Нынешний раскол в некотором роде не нов. Почитайте в New York Times критику на фильмы "Совершенное оружие", "Крокодил Данди", "Малыш-каратист" и увидите, как некоторые из моих предшественников поступили с тремя самыми кассовыми фильмами 20 лет назад. Кроме того, разногласия между критиками и зрителями могут быть временными. В прошлом году, во время кассового провала, все мы дружно удивлялись заурядности предлагаемых студиями картин.
Что бы ни означал тот провал, сейчас он не наблюдается, и критики снова приняли на себя обычную роль козлов отпущения. Современный блокбастер можно рассматривать как воплощение демократических идеалов, для чего, собственно, и рождено кино. Стоять в стороне от этого общественного явления или, хуже того, относиться к нему скептически и презрительно, значит, быть сумасбродом и снобом.
Будь мы прокляты, если мы не такие. А иногда - если такие. Когда наши громкие похвалы украшают рекламу фильмов, которые публика воспринимает недоуменно, мы выглядим простофилями и дешевыми зазывалами. Эти обвинения были бы справедливы в том случае, если бы работа критика заключалась только в том, чтобы отражать, предсказывать вкусы зрителей и влиять на них.
Но это работа голливудских студий, в частности, их отделов маркетинга и рекламы. Эти компании тратят десятки миллионов долларов, стараясь убедить вас, что премьера фильма - общественно значимое культурное событие, к которому вы должны быть причастны.
Так зачем же нужна кинокритика? Напрашивается ответ, что кино - это искусство, или по крайней мере способ получения удовольствия, который, как ни странно, ассоциируется у нас с искусством, часто бывает не только коммерческим. Когда такое случается, нам хочется быть рядом, чтобы вместе порадоваться, а если не случается - пожаловаться. Если же рассуждать глубже, наша любовь к кино часто находит проявление в недоверии к людям, которые делают и продают его, и даже к тем, кто его смотрит. Мы очень серьезно относимся к этому развлечению и ходим в кино не ради удовольствия. И даже не ради денег. Мы ходим в кино ради вас.
Текст 5 ДИАГНОЗ: "ДЕБАТИТ" КАРМЕН РИКО ГОДОЙ
В Испании в последнее время дебатируют много. Радио, телевидение, парламент, бары и спальни являются для испанцев местами наиболее подходящими и желанными для этих целей. Некоторые авторы считают, что дебаты - это организованная дискуссия, которая зачастую приближена к стрелковому бою или петушиным баталиям, чем к обмену мнениями или взглядами. И, углубившись в этимологию этого слова, те же авторы доказывают, что происходит оно от латинского "разбивать", главным образом, яйца. Конечный продукт этой операции обычно бывал размазан на лице противника. Тем не менее другие авторы пытаются доказать, что "дебаты" происходят исключительно от слова "бита" - объекта явно агрессивного свойства, используемого как в бейсболе, так и в уличных драках.
Известно, что один из бурно дискутирующих между собой рано или поздно скажет: "То, что ты сейчас изрек, - полная чушь". И что второй ответит: "Это ты не говоришь ничего, кроме чуши". Вот он, пиковый взлет дебатов в узком кругу, когда все железы внутренней секреции работают на пределе и когда реакции сидящих уже непредсказуемы. И тогда, именно в это мгновение, один из них встает и говорит:
Вы меня не называйте болваном.
Я вас называю так, как мне хочется, - следует ответ, - потому что это - дебаты, и я имею полное право выражаться, как хочу.
Но вы не имеете права меня оскорблять.
А я и не оскорбляю, я просто констатирую и ограничиваю себя при этом лишь демонстрацией объективного факта: вы - тупица.
Нет, вы сказали не это, вы сказали, что я говорю полную чушь.
Это абсолютно верно, я с вами согласен.
И вдруг в этот диалог вмешивается некто третий, так называемый модерадор - ведущий дебатов, пытающийся их сдержать.
Сеньоры, пожалуйста, мы же цивилизованные люди, сеньоры!..
А вы не прерывайте меня и не оскорбляйте, называя сеньором. Я не сеньор! Или вы слепой?
Хорошо, хорошо, сеньоры, успокойтесь. Продолжим дебаты в более умеренной форме.
Я не виновата, что у этого сеньора не осталось иных аргументов.
У меня нет аргументов? Да у меня их столько и таких достойных, что вы, видя свою безнадежность, начинаете оскорблять.
Я, когда чувствую себя безнадежно, не оскорбляю, сеньор, а зову на помощь полицейского или простого прохожего.
Видали! Она зовет полицейского, чтобы ее спасали, или папу себе в помощь.
Послушайте, что вы говорите? Оставьте в покое моего отца.
Очень хорошо, оставим вашего папу в стороне. А полицейского?
Какой полицейский? О чем вы трещите?
Не помню. О чем мы говорим, сеньор ведущий?
О пользе комбикормов для беременных баранов. Вы, сеньор, были "за", а вы, сеньора, - "против".
Против чего я была?
Вы были против всего того, что я говорю, имея на то основания или нет, потому что вы не знаете, больше того, не имеете ни малейшего представления о том, как вести себя в ходе дебатов.
Я знаю, как вести себя, когда излагаются идеи или мнения, имеющие хоть какой- то смысл. Но когда я слышу, как вот сейчас, что комбикорм приводит к вздутию брюха у беременного барана и поэтому негативно влияет на его генный код и нуклеиновые кислоты, мне попросту хочется хохотать.
Я не позволю, чтобы надо мной хоть кто-то смеялся - ни вы и никто другой.
Сначала извел, а теперь смеется, ха-ха-ха!
Еще бы: известно ведь, что изводит тот, кто изводит последним.
Договорились.
("Камбио-16". 1988. № 9)
Текст 6. ПЛАСТМАССОВЫЕ МАЛЬЧИКИВИКТОР ЛОШАК
Первенцы эпохи интернета выросли и к сорока объявили миру: мы "забили" на все и хотим лишь одного - получать "штуку баксов" и развлекаться.
Во время событий в Югославии мой коллега послал журналиста в Белград. В первый день корреспондент ничего не передал, во второй - то же самое, на третий из Москвы ему стали звонить: "Где репортаж?" "Так здесь же ничего не происходит", - удивленно отвечал репортер. И действительно в его компьютере ничего не происходило, а других способов общения с жизнью он просто не знал.
Журналистика вся на виду. Во все времена ей есть кем гордиться: наш небосклон никогда не бывает без звезд. Читатель верит им и платит деньги не только за то, чтобы быть в курсе событий, но и за общение с любимыми авторами. Но совсем не обязательно знать журналистику изнутри, чтобы видеть, как много паразитов слетелось на этот мед пусть маленькой, но общественной известности. В журналистике, видимо, образовались какие-то пустоты, которые и заполнили пластмассовые мальчики и девочки.
Я совсем не за то, чтобы журналист обязательно проходил горьковские университеты, но какое-то минимальное знание жизни людям, рассказывающим о ней другим, необходимо? Когда к тебе приходит журналистка и спрашивает: "Какие вопросы я вам должна задать?" или: "Расскажите что-нибудь о себе", то краснею я, а не она. Что-то размыло для них фундамент профессии - любопытство к жизни. Хорошо, что они такие занятые собой, благополучные, но, когда самое сильное в судьбе впечатление - фильм "Челюсти" и попойка в девятом классе, трудно требовать от таких "мастеров пера" ярких слов и сильных чувств. Читателю не передаются заключенная между слов и строк энергия, обаяние мысли, трепет - их просто нет, да и взяться неоткуда. Пластмасса ведь не горит, она лишь плавится и при этом коптит.
Копоть возникает на месте сенсаций, острых мыслей, репортажей, где жизнь во всей ее прелести и горечи можно, кажется, попробовать на вкус. Вместо этого пафос на месте смелости; шутки ниже пояса на месте чувства юмора, бесконечное "я" как рецидив полного отсутствия интереса к непластмассовому миру, к жизни за границей собственных капризов.
Кроме таланта у журналистики нет секретов. Как говорил замечательный репортер и учитель целого поколения известинских репортеров Андрей Иллеш, заметка бывает хорошая или плохая - вот и весь секрет.
Может быть, есть биологическая загадка лишь в том, почему "пластмассовые мальчики" так медленно взрослеют. Это нормально, когда мужик вокруг сорока изображает из себя не понятое никем юное поколение? Эти инфантильные дядьки с какой-то милой непосредственностью формулируют свое главное кредо: мы на все "забили". При этом капризничают: "Старики перешли нам дорогу". "Ребята, - хочется сказать им, - вытащите палец из носа, поезжайте куда-нибудь, напишите заметку - прославьтесь!"
Недавно Владимир Познер закончил свою программу "Времена" чтением довольно длинной статьи из "Интернешнл геральд трибюн". Я же подумал, что редкая российская газета или журнал такой текст о противоречивом и простом человеке, приютившем во время войны девочку, напечатал бы. Маятник нашей журналистики очень сильно качнулся от литературного, несвободного письма советской эпохи к текстам, холодно безразличным по принципу: "Меня послали - я написал".
Конечно, авторы таких текстов, эти "пластмассовые мальчики и девочки" на виду потому, что им кто-то платит. За что? Что такого прекрасного они продают на рынке, кочуя из издания в издание? За что им всегда гарантирована "штука баксов", а то и не одна? Наверное, не будь такого ажиотажа на рынке информации, не появись вместе с профессиональными издателями такие же пластмассовые миллионеры, чьи капиталы сформировались куда раньше вкусов, а чувство прекрасного остановилось на каталоге готовой одежды от Джорджи Армани, наша журналистика могла бы взрослеть немножко по-другому.
Считается достаточным, что владелец рискует деньгами. Судьбы журналистов, престиж марки - все это не в счет. Но послушайте, почему покупка Малого театра или Третьяковки с дальнейшим закрытием наскучившей игрушки - это абсурд, а использование таким вот образом не мене важного для культуры и истории Отечества журнального или газетного бренда - это нормально. Кто-то вспомнит историю "Общей газеты": купили, несколько месяцев поиграли и прихлопнули. Совсем недавно некий богатый молодой человек решил побаловать себя изданием российского "Ньюйоркера". Финансовая перспектива такого проекта на нашей почве была очевидна, но "Новый очевидец" появился, талантливые авторы были собраны, выпуск налажен. Через несколько месяцев такое развлечение молодому человеку надоело - журнал в момент прикрыли.
Хотел бы быть понятым: написанное - не оценка противостояния поколений в журналистике. Болезненная эволюция и полезна, и неизбежна. Молодежь всегда актуальней, кожей чувствует новое время и новые парадоксы. Но у журналистики, как и у любой профессии, должен же быть внутрицеховой иммунитет. Хотя бы для того, чтобы всех не судили по "пластмассовым мальчикам".
Текст 7 УЧЕНЫЕ-РАЗБОЙНИКИСЕРГЕЙ ЛЕСКОВ
Сообщения о том, что ученые занимаются криминальной деятельностью, нарастают с пугающей скоростью. Доктора наук вплоть до академиков продают секреты иностранцам, врачи торгуют органами, гуманитарии обкрадывают музеи, преподаватели берут взятки. Пусть некоторые обвинения кажутся высосанными из пальца, общая картина не меняется. Русская интеллигенция, которая была носительницей высшей духовности, все ближе смыкается с преступным миром. Кличка "Доцент" из советской киноклассики уже не кажется пародийной.
Вопрос о взаимосвязи нравственности и знания волновал человека с тех пор, как были созданы первые этические системы и появились зачатки науки. Китайский мудрец Лаоцзы выводил нравственность из свойств ума, накопившего знания. Мудрейший из мудрых Сократ считал, что зло есть результат незнания. В буддизме одной из трех главных драгоценностей является очищение ума, а одним из трех главных ядов - невежество. Гегель в диспуте с Кантом вывел единый идеал знания и нравственности. Высказывались и другие мнения. Мао Цзэдун учил: "Больше читаешь - умнее не станешь". Самой отсталой частью общества великий кормчий считал интеллигенцию, которую в ходе культурной революции и отправил в деревню на перевоспитание.
Имеется ли зависимость между собственно научной деятельностью и нравственностью? Когда преступление совершает, скажем, завмаг или кассир, мы не выражаем удивления. Ученые до последнего были на особом счету. Наука, рожденная в лоне христианской культуры, изначально требовала веры ученого в объективность и вечность законов Природы. Вера в познаваемость законов Бога предполагала веру в Бога. В XX веке появились ученые-атеисты, но все, кто создавал современную науку, были глубоко верующими людьми - Галилей, Кеплер, Декарт, Паскаль, Ньютон, Лейбниц, Мендель, Пастер. Ученые всегда отличались повышенной личной взыскательностью. Из фашистской Германии особенно велика была эмиграция ученых, хотя востребованность их услуг была значительной. В блокадном голодающем Ленинграде ученые сохранили генофонд зерна, собранный Николаем Вавиловым.
Представить, что Ньютон обобрал Монетный двор, которым руководил, невозможно. Менделеев не мог брать взятки на экзаменах, а Попов ни за какие лиры не продал бы свое изобретение итальянцам. В современной России честный доцент воспринимается как нелепость и обуза, сметка докторов наук проявляется в поиске западного покупателя. Если считать, что интеллигент - это человек, соединяющий в себе знания и нравственность, то второе слагаемое сегодня отпало. Ученый, перестающий творить, уже не равняет себя с Богом и приходит к убеждению, что ему все можно. Интеллигенция мутировала и лишилась профессиональной этики, о которой слагались восторженные оды.
Но считать, что вина за нравственный упадок лежит лишь на самой интеллигенции, было бы наивно. Когда-то Фрэнсис Бэкон сказал замечательные слова: "Знания - сила". Нынче эта мудрость потеряла актуальность. Нам ближе другое изречение Бэкона: "Возможность украсть создает вора". Наука, образование, культура оказались на обочине внимания общества, бизнеса и государства, и единичные визиты лидеров в отдельные институты и музеи общей картины не меняют. Ученые не получают задания, они не востребованы. Мы не обеспокоены созданием нового интеллектуального продукта, охраняется лишь старое добро, висят замки, стоят заборы. И почти неизбежно интеллектуальная элита, забывая о великих сражениях, превращается в подобие обленившейся армии на постое, начинает мародерствовать. И ничего не изменится, пока общество не осознает, что создавать новое эффективнее, чем охранять старое.
Инвестиции в высокотехнологичный сектор в США - $17 млрд, в России - $60 млн, причем только четверть имеет российское происхождение. Диспропорция чудовищная, глупая, недостойная. И результат неизбежен. Но если наука все ближе к криминалу, то, может быть, преступники спасут науку? Такие случаи бывали. В "Тысяче и одной ночи" халиф Гарун аль-Рашид рыдал от умиления, слушая историю крупного ученого и раскаявшегося разбойника Ибн Фудейля. Неужели призовем ушкуйников к синхрофазотрону?
1
Кайда Л.Г. Авторская позиция в публицистике (функционально-стилистическое исследование газетных жанров): Дис. .д-ра филол. наук. М., 1992; Ее же. Декодирование эссе - жанра без возраста и границ // Стилистика текста: от теории композиции - к декодированию: Учеб. пособие. М.: Флинта: Наука. 1-е изд. - 2004; 2-е изд., испр. и доп. - 2005.
2
Одинцов В.В. Стилистика текста. М., 1980. С. 51.
3
Кайда Л.Г. Композиционная поэтика публицистики: Учеб. пособие. М.: Флинта: Наука, 2006.
4
Монтень М. Опыты: В 3 кн. Кн. 1. М.: Голос, 1992. С. 5. В дальнейшем ссылки даны на это издание, в скобках указаны том и страницы.
5
Там же.
6
Монтень М. Указ. изд. Кн. 2. С. 82-87.
7
Цит. по: Бернстайн Л. Почему именно Бетховен? // Независимая газета. 1993. 22 января. С. 7.
8
Бореев Ю. Эстетика. Теория литературы: Энциклопедический словарь терминов. М.: Астрель: АСТ, 2003. С. 427.
9
См. подробный анализ этого эссе в работе М. Эпштейна "Законы свободного жанра" (Эпштейн М. Все эссе: В 2 кн. Кн. 1. В России. Екатеринбург: У-Фактория, 2005. С. 490-492).
10
Монтень М. Об опыте. Указ. изд. Т. 3. Гл. XIII. С. 330-390.
11
Эпштейн М. Все эссе. Указ. изд. Т. 1. С. 490.
12
Культура русской речи: Энциклопедический словарь-справочник. 2-е изд. М.: Флинта: Наука, 2007. С. 545.
13
См.: Амелин Г. Лекции по философии литературы. М.: Языки славянской культуры, 2005. С. 90.
14
Там же. С. 347.
15
Бахтин М.М. Проблема текста в лингвистике, филологии и других гуманитарных науках // Литературно-критические статьи. М., 1986. С. 473.
16
Волошинов В. Марксизм и философия языка. Основные проблемы социологического метода в науке о языке. Л., 1930. С. 19.
17
Там же. С. 87.
18
Бахтин М. Проблема текста в лингвистике, филологии и других гуманитарных науках: Опыт философского анализа // М. Бахтин. Эстетика словесного творчества. М., 1986. С. 298.
19
Бахтин М. Из записей 1970-1971 годов // М. Бахтин. Эстетика словесного творчества. Указ. изд. С. 377.
20
Бахтин М. Проблема текста в лингвистике, филологии и других гуманитарных науках: Опыт философского анализа // Эстетика. С. 306.
21
Волошинов В. Марксизм и философия языка // Вопросы философии. 1993. № 1. С. 65.
22
Там же. С. 67.
23
Бахтин М. Из записей. С. 365-366.
24
Там же. С. 366.
25
Бахтин М. К методологии гуманитарных наук // Эстетика. С. 393. Статья впервые была напечатана под заголовком "К методологии литературоведения" в сборнике "Контекст - 1974" (М., 1975). Отредактированная автором, была опубликована уже после его кончины в примечаниях ко второму изданию "Эстетики словесного творчества" (М.: Искусство, 1986. С. 429-431) впервые напечатаны заметки "К философским основам гуманитарных наук", написанные М. Бахтиным еще в конце 30-х или начале 40-х годов, которые и легли в основу статьи.
26
Thomson C. Bakhtin - Baxtin - Bachtine - Bakutin. "Roman und Gesellschaft: Internationales Michail Bachtin - Colloquium". Jena, 1984. S. 60. Цит. по: Махлин В. Бахтин и Запад (Опыты обзорной ориентации) // Вопросы философии. 1993. № 1. С. 98.
27
Malcolm V. Janes. Dostoevsky after Bakhtin: Readings In Dostoevsky's fantastic realism. Cambridge UP, 1990. P. 22. Цит. по: Махлин В. Бахтин и Запад. Указ. изд. С. 101.
28
Lasaro Carreter F. Prologo // L. Kaida. Estilistica functional rasa. Madrid: Catedra, 1986. P. 12.
29
Garcia Berrio A. Teorf a de la literatura. Madrid: Catedra, 1989. P. 162.