём воспитывала" племянницу, в результате чего "у неё выработались понятия без влияния света", что и обусловило конфликт с ним. Дело не только в несоизмеримости таланта двух писателей, но и в особенностях жанровых систем романа и повести.
Говоря об этом, следует подчеркнуть, что в произведениях натуралистического типа или не отличающихся высокой художественностью, чаще всего реализуется установка на изображение группового сознания, а образ обстоятельств не перерастает рамки "ближайшего окружения" персонажей. Так, в повести П.Д. Боборыкина "По-американски!.." даже явно декларируемое столкновение "светской девицы" Лизы с её средой – "барской сферой" – не может разорвать замкнутый круг "сословного" мировоззрения: Лиза становится рупором идей и выразительницей представлений её социального окружения, ощущает зависимость собственных взглядов, поведения, образа жизни от локально-функциональных норм "света", постоянно говорит от имени себе подобных: "Мы, рождённые в сгнившем будто бы мирке, будем жить припеваючи… муштровать следующее поколение барышень, вбивая в них тот же бездушный вздор, каким так ревностно переполняли нас"; "многознайство – эпидемия нашей генерации" и т. п. По этой причине конфликт героини, в которой "личность… осознаёт свои коренные права", со всей установившейся системой домашнего тиранства и законами света, не является отражением эпохальных конфликтов времени, как, например, в "Отчаянном" или "Лунине и Бабурине" И.С. Тургенева. В лучших образцах жанра "микросреда" интегрирует характерные особенности "макромира", раскрываемые "с одной стороны", но "в целом".
"Ситуация", формирующая структуру повести, двуаспектна: "человек" – "микросреда". Если человек в произведениях этого жанра изображается "с одной стороны", то и "микросреда" в каком-то определённом плане, в масштабах сферы (социальной, бытовой и т. д.) его непосредственного существования. Повесть "выработала" свои законы выражения общих социально-исторических и других условий, то есть "макросреды", в которую, казалось бы, в отличие от романа, не вписывается "микросреда".
Роль данного содержательного и формообразующего компонента жанра связана с особенностями изображения "пространства" героя повести: оно находится между наиболее общими условиями социально-исторического бытия и отдельным человеком. Это более "частные" факторы, "индивидуальные условия", детерминирующие характер героя, его поступки. Даже в романической повести "Трудное время" Слепцова дан лишь один "срез" действительности, связи между сторонами, процессами, аспектами жизни не изображаются, социальное бытие "нового человека" не соотносимо с универсальными, субстанциональными, метафизическими проблемами бытия, как в романах Тургенева. Другое дело, что в повести эти универсальные, субстанциональные проблемы бытия могут быть основным объектом изображения в соответствии с законами жанра – изображения "с одной стороны", но "в целом" (например, "Первая любовь", "Довольно", "Клара Милич" И.С. Тургенева).
О проявлении тех или иных закономерностей общественной жизни в повестях чаще всего рассказывается, но возможности их сюжетного воплощения достаточно ограниченны. Дело в масштабе изображения среды, в сравнительно небольшом числе сюжетных линий. Количественные характеристики свидетельствуют об ином качественном свойстве отражения жизни в повести, по сравнению, скажем, с романом.
Микросреда окружает героев и в произведениях других эпических жанров. Но образ "микросреды" в повести имеет свои специфические черты, отличается от формы освоения "диалектической многосложности" бытия, "всеобщих связей явлений", свойственных роману, или от локального изображения одного "события", "факта", "случая", обусловливающего "односитуативность", "одноконфликтность" рассказа. Данный образ несёт в себе единство социально-политических, экономических, идеологических, нравственно-психологических и т. д. сторон и факторов, свойственных реалиям определённого времени, но это единство репрезентирует отдельные стороны, грани, аспекты "диалектической многосложности" бытия.
Не случайно все герои событийного сюжета изображаются (в абсолютном большинстве случаев) в одной пространственно-временной плоскости. Так, образ обстоятельств реалистической повести содержит в себе черты, характерные для определённой среды и определённых сословий и групп. В многогеройных романических повестях может изображаться среда разных социальных слоёв ("Грачевский крокодил" И.А. Салова, "Очарованный странник" Н.С. Лескова, "Степан Рулёв" Н.Ф. Бажина), но и в этом случае "количество" не переходит в новое "качество", и "микросреда" сохраняет свои жанровые черты. Она остается единой в том смысле, что не интегрирует связи между сторонами, аспектами, процессами, гранями жизни, как среда романа. С образом "микросреды" непосредственно связано изображение жизненных закономерностей "в отдельных проявлениях", "с одной стороны", а преобладание нравственных конфликтов в повести – с тем, что "микроотношения являются… непосредственно-психологическими". Единство "микросреды" не означает её однородности.
Преобладаемая в характере героя повести нравственно-психологическая доминанта формируется или под воздействием "микросреды", или в результате противодействия ей. Даже если персонаж ведет себя по-разному в разных обстоятельствах, он не "множится", в одном человеке не уживается множественность "я": его "я" остается единым, определяется нравственно-психологическим "ядром", составляющим основу личности.
В повести П.В. Засодимского "Тёмные силы" "злая и грубая" жизнь низов губернского города формирует характеры, нравственно-психологическая сущность которых является конкретным выражением её бесчеловечных законов. Эта жизнь превращает Катерину Степановну в "раздражительную старуху… жестокую, сварливую и злую", талантливого столяра Никиту – в грубого человека, у которого была "непреодолимая потребность что-нибудь побить", шестнадцатилетнего Алёшку – в "отпетого", лишённого моральных устоев человека и т. д. "Сущность" каждого героя проявляется в любых ситуациях.
"Микросреда" относительно самостоятельна, в то же время связана с национально-историческими условиями. Но жанровый тип среды не предполагает значительных обобщений, касающихся коренных, многосторонне проявляемых социально-экономических, политических, идеологических и др. противоречий. В социально-нравственных конфликтах повести Засодимского раскрывается, главным образом, бедственное положение демократических низов, определяющее "нечеловеческие" отношения в этой среде. Ближайшее окружение героя повести предстает как образ среды, как микросфера, её связи с социально-историческим контекстом жизни выявлены не столь осязаемо, как в романе, она имеет свой арсенал количественных и качественных факторов, детерминирующих, мотивирующих и эстетически реализующих сознание и поведение персонажей, свою систему отражения общих законов "макросреды", рассматриваемой в "отдельных картинах". Вследствие этого в повести, как правило, содержится одна, хорошо и основательно разработанная коллизия, которая может воплощаться в "однолинейной, свободно сконструированной фабуле".
Тенденция к дифференциации "микросреды", когда сопоставляются герои разного типа сознания, намечается в повестях, восходящих к построениям романного типа ("Захудалый род" Н.С. Лескова, "Издалека и вблизи" Н. В. Успенского. "Две карьеры" А.Н. Плещеева, "Казаки" Л.Н. Толстого, "Три дороги" П.В. Засодимского, "Грачевский крокодил" И.А. Салова, "Три сестры" М. Вовчок и др.). Драматизм и конфликтность этих произведений создаются не столько отношениями между героями, сколько столкновениями "социального" и "человеческого".
Отношения между героями могут вообще не иметь существенного значения для сюжета повести ("Степан Огоньков" П.В. Засодимского, "Воробьиные ночи" Л.Ф. Нелидовой, "Крестьяне-присяжные" Н.Н. Златовратского, "Похороны" М.Е. Салтыкова-Щедрина, "Мы победили" Г.А. Мачтета и мн. др.), а если и изображаются в традиционных образцах этого жанра, то не являются источником энергии сюжетного действия ("Велено приискивать" О. Забытого [Г.И. Недетовского], "Ставленник" Ф.М. Решетникова, "Гайка" Н. Кохановской [Н.С. Соханской], "Два раза замужем" Ф.С. Стулли).
Межличностные конфликты обостряются в тех случаях, когда герой оказывается не в своей среде ("Мещанское счастье" Н.Г. Помяловского, "Казаки" Л.Н. Толстого) или когда он является носителем духовных, моральных норм не той социальной сферы, в которой вынужден находиться (Софроний – Македонский в "Записках причетника" М. Вовчок, Парамонов – его "благодетели" в повести Н.Ф. Смирнова "Тяжёлый труд"). Они имеют разный характер и с точки зрения выраженности в них сущности общественных противоречий (в романических повестях социальный анализ более усилен). Но подобные столкновения лишь подчёркивают единство, устойчивость принципа изображения человека и действительности в произведениях этого жанра: такое изображение осуществляется в масштабах "микросреды", в аспекте воссоздания ближайшего окружения героя, независимо от того, кем отрицается та или иная среда – персонажем ("Благодеяние" А.Н. Плещеева), повествователем ("Мельница купца Чесалкина" И.А. Салова) или "автором" ("Первая борьба. Из записок" Н.Д. Хвощинской) и доходит ли оно ("Полоса" Л.Ф. Нелидовой) или нет ("Первый возраст в мещанстве" М.П. Фёдорова) до отрицания жизненного уклада в целом.
Характеры в любом случае остаются изоморфными "образу обстоятельств" повести. Даже в тех случаях, когда кардинально меняется окружение персонажа, это не просто связано с появлением у него каких-то дополнительных индивидуальных качеств, а нацелено на раскрытие общих особенностей определённого типа. Скитания с юродивым Василием превратили Софи, героиню "Странной истории" Тургенева, из девушки дворянского круга в "женщину в шушуне", но все условия и обстоятельства её жизни, показанные в повести-студии, подчинены цели "изучения" самоотверженного характера.
Воссоздание человека в контексте "микросреды" является структурным, типологическим принципом. Широта охвата жизненного материала на уровне отдельных сторон, аспектов, граней действительности не может быть сущностной жанровой чертой. Иное дело – особый тип "микросреды", принцип изображения человека в его отношении к миру: это уже и содержательное, и формообразующее качество повести как повествовательного жанра.
С этой точки зрения нуждается в корректировке распространенное представление о том, что повесть способна при углублении её содержания и расширении её рамок "перерасти" в роман, что повесть – это "спрессованный, концентрированный роман". Повесть не может перерасти в роман: для этого она должна не быть повестью, произведение изначально должно жить по другим эстетическим законам.