* * *
В комнате. Люси и мисс Адамс, склонившись над колыбелькой, любуются младенцем.
Входит Дарней.
Люси. Чарльз! Ты только посмотри! Она нас узнаёт! А папу ты узнаёшь?
Дарней(напряженно). Да, это очень хорошо.
Люси. Что с тобой? Что-нибудь случилось?
Дарней. Мне пришло письмо в Теллсон-банк. Умер маркиз д’Эвремонд.
Люси(испуганно). И ты теперь поедешь во Францию?
Дарней (резко).Не поеду, не поеду! (Целует ее.) Прости, дорогая. Я никуда не поеду. Я знаю, что надо предпринять. Но эта новость меня выбила из колеи.
Мисс Адамс(заглядывая ему в глаза). Это была внезапная смерть?
Дарней. Да. (К Люси) Мистер Манэ у себя? (Люси кивает.) Мне надо с ним поговорить.
* * *
Дарней входит в кабинет Манэ. Доктор с книгой в руках стоит у раскрытого книжного шкафа.
Дарней. Я получил письмо из Франции. Маркиз д’Эвремонд умер.
Доктор ставит книгу в шкаф и опускается в кресло.
Дарней. Он не своей смертью умер. Его убили. Ночью, прямо в постели.
Доктор откидывается в кресле и несколько мгновений прерывисто дышит.
Манэ. Известно, кто?
Дарней. Пока нет. Скорее всего, крестьяне. Таких случаев становится все больше. Хотите прочитать письмо? (Протягивает ему письмо.)
Доктор берет письмо, смотрит на него невидящими глазами и кладет на стол.
Дарней. Может, дать вам вина? Или каких-нибудь капель?
Манэ. Нет, все в порядке. Мне просто… Сейчас это пройдет.
Дарней. Я понимаю. Но что ни говори, вы отомщены.
Доктор прикрывает глаза рукой, Дарней садится в соседнее кресло.
Дарней(глухо). Его зверски убили. Заткнули рот и изрубили в куски. Видно, их было трое. Я даже вообразить не мог, что мне будет так тяжело. Ведь ближайший мой родственник, одна кровь. Я всегда его ненавидел, а теперь что? Радоваться, что он получил по заслугам?
О Господи! А если бы на его месте был мой отец? (На глазах Дарнея выступают слезы.) А если бы я сам там оказался? (Усмехается.) Я бы им предъявил свои республиканские воззрения. Боже мой, зачем мы на свет родимся?
Доктор кладет руку на руку Дарнея.
Манэ. Дитя мое, что вы намерены делать? Вы поедете во Францию?
Дарней. Нет. Буду сидеть здесь и благодарить Бога за то, что Он меня вразумил еще столько лет назад. За то, что я вовремя оттуда убрался.
Манэ(довольный его ответом). Вы взрослый человек, вам самому решать. Я не имею права ничего вам советовать.
Дарней. А я уже советовался. И не один раз. И с мистером Лорри, и с французскими газетами. (Откидывается в кресле.) Меня очень часто тянет на родину. Во сне снится. Но мне туда нельзя, я это понимаю. В деревне убьют, в Париже за решетку посадят.
* * *
6. Париж. Утро буднего дня в Сент-Антуанском предместье. По улицам снуют бледные, озабоченные, плохо одетые люди. Многие почти в лохмотьях.
Возле запертого магазина стоит длинная вереница женщин. Одни от усталости прислонились к стене, другие уже сели на землю.
Мимо женщин ковыляет старик в лохмотьях, с костылем.
Старик. Эй, женщины! Слышали новость? Король возвратил из ссылки господина Неккера.
Первая женщина(мрачным голосом). Хорошая новость.
Вторая женщина. Наверное, хорошая.
Третья женщина. Хорошая, хорошая.
Старик. Он даст каждой из вас пуговицу со своего камзола. Положите в рот и будете сосать. (Ковыляет дальше.)
На этой же улице появляется Сидней Картон. Он проходит мимо женщин, смотрит на них с любопытством, заворачивает за угол, минует несколько кварталов и снова видит такую же картину – закрытый магазин и возле него длинная вереница людей, по большей части женщин.
Картон останавливает прохожего.
Картон. Прошу прощения! Вы не скажете, что это значит? Почему они здесь стоят?
Прохожий. Вы, сударь, из какой страны приехали?
Картон. Из Англии.
Прохожий. Вы что, пришли сюда, чтобы надо мной издеваться?
Картон. Нет, я англичанин, настоящий англичанин. (Вынимает для убедительности из-за обшлага визитную карточку.) Я еще позавчера был в Булони и только вчера утром приехал в Париж.
Прохожий(насупившись). В эту лавку должны привезти дешевый хлеб. Он, правда, наполовину из травы, но есть можно. Ну и, конечно, его сразу расхватывают.
Вот они выстраиваются за несколько часов и ждут.
А иначе не достанется.
* * *
7. В кабачке Дефаржа ни одного посетителя. За стойкой жена Дефаржа.
Входит Картон. Он подходит к мадам Дефарж, говорит ей несколько слов. Женщина, смущенно вытирая руки фартуком, выходит из-за стойки, неуклюже кланяется Картону и спешит за своим мужем. Ее место за стойкой занимает долговязый широкоплечий парень, в которого превратился маленький сынишка Дефаржа.
* * *
Картон и Дефарж сидят за столиком.
Дефарж. Значит, здоровье у доктора в порядке. Это очень хорошо. И пациентов у него хватает?
Картон. Доктор Манэ замечательный врач. Его очень ценят.
Дефарж. Это очень хорошо. Спасибо вам за хорошие известия, сударь. И за подарок большое спасибо.
Картон. Ну, это не мне, а доктору. Вы бы ему написали, месье Дефарж, он будет очень рад получить от вас письмо.
Дефарж. Да, конечно, мне давным-давно надо бы ему написать, да рука не поднимается. С тех пор, как он мне написал, что маленькая Люси вышла за этого… Меня как пристукнуло! Как он мог ее отдать!..
В погребок входит посетитель и вопросительно смотрит на Дефаржа. Дефарж кивком головы указывает ему на маленькую дверь возле стойки. Посетитель скрывается за этой дверью. Картон провожает его взглядом.
Картон. Месье Дарней очень достойный человек. Его ни в чем нельзя упрекнуть. И он очень помог доктору.
Дефарж. Я все это прекрасно знаю. Но породниться с этими Эвремондами! А теперь еще и ребенок родился. Теперь они одна кровь.
Картон. Месье Дефарж, чем эти Эвремонды хуже всех других французских дворян? Что они такого вам сделали?
Дефарж. Что они мне сделали? Да они всю мою жизнь загубили! Всё у меня отняли, всё! А то, что было с хозяином? А моя бедная хозяйка, моя мадам? Она была мне как мать!
Картон. Месье Дефарж, вы хотите сказать, что родные Эвремонда причастны к аресту доктора Манэ?
Дефарж. Причастны! Это все от начала до конца их рук дело! Его отца и отцовского брата!
Картон (тихо). Бедный Дарней! Как же он с этим живет?
Дефарж. Не знаю, как он живет! Я знаю, как я живу!
Я знаю, как доктор заживо гнил в Бастилии, а моя мадам слезами исходила там, в Англии. (У Дефаржа все лицо залито слезами.) Она была святая, она была мне как мать! У нее было не так уж много денег, а как она обо мне позаботилась! Если бы не она, у меня бы не было этого заведения, я бы не смог жениться.
Картон(с глубоким вздохом). Я понимаю ваши чувства, месье Дефарж.
Дефарж. И ведь какие хитрые дьяволы! Сначала извели целую семью крестьян. Потом испугались, что народ этого не стерпит и с ними расправится, и решили хоть как-то замазать. И отыскали врача, которого в Париже никто не знал. Мы только-только перед этим переехали из Бове.
Картон. Неглупо.
Дефарж. Но это же был доктор Манэ! Он не захотел становиться их сообщником и написал прокурору Парижа. А кончилось все тем, что в Бастилию упрятали его самого. Ведь все эти аристократы одна шайка.
Картон(про себя). Я уверен, что в Лондоне об этом никто не знает. (Вслух) А как вам все это стало известно, месье Дефарж? Ведь вы же были подростком.
Дефарж. Доктор свое письмо прокурору переписывал несколько раз, а черновики рвал и выбрасывал в корзину.
А я их оттуда доставал. Да, я такой. И это счастье, что я так сделал.
Картон. Вы очень умны, месье Дефарж.
В погребок входит женщина и, быстро взглянув на Дефаржа, неслышными шагами проходит к маленькой двери и скрывается за ней.
Дефарж. Когда доктор пропал, я сразу понял, что это из-за этого дела. И я все рассказал мадам и сказал ей, чтобы она его не искала, иначе и с нею расправятся.
И она меня послушалась, а через год уехала в Англию. (Его душат слезы.) Она была мне как мать. Она всегда говорила: "У нашего Эрнеста талант. Мы обязательно сделаем из него врача".
Картон. Месье Дефарж, вы знаете, кто такие Парки?
Дефарж. Нет.
Картон. Это такие ткачихи. Но, оказывается, они не только ткут, они еще узоры вышивают.
Жена Дефаржа, успевшая принарядиться, подходит к ним, держа в руках поднос с угощением.
Жена Дефаржа(вся смущение). Уж раз вы оказали нам честь, сударь. Уж не взыщите. У нас все самое простое.
Картон. О, это то, что я люблю больше всего. Очень вам благодарен. Я несколько лет не был во Франции и так соскучился по всему по-настоящему французскому.
Жена Дефаржа. А вы самый настоящий француз, сударь. Я бы вас ни за кого другого не приняла.
Картон. Да, меня всегда принимают за француза.
Дефарж многозначительно кивает.
Картон. Но, как я понял, народ за это время лучше жить не стал. Совсем наоборот.
Жена Дефаржа. С трудом выживаем, сударь. Цены растут каждый день. Половина продуктов пропала. Все, что на черный день откладывали, растаяло. Что будет дальше, ума не приложим.
Картон. И богатых это нисколько не коснулось. Вчера утром в гостинице мне подали тот же завтрак, что всегда. Правда, потом долго считали и пересчитывали, но все сошлось.
Дефарж. У вас английские деньги, сударь.
Картон. Да. Но потом я обедал у герцога Орлеанского!.. Если бы мне подали счет, то никаких английских денег не хватило бы.
Дефарж (с жаром). Сударь, а хотите увидеть нашу жизнь, можно сказать, до самого дна? Моей семье еще не хуже всех живется. Вы же адвокат. Если у вас есть время, тут сегодня одно дело в суде разбирается. Посмотрите, как живут во Франции!
Картон. С удовольствием, месье Дефарж. Я свободен до вечера. На вечер у меня пригласительный билет в Пале-Рояль. Там будет бал-маскарад. На него тоже хватило денег.
Дефарж (смущенно). Пале-Рояль ужасное место. Там на этих балах черт знает что творится.
Картон. Я знаю. Но я очень любопытный. И я не юная девица, мою репутацию это не испортит.
Картон встает, но идет не к выходу, а к стойке, за которой возвышается Жанно, сын Дефаржа.
Картон. Какой у вас замечательный сын, месье Дефарж. Он, наверное, очень сильный?
Дефарж. Да-а.
Картон. Настоящий Геркулес. Если вы разрешите?..
Дефарж разрешает. Картон дает Жанно деньги.
* * *
Улица. Картон и Дефарж направляются в суд.
Картон. Месье Дефарж, я юрист и я ваш друг. Я хочу вас спросить, только в целях вашей безопасности. Пока мы разговаривали, в ваше кафе заходили какие-то люди, а выходили, вероятно, через черный ход. Вы ничем не рискуете?
Дефарж. Я хорошо разбираюсь в лекарствах, спасибо доктору и моей мадам. Ну вот. А у меня есть знакомый аптекарь. И мы друг другу помогаем выживать.
Картон. А местная власть?
Дефарж. Ей тоже надо выживать.
Картон. Тогда будем считать, что все в порядке.
Дефарж. Вы настоящий француз, месье Сиднэй. А вы знаете, вы ведь очень похожи на этого…
Картон. Да, я знаю. А вы даже имени его выговорить не можете? (Кладет руку на плечо Дефаржа.) Он ведь ни в чем ни перед кем не виноват, месье Дефарж. Надо быть справедливым. Ведь мы же с вами справедливые люди?
* * *
8. Обшарпанное помещение суда.
Судья, один заседатель, пятеро присяжных.
Места для зрителей забиты до отказа. На скамье подсудимых молодая женщина с горящими глазами и блуждающей безумной улыбкой.
Появляются Картон и Дефарж.
Служитель усаживает их на два табурета, которые он ставит в дверном проеме.
Судья. Подсудимая Николь Рено, встаньте. Итак, вы признаёте себя виновной в убийстве ребенка, которого вы в отсутствие мужа родили от незаконного сожительства?
Женщина(возмущенно). Почему от незаконного? Мы с Пьером в законном браке! Мы в церкви венчались, еще там, в Бурже! (Обращаясь в зал) Господин кюре! Скажите им! Ведь вы меня знаете, вы крестили моего сыночка! Как это – от незаконного?
Священник(вскакивает с места). Господин судья! Эта женщина повредилась в уме! К ней нельзя подходить с обычными мерками.
Судья(вежливо). Свидетель, пожалуйста, сядьте. Вам обязательно дадут слово.
Женщина. Вот видите, господин кюре все знает. Придумали еще, незаконное!
Заседатель(судье, шепотом). Не надо ее прерывать, она сама все расскажет.
Судья кивает.
Женщина. А что в отсутствие мужа родила, так разве ж это я виновата? Пьера прямо на улице схватили и забрали в королевский флот. (Заливается слезами.) Я так плакала, я так кричала! Я им говорила – ведь Мари всего три года, и у меня еще ребенок будет! А они сказали, что королю он нужнее. А иначе английские еретики захватят всю Канаду. (Размазывает слезы по лицу.)
Мы с Мари сначала как-то жили, а цены-то каждый день растут! Все, что из Буржа привезли, пришлось распродать. Все говорили, у Пьера золотые руки, а когда за работу никто заплатить не может, то не все ли равно, какие руки? Вот мы в Париж и перебрались.
А тут у меня сыночек родился, а потом я прихожу в министерство, а мне и говорят – в казне денег нет, когда будут, тогда и получишь за своего мужа жалованье.
Да, вот так и сказали. А что мне есть с двумя детьми, не сказали. И я пошла просить милостыню. А вы знаете, что это такое? Легче работу найти. Все хорошие места заняты, отовсюду гонят! Хитрая, говорят, с детьми пришла! А где же мне их оставить? Грудного младенца?
Пьяноватая старуха, хлебнув из флакона, поддерживает ее со своего места.
Старуха(кричит судье). Это все чистая правда, месье! Все так и было, как она говорит.
Судья. Свидетельница, я сейчас прикажу вывести вас из зала.
Женщина. А потом я совсем перестала понимать. Хожу и ничего не понимаю. А Мари все время просила есть, и мы целыми днями искали, чего бы поесть. В деревне хорошо, там в лесу всегда можно хоть что-нибудь найти. А здесь как быть? Мне добрые люди все время что-то давали, так ведь им самим есть нечего, когда такие цены! А сыночек мой бедненький так мучился, так мучился! Я ему нажую из того, что мне дали, и в ротик положу. А он обратно выплевывает. Ему бы молока! Хоть немножечко! Хоть бы одну ложку!
Она вцепляется руками в барьер загородки и перегибается через него.
Судья(сквозь зубы). Продолжайте, Николь Рено, рассказывайте, как все было.
Женщина выпрямляется, на ее лице снова блуждающая безумная улыбка.
Женщина. И тогда моя хозяйка мадам Арну сказала: "Твой ребенок целыми ночами кричит, никому спать не дает. Если он не перестанет, я тебя с квартиры выгоню, все равно ты за нее не платишь". (Она смотрит вокруг себя безумными глазами.) А куда же я тогда? Он же все равно будет плакать… И тогда я взяла полотенце, намочила водой, сложила его много раз и положила ему на личико, и прижала. Он сначала дергался, а потом перестал. Я сняла полотенце, а он такой беленький стал, как фарфоровый ангелочек… И я пошла, позвала хозяйку и говорю ей: "Посмотрите, мадам Арну, какой мой сыночек красивый, и больше уже не плачет". А она как закричит, и побежала куда-то, и тогда за мной пришли и отвели в тюрьму.
Картон резко встает и выходит из зала. Дефарж следует за ним.
Судья. Следовательно, Николь Рено, вы признаётесь в том, что сознательно убили своего ребенка.
Женщина. Что? Да как вы можете такое говорить? Чтобы я убила своего ребенка?
Старуха(с места). Ничего, Николетт! Тебя отправят на виселицу, а это быстро и небольно!
Судья(ударяя жезлом по столу). Пристав, сейчас же выведите из зала эту женщину!
Женщина. А как же Мари? Куда она денется? Она же такая маленькая! Я должна ее взять с собой!
* * *
Картон и Дефарж на улице. Оба молчат и не смотрят друг на друга. Наконец, Картон обращается к Дефаржу.
Картон. Вы понимаете, месье Дефарж, я всю жизнь, с самого детства, слышу о преступлениях, о казнях, о несправедливых приговорах… Говорят, у судейских душа черствеет. Наверное, это так. А разве у всех других не так? Каждый человек, как только он перестает быть ребенком, может легко догадаться, что в этом мире зла несравненно больше, чем добра. Но все живут так, как будто зло – это нелепая случайность, и сама неотвратимая смерть – тоже нелепая случайность. А иначе жить было бы невозможно. Так действует сила, которая заставляет человека жить. Не смотря ни на что.
Я когда-то пытался понять, что это за сила… У меня ничего не получилось… Но я знаю, что сильнее нее нет ничего на свете.
* * *
9. Бал-маскарад в Пале-Рояль.
В роскошном зале, освещенном тысячами свечей, веселится толпа гостей. На всех маски или полумаски. Мужчины одеты в костюмы всех народов и эпох, женщины полуобнажены, на многих одеяния из прозрачной ткани. Вокруг колонн стоят столы, уставленные яствами и напитками. В роли виночерпиев сатиры в венках и опоясаниях из листьев.
Звучит музыка. Музыканты играют в ускоренном темпе и с разнузданными интонациями.