Жанно. Да нет, конечно, у людей много чего есть… Деньги, и всякое там богатство… Ну, я не знаю, как это сказать… (Встает из-за стола, подходит к камину.)Отец, ты знаешь, какая у меня сила в руках?
Дефарж. Знаю, сынок.
Жанно(берет в руки кочергу). Вот, смотри! (Медленно сгибает кочергу, потом ее выпрямляет.) Если бы кто-нибудь попросил у меня этой силы, хоть немножко! Разве я мог бы с ним поделиться?
* * *
Ночь. Над Парижем плывет угрожающий звук множества колоколов.
Вооруженные люди осаждают Тюильрийский дворец.
К ним присоединяются всё новые и новые люди с факелами и с оружием.
* * *
4. Дувр. Порт. Пришвартованный корабль.
Мистер Лорри сходит по трапу. За ним семенит слуга с багажом.
Мистер Лорри садится в почтовый дилижанс. Слуга устраивается на запятках.
* * *
Лондон. Банкир Теллсон в столовой своего дома.
Стол накрыт на две персоны.
Теллсон смотрит в окно.
* * *
На улице появляется Лорри. Он входит в особняк Теллсона.
* * *
В столовой. Теллсон и Лорри обмениваются рукопожатием.
Оба усаживаются за стол.
Теллсон. Мистер Лорри, я не могу не выразить восхищение тем, что вы в ваши годы и в такой непростой обстановке неутомимы в своих разъездах между Лондоном и Парижем.
Лорри. Мистер Теллсон, я разъезжаю исключительно по делам фирмы и в интересах фирмы. Блюсти интересы фирмы – мой долг, и я надеюсь, что смогу его исполнять до последнего дыхания.
Входит лакей, ставит на стол блюдо. Теллсон знаком отсылает его прочь, сам наливает вино в оба бокала.
Теллсон(пригубив вино). Ну что же, Людовика XVI постигла та судьба, которую мы с вами ему предсказывали.
Лорри. Для этого не надо было обладать пророческим даром. Все, что долгие годы творилось во Франции, конечно, безумие (кивает себе в такт), но, как сказал наш великий Бард:
В этом безумии есть своя логика.
* * *
В двери особняка Теллсона входит рассыльный.
Его встречает швейцар.
Швейцар. Что у вас?
Рассыльный (протягивая письмо). Это для мистера Лорри.
Швейцар. Будете ждать ответа?
Рассыльный. Нет.
Швейцар. Вам уплачено?
Рассыльный. Да. Всего доброго.
* * *
В столовой. Входит лакей и с легким поклоном передает мистеру Лорри письмо. Тот, мельком взглянув на него, сует его в карман. Лакей исчезает.
Теллсон. Мистер Лорри, мы с вами частные лица, (Лорри кивком соглашается с ним.) но большая политика неизбежно затрагивает судьбы частных лиц. (Лорри опять кивает.) Как вы думаете, война будет?
Лорри. Военные действия уже начались. Прусские и австрийские войска перешли границы Франции. Что же касается большой войны, в которую будут втянуты все государства Европы, то она, увы, неизбежна, но, надеюсь, начнется нескоро. И, надеюсь, у нашего правительства хватит хладнокровия оттягивать ее как можно дольше.
Теллсон. Но мы же отозвали свое посольство из Парижа!
Лорри(усмехаясь). А что нам оставалось делать? Зато господа революционеры…
Теллсон. Граждане. Они теперь не господа, а граждане.
Лорри. Да-да. И вот эти господа граждане своего посольства из Лондона не отзывают и, более того, приглашают меня сегодня туда на ужин.
Вынимает из кармана письмо, помахивает им и снова прячет.
Теллсон. Вы говорите, что война неизбежна, почему же вы советуете ее оттянуть? Ведь Франция сейчас слабее, чем когда-либо?
Лорри. Да. И господа, то есть граждане, это хорошо понимают. Они уже пару раз прорычали, что хорошо бы начать революционную войну. Но им необходима отсрочка. Чтобы отлить пушки, наделать ружья, намуштровать огромную армию.
Теллсон(широко открыв глаза). И мы должны им это позволить?
Лорри. У нас тоже есть пушки, мистер Теллсон. И, будет надо, мы отольем новые. Но есть такие вещи, которые это оружие не берет. Пройдет немного времени, и вы увидите, как необученная толпа оборванных французов – и голодных, мистер Теллсон, голодных! – вышвырнет со своей территории всех этих королевских и императорских солдат.
Теллсон. Вы говорите невероятные вещи, сэр!
Лорри. Да, мой добрый друг, и я отдаю себе отчет в каждом слове. Они сейчас непобедимы. Потому что они воюют не одни. За них воюет то, что они называют равенством и братством.
Теллсон. Там есть еще третий компонент – свобода.
Лорри. Да, но для меня, старика, это понятие слишком расплывчатое. Я англичанин, мне всегда хватало свободы. Я считаю наше государственное устройство лучшим из всех возможных. И наша армия устроена наилучшим образом. Это армия свободных людей. В нее идут добровольно и получают плату за свой труд.
Теллсон. Да, это так.
Лорри. А теперь представьте, что мы бросим сейчас нашу армию против революционной Франции. Понятно, что солдаты должны защищать интересы своего отечества. Но в солдаты идут люди бедные, вынужденные за деньги продавать свою кровь и свою жизнь. И получается, что защищают они прежде всего интересы тех, кто богаче их в сотни, в тысячи, а порой в десятки тысяч раз. Неужели вы думаете, сэр, что мы с вами окажемся в их глазах дороже, чем такие бесценные вещи, как равенство и братство?
Теллсон на какое-то время погружается в глубокую задумчивость.
Теллсон. Хорошо, я понял ход вашей мысли. Мы должны сидеть и дожидаться, пока они сами не начнут свою революционную войну. Ну а в этом случае, на чем будет основываться наш перевес? Франция – крупнейшее государство континентальной Европы. Если они двинут войска со своим кличем "долой тиранов", то вся Европа может оказаться у их ног. И против нас, не так ли?
Лорри. Да, на первых порах они будут весьма успешны. Мы должны быть к этому готовы. Но кончится это всё – войной всей Европы против Франции. И полным ее поражением. Война будет чудовищно долгой и чудовищно кровопролитной. А потом все вернется на круги своя. Победителей в этой войне не будет.
Теллсон. Да, удручающая картина. А есть ли какой-то шанс, что они не захотят начинать эту революционную войну? Совсем от нее откажутся?
Лорри. Это невозможно. Для тех, кто волей судьбы оказался сейчас у власти в Париже, это совершенно невозможно.
Два года они обрушивали свое красноречие на короля и на монархию, и вот восставший народ сметает эту монархию. Народ, а не английские деньги, как думают некоторые. И теперь они оказались с этим народом лицом к лицу. И народ вопит о равенстве и братстве. Как по-вашему, они могут устроить им равенство и братство? В стране хаос. Они хлеба на всех найти не могут. Единственное, что они могут, это превратить всю Францию в военный лагерь, всех, кого можно, поставить под ружье и отправить их освобождать Европу от тиранов. Равенство и братство вышлют как передовой отряд.
Теллсон(мрачно кивая). И их первыми расстреляют.
Лорри. Но поначалу все будут в восторге, и многим европейским правительствам не поздоровится. А потом все увидят, что это такая же война, как все другие войны – грабеж, убийства и миллионные состояния на военных поставках. Разве сможет тогда одна Франция устоять против всей Европы?
Мистер Лорри невозмутимо ест. Теллсон вновь погружается в свои мысли.
Теллсон. Тем не менее, Франция стала республикой. И она будет республикой. Ну, может быть, конституционной монархией, я не очень-то верю в герцога Орлеанского. (-) Неужели нельзя обойтись без такого бессмысленного кровопролития? Ведь это же безумие, это самоубийство!
Лорри. Вполне с вами согласен. Но все будет так, как я вам сказал. Правда, я этого уже не увижу.
Теллсон. Эти люди предпринимают и вполне разумные шаги. Они объявили полную свободу вероисповедания, то есть, по существу, восстановили Нантский эдикт.
Лорри(неожиданно резко). А что толку восстанавливать Нантский эдикт через сто лет? Принято говорить "лучше поздно, чем никогда"! Но если уже поздно? Во Франции никогда не случалось ничего страшнее, чем отмена Нантского эдикта. Это и было самое настоящее самоубийство, никакая война с этим не сравнится.
А что теперь? Все эти люди атеисты, во всех мыслящих головах уже укоренился атеизм. Вот он сейчас и получает полную свободу. А всякая вера теперь станет посмешищем. (С неожиданной страстностью) Да, смиренная вера наших отцов теперь станет просто посмешищем.
Теллсон(удивленно поднимая брови). Я не думал, мистер Лорри…
Лорри (с усмешкой). Я и сам не думал. Голос крови, наверное. Одного из моих прадедов казнили при короле Джеймсе.
* * *
5. Лондон. Контора "Картон и Страйвер".
Принаряженный Страйвер, развалившись в кресле, читает газету.
Картон перед зеркалом старается получше намотать на шею длинный галстук.
Страйвер. Ты успел сходить к цирюльнику?
Картон(возмущенно). Ты что, не видишь?
Страйвер(поднося к глазам лорнет). Теперь вижу. (Прячет лорнет.) Эти французские газеты такое пишут! Их читать стало интересней, чем ходить в театр.
Картон. Шекспира бы туда!
Страйвер. Ну, для Шекспира все эти демагоги из Конвента, пожалуй, мелковаты.
Картон. Ошибаешься. Если бы про шекспировских королей мы знали только из газет, они бы нам тоже показались мелковатыми.
Страйвер. Бедные наши друзья-парижане! Не хотел бы я оказаться на их месте.
Картон. Я должен тебе кое в чем признаться. Когда вся эта каша начала завариваться, мне захотелось бросить всё…
Страйвер(не отрываясь от газеты). Бросить всё – это значит бросить меня?
Картон. Да. И помчаться в любимую Францию спасать ее от тиранов и насильников.
Страйвер(продолжая читать). Но ты вовремя одумался.
Картон. Тебя спасла моя лень и еще некоторые соображения.
Страйвер(присвистнув). Ничего себе! Депутат Бюзо потребовал выслать из Франции бывшего герцога Орлеанского.
Картон(роняя концы галстука). Не может быть! (Выхватывает у Страйвера газету.) Герцог сам депутат Конвента. Где это? (Смотрит в газету.) Все равно не верю. Какая-то игра. Очередная военная хитрость.
Страйвер. А на что он рассчитывает, этот гражданин герцог? Что из этого Бедлама в конце концов получится конституционная монархия?
Картон. Конечно. Это общая мечта его и нашего правительства.
Страйвер. Вот куда идут наши деньги.
Картон. Страйвер, у этого Филиппа столько денег, что он сам может купить любое правительство.
Входит мальчик-клерк, ставит на стол поднос с двумя чашечками кофе и печеньем.
Страйвер(отхлебывая кофе). Но его кузену королю голову отрубят непременно. Как же! Раз англичане посмели, то им отставать неприлично.
Картон. Французы вовсе не мерят себя по англичанам. Они допускают, что порядки у нас получше, но зато сами они гораздо умнее. Во Франции считается хорошим тоном не верить в Бога. В Англии верить в Бога считается хорошим тоном.
Страйвер. Вот именно! Считается хорошим тоном. (Допивает кофе.) Скажи, Сид, а ты сам когда-нибудь верил в Бога?
Картон(негромко). Какое-то время верил.
Страйвер. И как это было?
Картон(еще тише). Я был очень счастлив.
Страйвер. Что же ты мне ничего не сказал?
Картон. Не успел.
Страйвер долго складывает газету.
Страйвер. Так, ты идешь со мной на "Фальстафа"?
Картон(хватая галстук). Иду-иду. (Бежит к зеркалу.)
* * *
6. Дувр. Грузчики взбегают по трапу пришвартованного корабля.
Первый грузчик. Привет, Франция! Ну как там ваш король? Голову ему еще не снесли?
Все смеются.
Французский моряк. Нет, пока еще на месте.
Второй грузчик. Выдавайте не стесняйтесь! Им это очень на пользу!
Французский капитан. Они хитрые, эти короли. У них ведь новые головы отрастают.
Второй грузчик. Все равно надо. Они после этого скромнее делаются.
Взваливает на спину мешок и бежит вниз по трапу. Следом за ним остальные.
* * *
Лондон. Вечер. Доктор Манэ в своем кабинете рассматривает через лупу разложенную на столе карту Европы. Негромкий стук в дверь. Входит мисс Адамс.
Мисс Адамс. Становится сыро. Может, разжечь камин?
Манэ. Нет, не надо. Мне даже жарко.
Манэ кладет лупу на карту и поднимает на мисс Адамс страдальческий взгляд.
Манэ. Пруссаки берут крепость за крепостью. Их главнокомандующий грозится сравнять Париж с землей.
Мисс Адамс(с жаром). Этого не будет. Они скоро получат отпор. Чарльз все время показывает нам французские газеты. В народе такое воодушевление! Можно говорить что угодно, но Господь на их стороне.
Манэ. Если бы я не был старой развалиной, я бы сам туда отправился. Хотя бы траншеи рыть.
Мисс Адамс(боязливо взглядывая на дверь). Ради Бога, не скажите этого при Чарльзе. Он сам туда рвется. Но ему ни за что нельзя!
Манэ. А разве благородно в такую минуту прятаться за женскую юбку?
Мисс Адамс опускается на колени возле его кресла.
Мисс Адамс. Друг мой, дорогой мой друг, поверьте, это не женский эгоизм, не прихоть Люси. Это предчувствие возникло у нас еще давно, еще до всех событий, когда мы ездили в Париж за вами. Мы просто физически ощущаем, что никому из наших близких туда нельзя. Когда Чарльз вернулся из Франции после своей последней поездки, его тотчас же арестовали. Он чудом избежал смерти, но нас это еще больше убедило, что мы правы.
Манэ. Да, стоило провести восемнадцать лет в Бастилии и вернуться к жизни, чтобы убедиться, что от тебя нет никакого проку. Я даже в полковые лекари уже не гожусь. Зачем я остался жив? Кому я нужен?
Мисс Адамс(беря его за руку). Вы нужны тем, кого вы лечите. Вы нужны тем, кто вас любит. Мы так вас любим, мы так счастливы, что вы с нами. И вы нужны Господу, нашему Создателю!..
Манэ(запальчиво). Если я Ему нужен, то почему же Он так со мной обошелся?
Мисс Адамс. Больше всего вы нужны Ему. Он сотворил вас, и только Он знает, какой смысл в том, что с вами происходило. И он однажды откроет вам этот смысл, все объяснит, иначе не может быть. (Заливается слезами.) Когда мое счастье рухнуло, когда я потеряла того, без кого мне жизнь была не нужна… (Вытирает слезы.) Я хотела только смерти… Я завидовала каждому, кто умирал… Это и был ад… Я стала искать всякие способы… Чтоб никто не догадался… Но Господь явил мне Свою милость… Неважно, как это было, но я поняла… Он мне показал (Голос ее прерывается.), что если я сделаю что-то ужасное, то разлучусь со своим любимым навсегда… (Перебивает себя.) Нет, не навсегда, Господь так милостив!.. Но это будет в тысячу раз хуже… Надо только вытерпеть этот срок… Покориться и вытерпеть…
Мисс Адамс плачет, прижавшись головой к коленям доктора. Он гладит ее по волосам. Уже успокоившись, она поднимает на него глаза. Потом снова прижимается головой к его коленям и говорит почти шепотом.
Мисс Адамс. Мы рассуждаем о вечной жизни… А что такое наша здешняя жизнь? Только малая часть вечности… Но какая же трудная! Господи, до чего же она трудная!
Все люди боятся смерти, а втайне каждый только на нее и надеется… Каждый где-то там, в глубине, знает, что это будет не смерть, это закончится время… Его время… Пытка временем закончится.
За дверью слышится шум, быстрые шаги, детский плач.
Голос маленькой Люси. Не хочу! Не хочу! Хочу, чтобы крестная!
Дверь открывается, вбегает ребенок, следом – Люси и нянька.
Девочка бросается к мисс Адамс.
Люси. Она не дает нам себя уложить. Требует свою крестную.
Мисс Адамс подхватывает малышку на руки, целует ее.
Мисс Адамс. Пойдем, моя радость! Я тебя сейчас уложу.
Я тебе расскажу сказку. (Уходит, унося маленькую Люси.)
Люси искоса смотрит на разложенную на столе карту.
Манэ(с самой веселой улыбкой). Ужинайте без меня, дорогая. Я себе прописал диету.
Люси. Я принесу тебе чаю и чего-нибудь легкого, папочка.
Манэ. Не надо.
Люси. Я все равно принесу. На всякий случай.