§ 7. Некоторые наблюдения над соотношением в развитии русского и западноевропейского романа во второй половине XIX века
Размышления о путях развития русского романа в XIX веке целесообразно завершить некоторыми наблюдениями над соотношением русского и западноевропейского романа. С момента формирования, т. е. с начала 30-х годов XIX века, русский и западноевропейский роман развивались как бы параллельно, каждый по-своему реализуя исходные жанровые или сущностные качества в зависимости от избранной жизненной ситуации и ее понимания автором. В этом ряду имена Стендаля, Бальзака, Флобера, Троллопа, Гаскелл, Элиот и, с другой стороны, Пушкина, Лермонтова, Тургенева, Гончарова, Толстого, Достоевского. В этот период интеграция русской и западноевропейской литературы при всем их своеобразии особенно заметна, но в русской литературе жанр романа явно лидировал, преобладал, доминировал. Такая жизнеспособность и преобладание его над другими жанрами были обусловлены умственно-нравственной атмосферой времени.
Русская действительность в середине XIX века, как бы мы ее ни идеализировали, выглядела отнюдь не идеально. Надежд на изменение было немного, а если они и возникали, то связывались с участием в этом процессе тех, кто обладал запасом каких-то идейно-нравственных ценностей, вырабатываемых теми или иными личностями. Именно литература взяла на себя миссию воспроизведения и исследования разных типов личности, т. е. разных форм сознания и мироощущения, что и способствовало расцвету произведений романного жанра. При этом русские художники очень внимательно всматривались в разные типы сознания и весьма придирчиво относились и к самим идеям, и к их носителям. Так, Пушкин не мог не ценить уровня знаний и мышления Онегина, но он же прекрасно понимал, что его герою "не хватает нравственного обаяния". Лермонтов осознавал интеллектуальные достоинства и степень жизненной активности Печорина, но и судил его достаточно строго. Особенно суров был Достоевский, чьи герои склонны были предлагать обществу ложные идеологические концепции, а автор считал своим долгом показать их изъяны. Именно Достоевский впервые употребил термин "антигерой" применительно к роману, но такого типа героев было немного в русской литературе XIX века. Не случайно западные художники, начиная уже с XIX века и вплоть до сего дня, с особым пиететом относились к русскому роману. Выше приводились суждения Айрис Мердок и Габриеля Гарсия Маркеса; число их можно было бы умножить.
При всем том, что контакты, взаимодействия и схождения между русской и западноевропейской литературой в период второй половины XIX века были наиболее активными и плодотворными, проявились и различия в выборе и трактовке героев, а в результате – в дезинтеграции европейского и русского романов. Об одной из таких особенностей очень убедительно писал А.В. Карельский в статье 1982 года, давшей впоследствии название книге: "От героя к человеку". Рассуждая о переходе от романтизма к реализму в жанре романа, ученый зафиксировал возникновение нового типа героя, который не является, по его словам, героической личностью, подобной Жюльену Сорелю ("Красное и черное"), а оказывается человеком повседневности, внешне не броским. Он выступает носителем обыкновенного, "мерцающего", характера, что породило новый тип психологизма, названный ученым индуктивным, а вместе с тем тот тип романа, который условно может быть обозначен, говоря словами Теккерея, "романом без героя".
Другая особенность была обусловлена появлением и активизацией натуралистического романа, наиболее четко представленного в творчестве Золя и Гонкуров. По мнению одного из современных исследователей, "данный извод романа был слабо представлен в русской литературе середины XIX века". Но как бы то ни было, именно романистика XIX века сформировала современные представления о романе, с позиций которых оценивается и его прошлое, и настоящее.
Контрольные вопросы
– Какой тип героя характерен для романа XVI-XVII веков?
– В чем отличие героев романа XVIII века от предшествующего периода и какими предстают герои в романе Ж.-Ж. Руссо "Новая Элоиза"?
– В чем специфика романной ситуации в романе Б. Констана "Адольф"?
– За счет чего расширяются границы романной ситуации в романе Стендаля?
– Чем интересен характер Жюльена Сореля как романного героя?
– Как соотносятся "энциклопедичность" и внимание к личности, т. е. микросреда и среда в романе Пушкина "Евгений Онегин"?
– В чем драматизм Онегина, Ленского и Татьяны?
– В чем заключается и как проявляется монологизм в романах Стендаля и Пушкина?
– Какими качествами характеризуется структура романного жанра в 30-е годы XIX века?
– В чем своеобразие композиционной организации романной структуры в "Герое нашего времени" и чем это обусловлено?
– Каковы особенности жанра сочинения Н.В. Гоголя "Мертвые души"?
– Каково соотношение романной среды и микросреды в романах Тургенева и насколько оно отличается от такового в романе Пушкина "Евгений Онегин"?
– От чего зависит и как проявляется монологическое начало в романах Тургенева?
– Каким словом называл Тургенев используемый им тип психологизма и почему?
– В чем своеобразие личности героя-идеолога в творчестве Достоевского?
– Имеет ли место монологизм в романах Достоевского и как он проявляется?
– Какие способы разоблачения ложных теорий использует Достоевский и какое место принадлежит в этом процессе психологическому анализу?
– Каких героев целесообразно отнести к романной микросреде в "Войне и мире"?
– Можно ли назвать "Войну и мир" "энциклопедией" русской жизни?
– В чем истоки и предпосылки эпопейного жанра в "Войне и мире" Толстого?
– Какая жанровая тенденция является определяющей в произведении Толстого?
– Какова роль эпилога в определении жанровой структуры "Войны и мира"?
– Какие формы психологического анализа присутствуют в романе Толстого?
– Существует ли роман с отрицательным героем в центре ситуации?
– Каким предстает антигерой в романе Салтыкова-Щедрина "Господа Головлевы"?
– Как проявляется монологизм в изображении Порфирия Головлева?
– Какие суждения возникают при сопоставлении русского и западноевропейского романа второй половины XIX века?
Глава третья
Новые аспекты в трактовке романного текста
§ 1. Романный хронотоп и его специфика
В последние десятилетия наметились и оказались весьма плодотворными новые аспекты в подходе к изучению романа, прежде всего, рассмотрение хронотопической структуры романного типа произведений. В предшествующей главе, анализируя структуру того или иного романа, мы уже рассматривали пространственно-временные особенности, образованные романной ситуацией, но не использовали понятия "хронотоп". В данной главе обратимся к теоретическому обоснованию этого понятия, подкрепив его анализом еще двух текстов.
Понятие хронотопа введено в литературоведение М.М. Бахтиным, который, по его словам, воспользовался термином математического естествознания и констатировал, что хронотоп означает неразрывную связь пространства и времени при ведущем значении времени. Европейская наука с давних пор шла к освоению категорий пространства и времени и их роли в художественном творчестве. В числе исследователей этой проблемы Аристотель, Г.Э. Лессинг, И.В. Гёте, Ф.В. Шеллинг, Г.Ф. Гегель, И. Кант, А. Бергсон, русские ученые начала XX века – В. Иванов, П. Флоренский, А. Белый, А. Лосев и др. Подобные исследования активизировались в 60-70-е годы XX века, о чем свидетельствуют работы современных ученых -
Д. Лихачева, В. Асмуса, Ю. Лотмана, Б. Успенского, С. Неклюдова и др. В 1975 году были опубликованы основополагающие теоретические труды Бахтина, в том числе его статья "Формы времени и хронотопа в романе". С тех пор данный термин стал привычным и распространенным, хотя его границы до сих пор представляются несколько расплывчатыми и неопределенными.
Связав хронотоп с романным типом творчества, Бахтин очень широко трактовал понятие романа, отождествив его фактически со всей литературой Нового времени. Это означает, и вполне справедливо, что понятие хронотоп применимо не только к роману, но и к любому другому жанру. Между тем роман – один из жанров повествовательного рода, наиболее четко оформившийся в литературе XIX века.
По словам Бахтина, "Хронотоп в литературе имеет существенное жанровое значение. Можно прямо сказать, что жанр и жанровые особенности определяются именно хронотопом". Учитывая авторитетность суждений данного ученого, следует еще раз подчеркнуть, что постановка вопроса о соотношении хронотопа и жанра представляется целесообразной и вполне актуальной. Сам Бахтин постарался реализовать свою мысль на примере анализа ранних форм романа – древнегреческого, авантюрно-рыцарского, авантюрно-плутовского и романа Рабле, зафиксировав лишь отдельные хронотопические моменты в романе Достоевского. Между тем именно в XIX веке роман как бы "нашел себя" и обнаружил свои сущностные качества, в том числе те, которые дают основание судить о специфике романного хронотопа.
Поэтому небезынтересно осознать, как "работает" понятие "хронотоп" на материале произведений именно XIX века. С этой целью обратимся еще раз к роману А.С. Пушкина, чтобы увидеть дополнительные грани его романной структуры, а затем одному из романов Ф.М. Достевского.
§ 2. Особенности хронотопа в романах А.С. Пушкина "Евгений Онегин" и Ф.М. Достоевского "Бесы"
Рассмотрение романа Пушкина "Евгений Онегин" в избранном аспекте весьма продуктивно – оно позволяет понять некоторые достаточно важные грани самого романа и вместе с тем проверить и уточнить приведенные выше суждения.
Как уже сказано, понятие хронотопа может быть отнесено к любому типу произведений – эпическому, лирическому и драматическому. Однако наиболее результативно его использование при анализе эпических произведений, поскольку в таких произведениях хронотопичность проявляется во всем – сюжетном действии, включающем диалоги и монологи героев, бытовых деталях, пейзаже, портрете, речи повествователя. Словом, в них все связано с пространством и все дышит временем. Ведь пространство – это место, где протекает действие, т. е. происходят те или иные события, в которых участвуют населяющие роман персонажи. А время – это, во-первых, историческое время, определяющее структуру жизни любого круга людей в тот или иной исторический период; во-вторых, реальное, бытовое время, т. е. время жизни героев, – его длительность, напряженность, степень влияния на их жизнь; в-третьих, время повествования, т. е. рассказывания о событиях. Поэтому характер хронотопа в романе определяется: а) принадлежностью его к повествовательному роду, что предполагает широту, емкость, масштабность повествования; б) наличием в нем определенного жанрового аспекта, который подразумевает особую смысловую направленность и вытекающую отсюда структурную организацию.
Романная ситуация, составляющая базовую основу романа как жанра, представляет собой, как уже говорилось, взаимоотношения личности, среды и микросреды, где личностью является герой, обладающий более или менее значимым внутренним миром; микросредой – совокупность таких героев; средой же – все остальные персонажи, с которыми соприкасаются герои романного типа и которые, как правило, далеки и чужды им. Именно главным героям отдается большая часть изображаемого в романе пространства и времени, а развитие действия определяется движением их судьбы. Без учета этих основополагающих особенностей романа невозможно понимание специфики романного хронотопа.
Как известно, в романе "Евгений Онегин" три главных героя. Поэтому масштабы сюжета и степень детализации природы и быта как главных показателей хронотопа мотивируются в первую очередь местом жизни этих героев и характером их отношений со средой. Для Онегина такой средой является Петербург, по-разному выглядевший и неодинаково встречавший Онегина в первой и последней главах романа. Для Татьяны – поместье, соседствовавшее с другими поместьями, окруженное полями и лесами, во многом чуждое Онегину и даже Ленскому. Путь Татьяны из провинции не мог не лежать через Москву, где можно было остановиться у родственников, с помощью тетушек попасть в свет, на "ярман-ку" невест, встретить там и князя Вяземского, который как-то к ней "подсел и душу ей занять успел", и будущего мужа. В конечном итоге такой путь привел ее в Петербург, куда неизбежно вернулся Онегин, уставший от путешествий. Там они смогли встретиться вновь, на новом этапе их жизни, продемонстрировать друг другу и читателям итог своего нравственного развития за прошедшее время, что и является одним из признаков романной структуры.
Жизненно-нравственный итог Татьяны вполне очевиден. Привычное для того времени замужество – не по любви, а по необходимости, вытекающее отсюда драматическое мироощущение и вместе с тем умение достойно нести свой жизненный крест, не упрекая ни себя, ни мужа, ни свою маменьку, сохраняя при этом глубокое чувство к Онегину ("заветный клад и слез, и счастья"), объяснимое не только ее эмоциональностью, но и осознанием его незаурядности, неординарности, т. е. тех качеств, о которых можно было бы сказать словами Веры о Печорине: "Любившая раз тебя не может смотреть без некоторого презрения на всех прочих мужчин". Не случайно поэт любуется Татьяной и предлагает читателям разделить его любовь к такому типу женщины.
А Онегин к моменту их новой встречи не нашел в себе силы обрести и обнаружить достойную его нравственную позицию. Будучи высоко интеллектуальным, весьма осведомленным в области современных ему научных и этических воззрений, постигшим "плоды наук, добро и зло", критически воспринимавшим окружающий мир, Онегин не склонен был задумываться о чужой жизни и прислушиваться к чужой боли. От него трудно было бы ждать жертвенности и подвижничества, свойственных таким его современникам и во многом единомышленникам, как Бестужев, Пестель, Рылеев. Поэтому в момент новой встречи с Татьяной, как верно заметил B. Непомнящий, произошло столкновение героя с совсем иными, незнакомыми ему основаниями нравственной жизни, в чем "заключается весь смысл романа, начатого в пору кризиса 20-30-х годов". Не зря поэт назвал момент расставания с Татьяной "минутой, злою для него".
Что касается Ленского, то время его умственно-нравственного взлета, судя по всему, было запрограммировано. Он пал жертвой не только ревности, но и слепоты, ограниченности, неспособности понять ни Онегина, ни Ольгу, ни русскую жизнь. Поэтому, останься он в живых, наверняка его ждал бы "обыкновенный удел" барина, помещика, наслаждающегося покоем и в лучшем случае изредка вспоминающего атмосферу "Германии туманной".
Итак, изображение судеб главных героев – предпосылка и основа пространственно-временной организации повествования в данном романе. Однако, в отличие от предшествующих и современных "Евгению Онегину" сентиментальных и романтических сочинений английских, немецких и французских писателей, находившихся в библиотеке Лариных, Онегина и самого Пушкина, в этом романе поэту удалось не только заметить и представить читателю исключительную личность, подчеркнув ее особенность и незаурядность, но и вписать ее в мир, мотивировать ее поведение самыми разнообразными факторами исторического, социального, бытового и психологического характера. Вот почему при чтении романа возникает ощущение правдивости, полноты, энциклопедичности в изображении действительности, что дает обильный материал комментаторам прошлого и настоящего.
При этом для описания Петербурга поэту понадобился один день жизни Онегина до поездки в деревню и фактически еще один – после его возвращения в столицу. Поместный образ жизни обозначен многими деталями, но отчетливее всего он вырисовывается во время именин Татьяны, когда собирается вся окрестная публика, включая Пустяковых, Петушковых, Буяновых с их чадами, няньками и моськами.
Показателем хронотопичности поместной жизни являются и многочисленные картины природы, которые включены в роман не потому, что Пушкин любил природу (хотя, конечно, и любил, и умел любоваться ею), а потому, что такой образ жизни во многом определялся наличием пашен, лугов, лесов, садов, часто служивших источником существования, а значит, разговор "о сенокосе, о вине…" был органичен для обитателей усадеб. Кроме того, жизнь в деревне в значительной степени зависела от природного календаря – не случайно Пушкин предлагает исчислять время действия по смене времен года.
Насыщая роман деталями быта и расширяя тем самым пространственные рамки, он использует любые возможности, в том числе поездку Лариных в Москву, передавая впечатления Татьяны (но не маменьки, которая спит в возке) при въезде в утренний город: "Вот, окружен своей дубравой, // Петровский замок…", "Вот уж по Тверской // Возок несется чрез ухабы.// Мелькают мимо будки, бабы, // Мальчишки, лавки, фонари, // Дворцы, сады, монастыри, //…Аптеки, магазины, моды, // Балконы, львы на воротах, // И стаи галок на крестах.//
Итак, весь уклад жизни в Москве, Петербурге и провинции предельно хронотопичен, ибо он определяется местом и временем и, по существу, вписывается в них. При этом большинство обитателей этих миров как бы не чувствуют времени, не замечают его, а если замечают, то настороженно относятся к переменам в жизни. Им представляется, что время остановилось, и жизнь законсервировалась. Точно такая же атмосфера жизни в Москве: "Но в них не видно перемены, / / Все в них на старый образец…" И даже в Петербурге появление Онегина после долгого отсутствия вызывает настороженность ("Все тот же ль он иль усмирился?"), что говорит о консерватизме в настроениях общества.