Специфическая особенность манеры Толстого состоит в том, что, стремясь как можно полнее и яснее представить внутренний мир главных героев и не перегружать текст прямой речью и кавычками, он прибегает к передаче ее в форме косвенной и несобственно-прямой речи. "Пьер думал о том, что князь Андрей несчастлив, что он заблуждается, что он не знает истинного света и что Пьер должен прийти на помощь ему, просветить и поднять его", – таковы выраженные в косвенной речи мысли Пьера во время их свидания в Богучарове после ухода князя Андрея из армии и полного разочарования в военной службе, точнее, в военной среде. "После Аустерлица!…Нет, покорно благодарю, я дал себе слово, что служить в действующей русской армии я не буду. И не буду. Ежели бы Бонапарте стоял тут, у Смоленска, угрожая Лысым Горам, и тогда я не стал бы служить в русской армии", – вот пример отражения эмоционально взволнованного состояния Болконского в прямой речи.
Несобственно-прямая речь более сложна и трудна для анализа, так как здесь умственно-психологическое состояние героев передается словами автора, сохраняя при этом особенности речи героя. НА. Кожевникова замечает, что в "Войне и мире" на первом месте стоят внутренние монологи, переданные прямой речью… в "Анне Карениной" эти две формы сосуществуют". При сравнении двух романов, возможно, и рождается такое умозаключение, но в "Войне и мире" тоже очень много случаев использования несобственно-прямой речи. В таких случаях взаимопроникновение голосов героя и автора, в частности вступление авторского голоса, становится более заметным. Вот один из примеров: "Он (князь Андрей) посмотрел на поющую Наташу, и в душе его произошло что-то новое и счастливое. Он был счастлив и ему вместе с тем было грустно. Ему решительно не о чем было плакать, но он готов был плакать. О чем? О прежней любви? О маленькой княгине? О своих разочарованиях? О своих надеждах на будущее? Да и нет".
Замечательная особенность манеры Толстого заключается в умении незаметно и органично переходить от передачи прямой речи к косвенной, затем к несобственно-прямой и обратно: "Он (Болконский) знал, что завтрашнее сражение должно быть самое страшное изо всех тех, в которых он участвовал, и возможность смерти в первый раз в его жизни…почти с достоверностью, просто и ужасно, представилась ему. И с высоты этого представления…вся жизнь представилась ему волшебным фонарем, в который он долго смотрел сквозь стекло и при искусственном освещении. Теперь он увидел вдруг, без стекла, при ярком дневном свете, эти дурно намалеванные картины. "Да, да, вот они те волновавшие и восхищавшие и мучившие меня ложные образы, – говорил он себе, перебирая в своем воображении главные картины своего волшебного фонаря жизни, глядя теперь на них при этом холодном белом свете дня – ясной мысли о смерти. – Вот они, эти грубо намалеванные фигуры, которые представлялись чем-то прекрасным и таинственным. Слава, общественное благо, любовь к женщине, самое отечество…И все это так просто, бледно и грубо при холодном белом свете того утра, которое, я чувствую, поднимается для меня". В этом фрагменте косвенная речь (знал, что) переходит в несобственно-прямую, а затем сменяется прямой речью, поставленной в кавычки. Переходы почти незаметны, но авторская интонация более всего ощущается в несобственно-прямой речи, в частности в сравнении жизни с волшебным фонарем и т. п. Столь же изящно писатель вписывает речь героев в собственно повествование о фактах и событиях их жизни, нередко сопровождая то и другое своим комментарием.
И, наконец, целесообразно обратить внимание в данном контексте на речь повествователя, особенно в третьем и четвертом томах "Войны и мира". Сохраняя во многом романный аспект, т. е. подробный рассказ о судьбах ведущих героев, повествование в двух последних томах дополняется воспроизведением исторических событий, связанных с вторжением французских войск на территорию России и изгнанием их, и тем самым приобретает эпопейный характер, формируя в целом сложную жанровую структуру произведения, Исторические события двенадцатого года, весьма значимые для судеб России, вызывают у автора потребность как можно подробнее охарактеризовать их и сопроводить своими суждениями об их возможных причинах и существующих оценках. Поэтому речь самого повествователя занимает здесь очень большое место. Своеобразие ее заключается в сочетании голоса Толстого-романиста, Толстого-историка и Толстого-судьи, выносящего приговор иноземным захватчикам и доказывающего, что победа над французами была неизбежна и неотвратима, а главную роль в этой победе сыграло чувство Родины, которое оказалось присущим и командующему армией, мудрому фельдмаршалу Кутузову, и солдатам, и офицерам, и жителям Москвы, покинувшим ее, и мужикам, вступавшим в партизанские отряды или не желавшим продавать сено и прочий фураж французским пришельцам. "Они ехали потому, что для них не могло быть вопроса: хорошо ли или дурно будет под управлением французов в Москве. Под управлением французов нельзя было быть: это было хуже всего…Они уезжали каждый для себя, а вместе с тем совершилось то величественное событие, которое навсегда останется лучшей славой русского народа". Как видим, интонация здесь эмоционально-патетическая, создаваемая различными словесными средствами. Такая интонация особенно ощутима в оценке Кутузова: "Кутузов знал не умом или наукой, а всем русским существом своим знал и чувствовал то, что чувствовал каждый русский солдат, что французы побеждены; но вместе с тем он чувствовал заодно с солдатами всю тяжесть этого, неслыханного по быстроте и времени похода". И далее: "Представителю русского народа, после того, как враг был уничтожен, Россия освобождена и поставлена на высшую степень своей славы, русскому человеку, как русскому, делать больше было нечего. Представителю народной войны ничего не оставалось, кроме смерти. И он умер". Здесь важна не столько констатация факта, сколько эмоциональная оценка автора.
Итак, предложенный анализ содержательно-формальных особенностей "Войны и мира" позволяет еще раз уточнить, в чем истоки и каковы показатели жанровой структуры великого творения Л.Н. Толстого.
Рассмотрение другого шедевра Толстого – романа "Анна Каренина" дает все основания утверждать, что писатель не только освоил, но по-настоящему обогатил русскую литературу своими открытиями в области жанра. К названным авторам следует, конечно, добавить имя И.А. Гончарова, чьи романы "Обломов" и "Обрыв" не менее других украсили русскую литературу XIX века. Творчество Гончарова в этом аспекте убедительно исследовано в последние годы В.А. Недзвецким.
Рассмотрение даже нескольких произведений романного типа показывает, сколь многообразен был духовный мир романных героев Пушкина, Лермонтова, Тургенева, Толстого, Достоевского. При всем том, что многие герои представлялись противоречивыми и не всегда вызывающими безусловную симпатию читателей, в их помыслах и поведении преобладали положительно воспринимаемые тенденции. Это относится и к таким сложным характерам, как Онегин, Печорин, Базаров, Болконский, и к таким нравственно безупречным, как Татьяна Ларина, Лиза Калитина, Наташа Ростова, Пьер Безухов.
Однако в русских романах, как можно было убедиться, встречаются герои, требующие более сложной оценки, ибо, обладая благородными помыслами и стремлениями, они предлагают странные, а порой совершенно неприемлемые решения идейных и социальных проблем. В этом контексте прежде всего вспоминаются Родион Раскольников и Иван Карамазов. Но мы привыкли и к ним относиться с интересом и вниманием, поскольку они люди думающие, мыслящие, ищущие ответа на поставленные жизнью вопросы. Другое дело, что их мысли часто требуют серьезной коррекции и даже критики.
§ 6. "Господа Головлевы" М.Е. Салтыкова-Щедрина
В русской литературе могут встретиться герои, достаточно интеллектуальные и размышляющие, чей тип мышления и сознания вызывает явно негативное отношение. Очевидно, к ним приложимо понятие "антигерой", которое было произнесено Достоевским применительно к персонажу его повести "Человек из подполья", а позднее стало использоваться при оценке литературных героев эпохи модернизма. Конечно, в это слово вкладывали разный смысл, но общее заключалось в признании наличия кризисных аспектов в сознании и поведении такой личности. Представляется целесообразным особо рассмотреть этот тип героя, обратившись к роману М.Е. Салтыкова-Щедрина "Господа Головлевы" (1876).
"Господа Головлевы" – это прежде всего семейная хроника, т. е. жанр, хорошо знакомый русской публике. Ее действие протекает в трех поместьях – Головлеве, Дубровине, Погорелке. Круг действующих лиц составляют три поколения семьи Головлевых. Это произведение интересно с разных точек зрения, но особенно важно заметить, как проявляется в нем романный аспект и как выглядит в нем романная ситуация. Романная ситуация всегда предполагает дифференциацию персонажей и выделение двух-трех героев, привлекающих особое внимание автора-повествователя. Из числа персонажей, составляющих клан Головлевых, основное внимание уделено двум из них – Арине Петровне и Порфирию Владимировичу. Это личности достаточно яркие, потому могут быть восприняты как романные герои, но особого типа.
Что можно сказать об Арине Петровне? В романах Пушкина, Тургенева. Толстого и даже Достоевского такого типа женщины редко выступали в главной роли и для их изображения не требовалось много места, а тем более времени. Главные героини русских романов были носителями высоких нравственных качеств и вместе с тем драматической судьбы. У Арины Петровны судьба тоже драматическая, но истоки драматизма совсем другие. И писатель считает нужным проанализировать такой тип личности и заставить задуматься над его особенностями.
Арина Петровна предстает на первых страницах как "женщина еще бодрая и привыкшая жить по своей воле. Держит она себя грозно, живет уединенно, с соседями дружбы не водит", от домашних требует полного послушания и не встречает сопротивления. Словом, все окружающие ее боятся. Она достаточно хорошо разбирается в людях, о чем, в частности, говорят прозвища, которые она любит давать. Так, мужа она называла "ветряной мельницей" и "бесструнной балалайкой", бурмистра – "переметной сумой", одного сына – "балбесом", другого, вслед за Степаном, – "Порфишкой-кровопивцем".
В доме она почти самодержица, и не только из потребности властвовать, но в силу своих личных возможностей. Степан говорит о ней: "Ей бы министром следовало быть, а не пенки с варенья снимать". Повествователь не раз замечает: "в ней говорило одно нагое чувство оскорбленного самовластия", или: "на этот раз она решила отступить от преданий самодержавия… подобные конституционные замашки не были в ее нравах". Но на что тратились ее способности, на что направлены были главные усилия и за счет чего, кроме личных данных, возникали возможности властвовать?
Конечно, Арина Петровна была помещицей, владелицей и поместий, и крепостных. Но она старалась быть "современной" помещицей, которая почувствовала, какую власть стали иметь деньги, и потому главным нервом ее существования было желание "округлить" капитал, накопить "прорву", не дать "промотать" накопленное. Но все ее действия принимали уродливую форму, потому дети порой голодали, хотя в погребах тухли и кисли соленья и варенья. Счастья никому это не приносило, а ей давало ощущение власти и "дела": "она только тогда дышала свободно, когда была одна со своими счетами и хозяйственными предприятиями, когда никто не мешал ее деловым разговорам с бурмистрами, старостами, ключницами". Словом, она трудилась, экономила, считала, прикрываясь интересами семьи, члены которой погибали, каждый по-своему, лишенные естественной родительской поддержки. Но ее убеждения опирались на традиционные, веками сложившиеся представления об отношениях хозяев и рабов, к которым она причисляла и родных. А подобные убеждения, родившиеся в условиях крепостного состояния, губили не только слабые, но и сильные души.
И Арина Петровна не выдержала испытания "свободой": "как же теперь Агашку звать?.. чай, Агафьюшкой… a может, и Агафьей Федоровной величать придется". Она потеряла уверенность и силу, которые давало ей господство над поместьями и жизнью окружающих. Не пережила она и семейной атмосферы, которую сама же годами культивировала в доме и заразила ею прежде всего среднего сына Порфирия. Этот же, в отличие от братьев Степана и Павла, а также своего отца, обладал некоторыми маменькими талантами и прежде всего страстью к накопительству, боязнью хоть что-то отдать детям, даже если они погибают, и, конечно, известной волей и силой. Перемены в жизни Арины Петровны – и нравственные, и физические – привели ее в жалкое состояние, которое можно назвать драматическим. Для изображения и объяснения эволюции этого образа автору понадобилось несколько лет.
Вторым главным лицом, играющим активную роль в романной ситуации и являющим настоящий тип антигероя, становится Порфирий Владимирович Головлев, унаследовавший принципы поведения своей матушки и обогативший их своими находками. Данный тип давно волновал Салтыкова-Щедрина и появился уже в предшествующих произведениях, но, по мнению самого автора, заслуживал тщательного нравственно-психологического анализа, в силу чего и оказался практически главным героем обсуждаемого романа.
Некоторые существенные особенности его характера обозначились очень рано. Это – показательная набожность, наигранная лесть, внешняя почтительность и лицемерие. Не случайно Степан с детства прозвал его "Иудушкой, кровопивушкой", Павел просто возненавидел его, а мать "словно побаивалась". Главной его целью и мечтой было, конечно, завладеть имуществом Головлевых и почувствовать себя властелином, но для этого Порфирию Владимировичу нужно было время. Автор постепенно фиксирует, как теряет силы мать, Арина Петровна, превратившая Головлево в солидное поместье, которую теперь можно выселить в Дубровино; как вырастает сын, от которого можно избавиться, не дав ему расплатиться с долгом; как нравственно и физически погибают племянницы, которые ни на что претендовать не могут; как умирает ненавидящий его брат в соседнем маленьком имении; как увозят по его же приказу младшего сына, лишая его мать Евпраксею материнства, а самого Порфирия – последнего наследника. Во всем этом проявляется откровенная жестокость героя.
Но главное, что в ходе его жизни все больше усиливаются особенные черты характера, превращая жизнь окружающих и его самого в сплошную пытку. Внешне выраженная жестокость, объясняемая героем добрыми намерениями нравственно помочь и сыну, и брату, сопровождается внутренней жестокостью, которая обнаруживается не просто в бездушии, но в постоянном словоблудии, которое его экономка называет "срамословием". Писатель дал множество названий для болтовни Иудушки: пустословие, празднословие, "пошел паук паутину плести". Эта болтовня тиранила людей, доводила их до изнеможения, ибо они прекрасно осознавали лицемерие всех советов, поучений и высказываний. Они видели, что приверженность религии, точнее, молитвам, которым он посвящал несколько часов в день, не искренняя и не облагораживающая его душу; постоянные ссылки на необходимость следования закону, в связи с чем он за каждый пустяк мужиков по судам таскал, или, "перечитывая бумаги покойной (матери), усчитывал всякий грош, отыскивал связь этого гроша с опекунскими грошами" (которые причитались племянницам), не желая, как он говорил, "ни себе присвоить чужого, ни своего упустить" – сплошное лицемерие и ханжество.
Из лицемерия проистекает ложь, настолько пропитавшая натуру Порфирия Владимировича, что он не мог сам отличить правду от лжи. Запутавшись в бесконечной сети своих словес, Иудушка практически сходит с ума и, запираясь в кабинете, разговаривает сам с собой, рисуя картины общения с людьми, которых уж нет в живых. Потом он перестал замечать, как сменяются времена года, превратился в дряхлого старика, которому уже не нужно то богатство, которое он стяжал путем фактического ограбления родственников. В конце концов, по несчастью для Анниньки, заполучив ее как обитателя Головлева, Порфирий Владимирович стал пить, чтобы спрятаться от настоящего, а потом – чтобы утопить в вине совесть и избавиться от ощущения одиночества. При одном из проблесков совести он решает "проститься" с маменькой и тайно отправляется на кладбище, в результате чего умирает на дороге. Таким образом, завершается его жизнь, проходившая на глазах читателей долгие годы.
При всей живучести Иудушки Головлева жизнь не принесла ему никакой радости. Причиной и нелепости, и драматизма его существования явились, наверно, какие-то природные данные, но еще в большей степени – атмосфера семьи, созданная Ариной Петровной и поддерживаемая общим духом времени, когда накопительство стало целью жизни, а умения разумно вести дела не выработалось Поэтому приобретательство разрушает и всю семью, и главного ее представителя.
Итак, оба руководителя клана (Арина Петровна и Порфирий Владимирович), на разных этапах его существования, умны, обладают умением добиваться целей, но цели эти не возвышенны, не благородны, Они способствуют не процветанию семьи, а ее гибели. В лице этих героев мы имеем дело с личностями (что характерно для романа), но личностями нравственно неполноценными – это дает основание расценивать их как антигероев в русской литературе. Однако для изображения и таких личностей автору нужно было время, которое и определяет границы сюжета, чтобы уловить мотивы поведения, обнажить факторы, объясняющие такое поведение и тщательно исследовать и показать самый тип поведения, детализируя каждый шаг и мысль героя, в чем можно увидеть сходство с Достоевским.
Этот краткий анализ произведения Щедрина позволяет убедиться в разнообразии типов романа. Они зависят в первую очередь от типа личности, которая оказывается в центре романной ситуации, и ее понимания писателем. Личность не всегда бывает привлекательной, но она может играть немалую роль в жизни людей. Поэтому ее изображение тоже входит в задачи писателя-романиста, озабоченного судьбами общества. "Писатель, которого сердце не переболело всеми болями того общества, в котором он действует, едва ли может претендовать в литературе на значение выше посредственного и очень скоро преходящего", – писал М.Е.Салтыков-Щедрин, как бы объясняя смысл своего творчества и романа "Господа Головлевы".