И никто – ни прокурор, ни мент, ни журналист – не может указывать верующим женщинам, в чем им ходить. Это их дело. Муж говорит своей жене, в чем она должна ходить.
И потом – мы забываем, что вообще-то в Европе католическая церковь есть, традиционная католическая церковь.
Что, в Европе нет монашества? В Европе нет женщин, которые закрывали бы свои тела, прятали бы свои лица? Это что, не традиционный европейский вид одежды?
Недавно во Франции велась дискуссия о запрете детям носить крест, христианский крест в школах. Скажут – разве это традиционная одежда католички? А что, католики должны без креста ходить?
Религия нагло атакуется современным либеральным Западом, обществом, просто нагло. Про папу Бенедикта XVI, например, говорят такие чудовищные гадости, которым просто диву даешься.
Тогда перестаньте говорить, что Европа – свободное общество. Тогда скажите, что это общество, свободное для трансвеститов, для тех, кто хочет раздеваться, для тех, кто хочет выставлять напоказ своих жен.
Скажите, что это общество не является свободным для верующих людей, что Европа – это место, где верующие люди не могут чувствовать себя свободно.
Здесь и проходит водораздел. Вот поэтому мы всегда будем бороться против либерального Запада.
За что интеллигенты любят Брейвика?
Думаю, что феномен Брейвика и сочувствие, с которым говорят в обществе о Брейвике, связаны с несколькими аспектами.
Брейвик реализует ту парадигму, которая трепещет ниточкой в душе каждого интеллигента: тварь ли я дрожащая или право имею?
Но автор этой мысли, герой Федора Михайловича Достоевского Родион Раскольников, хотел себя проверить, убив старушку процентщицу.
В итоге убил еще и беременную ее сестру Елизавету, на чем сломался в целом. Потому что стереть "насекомое" с лица земли у него не получилось, пришлось захватить еще и человека.
Брейвик тоже решил проверить себя таким образом, но масштаб у него уже другой. А масштаб другой, потому что и современный мир несколько иной.
В XIX веке жизнь одной старушки и ее беременной сестры была поразительным фактом, сшибающим с ног: их убили, убили человека! Убийство, в городе убийство! Это что-то невероятное!
После XX века, с его массовыми убийствами, с его газовыми атаками, пулеметами, расстрелами, траншеями, концлагерями, количество убитых уже по большому счету не имеет значения. Оно является неким фактором в информационном пространстве.
В Норвегии было убито 90 с лишним человек, правильно? Мы это обсуждаем до сих пор. В Ираке во время взрыва очередного смертника погибло 200 с лишним человек. Это был сюжет для полдневного обсуждения.
В Афганистане американцы расстреляли свадьбу "по ошибке". Потом принесли извинения – бумажка пришла, факс: извиняемся, убили свадьбу.
Там было 123 человека. Цена жизни европейца и цена жизни афганца или иракца – совершенно разная.
Брейвик совершил чудовищное деяние. Но он не совершил деяние, которое принципиально отличается от того, что делают американцы в Афганистане. От того, что делали мы в Чеченской Республике в годы войны.
В мире, где насилие институционализировано, действия Брейвика я не считал бы действиями отдельного сумасшедшего, который исходит из своих странных психопатических побуждений. Его действия мотивированы политически.
Современное тотальное насилие для нас по большей части – виртуально. Мы же не видим кровь, слезы. Максимум – кино в телевизоре, чтобы вышибить слезу.
И Брейвик действовал именно по этому сценарию. Это его политическая позиция. Он показывает, что ничем не отличается от какого-нибудь генерала Уэсли Кларка.
Или от Шарона, который приказывает бомбить Газу или Ливан или дает фалангистам приказ решить проблему палестинцев в Сабре и Шатиле.
Чем Брейвик от них отличается принципиально? Ничем, абсолютно ничем, на мой взгляд. Это такой же человек, который просто не имеет некоего легитимного мандата.
Мы не называем его премьер-министром, президентом, министром иностранных дел, командующим группировкой.
Его действия мало чем отличаются от их действий. Просто их убийства, их насилие как бы легитимно.
Вот если есть у тебя погоны и ты убил 250 женщин ракетами, то это нормально – mistake, легкая ошибка.
Если это сделал Брейвик, который выставил концептуальное обоснование своих действий, не менее масштабное, чем выставляют журналисты для обоснования массового убийства, которое совершает человек в погонах, то он – маньяк и сумасшедший.
Ничего подобного. Брейвик – часть этого мира, в котором массовое убийство, истребление, геноцид, расстрел являются фактором гораздо менее значимым для всех, чем это было бы в Средневековье.
Мы до сих пор помним о пытках ведьм в Средневековье – пытали огнем, мечом. Мы ужасаемся – как же так, их заставляли подписывать протоколы, им лили смолу на голову!
Сейчас пытка, подписание протокола под пыткой – это такая обыденная вещь, что об этом даже и говорить как-то неприлично. Ну и что, что пытали! А как же иначе обращаться с бандитами и террористами?
Брейвик является частью этого мира. Поэтому все, что он демонстрировал, все, что он транслировал, все, что он записывал в своем дневнике, – это не записки сумасшедшего.
Это записки политика, который претендует на свою роль, на свое место. Который говорит: государство в данном случае – это я.
Я действую от имени такой же легитимности, от имени которой действуют маршалы, фельдмаршалы, генералы, премьер-министры, дипломаты, военные и тому подобные люди. И я тоже имею право на такое же насилие.
И он обосновывает, он говорит: мы должны действовать так, как действует Израиль на Ближнем Востоке. Мы должны действовать так, как действовал Гитлер.
Мы должны бороться с этими сторонниками палестинцев. Мы должны бороться с этими противниками Израиля, с этими антисионистами. Мы должны и их истреблять, и марксистов, и неомарксистов.
А что, этого не говорят в парламентах Европы? Этого не говорят правые радикальные партии, которые поддерживают Израиль, в голландском парламенте, в норвежском парламенте, например?
Те партии, которые подписали осенью прошлого года "Иерусалимскую декларацию". Крайне правые европейские радикалы сказали, что Израиль может применять любые средства для самозащиты против палестинцев, против арабов. Так и было сказано – "без малейших ограничений".
Это подписали крайние неонацисты. Это не было дезавуировано Израилем. Более того, это случилось в Иерусалиме в присутствии официальных израильских лиц. Все, кто хочет посмотреть, найдите, пожалуйста, эту декларацию в Интернете.
Единственный, кто потом отозвал свою подпись, был Хайнц-Кристиан Штрахе, лидер Австрийской партии свободы.
Штрахе плохо владеет английским языком. И когда он, уже вернувшись в Австрию, прочитал по-немецки вариант того, что он подписал, то пришел в ужас и дезавуировал свою подпись.
Брейвик – не сумасшедший. Он матрица и зеркало современного западного человечества. То, что он сделал, не является эксклюзивным, не является шокирующим, не является действием маньяка-одиночки.
Это абсолютное изображение того, что демонстрирует Запад по всему миру. Это право на массовое убийство, это право на информационное обоснование массового убийства. Это право на сегрегацию.
Это, скажем так, борьба против национально-освободительного движения, которое угрожает интересам Запада, а стало быть, крупному капиталу элит Запада.
Напомню, что Брейвик расстрелял лагерь норвежской Рабочей партии, одной из самых главных пропалестинских сил в мире.
Норвегия является инициатором признания палестинского государства. Уверен, что в своем акте Брейвик руководствовался и этим политическим мотивом тоже. Он просто сам писал об этом.
Я отказываюсь считать, что он сумасшедший. Брейвик – политик западной цивилизации.
Это политик, который более смело, чем многие современные действующие политики так называемого демократического Запада, постулировал те ценности, те принципы, на которых стоит современная западная цивилизация: насилие, деньги и чувство избранности по отношению ко всему остальному человечеству.
Орхану
если на саланге цепи и снег
то в москве ничего, ничегошеньки нет
дома машины люди огни
не мои они не мои
а где мое там нет меня боле
любовь моя сгустком кровавой боли
проходит горлом выходит в крик
я чувствую смерть
и мне кажется – я старик
с душой молодой и телом уставшим от
житейских невзгод и ментальных всяких забот
я жить не хочу
но хочу увидеть пожар
новых неба с землей сочетание наяву
и чтоб бабы смогли на века солдат нарожать
и солдаты потом смогли бы курнуть траву
передать косяк и прижаться к другу плечом
и дремать в машине под мерный рокот колес
я хочу в этой жизни себе служить палачом
чтоб ответить на самый важный в жизни вопрос
как могу я забыть
как могу я забыть
как могу я забыть
москва. январь. уходим под лед.
ощущение времени настает
смс от любимой жены – это яд, это яд
никогда ничто нельзя отыграть назад
все посевы созрели
на поле выходит жнец
собирать урожай лукавых слабых сердец
чары чарса
обманы мужских обид
женских страхов криков отчаяний череда
ведь у нас, мой друг, преимущество
в нас таит
свои тайны вечные мертвое "навсегда"
потому что мужчины лишь
носители тишины
воспоминаний о странных, диких в ночи пустяках
потому что мужчины лишь
друг другу обречены
излагать отчаянье
в черных как ночь стихах
Что такое наше право быть человеком?
Тема гомосексуализма в современном мире – тема очень не простая, глубокая и, я считаю, политическая.
Это не тема личной свободы, личного сексуального выбора, как ее пытаются представить и интерпретировать. Вся пропаганда гомосексуализма – это попытка глубинного изменения человеческой природы и человеческой этики.
Изменения в том смысле, что людей хотят превратить в существ абсолютно управляемых, неуверенных в себе.
Неуверенных настолько, что они даже точно не знают, кто они по своей сексуальности – мужчины или женщины. Лишить человека той фундаментальной, базовой идентичности, которая ему дана.
Вообще, есть несколько уровней идентичности. Первый – это фундаментальная идентичность, гендерная, сексуальная идентичность – мужчина или женщина.
С детства, так или иначе, через игровые функции, через развитие гормональной природы, через социопсихологическую инициацию самих себя мы понимаем, кто мы – мальчики, девочки, юноши, девушки, женщины, мужчины.
Второй уровень идентичности, тоже базовый, – этничность. Мы рождаемся уже сразу русскими, евреями, латышами, китайцами, индусами, кем-то еще.
Третий уровень идентичности – политическая. Мы становимся красными, белыми, левыми или центристами. Или нам абсолютно по фигу, что происходит в мире, и это тоже политическая позиция.
Четвертый, самый высокий уровень идентичности, – религиозный. Когда ты соотносишь себя с неким абсолютом, неким идеалистическим форматом.
Когда пытаешься понять то, что является важнейшим для человека, то, что связано с его жизнью и его смертью.
Три верхних уровня идентичности: религиозный, политической, этнической – либеральный мир смёл.
Путем кровавых революций, войн, тотальной пропаганды, включения человека в общество потребления. Остался последний – гендерная идентичность.
Помню, у меня был разговор с одной дамой из немецкого бундестага из фракции зеленых. Она, естественно, лесбиянка, о чем сразу гордо и заявила. Она сказала:
– Да, мы будем пропагандировать преподавание гомосексуализма в немецких школах, потому что это преподавание снижает уровень тестостерона в мальчиках и таким образом снижает уровень насилия. Мы перепишем историю, изменим культуру человечества. Мы изгоним из нее то, что считается шовинизмом, нетерпимостью.
Нетерпимостью к этим гипертрофированным сексуальным проявлениям? То есть извращение, то, что на протяжении веков считалось отклонением от нормы, объявляется правильным, объявляется нормой, объявляется чуть ли не знаком свободы и главным способом самовыражения. И на это направлена огромная пропаганда.
Моя позиция такая: не лезть в спальню к другим людям, чтобы посмотреть, кто они такие и чем они там занимаются. Это их личное дело.
Но когда они сами это вытаскивают на публичное обозрение, когда это вытаскивают в виде парадов, которые так лживо, так уклончиво называются "гей-парадами"!
Демонстрации гомосексуалистов и другие их акции становятся политикой. Гомосексуальная пропаганда – это вопрос политики в современном мире.
И поэтому борьба с публичной пропагандой гомосексуализма – это не какая-то гомофобия и нетерпимость к другим людям.
Это борьба против того удушающего политического наступления, которое идет на нас как на людей, обладающих полом, этничностью, политическими взглядами, религиозностью. Как на полноценных личностей, в классическом смысле этого слова.
Нас хотят сделать рабами неизвестно кого. Того, наверное, кто стоит за этими странноватыми существами, пляшущими в этаком перверсивном, искаженном виде, как будто на картинах Босха. Сошедшими сегодня с этих картин на площади Берлина, Рима, других городов.
Идет война, открытая война. "Не бойся, посмотри в себя, посмотри, что у тебя на душе на самом деле, какие у тебя интересы, не бойся своих странностей!" – говорят юному человеку, испытывающему естественные проблемы взросления. И не стесняются об этом говорить.
Они выступают против этики мира, который мы знаем с детства. Если это будет продолжаться, если мы потерпим поражение, то наши внуки будут жить уже в совсем ином мире.
В мире, в котором им в школах будут преподавать преподаватели-гомосексуалисты, открытые гомосексуалисты. Где гомосексуальные пары будут открыто усыновлять детей.
Борьба с пропагандой гомосексуализма является борьбой за свободу, за человеческое содержание, за человеческое сознание, за будущее.
И это не просто борьба за какое-то такое гомофобское, шовинистическое, традиционное большинство, как говорят.
Нет, это борьба за свободу, за право быть человеком – человеком истории, человеком культуры, человеком, над которым не ставят экспериментов.
В обществе открыто идет пропаганда гомосексуализма. Они хотят, чтобы мы перестали быть мужчинами, перестали быть солдатами. Перестали быть готовыми к тому, чтобы дать отпор. Перестали любить женщин, перестали проявлять мужественность в отношениях с женщинами.
Но мы не позволим нас изменить. Мы будем сопротивляться. Это сопротивление будет носить политический характер. Борьба с этим должна быть политической борьбой.
небо – это только песня
о бездумном человеке
что мечтает, хоть ты тресни,
летом о февральском снеге
он летит себе метельно
над лесами и полями
и поет себе смертельно
точно ледяное пламя
и цветы ему внимают
криком радостным и смелым
умирая – принимают
мир простым, холодным, белым
спросишь ты
а где же песня
про любовь, что ярче света
я прервусь на этом месте
и убью тебя за это!
СМЫСЛЫ
Почему поэт всегда прав?
В Молдавии после четырех месяцев заключения переведен под домашний арест писатель и блогер, гражданин России Эдуард Багиров .
Думаю, что молдавский фашизм должен получить должный коллективный отпор от всех вменяемых и внятных людей.
Багиров – прекрасный писатель. Когда трогают писателей и поэтов, во мне вскипает возмущение.
Мне все равно, какие у них политические взгляды. Поэт выше толпы – этому нас Пушкин научил. Толпа, а тем более чиновники, которые являются худшим выражением толпы, являются окаменевшими ликами, рожами толпы, не смеют трогать поэтов.
Характерно, что в истории эта номенклатурная и жандармская сволота всегда тянулась удушить и прикончить поэтов или писателей.
Утверждают, что Молдавия строит европейское государство. Но я считаю, что это – в чистом виде либеральный фашизм.
Каждый человек в либеральном европейском мире, который не хочет участвовать в обществе потребления, который бросает вызов системе всеобщего супермаркета, где товарами становятся не только продукты или вещи, но и люди, их эмоции, их идеи, вызывает такую инстинктивную чудовищную неприязнь этой системы, что она обязательно стремится его упаковать.
В советское время, когда система прессовала поэтов или религиозных деятелей, люди доброй воли сажали себя в клетку перед советским посольством.
А мы, как только надо вступиться за политзаключенного, за Багирова в данном случае, предпочитаем смотреть телевизор, сидеть в Интернете и пить кофе.
Думаю, было бы правильно устроить постоянный пикет перед молдавским посольством.
В каждом сообществе есть те, кто готов идти против течения. Борьба за свободу и справедливость – очень важный момент. А борьба за поэтов – это борьба за свободу и справедливость.
Поэтому каждый вменяемый человек должен встать на сторону поэта в его конфликте с властью, даже если вдруг поэт является антигосударственным, а власть кажется такой правильной-правильной.
Поэт всегда прав, а власть в любом случае будет гореть в аду в своем конфликте с поэтом.
Что такое воздаяние?
Смертная казнь сохраняется в России, но мы остановили ее действие. Она не отменена, она просто заморожена в приведении к исполнению.
Есть ряд преступлений, таких как изнасилование, растление несовершеннолетних, тщательно продуманное убийство, торговля наркотиками, особенно в особо крупных масштабах, за которые должна применяться смертная казнь.
Надо понимать, что как профилактика преступлений смертная казнь не работает. Это просто нравственная позиция общества.
Наказание вообще не способ борьбы. Наказание – это воздаяние. Это то, что воздействует скорее на сознание людей, которые видят, что убийце, насильнику, растлителю, наркоторговцу воздано адекватно, согласно его деяниям, согласно его преступлениям.
Воздаяние вообще не работает. Воздаяние имеет отношение к тем, чья вина уже признана. Должно быть наказание тем, чья вина признана.
Но я все-таки человек русской культуры, и мне приходят в голову и Солженицын, и Достоевский.
Федор Михайлович писал о том, что человек, который совершил преступление, не совсем тот человек, который подходит к искуплению, к пониманию того, что он сделал.
Считаю, что разговор о смертной казни возможен не в правозащитном дискурсе, а именно в глубоко философском, экзистенциальном понимании этого вопроса.
Достоевский говорил – да, это разные люди, да, надо давать человеку возможность раскаяния, но в "Дневнике писателя" он говорил и о том, что таким образом, может быть, нарушается справедливость.
Значит, общество должно проявить такого рода милосердие по отношению к убийце, который хладнокровно убил старушку и беременную женщину зарубил топором, чтобы себя проверить, в принципе?